Затми мой мир

– Ха-ха, знаешь, я поначалу подумал, что тебе плохо, раз в больницу захотел, – смеется Конни, развалившись в кресле перед компьютером; беспорядочное щелканье мыши с повторяющейся регулярностью разносится по комнате. – Даже забыл, что ты там работаешь. – Да я и сам запамятовал, и это были пока лучшие моменты июля, – отвечает Жан, лежа позади него на диване и играя в игру на планшете. – Хочешь повторить? – широко лыбится Конни, оборачиваясь к нему. – Не, спасибо, – фыркает в ответ Жан, – я уже чуть не вылетел с позором из-за этой ночи, уже приготовился к худшему. – Да брось, ну вылетел бы, ну поругали бы тебя родители, и что? Жизнь бы продолжилась! Может, оно и к лучшему могло сложиться. Вот я думаю сменить род деятельности – пойти учеником в автомастерскую, я вроде в машинах и так неплохо разбираюсь, тебя мог бы с собой взять, порекомендовать, так сказать. – Будто бы ты не знаешь, как у меня дома отнеслись бы к этому. Они хотят видеть меня врачом, и точка, – пальцы с силой тыкают на сенсорный экран. – А что ни говори, я не готов существовать обособленно от родителей на этом этапе, хочу сохранить текущий уровень жизни, а не побираться по улицам, чтобы нормально пожрать, и не спать в парке на скамейке под вчерашней газетой. Жан не мог сказать, что его семья богатая, но при этом он вполне может заявить, что доход его родителей можно расценивать как выше среднего. У них есть и просторный дом в хорошем районе, и две машины, поездки за границу тоже не считаются роскошью, на которую долго и упорно надо накапливать средства. Иногда Жан ловит себя на мысли, что даже среди друзей он может позволить себе в финансовом плане гораздо больше, чем они. И ему не хочется лишаться этого, вырываясь из-под родительских крыльев, идя родственникам наперекор. – Тогда еще раз поблагодари своего нового приятеля, – говорит Конни, не отвлекаясь от монитора. – Марко, или как там его? – Угу, он самый. Все же спас он меня, что ни говори, он клевый парень, пусть и немного невезучий. – Судя по тому, что ты мне рассказывал, он вовсе не «немного невезучий», – фыркает Конни. – Думаю, Марко – сильная личность, заживет все со временем, левой рукой он приспособился выполнять большинство того, что делал правой, – отвечает Жан, не отвлекаясь от игры. – Лицо… Ну, шрамы только красят мужчину. – Офигенный врач из тебя получится, – веселится Спрингер, – ни за что не пойду к тебе лечиться, даже если буду при смерти. – Ты точно не увидишь этого дня, даже если меня пристроят в университет, потом у меня начнется ординатура, еще фигня всякая, в общем, я без понятия, сколько пройдет времени, прежде чем мне доверят пациента. – Нет, твой самостоятельный дебют в больнице будет нашим всеобщим достоянием. – Прекрати издеваться, уже три дня прошло, я чувствую себя выжатым под ноль. Ханджи меня все же заставила перемывать посуду в наказание за грубость перед пациентами; потом какая-то бешеная бабка все шепелявила на меня своим беззубым ртом, приговаривая, что в ее молодость таких, как я, к стене ставили. И все из-за того, что ей не понравилось выражение моего лица! Потом еще какой-то мужик допытывался у меня относительно статистики смертности в этом отделении, ему в психиатрию бы, ибо за три минуты, что я пробыл у него, этот вопрос был задан четыре раза. Апогеем чудного дня стало то, что одна тетка отказалась, чтобы я к ней подходил, так как она решила, что я пьян или под кайфом, что я натаскал медикаментов и ими упоролся. Только после этого Ханджи решила отпустить меня домой. – Судя по твоим рассказам, тебя не бесит только этот Марко, – подытоживает Конни. – Верно подмечено, – соглашается Жан. – Но, к сожалению, он не единственный в этом отделении, приходится еще возиться со всякими прочими. – Я не знаю, конечно, всех особенностей, но разве ты не можешь в рамках практики выпросить некое подобие шефства над одним пациентом? Вроде, послушав тебя, я сделал вывод, что у него непростой случай, может, этого хватит для справки и характеристики, а? – Хей, а это неплохая идея, – Жан откладывает в сторону планшет и садится. – А что, думаю, ему тоже понравится, да и мне жить станет проще, Марко вроде неприхотлив, да и явно не станет устраивать истерики по мелочам. Ханджи вроде тетка нормальная, согласится. – Если прокатит, ты станешь моим должником, – самодовольно усмехается Конни. – И не надейся, – у Жана ощутимо поднимается настроение. – Ладно, я домой, а то скоро, типа, моя смена должна кончиться. Спасибо, что разрешил поспать у себя дома хотя бы пару часов. – Давай, а мне как раз машину от клуба отогнать надо, не хочу ее надолго и так далеко от дома оставлять, тем более, рядом с таким местом. – В который раз убеждаюсь, что чем страшнее тачка, тем больше хозяин о ней печется, – подкалывает его Жан, покидая квартиру Конни раньше, чем он начал бы с жаром отстаивать свое любимое средство передвижения. На следующее утро Жан встает почти легко, преисполненный идеей, он даже спокойно выслушивает вопросы отца, на которые, к слову, родитель сам же и дает ответы. Жан лелеет мысль, что Ханджи его поймет и пойдет навстречу. Надежда провести практику, болтая с Марко, уже другом, на обычные темы, греет сознание, да и сам Марко наверняка обрадуется такой перспективе – самому, поди, хочется больше общения. Сегодня Жан выспавшийся, улыбающийся, ищет Ханджи, мысленно репетируя речь, с которой обратится к руководителю своей практики – она не откажет. А вот и доктор Зоэ; Жан прибавляет шаг, чтобы не упустить ее из виду, догоняет, просит уделить ему время на разговор, получает его. Набрав в легкие воздуха, он описывает ей свое предложение, выбирая слова даже более продуманно и аккуратнее, чем на экзаменах… чтобы услышать отказ. – Доктор Пиксис уже сказал тебе все, я не могу просто взять и прикрепить тебя к одному больному, Жан, ни в одной инструкции нет такого пункта, разве что был бы ты частной сиделкой, – растолковывает она Жану, глядящему на нее большими круглыми глазами. – Пойми, не я пишу порядки. – Но ведь я неполноценный работник, верно? Разве нельзя на этом основании сделать небольшое исключение? – он цепляется за последнюю надежду. – Необязательно же все делать официально, на примере Марко я могу написать прекрасный отчет! – Напишешь, я проверю и отредактирую, но при этом ты не задвинешь остальных людей на второй план, ясно? Предельно. Все рушится заново, не успев даже построиться; Жан стоит посреди коридора, судорожно думая, как внушить Ханджи правильность своих мыслей. Вероятно, мнение его одного для нее не играет особой роли, но если сам Марко вызовется с инициативой видеть Жана в качестве своего некого помощника, возможно, она изменит мнение. Марко улыбается почти всегда, такой спокойной и мягкой манерой, разгоняя все проблемы прочь одним движением губ. Жан не может заставить себя вести так же, как бы ни старался – пока существуют проблемы, ему крайне тяжело мученически строить из себя того, кем он не является. – Привет, – он небрежно взмахивает рукой и привычным маршрутом идет к кровати. Марко приветствует его кивком, в его единственной руке смартфон, однако он перестает им заниматься, откладывает в сторону, едва Жан входит в палату. – Как дела, в этот раз выспался? – добродушно интересуется он. – Угу, в этот раз я не отрублюсь, не переживай, – заверяет его Жан. – Не скажу, что это доставило мне какой-то дискомфорт, так что не пугайся слов Ханджи, – Марко гладит себя по ноге. – Она частенько преувеличивает, но врач она хороший. – Кстати об этом, – Жан садится рядом. – Ты же вроде общаешься с Ханджи часто, правильно? – Приходится по ряду обстоятельств, но это приятно, стоит заметить, общение с ней не несет негативных эмоций. «Он действительно много общается с доктором Зоэ… Прекрасная возможность!» – Я как раз по этому делу… Отложенный Марко телефон вновь вспыхивает и вибрирует; он перехватывает его, и Жан закрывает рот, не успев договорить, ему не видно изображения на дисплее – вполне возможно, это вызов, так что стоит помолчать. Периодически повторяющиеся звуки лишь подтверждают догадки, но Марко просто смотрит на дисплей и не предпринимает никаких действий. – Может, мне выйти? – спохватывается Жан, хотя самому ему неуютно оттого, что намеренно между ними могут не раскрываться секреты. – Нет, в этом нет необходимости,– отвечает Марко, его палец единожды касается экрана, и звуки замолкают. – Да ладно, у меня не такие срочные дела, чтобы ты давал им приоритет над своими. – Думаю, мне лучше знать, что мне сейчас нужно, а что нет, – совершенно без намека на какое-либо раздражение заявляет Марко. Жан не видит смысла спорить, однако Марко не убирает телефон – судя по всему, он печатает сообщение. Жаном движет любопытство, отсюда не видно изображения, разве что уж очень изловчиться и вытянуться, но со стороны это будет смотреться совсем по-детски глупо. – Кто звонил? – буднично спрашивает Жан, закидывая ногу на ногу. – Да так, – пожимает плечами Марко, – ты все равно не знаешь этого человека. Его родители давно погибли, про друзей Жан как-то особо не расспрашивал, но в их прошлых разговорах мелькало упоминание девушки, и Жан вслед за этим вспоминает, что отношения этих двух переживают не самые лучшие времена. – Твоя дама? – участливо интересуется он. Палец Марко на секунду замирает. – А, ну да, – и снова продолжает быстро печатать. – Помощь нужна? Насколько я понимаю, все стало еще хуже? Марко медленно поднимает на него взгляд, в нем читается явное замешательство. – Просто я могу поговорить с ней, сказать, что ты там ее любишь, ну и все дела, наверное, она переживает, вам сейчас обоим несладко, – оправдывается Жан. – Спасибо за помощь, но не надо. – Как знаешь, но предложение помощи не отзываю, – он продолжает внимательно смотреть, как собеседник что-то быстро печатает. – Так что ты там говорил про Ханджи? – наконец, Марко окончательно откладывает телефон в сторону экраном вниз. Он словно намеренно переводит тему – его личная жизнь явно не то, о чем он готов говорить сутками, в отличие от Жана. Раз так, то пусть. – Тут такое дело, ты можешь поговорить с Ханджи по поводу меня? Вроде ваши отношения вполне дружественные, так что она к тебе, возможно, прислушается. – Это из-за вчерашнего? – полагает Марко. – Странно, я думал, конфликт исчерпан... – Не, с этим все прекрасно, у меня к тебе дело немного иного характера, но, впрочем, это опять касательно меня. – Ты снова что-то учудил? – видимая бровь Марко удивленно приподнимается. – Да нет же, послушай! – прерывает его жестом Жан, придвигаясь ближе, словно тема очень секретная. – У меня несколько минут назад был один разговор с Ханджи, исход его не очень удачен, поэтому я хочу обратиться к тебе за помощью. – Ну, я тоже не всесилен, – отвечает на подобное заявление Марко, – хотя, смотря, что тебе нужно. Всегда можно что-нибудь придумать. – Придумывать и сочинять ничего не надо, ты просто должен будешь сказать ей, что хотел бы видеть меня в качестве своего, скажем так, помощника. Ну, что скажешь? Жан улыбается во все тридцать два – он горд собственным предложением, у Марко должна быть такая же реакция, ведь эта идея превосходна! Однако не похоже, что Марко разделяет его мнение – он молчит. Его тонкие длинные пальцы сжимают ткань пододеяльника, взгляд опускается к мятым складкам, которые он продолжает перебирать. – Зачем тебе это? – наконец спрашивает он, встречаясь с Жаном взглядом. – Ну, как зачем? – недоумевает Жан. – Разве тебе не хочется, чтобы мы с тобой проводили больше времени вместе? Я признаюсь откровенно: меня задолбало это место и почти все пациенты, а ты – единственный, кто отличается от всех них, понимаешь? И не говори мне, что тебе больше нравится трындеть со всеми врачами, чем со своим сверстником! – Может и так, но ты сам не понимаешь, чего просишь, – спокойно, но уже на этот раз без улыбки отвечает Марко. – Отчего? Я прекрасно понимаю, чего хочу! – раздражается Жан. – Проводить больше времени со своим другом! – Желания помогать и просто сидеть рядом и болтать – совершенно разные, Жан. А ты хочешь именно второго, – разъясняет ему Марко, сохраняя совершенно спокойные и размеренные интонации голоса. – Если ты полагаешь, что эта идея освободит тебя от львиной доли работы в больнице, ты глубоко заблуждаешься. – Я не понимаю… ты не хочешь пойти себе и мне навстречу? – недоумевает Жан. – Нет, – более резко, чем обычно, отвечает ему Марко. – Ханджи права, отказав тебе, я не буду говорить с ней о твоей просьбе. Жан молчит, поджав губы. Доктор Зоэ отказала, с этим он еще мог смириться, но Марко! – Хорош друг… – вслух озвучивает он шепотом свою мысль. – Друг… Заметь, ты сам назвал меня так, – почти такой же интонацией говорит Марко, – а стоит этому другу тебе отказать, так ты разжалуешь его с этого титула, значит, просто так разбрасываешься словами?.. А ты меня знаешь? – Так дай мне себя узнать! – резко повышает голос Жан; он ударяет ладонями по кровати, чувствуя отдачу пружин. – Не строй вокруг себя стену с самого начала! В порыве Жан не замечает двух вещей: он близко настолько, что получает возможность увидеть даже небрежную россыпь веснушек на носу и щеке, от Марко исходит ненавязчивый запах лекарств и каких-то мазей, и ему некуда отступать дальше спинки кровати и стены, в кои он уже инстинктивно уперся. А еще Марко испуган – это читается в его широко распахнутом глазе, уставившемся на него; Жан даже может видеть свой размытый силуэт в расширившемся зрачке. Спонтанный всплеск гаснет так же быстро, как и возникает, и, выругавшись, Жан отшатывается, принимая исходную позу. «Нашло же… – думает он. – Зря это я так…» – Извини, – и это говорит Марко. Марко. Несколько удивленно Жан смотрит на сгорбившегося Марко, не сразу понимая смысл простого слова; единственной рукой тот трет переносицу, прикрыв устало глаз. – Марко… ты в порядке? – осторожно интересуется Жан, чуть склоняя голову к плечу. – Все хорошо, – он снова улыбается, открыто и искренне. – Мне не стоило обвинять тебя в неискренности. По правде говоря, ты самый открытый и прямолинейный человек, которого я только встречал. Все ответные извинения тают в голове Жана, так и не сумев преобразоваться в высказанные слова: и кто же тут перед кем виноват, спрашивается? Марко улыбается на это замешательство, его рука тянется к руке Жана и чуть сжимает его пальцы в ободряющем дружеском жесте; она теплая, чуть шершавая. – Не сердись на меня, пожалуйста, Жан… но тебе и вправду стоит оставить эту глупую затею, – говорит он. И снова звонок, так не вовремя; опять Марко отпускает его и тянется к смартфону, смотрит на дисплей, снова медлит, Жану не хочется повторять свою ошибку дважды. – Я пойду, проветрюсь, поговорите пока, – говорит он, идя к выходу. Марко усмехается, но едва дверь захлопывается, нажимает на пиксельное изображение трубки. Красной, сбрасывающей вызов. Он ложится на кровать и устало закрывает глаз. Жан же недолго шатается по больнице – Ханджи вылавливает его практически моментально, и в этот момент ему становится понятно, что от новой порции работ он не увильнет. – Ну что, будем учиться? – возбужденно спрашивает Ханджи, потирая руки. «В колледже хватает выше крыши», – сокрушенно думает он, но куда деваться? – Чему? – Менять повязки! Наверное, ты уже знаешь, эту манипуляцию надо проводить ежедневно, до сего момента, в связи с различными обстоятельствами, тебе не удалось сделать этого, но сегодня я тебе даю подобную возможность! Правда, сам ты проводить ее не будешь, пока только смотреть, но со временем обойдешься и без моей помощи, ладно? – Я расстроен, что не могу собственными руками исполнить подобную задачу, но я буду безмерно счастлив наблюдать за тем, как это делает такой специалист, как вы, доктор Зоэ! – ничуть не дрогнув, заявляет Жан. – Да будет тебе, – хихикает она, едва краснея от похвалы. «Приплыли. Абстрагироваться? Да, хорошо… а тогда как я буду потом сам этим заниматься? Не притворяться же мне вечно кретином, который ни до чего не догоняет, сколько бы раз ему не объясняли?» – Я многое понимаю, – тише говорит Ханджи, чтобы их никто не услышал, – ты еще не привык видеть подобное воочию, случай в операционной тому подтверждение, но ведь надо делать первые шажки к карьере врача, перебороть себя! Жан опять вспыхивает до кончиков ушей – тот инцидент вновь неприятно всплывает в памяти, заставляя его густо покраснеть. – Ничего подобного! Я не боюсь крови! – он гордо выпячивает грудь вперед, всем своим видом показывая готовность проявить себя. – Тогда просто было душно, и я устал, не привык так рано вставать, сегодня все будет хорошо! «Может, я так хорошо справлюсь со своими обязанностями, что она удовлетворит мою просьбу?» – мелькает расчетливая мысль, за которую он мгновенно хватается. – Давайте начнем сегодня с Марко, – уже вслух предлагает Жан. – Он мне жаловался, что неплохо было бы поменять у него бинты… – Его мучают боли? – мгновенно настораживается Ханджи. – Как давно, что он сказал? – Нет поводов для беспокойства… «Черт, я ведь не знаю наверняка… но я не хочу опять проходить всех этих ужасных людей!» – …он просто упомянул в разговоре, что пора бы уже сделать это. – Раз так, то можно. В принципе, его я хотела оставить напоследок, показав тебе сначала нечто более простенькое, у Марко уж очень сложный случай, – в задумчивости трет подбородок Ханджи. – Ну, так я же парень головастый, схватываю все на лету, – Жан не хочет давать ей время на размышления, просто склоняя настойчивостью на свою сторону. – Ну ладно! – отмахивается она. – Так как я оспаривать последнее не собираюсь, то пусть будет по-твоему. Он, скрывая довольную улыбку, идет за Ханджи к двери палаты Марко. Ханджи стучится в дверь, в отличие от Жана, который пренебрегал этим; именно этот фактор дает возможность Марко мгновенно понять, кто пришел к нему на этот раз. У всех свой особенный ритм ударов, по которому он научился распознавать каждого – отсутствовал он лишь у двоих. Небольшое удивление, а затем и понимание читаются на его лице, едва он видит, как за доктором Зоэ входит довольный Жан. – Здравствуй, Марко! – приветствует его Ханджи. – Готов к перевязке? Я сегодня буду объяснять Жану, как это делается, он выразил ярое желание посмотреть на эту процедуру именно на твоем примере. Марко смотрит на Жана совершенно спокойно, привычным, уже незаметным для себя самого движением поправляя воротник, задирая его выше, он переводит взгляд на Ханджи, во взгляде что-то такое, что Жану не разобрать. – Он – мой будущий коллега, право слово, Марко, не стоит, – улыбается Ханджи. – Тебе помочь? – Нет, спасибо, я уже приспособился, – ответив с чем-то на губах, очень отдаленно напоминающим улыбку, Марко принимается за пуговицы на рубашке. Движения отточены, но рука чуть подрагивает, пару раз пальцы соскальзывают, но все равно возвращаются обратно, продевая белые кружочки через петли. Края рубашки медленно расходятся после каждого удачного движения, являя переплетение слоев бинтов; Ханджи все же помогает ему избавиться от этого предмета одежды, кинутый ею взгляд в сторону Жана говорит тому, что он должен будет делать тоже самое. Марко так и не смотрит на него. Его тело перемотано подобием кокона, ткань лежит почти идеально, обхватывая кожу под плечом так, словно там все естественно – ровно, гладко, плавным изгибом. Потом Ханджи говорит. Жан не разбирает, что конкретно, что-то про методику снятия различных типов перевязок, он просто смотрит, как тело перед ним постепенно освобождается от бинтов, моток за мотком, слой за слоем, после каждого щелчка специальных ножниц. Внутренности сжимаются, едва происходит понимание, что под белым переплетением хлопковых нитей начинает проглядываться что-то темное. Сглотнув, он убирает руки за спину и выпрямляется: Жан всегда готов смотреть куда угодно, лишь бы не на те вещи, которые ему показывает Ханджи, но в этот раз перед ним на больничной койке не абы кто. Жан не хочет выражать такого же отношения к своему другу, кое он показывал остальным людям в этих стенах. Вроде у него получается? Он все же отвлекается от рук Ханджи, от ее голоса, и почти сразу встречается взглядом с Марко: Жан никогда прежде не видел у него такого внимательного и пронизывающего взгляда, кажется, глядящего в самое его нутро, на губах нет привычной улыбки; Марко изучает его, ловя каждую эмоцию, мелькающую на лице Жана, ожидая увидеть то, что вот-вот вырвется наружу. Периферическим взором Жан видит, как оголяется полностью грудь, как здоровая чистая кожа с одной стороны плавно переходит в темную, но он продолжает держать зрительный контакт. Вот Ханджи проделывает какие-то манипуляции с культей, медленно освобождая ее от бинтов, отчего Марко впервые жмурится и сипло выдыхает сквозь сжатые зубы. Только на этой секунде они оба отвлекаются друг от друга. – Тихо, тихо, не должно быть больно, я приняла все меры… – шепчет она, словно ощущения Марко напрямую зависят от громкости ее голоса. – Жан, ты запомнил, надеюсь, как и для чего применять перекись? Похоже, ответ ей не очень нужен – Ханджи занята процессом и никак не реагирует на молчание со стороны своего незадачливого практиканта. Этих нескольких секунд хватает; Жан против собственной воли опускает взгляд и видит то, что предстает его взору. Это не Гугл, не виртуальные изображения на экране мобильника, а самое настоящее искалеченное человеческое тело с разодранной кожей, испещренное глубокими бордовыми бороздами, перехваченными стегами швов. Прикусив губу с внутренней стороны, Жан силой воли заставляет себя не отвернуться при виде изувеченного плеча и культи с аккуратно подогнутыми лоскутами кожи, стянутыми нитями. Он знает и чувствует – Марко смотрит в этот миг на него, и их взгляды встречаются вновь. Ханджи продолжает вещать, комментирует свои манипуляции, обрабатывает чем-то раны Марко, отчего он невольно чуть прищуривает от неприятных ощущений глаз, но продолжает смотреть на Жана. Словно время для Ханджи и для этих двоих идет в совершенно разных системах отсчета, ибо Жан теряет счет минутам, он видит глаз Марко, но все равно перед взором призрачно маячат поистине жуткие картины поломанных тела и жизни. И при этом он даже не понимает, как Ханджи так быстро умудряется обмотать тело своего пациента в хитрое переплетение бинтов вновь. Теперь расходятся повязки на шее, лоскуты покидают пряди темных волос, а уголки губ Марко чуть заметно вздрагивают, едва полупрозрачная ткань спадает с лица. На Жана смотрят словно два разных человека: с одной стороны привычный Марко Ботт, только не улыбающийся по своему обыкновению мягко и открыто, и с совершенно нечитаемым выражением во взгляде; с другой… Нет, Жану не хочется допускать в своей голове подобные ассоциации в адрес живого человека. Но он все же вздрагивает и мгновенно отводит взгляд от пустой глазницы в окружении темной поврежденной кожи; именно в этот момент Марко тихо и печально усмехается, от этого звука в Жане что-то надрывается. Проигрыш – все же вырывается то, что он с трудом сдерживал все время; Марко теперь не смотрит в его сторону, покорно снося над собой все манипуляции, складки на одеяле снова всецело завладевают его вниманием. А оказывается, все это время Ханджи так и не переставала говорить. – Доктор Зоэ, я могу выйти? Очень надо… – Сейчас, Жан? Мы уже почти закончили, но раз невтерпеж, то иди, терпеть вредно. Жду тебя у двери мистера Грина. И Жан мгновенно пользуется предоставленной ему возможностью. Ему до последнего кажется, что взгляд Марко прикован к нему, хотя он понимает, насколько это глупо, насколько глуп он сам.