Летучий Голландец

       Пока Томас маршировал до каюты капитана, он пытался припомнить, когда именно этот Уильям проник в их экипаж. Одно он знал точно - юноша появился незадолго до их нового путешествия и сразу же принялся вносить смуту в ряды матросов.        Георг, который ненавидел "чопорных, как треска" британских подданных во всей их сути, поднял бунт, заявив, что не поплывет на одном корабле с тем, чей пол даже сложно определить. Томас не обратил бы на это внимания, если бы не слова приятеля, но постепенно подобное радикальное настроение передалось и ему. Иногда они с Густавом и Георгом втроем довольно колко подшучивал над внешностью странного юноши, даже если тот проходил мимо. Каково же было их изумление, когда позже выяснилось, что именно "чопорную треску" назначили сопровождать «Голландца» в новую Ост-Индийскую торговую экспедицию, чтобы тот поднимал настрой команды религиозными проповедями.        Ван дер Деккен отчего-то счел это необходимостью. Долгие годы путешествий по маршруту до Индийских островов всегда проходили гладко, и он решил, что не хочет спугнуть фортуну, вот и принял решение позвать на борт духовника. Томас считал подобное "нововведение" сомнительным, ведь матросы больше верили в приметы, чем в религиозные учения, но решение капитана оспаривать он не решился. А сегодня офицер королевского флота вспомнил еще одну вещь: он не любил, когда посторонние без спроса шныряли по его кораблю.        Религия. Что было в ней такого, что заставляло людей класть жизни на ее алтарь? Разве ее не выдумали слабейшие — те, кому требовалось верить в божественный порядок во всём? Томас верил в то, что сильнейшим из людей никакая религия не нужна – и он, офицер Хейден, сын потомственных морских волков, по праву считал себя достаточно независимым, чтобы обходиться без нее. Вот почему он сомневался, что присутствие этого Уильяма принесет пользу экипажу. Что вообще какой-то мальчишка мог знать о человеческих душах?        Высшие силы порой не могли помочь тем, кто отчаяннее всего нуждался в поддержке. Они просто оставляли этих людей одних, разбитыми в осколки в те моменты, помощь нужнее всего. Не было никакой религии. А значит, и присутствие англичанина на борту - не больше чем досадная ненужность.        С этой грустной мыслью Томас распахнул дверь в капитанскую рубку. Ему предстояло нелегкое дело - объяснить Ван Дер Деккену почему они лишились половины груза. *** — Друг мой, глядя на тебя, я могу пить чай даже без лимона. Мне будет достаточно кисло, — заметил за ужином Георг, подходя к Томасу и присаживаясь рядом с ним. Густав уже занял свое место, присоединившись к товарищу чуть ранее.        Томас никогда не возражал против их компании, хотя по рангу ему не полагалось сидеть с простыми матросами и, как и капитан, он имел право уйти ужинать в свою каюту. Правда заключалась в том, что Георг и Густав стали его друзьями еще до повышения по службе, и оттого он не отказывал им в компании. Уильямс и Хоггарт были отличными товарищами, умели выслушать и дать действительно ценные советы, однако, в этот раз Томас не хотел рассказывать им причину своего раздражения. Ван Дер Деккен сурово отругал его за недосмотр, и ему не хотелось вспоминать эти мгновения, а тем более упоминать их в разговоре.        Он посмотрел на Георга исподлобья и ничего не сказал. — Дай угадаю, — проигнорировал друг его посыл, — либо тебя утомила твоя бесконечная работа и попытки наставить нерадивых на путь истинный… Либо снова религиозные гонения и великое британское иго вмешались в ход истории.        Дверь на палубу, открылась, как по заказу. Британское иго собственный персоной образовалось в дверях, сжимая в руках томик Библии в кожаном переплете. Желваки на лице Томаса заходили от гнева, когда он скользнул взглядом по тонкой фигуре преподобного, и Георг понял, что угадал. — Все ясно. Снова он. Не переживай так сильно, Томас. У него просто будет пятнадцать минут перед каждым ужином, за которые ты сможешь насладиться хорошей порцией религиозных нравоучений, — хохотнул он, натыкая на вилку соленое мясо, — черт, как подметка от старого сапога. Прикажи повесить кока на рею, чтобы болтался там. Ты же должен следить за качеством приготовления пищи, так вот, даю тебе подсказку – готовят они все так же отвратительно!        Томас почти не слушал бормотание Джорджа. Он все еще прожигал взглядом тощую и высокую фигуру проповедника. Он никак не мог забыть лицо Ван Дер Деккена, который орал ему о правилах, порядке и присутствии посторонних на палубе с грузами. А все из-за кого?        Англичанин раскрыл Библию на нужной страничке, встав так, чтобы все могли видеть его и, слегка прикрыв блаженные глаза, принялся читать тихим и хрипловатым голосом: — Благослови, Господи Боже, нас и эти дары, которые по благости твоей вкушать будем, и даруй, чтобы все люди имели хлеб насущный. Просим Тебя через Христа … — Просим тебя через Христа – заткни глотку и ешь! – бросил кто-то из толпы, перебив пламенную речь юноши. – И нам дай посидеть спокойно!        Вся команда взорвалась хохотом, заставив Уильяма покраснеть и замолчать в смущении. Георг повалился на лавку рядом с Томом, выронив мясо на пол. Кусок солонины с чавканьем шлепнулся прямо ему под ноги. Густав закашлялся от смеха, и только один Томас сидел, молча. Ему все это действо не доставило ни капли удовольствия.        За окном что-то рвануло, словно гром раздался прямо над ухом. Судно содрогнулось, издав жуткий утробный скрежет. Начался сильный шторм. Море то вздымалось громадными холмами, то проседало глубокими провалами, и белая пена, сорванная ветром, хлестала в борт судна. Но никто не повел и ухом, все знали, что корпус у сухогруза крепкий и устойчивый, и это чудо кораблестроения выдержит любой шторм.        Не было никаких причин для волнения да и веселье в кают-компании заглушало рокот стихии. Уильям немного подождал, пока все затихнут, и попытался продолжить: — Просим Тебя через Христа … — пробормотал он, безуспешно пытаясь звучать громче толпы. — Черт, это самая забавная шутка, которую я слышал, — прекратив смеяться, бросил Георг, не обращая на юношу никакого внимания, – а ты, Томас?        Томас их веселья не поддерживал. По правде сказать, в его задачи входило поддержание дисциплины и пресечение любых конфликтов на судне, но именно в этот момент он разрывался между злорадным удовлетворением и посылами собственной совести. Он решил, что этому мальчишке стоит преподать урок, и не счел нужным вмешиваться сразу же. Он просто наблюдал за вялыми попытками священника вернуть себе внимание. Уильям забавлял его - он казался слишком высоким и из-за своей худобы выглядел не толще прибрежной тростинки. Где такому мальчишке выдержать суровые тяготы морской жизни и тем более подобное настроение команды?        В какой-то момент юный преподобный осмотрелся по сторонам. Его взгляд встретился прямо со взглядом Томаса, словно в поиске поддержки. Этот взгляд показался юному офицеру таким пронизывающим. Просящим о помощи. — Что ты смотришь на него, как на еду? — заметил наблюдательный Георг. — Он что-то устроил сегодня, да? — Наш Джон Буль*, — все еще жуя, ответил за Томаса Густав и указал на проповедника, — учудил сегодня в грузовом отсеке. Лишил нас целого ящика вина на двенадцать бутылей, мне так ребята рассказали. Ты же знаешь, как Хейден относится к порядку? _______________________________________________________ * Джон Буль – прозвище всех англичан, как у американцев – янки.        Густав не договорил, очередной взрыв хохота, похожий на лай собак, снова прервал речь проповедника. Кто-то кинул в мальчишку обрубком тушеной спаржи. — Долой проповеди с корабля, молокосос, сначала научись их толкать! — гаркнул кто-то из матросов и волком уставился на англичанина. — Мы, моряки, не нуждаемся в молитвах, ибо лишь богу океана поклоняется наш бессметрный «Летучий Голландец»!        Уильям снова замолк, сбитый с толку окружающим его гоготом. Члены экипажа откровенно потешались над ним - их белые зубы контрастировали со смуглостью обветренных лиц. Они смеялись над ним, все, кроме одного человека, сидящего в стороне с каменным выражением лица. — Томас, ты чего ждешь? — сказал Густав, который сделал над собой усилие. — Скажи им, чтобы все они замолчали. Он все-таки священник...        На сей раз, старший офицер послушался. Он поднялся на ноги и вышел в центр кают-кампании. — Ешьте молча, — устало сказал он. — Иначе заставлю вас палубы драить и Ван дер Деккен узнает, что вы нарушаете его приказ.        Матросы послушались, хотя и не сразу. Томас повернулся к преподобному. — Пусть закончит свою речь. Чем быстрее сделает это, тем быстрее уйдет, — он окинул юношу насмешливым взглядом с ног до головы.        С этим никто не стал спорить. К мнению Томаса Хейдена экипаж прислушивался всегда.        Еще раз осмотрев Уильяма, Томас хмыкнул. — Удачной вам проповеди. Преподобный.        Сказав это, он достиг двери на выход. Ему что-то расхотелось принимать пищу. Его высокая фигура скрылась в темном коридоре.        Матросы еще долго веселились и потешались, Томас слышал их хохот, не перекрывающий даже рев грозы. Он искренне пожелал Уильяму успехов в его начинаниях. — Куда его понесло, там же Ад, — Густав обернулся, глянув через иллюминатор на порывы разбушевавшейся стихии. — Я никакого понятия не имею, — пожал плечами Георг. — Ты же знаешь его отношения со всеми этими религиозными штучками и проповедями после того, как … — он повел рукой, как бы предлагая товарищу закончить фразу за него, — все эти его отрицания и прочее.        Густав кивнул. Он знал. — Да, он нелегко приходит в себя, но иногда я начинаю опасаться за его нервное состояние. Он раньше никогда не был замкнут и не уходил в середине ужина. — Да, пожалуй, прежде до такого не доходило, — согласился Георг.        Священник продолжал читать свою речь, не обращая внимания на то, что его не слушал. Налетевший порыв ветра яростно листал страницы его книги. Хлещущие ледяные струи дождя забарабанили в доки с утроенной яростью, демонстрируя все силы стихии, которая ревела снаружи, подобно поднявшемуся со дна морскому чудовищу.        Густав задумчиво смотрел на Уильяма с трудом читающего свою проповедь. — Ты знаешь... В этом есть что-то. Может, Ван дер Деккен не был так уж не прав? — задумчиво обратился он к Георгу. — Не знаю. Будто его проповеди изменят тот факт, что мы обречены плыть на этой промасленной вонючей шлюпке, где нам дают резиновую еду и соленую, как моча, воду.        Густав невесело улыбнулся. — Не впервые слышу это от тебя, Джордж. Этого ничто не изменит, даже молитвы. У меня тоже не было пределом мечтаний стать матросом и всю жизнь делить каюту на нижней палубе с тощими крысами, но мы с тобой - единственные, кто может содержать таким образом свои семьи. Так что выбора у нас нет. — Пожалуй, и нет … — эхом отозвался друг, задумчиво изучая почерневшим взглядом противоположную стену, — пожалуй, и нет, мой друг.        Священник закончил чтение и сжал корешок книги. Никто не заметил, что его голос больше не разносится по кают-компании. Очередной раскат грома, будто знак свыше, грянул над кораблем, словно давал понять, что на этот раз было сказано и сделано слишком много того, чего делать не следовало. Уильям опустил глаза и пошел прочь, не пытаясь больше поднять дух команды - им всем, как могло показаться, было весело и без этого.