If The Story Is Over

Саундтрек к главе: http://pleer.com/tracks/4753089gOdS       И Каору ушёл. Так просто и буднично, словно и не было между нами ни дружбы, ни признания моего, ни его заботы. Я молчал, сглатывая слёзы, не желая верить очевидному. Мою попытку остановить Каору пресекла мама, тихо прошипев: "Стой молча". Ниикуре же она мило улыбнулась: - Всего доброго, Каору-кун. Было очень приятно познакомиться с тобой. Каору поклонился и, подхватив сумки, спустился с крыльца. Я смотрел ему вслед, отчаянно желая броситься за ним и остановить, не отпускать никуда, но мамина рука держала меня крепко.       Хлопнула автомобильная дверца, и жёлтое такси унесло от меня человека, которого я любил. Было больно. Невыносимо, до острых иголок в сердце, до пелены слёз перед глазами. Почему? Хотелось спросить Ниикуру – что я сделал не так? Где ошибся? Но его больше не было рядом и задавать вопросы стало некому. Внутренний голос подозрительно молчал, а я сейчас нуждался даже в его вечном сарказме. - Ничего с ним не случится, – нарушила молчание мама, утягивая меня в дом. Я не сопротивлялся. Стало пусто и безразлично. – Пусть побегает, поиграет в самостоятельность, поживёт без тебя – посмотрим, на сколько его хватит. Ишь, резвый какой. А ты, – мама ткнула в меня пальцем, – только попробуй навести хоть одну справку о нём – убью на месте. У тебя теперь другая жизнь и человек, о котором нужно заботиться. Я кивнул, соглашаясь. Мама, как всегда, была права. Но что делать с чувством, кто мне подскажет? А забей ты на него. Имей хоть каплю собственного достоинства, тряпка ты половая. Все правы, да. Разбудите меня, когда это всё закончится, ладно?       И потянулись дни без Каору. Я завертелся, как белка в колесе, разрываясь между работой и домом. Хотел даже отказаться от кафедры, но мама быстро прочистила мне мозги, и я выкинул эту идею из головы. Было тяжело, особенно первое время. А потом я постепенно привык, втянулся и даже стал получать удовольствие от общения с Аямэ. Мама оставалась со мной, уезжая в Нагано только на выходные, чтобы проведать бабушку. Я быстро освоил науку кормления, смены подгузников, купания и прочих необходимых вещей. Осень вступала в свои права яркими красками, и вечерами мы с Аямэ сидели на веранде – вернее, я сидел, а она лежала в коляске. Я мог говорить с ней обо всём, а она слушала и время от времени угукала, пока не засыпала, и тогда я относил её в дом и укладывал в кроватку, а потом долго ещё сидел и думал о том, что всё у нас хорошо, только не хватает Каору рядом.       Несколько раз приезжал Дайске. От него я узнал, что Каору так и работает у него, много пишет и категорически не желает говорить обо мне. Он снимал квартиру неподалёку от агентства Андо – Дай пытался всучить мне его адрес, но я отказался. К чёрту. Не хочу навязываться. Он знает, где я живу. Захочет – вернётся. Дайске похлопал меня по плечу и пожелал терпения. Каору по-прежнему был в себе, закрытый ото всех. Мне не удалось растормошить его – что ж, значит, не так это делал. Моя вина. Да какая теперь уже разница...       Каждую неделю я делал уборку в мансарде, то и дело натыкаясь на забытые второпях Каору мелочи: пачку сигарет, зажигалку, ручку, закладку... Но ничего не трогал – рука не поднималась. Не то чтобы надеялся на что-то, просто мне казалось это правильным. Я понимал, что имею полное право выкинуть всё это из своего дома и из жизни, но так и не сделал этого. Глупое свойство человеческой натуры – в глубине души верить и надеяться. Даже когда нет никаких причин для этого. Такой вот я сентиментальный дурак.       Наверное, будь я один, давно бы сошёл с ума от безысходности, но у меня была дочка, и я полностью посвятил себя ей. Фотографировал её первые улыбки, смешные рожицы, а потом развешивал эти фотографии по стенам – целую галерею собрал. Шинья смеялся надо мной, говорил, что и представить себе не мог, что я буду таким сумасшедшим отцом. О Каору мы не говорили – только один раз Терачи сказал, что он готовит новую книгу в следующем году. Я искренне порадовался за него – наконец-то у человека стала налаживаться жизнь, а мечты стремились к воплощению в реальность. Наверное, я всё-таки перекрывал Каору кислород своими чувствами и заботой. Что ж, как умею, так и люблю.       Но боль от ухода Ниикуры ни в какое сравнение не шла с той болью, которую я испытал зимой. Сначала всё было хорошо: Аямэ развивалась нормально, была достаточно активной, только почти не плакала и была какой-то бледненькой, но мама уверяла меня, что и я был таким же в детстве. Я проводил с ней всё свободное время, на Новый год к нам приехала бабушка, так что было весело и празднично. А в конце января грянул гром.       Была пятница, мама уехала в Нагано, как обычно, а я покормил Аямэ, почитал ей сказку – я был уверен, что она всё понимает, – и какое счастье, что я не ушёл сразу, а решил немного посидеть с ней после того, как она уснула. И сначала даже не понял, что произошло: у Аямэ начали синеть губы, она стала задыхаться, и я запаниковал. Дрожащими пальцами набрал номер "неотложки", назвал адрес и получил инструкции по оказанию первой помощи. Я боялся, что врачи не успеют, что я ничего не смогу сделать – моя девочка умирала на моих глазах, а я оказался совершенно бессилен.       Потом в ушах стоял вой сирены, перед глазами мелькали белые халаты, а я шептал про себя слова молитвы – никогда этого не делал, а тут вдруг проникся. Маме звонить не стал, не хотел её беспокоить, пока врачи не вынесут свой вердикт. Долго сидел в стерильном коридоре больницы, вздрагивая от каждого звука – мне казалось, что вот сейчас выйдет доктор и скажет, что я сволочь, а не отец, и не смог уберечь ребёнка. Руки дрожали, да меня всего трясло, пока, наконец, не открылись двери и немолодой мужчина остановился передо мной. - Хара-сан? Я кивнул. - Нам нужно поговорить, но не здесь. Я покорно поднялся и пошёл за врачом, уже не надеясь на хорошие новости. - Меня зовут Исоно Хироши, я заведующий детским кардиохирургическим отделением. Сейчас я осмотрел Вашу дочь и пока выписывать её не собираюсь. Вы знали о том, что у неё врождённый порок сердца? Мир покачнулся. - Нет. Чего я ещё не знал? А куда смотрели врачи при регулярных осмотрах? - Я запросил данные Вашей дочери. Странно, что никто из моих коллег не обратил внимания на странный сердечный ритм. А шумы в сердце... Впрочем, Вам это ни о чём не скажет. Девочку нужно оперировать. И оперировать сейчас, пока время позволяет. - Прямо сейчас? – тупо переспросил я. Исоно-сенсей рассмеялся: - Ну, зачем же так радикально? Нет, сначала понаблюдаем, обследуем, подготовим, а потом уже и в операционную. - Я могу увидеть Аямэ? - Конечно. Отец, – прищурился врач, – что Вы уже себе навоображали? И обвинили, наверное, себя во всём, да? Я кивнул и опустил голову. - На самом деле, Вы ни в чём не виноваты. Ну, разумеется, кроме того, что не уследили за своей женой – наверняка она во время беременности перенесла какую-нибудь инфекцию. - Какой ещё женой? – я непозволительно медленно соображал, но мне простительно, ведь все мои мысли были заняты Аямэ. - Простите? – переспросил врач. – Вы разве не женаты? - Я опекун Аямэ. Она моя племянница. Я её мать в глаза не видел никогда. Она... умерла. А отец отказался от девочки. - Извините. Я подумал, что... - Правильно подумали. Я считаю её своей дочерью. - Если хотите, я подам на квоту, чтобы девочку прооперировали за счёт государства, – осторожно предложил Исоно-сенсей, но я помотал головой. - Не нужно. Деньги у меня есть. Но спасибо за предложение. - Как скажете. Вас проводить в палату? А детали лечения я расскажу Вам позже, после всех обследований, договорились? Не хочу сейчас утверждать что-то голословно, – улыбнулся врач. Он мне нравился. Приятный мужчина. Будем надеяться, что ещё и высококлассный специалист. Но это я уже проверю сам, по своим каналам. Доверять Аямэ какому-нибудь коновалу я не стану.       Потом позвонил маме, рассказал ей всё и кое-как убедил её не приезжать. Какая разница, сколько человек будет дежурить возле клиники, если толку от этого всё равно никакого.       Из больницы я уехал только утром – вернее, позвонил Шинье и тот забрал меня и отвёз домой, где я собрал самые необходимые вещи. Он предложил мне пока пожить у него, потому что его дом находился недалеко от клиники, где лежала Аямэ. До университета, конечно, было далековато, но это меня не беспокоило. Круглосуточное дежурство у постели дочери мне запретил лечащий врач, сказав, что в этом нет необходимости. А я никак не мог смириться с тем, что моя девочка лежит одна, под системами, а меня рядом нет. Страшно даже подумать, сколько нервных клеток положил Исоно-сенсей на разговор со мной, убеждая, уговаривая и объясняя. Я боялся. Боялся и не понимал, за что такая крошка мучается. Она ведь не сделала ничего плохого. Шинья возил меня в храм, но легче от этого не стало. Я не верил никому.       Терачи, чтобы отвлечь меня от таких мыслей, предложил подработку, и я согласился. Это действительно помогало, и по вечерам, после возвращения из больницы, я рисовал. Он рассказывал идею, а я её иллюстрировал. И понятия не имел, что мой хитрый друг просто пересказывал мне новую книгу Ниикуры. Правду я узнал потом, а в тот момент мне просто нужно было отвлечься и немного заработать. Все деньги уходили на лечение, а когда я увидел счёт за предстоящую операцию, то чуть не поседел. Ходил пришибленный, пока Шинья не вытянул из меня причину такого состояния. Через два дня нужная сумма была собрана. Мне помогли и друзья, и коллеги, и даже мои студенты. Я был очень тронут такой заботой.       Я спускался по лестнице со второго этажа, собираясь ехать в клинику, – Аямэ должны были оперировать в этот день – когда услышал внизу знакомый голос. Первым желанием было взлететь по лестнице наверх и переждать возможную встречу, но я подавил в себе этот приступ малодушия и вышел в холл. Наверное, нужно было поддаться своим желаниям. И помер бы дураком. Впрочем, Тошия, ты и так особым умом не отличаешься. Эх, послать бы тебя...       Шинья показывал Ниикуре мои рисунки, а тот внимательно их рассматривал, кивал, одобряя, и складывал в папку. Ну да, Терачи молодец – я бы не согласился рисовать для Каору. Даже за очень большие деньги. Не потому, что я держал на него зло или обиду, а просто запрещал себе даже думать о нём. Иначе всё моё таким трудом созданное спокойствие могло разлететься в пыль. Я не забывал его, просто не думал. Не искал встреч. Не спрашивал. Но сведения о его жизни всё равно просачивались сквозь выстроенную мною стену. Так и в тот день. Я не хотел знать заказчика рисунков, но узнал его. Морду кирпичом – и вперёд. И пусть он за тобой побегает. Да если бы...       Шинья вечно всё портит. Я бы, наверное, проскользнул к входной двери незамеченным, если бы он не поднял голову. - Ты уже уходишь? Я кивнул. Говорить не хотелось. Удерживать эмоции и страхи в себе оказалось слишком сложно. Я изо всех сил старался думать о хорошем, но не получалось – то и дело страх больше не увидеть мою девочку колол меня. Ночью спать не мог, до такой степени замучили кошмары – накануне пересмотрел на медицинских сайтах видеозаписи операций по коррекции тетрады Фалло. И хоть там всё заканчивалось хорошо, я не был уверен, что в нашем случае всё будет так же. У Аямэ такое крохотное сердечко – смогут ли врачи удержать в нём жизнь? Почему я не могу быть рядом с ней в этот момент? - Тошия? – я медленно поднял голову, встречаясь взглядом с Терачи, который смотрел на меня слишком уж обеспокоенно. – Не переживай, слышишь? Оглянуться не успеешь, а мы уже к вам свататься приедем.       Я вымученно улыбнулся – Шинья с Юмико меня очень поддерживали в эти нелёгкие дни. Но чем ближе был час операции, тем страшнее мне становилось. - Может, тебе такси вызвать? – Терачи уже стоял рядом со мной. – Тебе нельзя в таком состоянии за руль. - Да, спасибо, – кивнул я и снова опустил голову. Не хотелось сейчас никого видеть. Тошия, когда ты научишься быть честным? Ниикуру ты видеть не хотел. Это же ежу понятно.       Шинья вышел за телефоном, оставляя нас с Каору наедине. Только говорить нам было не о чем – давно уже, если честно. Он сделал свой выбор, я – свой, так какие могли быть претензии друг к другу, а заодно и точки соприкосновения? Ну, разве что бизнес Терачи. - Ты в порядке? – голос Ниикуры показался мне неуместно громким в повисшем между нами вакууме. - Да, спасибо, – ответил я, не поднимая головы. Скрипнули половицы – видимо, Каору неловко переступил с ноги на ногу. Что, неуверенность заела? Всё равно. - Тошия, выходи, такси подъехало, – положение спас Шинья, и я, поблагодарив его за заботу, вышел.       С Аямэ я успел побыть всего полчаса: что-то говорил ей, улыбался, а сам едва сдерживался. Она смеялась, а я старался запомнить её такой – на всякий случай. Комок в горле мешал дышать, когда я смотрел на её бледное личико. И хотя лечащий врач объяснил мне, что до шести месяцев ничего сделать нельзя, меня это слабо успокаивало. Я продолжал обвинять себя в невнимательности и слепоте. Аямэ увезли, а я спустился в вестибюль – остаться в отделении мне не разрешили. Исоно-сенсей заверил меня, что всё будет в порядке и он позвонит мне после окончания операции. Мне ничего не оставалось, кроме как поверить.       В вестибюле сновали люди, разговаривали, смеялись, но я воспринимал всё это фоном. Свободный диванчик у окна стал моим временным пристанищем – я смотрел на дождь, заливающий больничный городок, на смазанные фигурки людей, на подъезжающие и отъезжающие машины и совершенно растворялся во времени и пространстве. Ожидание тянулось бесконечно, таяло в воздухе, ползло дождевой водой по стёклам.       Диванчик скрипнул под чужим весом. - Ты извини, я не знал, что... Я медленно повернул голову. Рядом со мной сидел Ниикура. Я отстранённо отметил изменения в его внешности и отвернулся, теряя к нему интерес. - Тошимаса, послушай, я не хотел, чтобы всё так вышло, просто... - Какая теперь уже разница? – у меня не было ни малейшего желания разговаривать с ним. Не сейчас. Но Каору оказался настойчив. - Тебе сейчас нужна поддержка. - Ты сделал свой выбор, Каору, – я не смотрел на него, продолжая следить за ползущими по стеклу каплями. – У тебя сейчас другая жизнь – такая, какую ты хотел. Не нужно тратить своё время на пережиток прошлого.       Он хотел возразить, но к нам подошёл Исоно-сенсей и избавил от этого пустого разговора. - Хара-сан, поздравляю. Операция прошла успешно, и сейчас Ваша дочь уже находится в палате. Думаю, завтра сможете её навестить. Я смотрел на этого человека и с трудом подавлял в себе желание броситься ему на шею. Видимо, на моём лице это отразилось, так как врач усмехнулся: - Я понимаю Ваши порывы. Но я получаю деньги за свою работу, и деньги немаленькие. Это я знал. Как знал и то, что Исоно – один из лучших специалистов в стране. Но разве можно измерить деньгами благодарность? - Спасибо, – никогда ещё я не вкладывал в это простое слово столько искренности. Врач улыбнулся и отошёл от нас. Я рванул к выходу, желая вдохнуть пропитанный дождём воздух и ощутить себя снова живым. Про Ниикуру в тот момент я совершенно забыл.