Затми мой мир

Когда такси останавливается на улице, и Марко выходит, Жан пытается угадать, куда же они приехали. Улица узкая, дома небольшие и преимущественно одноэтажные, район явно не дотягивал до уровня крепкого среднего класса, сам он тут никогда не был, хотя ехали они не особо долго. – Чем богаты,– скупо роняет Марко, считав с лица все его мысли.– Полагаю, это не твой дворец, но лучше, чем больница. – С чего ты решил, что я вообще богатый? – Жан пинает в сторону оказавшуюся на пути металлическую банку, лишь мельком отвлекаясь на ее траекторию по скосу к яме, пока без впечатления рассматривает темные окрестности. – Замашки соответствующие. А по твоему фейсбуку и не такое скажешь, про инстаграм вообще молчу,– по выражению и тону, а также по скрытому в ночи лицу Марко не особо понятно, как в общем он оценил весь его медиатруд, но особо восхищения не сквозило. – Да я так… Сейчас важно иметь нужный образ,– Жан автоматически берет его под локоть, помогая продвигаться к дому. – Потом поделишься, как при таком количестве подписчиков не найти иного места для ночлега кроме больницы. Жан только фыркает, решив не говорить, что большинство он даже вживую не видел, и именно так это работает, но он поделится тонкостями потом, обязательно. Трава вперемешку с сорняками выросла, кусты у забора тоже торчат во все стороны неаккуратными ветками, ветер раскидал какие–то газеты и мелкие бумажки. Дом Марко оказывается небольшим, отделанным серым сайдингом, темная черепица стекает вниз с мансарды крошечного второго этажа – строение как строение, ничем не примечательное, взгляд Жана даже не может за что–то зацепиться. Он ловит себя на постыдной мысли, что совсем ничего не знает о Марко и его жизни; скупые факты из прошлого не вяжутся с представшим перед ним настоящим – разве мог Марко жить тут с семьей, которая у него все же была до определенного времени? Не мог. Дом выглядит как минимум его ровесником, к которому не касалась заботливая рука долгие годы, а по тому, что рассказывал ему Марко, его родители не бедствовали. Жан склоняет голову, рассматривая потрескавшийся черными змеями бетон дорожки под ногами, впервые всерьез задумавшись над вопросами Райнера про то, откуда Марко будет брать деньги: уж если богатый любовник позволял ему жить так, то о чем говорить после расставания? Впрочем, обсуждать эту тему сейчас казалось совсем глупой идеей, а если в голове у Жана и поселялась дурь, то не настолько лихая. – Стекла не побиты, замок не вскрыт,– Марко делает предварительный осмотр и остается доволен, вытаскивая из кармана ключи. – Без обид, но твой дом не похож на тот, в который можно удачно вломиться,– признается Жан, решив, что раз он уже выдал свои истинные впечатления, то пусть будет откровенным во всем. – Если хозяина долго нет – ни следов, ни света вечером – могут залезть бездомные или просто неблагополучные подростки отсидеться. В притон я точно бы не вернулся, жили бы в больнице вместе. – Никто за домом не приглядывал? – А надо было? Ты сам сказал, что здесь не на что позариться,– Марко спокоен, хотя Жан и ожидал, что тот обидится на такое показательное отношение к своему жилищу.– Это делает ему большой и жирный плюс. Давай, заходи, теперь это палаццо тоже твой дом. Лучше, чем в парке под газетой, правда? – Только если вчерашней, с сегодняшней я бы потерпел. За дверью оказывается смежная с кухней гостиная, дополненная небольшим столом и стульями, посредине стоит большой диван, за ним впереди наверх уходит лестница наверх. – Снаружи было все страшней, правда. Тут… ну, уютно. Марко высвобождается, идя уже сам, подходит к холодильнику, открывает его и морщится: – Блин…– он довольно ловко вытаскивает пустое мусорное ведро из-под мойки и, не глядя, сметает все содержимое полок вниз, не делая поблажек даже посуде.– Жан, вынеси, пожалуйста. Тот послушно исполняет просьбу, а когда возвращается, то видит, как Марко задумчиво рассматривает сухие цветы на подоконнике. – Выброси их на фиг,– Жан нетерпеливо потряхивает за его спиной пустым ведром. – Не знаю, может, если обрезать, то ростки пойдут…– Марко касается жухлых листьев, сжимает полуподсохший ствол.– Завтра разберусь, выкинуть успею всегда. Жан с досадой отправляет ведро под мойку, шутить про гербарий не хочется, да и не очень–то нужно: он устал, голоден, убираться нет ни малейшего желания и подавно, но если придется, то стоит сделать это как можно быстрее без малейших промедлений. – Давай пиццу хотя бы может закажем? – предлагает он, садясь за стол.– Поедим, спать ляжем, а завтра уже разберемся в твоем хозяйстве. Поздно уже, я есть и спать хочу. Марко опять хочется сравнить его с ребенком, который капризничает, как только утомляется, но вместо этого просто кидает телефон на столешницу. Наверно, он устал не меньше. – Никаких оливок только, все остальное всецело на твой вкус. Жан знает, откуда можно заказать в этот час, он хочет уже разойтись, но понимает, что у него ни цента. Марко не дает ему начать столь щепетильную тему, достает из ящика кухонного стола деньги и кладет перед Жаном. – Я помню про твое положение, не утруждайся в красноречии. Встреть и расплатись с курьером сам. Я переоденусь. Жан оценивает бюджет и остается доволен – на две больших пиццы хватит и чаевые. – Никаких оливок, а то сам есть будешь,– напоминает Марко, его голос глух, идет откуда–то далеко сверху. Жан хочет мяса и сыра, он берет в руки чужой телефон. Индикаторы сообщений на иконках мессенджеров и соцсетей не горят, файлы расположились прямо между браузером и журналом контактов. Его колебание длится недолго, он все же нажимает на окошко браузера и вбивает в поисковик свой запрос – не стоит так себя вести с Марко, ему нравилось его доверие и он ценил его, как и помощь, что пришла так кстати.

***

– Тут, как видишь, гостиная, столовая и кухня – все в одном. На втором этаже спальня и уборная, чулан тоже есть со всяким полезным и не очень хламом. На этом не знаю, что еще добавить – экскурсию смысла проводить нет, здесь все как на ладони, не заблудишься. – Понятно,– с набитым ртом констатирует Жан, с любопытством осматривая помещение.– Ты тут с родителями жил или как? – Или как. После их смерти у меня были серьезные финансовые проблемы, да и велик он был для меня одного. Я то у Райнера жил, то еще у парня одного, но свой угол важнее… Ну и вот. Мои родители даже в неблагополучные времена не стали бы тут жить, и мне бы не дали. – Не, ну ты молодец, чо. Я бы и такой дом с радостью имел, но у меня денег нет даже на мотель. – Живи сколько хочешь, мне не жалко. Только за продуктами ходить будешь, на остальное не напрягаю. И да, покупать по шесть пицц в день – это не экономно, надо готовить, но это я уже сам, не бойся. – Хорошо, а где я спать буду? – Я же сказал: спальня наверху. – То, что я видел снаружи, заставляет меня усомниться в размере этой спальни. Там места–то на двоих хватит? – Я буду спать тут. На диване, он раскладной. Диван старый и в отличие от остальной мебели выглядит откровенно ветхо – там и дырки на ткани, где-то торчит желтый поролон и нитки, видимо, оставленные когтями котов. Жан кладет недоеденный кусок корки обратно в коробку и перебирается на диван, проверяя его парой прыжков. – Э-э-э, не пойдет. – Что не пойдет? – Не для тебя эта лежанка, она ж еще гражданскую помнит. – Я не знаю, сколько ей, так как она досталась мне вместе с домом, но Жан, давай не… – Я и на столе спал, было дело и под столом. Я ж все равно буду спать тут, а ты – наверху, не обижайся, но ты не в выигрышном положении, чтобы со мной спорить. Ты весь ломаный-переломаный, да этой хрени у тебя спина разболится уже после первой ночи. Я врач, точка. Марко, видимо, сам устал, поэтому просто принимает данное, даже не хочет съехидничать. – Как хочешь, третий час, у меня нет энергии с тобой спорить и убеждать. Белье только возьми, сам постелешь? – Ты вроде говорил не обсуждать твою немощность, так что я просто запихну обратно в себя свой сарказм и отвечу «да». Спальня действительно крошечная, какой и казалась с улицы – возможно из-за того, что пространство поглощалось аж двуспальной кроватью, места оставалось лишь на две невысокие тумбочки по обе стороны, да комод, из которого Жан извлекает подушку, плед и простынь. Он примечает про себя, что, возможно, эта спальня, ванная комната, кладовая и коридор поместились бы в его комнате в родительском доме, да еще бы и осталось место. Жан подходит к окну мансарды, аккуратно отодвигая край шторы: соседство выглядит довольно темным и не совсем уютным, вдалеке улицы он видит огни круглосуточного магазина и уже мысленно представляет, насколько эта прогулка в этот час может стать увлекательной. Затылок заныл, будто бы прося не делать глупостей, или же просто он задел еще не зажившую кожу, пока ерошил в задумчивости волосы. – Увидел что–то интересное? – раздается голос позади. Жан оборачивается, зацепив об угол комода одеяло и едва удержав всю кучу в руках – Марко стоит в проходе в безразмерной толстовке с натянутым капюшоном и в свободных штанах, еще шаг, и он упрется в кровать; какая же комната все же крошечная, второй человек здесь был неуместен. – Смотрю, что у тебя тут за окном. – Утром насмотришься, при свете дня все будет выглядеть лучше. Может, даже привыкнешь. – Да нормально у тебя тут, забей,– Жан осторожно огибает кровать, стараясь не завалиться, Марко немного отступает в сторону, давая ему пройти.– Но давай разойдемся до утра, а то у меня глаза слипаются. – Спокойной ночи тогда. – Ага-ага. Жан спускается вниз, со скрипом раскладывает упорствующий от времени механизм, кидает небрежно вещи сверху, не горя инициативой даже расправить простынь, скидывает одежду, нацепляет найденную в одном из ящиков футболку и с упоением заваливается спать. То, что матрас толщиной в два пальца и сделан лишь из прохудившегося поролона, он почувствовал всеми позвонками и ребрами сразу. Кроме того, словно ругаясь на него, диван неприятно скрипел при малейшем движении, а то, что Жан постоянно ворочался во сне и менял позы никак не обещало крепкого сна. Да, он много где спал, но даже стол так не издевался над его спиной и ушами. На наручных часах показывает уже три, начинает казаться, что диван источает очень тонкий аромат старости и пыли, может, даже какой-то еды, и Жан некстати начинает размышлять, от кого в подобном месте Марко достался этот диван, и какие у него были хозяева. За этими мыслями проходит еще полчаса. Решив, что так он точно не уснет, Жан решительно встает с места и пытается устроиться хотя бы на полу. Коврик еще более издевательски подкидывает ему образы Лары, а стол теперь кажется совсем уже вопиющем случаем в чужом доме. Поразмыслив, он ложится на пол. Ковер оказываеся кусачим, однако подстелив под себя плед, Жан понимает, что ночью в помещении не так уж жарко – ему становится холодно. Начав не на шутку злиться, он поднимается на второй этаж и распахивает кладовку, чтобы найти какие тряпки хоть тут, и почти взвывает от удовлетворения – в углу стоит свернутый гамак, а из окна он как раз видел подходящее место между деревьями. Предвкушая сон под звездами и успокаивающим шелестом густых крон, Жан наскоро крепит гамак к стволам, радуясь своей сообразительности и предстоящему покою. Сокрушающее понимание собственной ошибки приходит с противным до тошноты и накатывающего бешенства писка – комары не стесняясь облепляют лицо, руки и пытаются чуть ли не залезть прямо в уши. Жан поначалу отмахивается, однако насекомые, буквально учуяв молодую свежую кровь, только начинают свое наступление. Вулкан ярости буквально взрывается в Жане вместе с отборной руганью и с жалящими покалываниями – больше четырех часов утра, а он так и не может уснуть! Схватив подушку и плед в обе руки, Жан взлетает снова наверх и плечом распахивает дверь в спальню, уже теперь не заботясь о сне хозяина. – Двигайся! Марко, не понимая, что происходит, все же двигается с центра кровати на край. Жан, чуть поразмыслив, скручивает плед и кладет его посередине разграничителем. – Что такое?..– растеряно лепечет он, хмурясь ото сна. – Я не могу спать! – рявкает Жан, отчего Марко морщится и сдвигается еще больше в сторону. Тот плюхается на свою половину, почти застонав от ощущения матраса под собой и приятной тишины. – Вот теперь спокойной ночи, Марко,– напоследок удовлетворенно бурчит Жан, отпуская себя в мир снов. Проходит около минуты, прежде чем Марко тихо укладывается обратно, рассматривая в темноте очертания профиля другого человека в своей постели. Незаметно для самого себя, дыхание почти останавливается, став едва различимым, пока он представляет иные варианты, при которых они могли бы оказаться в подобной ситуации. Он даже не смеет думать об отсутствии одежды на мокрой коже с отметками губ и зубов, куда большей и откровенной интимности и совершенно иных словах, которые Жан бы мог сказать хриплым голосом, глядя ему прямо в глаза. Он просто думает о том, как это могло бы стать устоявшейся привычкой, просто лежать рядом, обмениваться простыми фразами, прижавшись друг к другу, и не считая это чем-то необычным или ненормальным. Чтобы Жан пришел вот так, не потому что диван внизу все же не годится для нормального сна. Марко сжимает пальцами одеяло, лежание на правом боку начинает посылать болезненные импульсы в покалеченное плечо, ноющими волнами, голос разума вторит им, предлагая отвернуться и спать, не обманывая себя бесплодными мыслями. Возможно он и отвратительный друг, но Марко желает, чтобы Кирштайн-старший так бы не успокоился, а блудные друзья вообще бы не узнали сюда дорогу. Да, он ужасный друг, хотя сам Марко с отвращением к себе признается, что с тех самых пор, как Жан ворвался в его жизнь через дверь палаты, не хотел им быть для него. К сожалению для себя самого, он хотел и будет хотеть большего, с каждым днем все сильней.