Летучий Голландец

***        Когда Томас очнулся под вечер, то сразу понял, что на корабле снова что-то не так. На борту стоял беспрестанный шум, причем, разнообразный. Молодой человек резко сел, зачем-то кинув взгляд на пленника. Уильям сидел, свесившись со стула и опершись рукой о стол, а рваная занавеска его волос все так же покачивалась от порывов бриза. Что-то творилось снаружи…        Помощник капитана вслушался в гул голосов и быстро влез в сапоги, накинув на плечи плащ. Он выскочил в коридор, где опять толпились матросы. Они негромко переговаривались о чем-то, опасливо переглядываясь. — Не может быть, — услышал он приглушенный шепот, — с утра двое, а теперь еще и Амстел? — Да нет же, мы все котлы проверили, отдраили дочиста кухню, а он ничего не ел с утра, я все это время находился рядом с ним!        Томас дошел до моряков, которые стояли у двери. Остальные с шумом расхаживали по палубе и нервно переговаривались. — Офицер Хейден, да что же это? – завидев старшего помощника капитана, к нему подлетел матрос по фамилии Виссер, — еще один слег с теми же симптомами.        Томас помрачнел. Этого он опасался больше всего и до последнего отметал от себя все подозрения, которые до того роились лишь в глубине его души. — Ты уверен, что он ничего не ел? – Томас надвинулся на моряка, заставляя того отступить на шаг назад. — Я не знаю, может быть, если только вчера… — сбивчиво бормотал тот, облизывая обветренные губы. — Мне нужно к нему, где он? – Томас решительно смахнул со лба светлые пряди. — Туда, — матрос быстро развернулся, и старшему помощнику капитана только и осталось, что не отставать от него. *** — Амстел, как твое самочувствие? – Томас осторожно склонился над умирающим, на всякий случай прикрывая рот платком, чтобы избежать угрозы заражения.        Юноша бессмысленно хрипел, держась за живот. В уголках его рта скопилась желчная пена, которая стекала по восковой коже. — Я… Чувствую боль … — прошептал несчастный, комкая пальцами простынь, — позовите врача, сделайте, кто-нибудь, что-нибудь! — Мне очень жаль, но … у нас нет лекарства от этой напасти, — Томас с трудом сглотнул, стараясь не смотреть в его стеклянные глаза, — ты сможешь вспомнить, что ты ел перед тем, как свалиться с лихорадкой? — Яблоки… только зеленые яблоки … — несчастный заметался, сбивая простыни, пачкая слюной подушку. — Точно? Ничего больше? Овощи? Воду? — старший офицер переглянулся с Виссером, который стоял прямо позади него. Тот нервно пожал плечами, не зная, что сказать на это. — Воду… И овощи… Да… А еще зеленые яблоки, — матрос принялся повторять заново. Было очевидно, что у него начался бред, он бессмысленно бормотал, не глядя ни на кого конкретно. — Распорядиться, чтобы их выкинули к морскому дьяволу, — тихо шепнул Томас Виссеру, вытирая со лба ледяной пот, — слушай, друг. С тобой все будет в порядке, — он обернулся обратно, — дыши глубже.        Томас взял несчастного за руку, удерживая его запястье. — Просто, представь себе то место, где бы ты хотел оказаться сейчас. Там, где тепло и хорошо. — Индия… — тихо прошептал умирающий, закатывая глаза и блаженно улыбаясь, всего на одну секунду. Выражение лица его тут же сменилось гримасой боли. — Индия, да, — неразборчиво шептал Томас, — там всегда хорошо… мы там отдохнем...        Пальцы умирающего до боли сжали запястье, и Томас скривился, когда ногти вошли в его кожу. — Я не … — прохрипел молодой человек очень тихо перед тем, как веки его дрогнули. Он так и не успел закончить свое предложение, гортанное бульканье донеслось из его горла. И он затих, поникнув на подушках. — Боже милостивый, — тихо выдохнул Виссер, прижимая пальцы к векам, — у него ведь на берегу остались жена с годовалым сыном.        Томас ничего не сказал на это, резко вырывая свое запястье из мертвых пальцев. Это было просто уму непостижимо. — Черт бы его подрал, — офицер в сердцах опустил руки на стол, так, что на нем подскочили все предметы, — выкинуть все чертовы фрукты. И скоропортящиеся продукты. — Офицер, мы ведь даже не знаем, в чем причина заболевания, нам нельзя выкидывать всю еду, — Виссер отнял ладонь от влажных глаз, — нам нужно как— то найти очаг… — Дегустационный метод, есть добровольцы? – рявкнул Томас, срываясь с цепи быстрее, чем успел себя проконтролировать. — Прости, Виссер, — уже мягче добавил он, заметив, как нахмурился широкоплечий шатен, — ты просто… сделай, что я говорю, хорошо?        Он тихо отвернулся от матроса, задумчиво кусая ноготь на большом пальце. — Есть, как вы говорите, — пробормотал Виссер.        Дверь тихо притворилась за его спиной, и Томас остался один, наедине со своими жгущими грудь чувствами. ***        Было глупо полагать, что первые три случая станут последними. За пару последующих дней погибли еще три человека, что заставило экипаж «Летучего Голландца» окончательно погрузиться в скорбное уныние.        Паника поселилась в людских душах. Матросы принялись волком смотреть друг на друга, подозревая в каждом разносчика инфекции. Они боялись выходить из своих отсыревших и промозглых кают, опасались притрагиваться к еде, от которой ломились все трюмы, боялись пить воду, стараясь держаться и, по возможности, есть как можно меньше.        За борт отправилась вся партия яблок и сырых овощей, уплывали в туманную даль засоленное мясо и сыр, на котором обнаружили плесень, однако, ничто не могло встать на пути неизвестной смертоносной заразы – она продолжала ползти по кораблю, вылезая из самых дальних уголков и срубая наповал даже самых крепких и стойких моряков.        Еще день спустя слегли Хейгель и сам Виссер, которые тяжелее всего переносили потерю своих товарищей. Эпидемия не пощадила и их, и уже к вечеру седьмого дня они лежали в больничном отсеке, мучаясь от страшных желудочных колик.        Выжившие матросы, число которых все редело, были в панике. Ван дер Деккен распорядился изолировать всех больных и подающих симптомы, и товарищи теперь даже не могли сказать последние слова тем, кто уходил от них безвозвратно.        У всех оставалась лишь одна надежда – попытаться как-то протянуть без еды и воды оставшееся время – примерно неделю, что кораблю осталось плыть к солнечным берегам острова Явы.       Больше вариантов не было.        Томас не знал, за что ему хвататься – младшие помощники капитана совсем не оказывали ему помощи – они боялись, что зараза унесет с собой еще и их жизни, и потому старались без надобности не высовываться из своих кают, так что Хейдену пришлось справляться одному. Все это время он почти не спал, взяв на себя досмотр за деятельностью поваров на кухне, проверку отсеков с едой каждый день. Он уставал, как грузовая лошадь, недомогая от сырости и голода, и едва стоял на ногах под вечер, возвращаясь к себе в каюту с одним единственным желанием – чтобы Индия выросла на горизонте немедленно и можно было наконец ступить на твердую землю.        К сожалению, он по-прежнему оставался одним из немногих смельчаков, пытающихся противостоять стихийной эпидемии и единственным, кто мог руководить процессом. ***        Однако же, на третий день, новое интересное открытие поразило его в самое сердце, когда он в очередной раз пошел досматривать грузовые трюмы.        Томас поправил на лице тряпичную повязку, сделанную из старых простыней. Такую было приказано носить всем, кто еще остался в живых. Матросы боялись, что инфекция могла передаваться воздушно-капельным путем, а потому пытались предпринять меры, чтобы хоть как-то обезопасить себя.        Он спустился по отсыревшей лестнице, проходя мимо склада с едой, и остановился с удивлением, посмотрев на крайнюю дверь. Он точно помнил, что закрывал ее, ведь теперь, когда жизнь людей зависела от еды, приходилось тщательнее следить за провиантом и его сохранностью.        Томас свел брови на переносице. Чертовщина, творящаяся на судне, начала его крайне утомлять. — Эй, кто здесь? В отсеки с едой запрещено входить! – молодой человек достал ледяными пальцами отсыревшие спички и зажег единственный фонарь, освещающий помещение.        Тишина, глухая и пронзительная была ему ответом. В трюмах не нашлось никого живого, и Томас прищурился, привыкая к мраку, стараясь разглядеть, что могло быть не так. Он медленно двинулся вдоль корзин с сухарями – единственным, что не выкинули за борт, потому что не грешили на их качество. То же самое касалось и картофеля – пара ящиков все еще громоздились в углу, внушая матросам толику уверенности и оставляя хотя бы какой-то шанс на выживание.        Рядом стояла новая открытая бочка с водой; предыдущую пришлось слить за борт из-за боязни отравиться.        Томас подошел к ней. К его большому удивлению, на деревянном ободе он обнаружил странные белые следы – какой— то порошок, очень похожий на соль. Зрачки его расширились в полумраке складского помещения. — Аккерсдейк, Блау! Сюда! – закричал он как можно громче, ошарашенный страшным открытием.        Белый след, оставшийся на пальцах, имел странный запах. Томас не знал, что это было такое. Однако, страшное осознание осенило его: кто-то на их корабле злонамеренно травил воду, вызывая вспышки инфекции.        С лестницы послышался топот множества ног, и перепуганные матросы влетели в трюм, толкаясь плечами и не понимая, что случилось. — Вода отравлена, — тихо прошептал Томас, продолжая смотреть на испачканную в порошке руку, — сама смерть бродит у нас на корабле…        Он и помыслить не мог, что среди его товарищей, которых он знал лучше, чем пальцы на своей руке, мог найтись кто-то настолько жестокий.        Новости о том, что именно вода послужила источником инфекции быстро разлетелись по экипажу. Томас собрал всех матросов и велел им проверить еще раз все запасы. Им было сказано не прикасаться к воде и прочим жидкостям, которые уже открывали.        Это было удивительно. Преподобный Уильям все еще сидел, связанный, взаперти, и у него не осталось никакого шанса выбраться и предпринять попытку совершать и дальше свои злодеяния. Томас еще грешил на него в самом начале, когда эпидемия только набирала обороты, но сейчас во всей этой истории что-то явно не сходилось. — Эту воду нужно слить, она странно пахнет, — распорядился Томас, устало протирая взмокший, бледный лоб. — Но офицер, ведь нельзя… — Это вопрос жизни и смерти, Блау, сейчас нам надо только продержаться до Индии. Хранить отравленный провиант в общей доступности не безопасно, — строго оборвал офицер, не желая слушать дальнейших пререканий, — всем вольно, — он отпустил матросов и, развернувшись, побрел к себе в каюту.        Он чувствовал себя ужасно слабым и беспомощным, отчаявшимся человеком, который уже не так уверен в себе и в своей способности стоять намертво.