https://s-media-cache-ak0.pinimg.com/736x/05/b6/6c/05b66ca205172859b1d7fcb4ba259ac5.jpg
— Знаешь… — Томас продолжал рассматривать его картину. — А я ведь тебе услугу оказал, посадив тебя сюда и почти не давая тебе есть. Там, снаружи, свирепствует паника и эпидемия, которых ты почти не застал, — поделился он, присаживаясь рядом. — Мне стоит тебя поблагодарить? — подумав, переспросил в ответ темноволосый юноша. — Я не стану делать этого. Его тон изменился. Уильям выглядел усталым и грустным, но не напуганным. — Я ничего не требую от тебя, — заметил Томас, облокачиваясь на стол. — Я просто хочу разобраться в ситуации. — У тебя странные способы. Кажется, так ты путаешься лишь еще больше. — Я не спрашивал твоего совета. — Возможно стоило бы, — с достоинством отозвался Уильям, возвращаясь к своему занятию. — По крайней мере из нас двоих я хотя бы вижу ситуацию такой, какая она есть. Томас подумал немного, вникая в его слова. — Ты не можешь разговаривать так с помощником капитана, — сухо заметил он. — А у меня нет причин тебе доверять. — У тебя также нет причин держать меня тут силой. Это несправедливо, — отозвался ему юный духовник. — Ты отлично понимаешь, что твоя стройная теория рассыпается как карточный домик и пришел ко мне за тем, чтобы я разубедил тебя? От его речей Томас нахмурился. Он не хотел показывать мальчишке, что тот чертовски прав, он хотел, чтобы Уильям сделал ошибку, любую, прокололся на чем-то и объяснил наконец всю эту череду бесполезных смертей со своей религиозной точки зрения. Ведь он мог. Или нет? Томас внимательно изучал его тонкие черты, скрытые под рваной черной челкой. Узник упорно не смотрел на него. Он продолжал рисовать свой корабль, несущийся на истлевших парусах к полуденному солнцу. — Ты отпустишь меня? — тихо попросил Уильям, когда прошло еще немного времени. — Нет, — ответил Томас. — Это небезопасно. Во всех смыслах. Пока я да и все остальные, не будут точно знать, кто все это делает. Но пока меня нет, ты можешь пользоваться всем, что найдешь в этой каюте. Ты можешь спать на моей кровати. Я принес тебе немного еды. Помощник капитана достал и положил на стол несколько сухарей. Уильям подозрительно уставился на них. — Я думал, ты говорил, есть не безопасно? — Я не стану пытаться тебя отравить. Я выше этого, — буркнул юный офицер. — Кое-где у меня есть запасенная еда. Потреблять в пищу всю прочую я тебе не советую. — Спасибо, — коротко бросил Уильям. Томас горько хмыкнул. Было ли это элементарное сострадание или же просто гложущее душу сомнение, которое постепенно разъедало внутренности – он не знал. Ему просто стало понятно одно: с опасностью, что нависла над всеми ними в эти дни, надо хотя бы попытаться бороться. И каждый заслуживал свой шанс на спасение, даже подозреваемый в убийстве. Уильям потянулся и стащи один из сухариков. Он внимательно посмотрел на юного офицера и откусил кусочек. — Съедобно? — вздохнув, спросил помощник капитана. Преподобный кивнул. Он держался с простотой и достоинством, не свойственным тем, кого обвиняли в таком тяжком грехе, как убийство, словно ждал, когда его наконец оправдают. Доев, он спокойно продолжал рисовать. Черта за чертой его воображаемый корабль вырисовывался на листе бумаги, а Томас еще раз задумчиво глянул на его произведение, взял свой дневник и карандаш и, тихо притворив за собой дверь, вышел из каюты. Он направился туда, где мог бы подумать в тишине и спокойствии. Его дело еще не было закончено. *** Он присел на обдуваемую всеми ветрами площадку под самой большой мачтой, как и всегда, если выдавалась свободная минутка для размышлений. Открыв тетрадь, он принялся быстро делать записи, пытаясь вспомнить по датам, что происходило все эти дни. «Голландец» вышел из гавани в понедельник, двадцатого сентября. Через пару дней, двадцать второго, кто-то убил доктора Рюгенманна, который стал первым звеном в цепи странных смертей, произошедших после. Если виновным считать Уильяма, то мотив убийства можно было списать на то, что ему потребовались медикаменты врача, чтобы отравить еду. Либо же Рюгенманн просто застал его за этим, и пришлось убрать ненужного свидетеля. И именно потому мальчишка бродил ночью у трюмов – хотел разыскать хоть что-нибудь подходящее, чтобы привести в действо свой коварный план. Но это не объясняло того факта, что кто-то продолжал хладнокровно убивать матросов. Не было исключено, что проповедник действовал не один. Но тогда с кем? И какую он преследовал цель в этом случае? Томас задумчиво покусал кончик карандаша. Если же предположить, что мальчишка ни при чем, то тогда оставался вопрос – кто мог сделать это? Ведь все улики указывали именно на англичанина — сапоги, найденные в его каюте. Платок с инициалами, совпадающими с начальными буквами его имени и фамилии. То, при каких обстоятельствах он был пойман… Вспомнив ту ночь возле трюма, Томас почувствовал, что упускает что-то, нечто важное, что мелькало мимо, скрывшись в темноте так же быстро, как и появилось. Но он не успел додумать эту мысль, ибо к нему, улыбаясь изможденной улыбкой, приближался Густав. — Все думы думаешь, Хейден? Ты спал хотя бы сколько-то за последние сутки? Томас быстро захлопнул тетрадь, откладывая ее в сторону. — Нет, не приходилось, — он подавил зевок при мысли о сне, — сейчас всем нам не до того, Густав. Друг кивнул и посмотрел на ступеньки рядом с Томасом. — Можно мне? — Да… — тот сдвинулся немного, давая товарищу немного места, — садись. За все это время я вообще начинаю забывать, что у меня еще остались друзья. Он горько хмыкнул, замечая краем глаза, как Хоггарт мрачно кивает ему, поправляя на лице свою тканевую повязку. — Как там Георг? Не видел его пару дней, — Томас взглянул на облака, плавно скользящие по глади серого покатого неба. — Знаешь, дьявол морской его знает, он со всей этой историей странный стал, как остров Сирен. Все бормочет что-то под нос про лучшую жизнь, как все было бы прекрасно, не плыви он на этом вонючем, пропахшем рыбой и отхожим местом, судне … — Густав раздраженно пожал плечами, поправляя полы своего плаща. — Все ходит-бродит куда-то, я часто слышу шаги с его стороны, по ночам, как дух неуспокоенный, честное слово. Томас удивленно выпрямился, посмотрев на своего друга. — А ты … не слышал, в какую сторону он направляется? — мягко поинтересовался старший помощник капитана, стараясь ничем не выдавать свой интерес и сделать вид, что это всего лишь простое любопытство. — Да не слежу я за ним, тут не знаешь, как до Индии продержаться и не сдохнуть раньше времени, — отмахнулся Густав, тут же переключаясь на другую тему, — сейчас все друг другу стали хуже, чем волки. Якобсон и Блау сегодня едва глотки друг другу не перегрызли из-за какой-то ерунды, старик Ван дер Деккен тоже с ума сходит, вообще отказываясь есть. Мы все гнием, Томас, словно проклятье какое-то по наши души пришло. Те, кто раньше братьями был, сейчас хуже, чем враги, и каждый теперь здесь сам за себя. Густав стиснул челюсти и крепко сжал кулаки. Сердце Томаса билось глубоко в горле, мешая глотать. От правоты Хоггарта стало настолько не по себе, что все тело пошло мелкими иголочками, будто ледяной бриз с океана швырнул за шиворот сноп мелких, как искры, брызг. Он попытался вдохнуть и выдохнуть, чтобы стальной прут, сковавший сердце, разжался хоть немного. Но легче ему не стало. Густав заронил странное зерно сомнения в душу, и мысли, начавшие зарождаться от этого в голове, неприятным осадком обволокли сердце.14
27 сентября 2016 г. в 00:30
Промаявшись бессмысленными догадками, Томас снова зашел к себе в каюту и закрыл дверь, привалившись к ней спиной. У него больше не осталось сил думать, сопоставлять и пытаться понять, в каком месте все пошло настолько неправильно. Перед лицом смерти, которая дышала своим зловонным дыханием в лицо, это стало уже не так важно.
В довершение всего, теперь он даже не знал, что сказать запертому в его каюте Уильяму. Он отодвинул мысли о его существовании, потому что был занят на корабле все дни, но теперь память вернулась к старшему помощнику капитана. Он решил пока не выпускать англичанина из каюты - пусть даже тот был причастен к происходящему лишь отчасти - будет безопаснее, если он посидит немного взаперти, во избежание конфликтов с матросами.
Юный духовник сидел за столом и чертил что-то на листке бумаги. Вид его при этом был таким отсутствующим, что создавалось впечатление, будто он парит далеко от этого мира.
Томас не разговаривал с ним, когда возвращался к себе и падал на койку без чувств от усталости - в таких случаях Уильям просто молча поднимался с его кровати и пересаживался на стул, освобождая место хозяину тесной каюты. Но в этот раз он бодрствовал.
Когда Томас кашлянул, преподобный резко поднял голову, однако не сказал ни слова – он понимал, что любые его протесты будут встречены в штыки. Он стоически выдерживал взгляд офицера Хейдена, который блуждал по его лицу, его волосам, рукам и одежде. Что-то изменилось в этом взгляде, он больше не был злым и уверенным. Томас казался растерянным.
— Что-то случилось? — Уильям проницательно посмотрел на него.
— Можно и так сказать, — к абсолютному удивлению темноволосого священника, мягким тоном ответил помощник капитана. — На нашем корабле поселился мор, словно сама судьба не желает, чтобы мы закончили свое путешествие. Ты что-то знаешь об этом?
Уильям опустил глаза, услышав эти новости.
— Разумеется, нет. Ты уже который день держишь меня как в клетке, — спокойно сказал он, вновь склоняясь над поверхностью стола. — Но может теперь ты быстрее поймешь, что я тут ни при чем.
Томас знал. Он начинал понимать это настолько отчетливо, что ему становилось жутко от собственных теорий. Он стиснул кулаки и упрямо поджал губы, не желая пока давать никаких комментариев. Вместо этого он спросил:
— Что ты делаешь за моим столом?
— Рисую, — отстраненно ответил молодой человек. — Нашел у тебя бумагу. Что еще прикажешь мне делать? Я же не могу только созерцать потолок?
Томас подошел к нему и встал рядом, окидывая взглядом лист. Уильям нарисовал корабль, уходящий в даль. За горизонтом светило солнце, а вокруг судна роились птицы - свободные, как ветер. Англичанин хотел убрать картинку, но Томас потянулся и задержал его руку. Он внимательно посмотрел на лист, затем снова на преподобного, напряженно ждущего любой реакции. Веки юноши слегка приоткрылись, одарив помощника капитана уставшим взглядом, и почему-то именно от этого его действия желудок Томаса скрутило острым спазмом.