Летучий Голландец

       К обеду члены команды принесли дурные вести. Второй матрос умер час спустя после первого, не приходя в сознание на койке в тихом и опустевшем медотделении. Томас лишь кивнул, принимая факты, которые глухой болью отозвались в его сердце; происходящее опечалило его, пусть и никоим образом не удивило.        Он слышал стоны и всхлипы матросов, которые смотрели, как опускаются на воду тела их друзей. Это было тяжелое зрелище, ведь за долгие годы путешествий все члены экипажа стали друг другу ближе родных братьев. В толпе мелькнуло покрасневшее лицо Густава. Он молча смотрел на канаты, которые навсегда уносили от него товарищей. Томас знал, что ныне почивший Свенсон однажды спас его другу жизнь, когда на того едва не упал огромный ящик в порту, случайно сорвавшись с лебедки. Густав был благодарен ему до конца и всегда оказывал любую помощь. Томас мог понять его чувства – ведь его друг так и не смог отплатить своему спасителю той же монетой. Никто не мог попереть против решения судьбы, и старший помощник капитана знал это не понаслышке, из собственного горького опыта. Высшие силы часто отворачивались от тех, кто нуждался в них больше всего. — Покойтесь с миром, — прошептал кто-то в толпе.        Новость о том, что священника арестовали по подозрению в убийстве уже распространилась по всему экипажу, и никто не пытался искать его, чтобы тот привычно прочитал свою пламенную речь. Они справились сами, спев над телами гимн всех матросов так, чтобы души ушедших товарищей быстрее нашли свой путь к «Поющим Кущам».        Георг, который всегда с каменной твердостью сносил трудности, стоял поодаль от всех, положив руку на плечо Густава. Томас не стал подходить к друзьям – он решил, что им сейчас меньше всего захочется говорить об этом. Он просто развернулся и побрел в свою каюту, вспомнив еще об одном непростом деле, которое ждало его там. ***        Уильям сидел не так, как Томас его оставил вчера. Он свернулся клубочком на его кровати и обнял себя руками, стараясь согреться под порывами ледяного ветра, проникающего в каюту. В помещении, где царил полумрак, оказалось сложно разглядеть выражение его лица, но Томас не стал церемониться. Он резко растолкал преподобного, чтобы задать ему несколько вопросов. — Хорошо, что у тебя есть время на отдых, пока вокруг умирают люди, — вежливо "поздоровался" с ним старший помощник капитана.        Удивленные глаза англичанина раскрылись и посмотрели на него. Немного погодя, Уильям стряхнул остатки дремы и схватился за голову, словно та все еще нестерпимо ныла. — Я хочу пить, — пропустив обидную реплику, попросил он, стараясь делать это тихо и мягко. — Пожалуйста, дай мне воды.        Томас скрестил руки, игнорируя его просьбу. — Знаешь, может быть, и стоило накормить тебя тем, что съели те ребята, которые только что отплыли в вечный туман, — вот что он сказал.        Уильям принял сидячее положение. Его кристально-чистый взгляд снова просканировал юного моряка, словно на самом деле преподобный глубоко сочувствовал горькой утрате всего экипажа. Помощник капитана некоторое время всматривался в его черты, словно ища ответы на свои вопросы. — Ты так и не решился рассказать мне все? – на всякий случай поинтересовался Томас, впрочем, не ожидая положительного ответа. — У того, чья душа чиста, нет секретов. Он свободен… Так и мне нечего от тебя скрывать, — последовал гордый ответ. — То, что ты считаешь правдой – всего лишь стечение обстоятельств, которое тебе удобно принять за подлинную действительность.        Голос мальчишки затихал к концу фразы почти заставляя Томаса напрягать слух, чтобы уловить ее окончание. — Конечно, все убийцы так говорят, — помощник капитана горько усмехнулся своим мыслям, — но что ж … воля твоя.        В каюте ненадолго воцарилось молчание, перекрываемое только шумом волн. Крики морских птиц доносились издали, успокаивая и принося покой усталому разуму и телу, которым не было отдыха несколько суток, и Томас практически отдался этой тишине, пока голос юноши снова не ворвался в его сознание. — Ты хочешь услышать мою историю? — англичанин с трудом попытался сесть ровнее. Баланс все еще плохо давался ему со сна.        Томас не хотел, но проповедник уже принялся за рассказ: — Я родился в Англии, которую ты и твои друзья так не любят, особенно накануне предстоящей войны…        Томас не перебивал его речь, однако нахмурился от этих слов. — Я потерял родителей рано, в двенадцать моя мать ушла в мир света, а позже, когда мы переехали, и отец оставил меня мальчишкой шестнадцати лет от роду…— он немного помолчал, с трудом собираясь с мыслями.        Помощник капитана насторожился от подобных речей – это было не совсем то, что он ожидал услышать. — Отец Ван Халлен стал мне, как вторая семья, и доктор Рюгеманн, — Уильям подумал немного, подбирая слова, — был его добрым другом, лечил меня от воспаления легких зимой, когда я слег и чуть не отправился к праотцам. Они были… моей семьей, и я… любил их, как своих родителей. У меня никогда не поднялась бы рука убить его – он отправился в это плавание, только чтобы присматривать за мной!        По его сорвавшемуся голосу Томас понял, что эмоции берут над темноволосым юношей верх. Он говорил ровно, но тон его звенел от напряжения. Это на секунду показалось удивительным помощнику капитана, так что в груди его кольнуло знакомое чувство. Он ощутимо напомнил о собственной старой боли, которая еще не успела стать застарелым шрамом. В воспоминаниях невольно колыхнулось то, что Томас так старательно прятал глубоко в недрах своей души. — Ты тоже потерял своего отца, и отсюда твое разочарование в жизни. Ты ведь скучаешь по нему? — мягко спросил юноша, прикасаясь к покрывалу. — Я вижу, что ты не можешь найти себе места.        Томас помолчал с минуту прежде, чем дать свой ответ. — Он нашел свою свободу. Так же, как и я однажды найду свою, — выпалил он, сам не зная зачем. — Тогда скажи, стал бы твой отец так слепо вестись на поводу у своих чувств? — задал Уильям новый вопрос. — Не твоего длинного носа дело!        Эти слова опасными статическими разрядами повисли в воздухе, угрожая разразиться грозой на случай, если разговор будет продолжаться. — Значит, — тихо закончил Уильям, — ты понимаешь меня... Ты никогда не смог бы причинить зло тем, кого любил. Ты не хочешь поговорить? Тебя тревожит это, я же вижу! — Меня ничто не тревожит. Кроме тебя!        Уильям пропустил мимо ушей его злой выпад. Он понял, что у него есть шанс пробиться к неприступному помощнику капитана. — Послушай, хотя я знаю, что ты все равно не поверишь мне, — он опустил ресницы, словно сомневался в собственных словах. — Я скажу тебе еще одну вещь, которая является чистой правдой. Это ведь твой друг вчера посоветовал мне пойти ночью к складам за лекарством, — он тебе не сказал? Тот парень с английским акцентом, который не хочет признавать, что он британец. Сказал, что понимает мои чувства, ведь я в первый раз в море... И что прикроет меня, на случай, если ты придешь, — тихо завершил свою речь Уильям, снова опуская едва держащуюся от усталости голову. — Поначалу я думал, что он хочет зло разыграть меня, но теперь мне кажется, что все не совсем так...        Томас прервал его речь одним лишь острым взглядом. — Не наговаривай на моих друзей, я знаю их достаточно хорошо! — отрезал помощник капитана, не желая вслушиваться в клевету. — Лучше помолчи. От тебя все равно никакого толку, так дай мне поспать. У меня была жуткая ночь. И проваливай с моей кровати. Возьми этот стул.        Уильям молча встал. Он не стал говорить ничего больше – в этом не было никакого смысла, потерянный или нет, Томас упорно не слышал его.        Правда, действительно, была где-то рядом, и помощник капитана чувствовал, что почти дознался до нее. Ему оставалось совсем немного, чтобы дойти до конца.        И с этими мыслями он отвернулся набок, проваливаясь в неглубокий и мутный сон.