If The Story Is Over

Песня, которую упоминает Тошимаса, вместе с вариацией: http://pleer.com/tracks/5052800zBFt http://pleer.com/tracks/8472398vI6N       Я ехал к Каору со странным, тяжёлым чувством, поселившимся внутри со вчерашнего вечера. В колонках по кругу крутилась одна и та же песня в разных вариациях, а я кусал губы и старался сосредоточиться на дороге. Слова Шиньи словно заели в мозгах, и я не раз успел их примерить на себя. Оставить прошлое в прошлом? О чём он – или, вернее, о ком? Значило ли это, что и я должен оставить Каору в покое и дать ему возможность жить самому и дальше? Но я понимал, что не смогу этого сделать. Наверное, я эгоист. О да, Тошия, ты всегда был удивительно самокритичным. Вот только до добра это не доведёт.       Ниикура встретил меня искренней улыбкой, но легче мне от этого не стало. Я ведь так и не знал, к чему они пришли вчера с Терачи. Так что лучше не радоваться преждевременно. - Так непривычно видеть тебя в строгом костюме, – Каору откровенно разглядывал меня, а я почти смутился. – Вам очень идёт, профессор. Теперь нежный, акварельный румянец демонстрировал я. О, Тошия, как это мило... Заткнись. - Спасибо, – а что ещё я мог ответить на прямой комплимент? Ресницы томно опусти, придурок. Соблюдай антураж, как говорится. Когда-нибудь я убью свой внутренний голос, клянусь. - Я очень рад за тебя, – продолжал Каору, словно не замечая моего смущения. Или это просто такая тонкая издёвка? – Ты всегда заслуживал большего. А ты продолжаешь рисовать? Угу, как же. Малярной кистью и валиком по стенам. Ремонт в стиле "бешеная абстракция". - Да, время от времени, которого у меня, к сожалению, не так много, – это было почти правдой. - Кстати, ты мне так и не рассказал о своей учёбе, – я разглядел в глазах Каору интерес, и тут меня понесло. Я соловьём разливался, живописуя Ниикуре итальянские пейзажи, кухню и темпераментность местного населения. - Я бы хотел, чтобы мы с тобой непременно там побывали. Уверен, что тебе понравится Италия, – я заметил, как брови Каору удивлённо поползли вверх, и заподозрил неладное. - Мы? – переспросил Ниикура, а я утвердительно закивал головой, как китайский болванчик. Да, Каору, мы. Вдохнуть воздух Тосканы, пропитанный солнцем и свободой. Пройтись по местам боевой славы Ромео и Джульетты... Стоп, Тошия, это уже лишнее. Не торопи события. - Я здесь ещё не разобрался, а ты уже про Италию говоришь, – усмехнулся Каору. – Но начало положено. Вчера Шинья извинился, мы разобрались в нашем отношении друг к другу и решили, что следует позволить прошлому существовать только в воспоминаниях и не мешать настоящему и будущему. Ба-бах. Выстрел прямо в сердце. Впервые на моей памяти Каору назвал Шинью по имени. Хорошо поговорили. Содержательно. Включите, пожалуйста, "Реквием" – я буду оплакивать свои мечты. - Я рад за вас, – да ни хрена я не рад! Не верь мне, Каору, прошу. Я сейчас похож на Пьеро с его плохо скрытой печалью. Все мои улыбки вымучены, слова фальшивы, а глаза готовы пролиться солёной влагой. - А мне, представляешь, Шинья работу предложил в своём издательстве. Плачь, Тошия, твоя роль так тебе подходит. Бедный обманутый Пьеро, твои кукольные страдания никого не интересуют. Продолжай улыбаться сквозь слёзы – публика требует хэппи-энд. Но я отчего-то не слышу аплодисментов. - И что ты решил? – осторожность прежде всего. Я затаился, ожидая ответа Ниикуры. Да я на защите диплома меньше волновался! Что ты со мной делаешь, Каору? - Я ещё ничего не решал, – пожал плечами Ниикура. – Хотел сначала с тобой посоветоваться. Челюсть моя, где же ты, где? Охренеть доверие. - Посоветоваться? – глупо переспросил я. Надежда проскользнула участившимся пульсом и затаилась в глубине сердца. – А я хотел поговорить с тобой о твоём будущем. О нашем, Каору, но ты это и так понимаешь, без слов. - Я и сам не знаю, куда мне идти после выписки, – Ниикура опустил глаза. – Возвращаться в Йокогаму не хочу, оставаться в Токио – тоже, а про Такарадзуку и разговора быть не может. Такое ощущение, что у меня просто не получается найти место, где мне будет хорошо. Я хочу иметь дом. С мансардой. Маленький сад. Вечерами пить чай на веранде и вдыхать аромат слив. А потом до поздней ночи работать над очередной книгой. Глупые мечты для почти сорокалетнего мужчины, правда? – Каору смутился и отвернулся, скрывая лицо за волосами. Счастье... есть? Я боюсь поверить в это. - У тебя замечательные рассказы, Каору. Тебе нужно обязательно продолжать писать, – в его взгляде, направленном на меня, читалась такая надежда, что я больше не смог ждать. – И я знаю место, где сбываются мечты. Какая махровая романтика. Тебе самому не противно, Тошия? Ты ему ещё прогулки под луной предложи, навеки застывший в подростковых соплях придурок.       Каору только усмехнулся на мои слова, но ни переспрашивать, ни уточнять не стал. Я почувствовал себя обиженным. Он мне не верил. Да, он имел на это полное право, но я всё же до последнего надеялся на тот сценарий, о котором уже говорил – ну, про "долго и счастливо". И ни черта у меня не получалось. Но сдаваться я не собирался. Это же не в моих привычках, помните? В тот раз мы так ни до чего и не договорились, как и в следующий. Но через две недели, когда я приехал за Каору и, выслушав напутствие лечащего врача – более симпатичной версии Андо, надо сказать, словно на нём уже родители исправляли недочёты премьерной модели – отправился в палату, Ниикура без разговоров и вопросов пошёл за мной. Неужели доверяет? Тошия, ты действительно настолько слеп или просто притворяешься? Ему просто некому больше верить и некуда идти. А ты пользуйся его покорностью, пользуйся – не всё же Шинье, в конце концов. О, да заткнись же ты!       В машине Каору неожиданно завёл разговор о деньгах – вернее, об оплате за лечение. Сказал, что у него есть кое-какие накопления, но я наотрез отказался их брать – ещё чего не хватало. Ниикура упирался, но я уговорил его потратить эти деньги на новые вещи. Каору неожиданно покраснел и всю оставшуюся дорогу молчал. А у меня внутри всё пело – неужели он так легко мне доверился? Неужели мои шансы стремительно растут? Это казалось невероятным. Я то и дело посматривал на Каору, но тот, казалось, был увлечён проносящимися мимо пейзажами, и только когда мы миновали въезд в город, встрепенулся: - Камакура? Ты живёшь здесь? Давно? - Нет, всего пару месяцев, – не стал врать я. – Я устаю от шума, поэтому решил переехать сюда. И пока ни разу об этом не пожалел. Врёшь, маляр дипломированный. Напомнить, что ты говорил, когда испачкал в краске любимые джинсы? То-то же.       Я успел поставить машину в гараж, а Каору так и стоял, разглядывая дом и не решаясь пройти дальше. Я устроил Ниикуре мини-экскурсию, хотя в феврале красоты особой не найдёшь. Но даже сад в зимнем убранстве – голый и мокрый – произвёл на него должное впечатление. Никогда не подумал бы, что Каору ценит красоту в стиле "ню". Не обольщайся, Тошия, твоё "ню" может впечатления не произвести вообще. Даже мокрое. Тоже мне, Аполлон нашёлся. Японская версия.       Я отвёл Ниикуру в мансарду, которую полностью выделил для него. Он ничего не спрашивал, не говорил вообще, и мне оставалось только догадываться, о чём он сейчас думает. Я оставил его разбирать вещи, а сам спустился в кухню – приготовить какой-нибудь нехитрый ужин. Можно было, конечно, устроить маленький праздник, но я так боялся что-нибудь испортить от волнения, что решил не изощряться.       Ужин проходил всё в том же молчании. Я чувствовал скованность Ниикуры, но понятия не имел как избавиться от этого. Что нужно говорить в таких случаях, я не знал, поэтому решил не говорить ничего. Не самое, наверное, мудрое решение, но за неимением лучшего годилось и это. Потом я мыл посуду, а Каору курил в открытое окно, но ни слова между нами произнесено так и не было. Это уже начинало напрягать. Ниикура затушил окурок в пепельнице и, пожелав мне спокойной ночи, ушёл наверх, а я ещё долго сидел на кухне, бездумно глядя перед собой. Поведение Каору настораживало. Наверное, на него слишком много свалилось в последнее время, и он попросту ещё не пришёл в себя. И кто, спрашивается, его загнал в такую ситуацию? Разумеется, человек с тонкой душевной организацией. Ты идиот, Тошия, и это уже не лечится. Со своим внутренним голосом в тот момент я был согласен полностью.       Было около двенадцати, когда я, приняв душ, завалился спать. Думал, что не смогу уснуть, но на удивление быстро провалился в сон. Даже не успел толком продумать планы на завтрашний день.       За наспех задёрнутыми шторами было ещё темно, когда я проснулся – мой привычный уже сон стал ощущаться в разы реальнее, и это заставило меня чуть ли не подскочить на кровати. Каору.       Его губы скользили по моей груди, отросшие волосы щекотали обнажённую кожу, а сам я гладил ладонями его плечи. Мне было запредельно хорошо. Сознание уплывало, в голове шумело, и мне совершенно не хотелось останавливаться. Этот сон был самым лучшим из всех, и я даже не сразу понял, что сном он не был. Твою мать.       Я оттолкнул Каору, вскочил с кровати и опрометью кинулся вон из спальни. Я не должен был позволять себе... Но ты позволил, не отрицай.       Накинув на голые плечи куртку и буквально впрыгнув в ботинки, я вылетел на веранду. Пижамные штаны не грели ни черта, но мне было просто необходимо охладить пыл. Яйца отморозишь – кому тогда вообще нужен будешь? Да плевать.       Я успел основательно продрогнуть, когда сзади послышался звук открывающейся двери, и голос Каору – холодный, насмешливый, так не похожий на обычный его голос – спросил: - Разве ты не этого хотел? - Нет! – вырвалось у меня. Каору усмехнулся: - Что, брезгуешь после Шиньи? Тебе всё можно, Тошия, ты ж у нас маньяк латентный. И мне сорвало все тормоза. - Я не хочу так, понимаешь? Мне не нужны твои жертвы! Моя постель – не алтарь для жертвоприношений! – наверное, я орал, превращая наше личное дело в достояние общественности. Ничего, соседи потерпят, не сахарные.       Я с такой силой впечатал Ниикуру в стену дома, что, не сделай я капитальный ремонт перед заселением, мы бы точно умерли в один день. Каору непонимающе смотрел на меня широко раскрытыми глазами, и я не сдержался, впиваясь в его рот так, словно душу выпить хотел. Постепенно злость уходила, уступая место нежности, и я обхватил ладонями его лицо, превращая поцелуй в мягкий и чувственный. Ой, ну кому ты врёшь, Тошия? Каору даже губами не шевельнул ни разу, а ты тут о чувственности рассуждаешь. Кретин безмозглый.       Я заставил себя оторваться от его губ. Нужно было объясняться, а я не хотел никаких слов – только чувствовать его в своих объятиях. Но ситуация требовала разрешения, и я, собрав волю в кулак, заговорил первым: - Каору, зачем ты вообще всё это начал? - Я не дурак, – хмыкнул Ниикура, – и понимаю что ничего просто так не делается. Ты нашёл меня, оплатил лечение, привёз к себе – и что, думаешь, я не понял, чего именно ты хочешь взамен? Логично. А об этом ты не подумал, Тошия. Всё оказалось так просто...       Я отпустил его и отошёл, обещая себе, что без его согласия я и пальцем к нему не прикоснусь. Было так больно, что горло судорогой сводило. Какая же отвратительная ситуация... Гаже и вообразить трудно. - Я люблю тебя, Каору, – мой голос звучал хрипло и незнакомо. – Давно и как дурак. С тех пор, как увидел тебя в столовой. Прости, если тебе это неприятно слышать. Но я думаю, нам нужно сразу прояснить ситуацию, чтобы в дальнейшем между нами не возникало подобных недоразумений. - Я уже говорил, что не хочу никаких отношений, – заговорил Ниикура, судорожно хлопая ладонями по карманам куртки в поисках сигарет. – Чёрт, я сигареты оставил на кухне. - Я принесу, подожди. Заодно хоть джинсы надену, – я мельком глянул на свои пижамные штаны и порадовался, что они однотонные, а не в каких-нибудь мишках или утятах. Да, такого колоритного признания в любви у Каору точно не было. Вечеринка в пижамах зимой на веранде. Но в боксёрах и куртке я выглядел бы менее презентабельно. О да, брюки – вот атрибут настоящего мужчины. Расскажи это шотландцам, Тошия, они оценят твой юмор.       Когда я вернулся на веранду, неся в руках пачку сигарет и плед, Каору сидел на ступеньках крыльца. Я опустился рядом, отдал ему пачку и набросил плед на его плечи. Ниикура благодарно кивнул и закурил. Я с тоской вглядывался в ночную тьму, разрезаемую светом фонарей, и ждал продолжения разговора. - Прости, – выдохнул Каору вместе с сигаретным дымом, а я подумал, что мне послышалось. – Мне действительно следовало просто задать все интересующие меня вопросы, а я решил, что лучше всех всё знаю. Но, с другой стороны, разве ты бы так просто мне признался в своих чувствах? Ниикура повернулся ко мне, а я даже на ступеньках заёрзал от такой прямой постановки вопроса. - Ну... нет, наверное... - Ты пойми меня правильно, Тошия, я ведь не жду ничего хорошего ни от кого. Потому и подозреваю. Неправильно, знаю, но жизнь меня научила многому. А ведь я всего лишь хочу спокойной жизни, хочу заниматься любимым делом и ни от кого не зависеть. А тут получается, что я целиком и полностью завишу от тебя. Не хочу быть содержанкой, – Каору стряхнул пепел прямо на ступеньки, а я отметил про себя, что обязательно утром вручу ему веник. Ибо нефиг. - А тебя никто и не собирается держать здесь в этом качестве, – слишком уж резко, на мой взгляд, но меня очень задели его слова. – Я как раз хотел поговорить с тобой о планах на будущее. Только, разумеется, не при таких обстоятельствах. - Считай, что мне не терпелось об этом узнать, – невесело засмеялся Каору, оглядываясь в поисках пепельницы, и я подтолкнул к нему жестянку из-под краски. Вот чёрт, как же я её не заметил, когда мусор собирал? - Дайске что-то говорил о том, что ему помощник нужен – он же агентство своё открывать собирается, – вспомнил я недавний разговор с Андо. – Заодно и с выставкой ему поможешь, а то мне всё некогда, а сроки уже поджимают. - За меня опять всё решают? – Каору яростно затушил окурок. – Почему никому из вас ни разу не пришло в голову спросить меня о том, чего я хочу? - А решать тебе, – я постарался говорить как можно спокойнее, хотя внутри аж клокотало всё, до того хотелось устроить скандал. Желательно с мордобоем. – Я ни к чему тебя не принуждаю и прошу только одного: чтобы ты остался здесь. - В качестве кого? – уточнил Ниикура. - В качестве друга. На дружеские отношения, надеюсь, ты способен? – меня уже ощутимо потряхивало, но не от холода, а от накатывающей волнами ярости. То ли я никогда не знал Каору, то ли его действительно жизнь изрядно потрепала. – Я не собираюсь тебя ни к чему принуждать. Без твоего согласия и желания не будет ничего. Вообще ничего.       Говорить больше не хотелось, да и не о чем было, если честно. Эти ночные посиделки выбили меня из колеи, и я радовался тому, что завтра – вернее, уже сегодня – выходной, иначе на работе я был бы амёбой. Я ушёл в дом, оставляя Каору разбираться в себе. Наверное, ему понадобится время, а мне уже ничего не хотелось. На смену ярости пришло опустошение. Я разделся и забрался под одеяло, стараясь согреться и поскорее уснуть. Но сон не шёл; я слышал, как Каору ходил по дому, а потом его шаги затихли наверху. Я сильнее закутался в одеяло, но всё никак не мог согреться. Долго лежал, глядя в потолок и думая о том, как теперь жить дальше, но так ничего и не придумал. Мысли путались, отказываясь выстраиваться по порядку, а я вяло злился. Сон сжалился надо мной только когда за окном слабо забрезжил рассвет.