Второе бессмертие

      Энви, из-за навалившейся усталости до сих пор не превратившийся обратно, проснулся от несильного тычка в бок. Недовольно зашипев, он лениво потянулся и пару раз зевнул, обнажая прижатые к верхнему нёбу клыки и подёргивая длинным хвостом.       - Да хватит выёживаться-то, - пробурчал рядом знакомый детский голос. – Разлёгся, глянь, когда остальные работают. Вставай, говорю!       - Отстань, малявка, дай поспать, - не открывая глаз, откликнулся он. Проснись Энви полностью, вряд ли ему пришло в голову обозвать Накуа «малявкой» - опасно так злить богиню. Но Энви на то и Энви, что всегда сначала ляпнет, а потом думает. Нет ничего удивительного в том, что ответом ему послужил новый тычок, на этот раз сильнее и не рукой, а мохнатой лапой, которая и оторвала его от земли. Полностью открыв глаза и извернувшись, змея покрылась потрескивающими алыми разрядами, похожими немного на электрические. Один из таких разрядов коснулся мохнатой лапы, торчавшей из головы Накуа. Богиня вздрогнула от неожиданной боли и ослабила хватку, позволив Энви шлёпнуться на землю, где он и превратился в человека окончательно.       Энви не спешил волочиться куда-то по первому приказу этой девчонки. Пусть она богиня, пусть сильная, но бегать у школьницы на побегушках?! Нет уж, увольте! Гомункул демонстративно отвернулся, разглядывая окрестности. Находились они в большом зале с таким высоким потолком, что он, казалось, уходил в небо. Повсюду сновали призраки и нелюди, носили кирпичи, балки, куски дерева. Работали они молчаливо и деловито, совсем как муравьи. Задавшись вопросом, зачем они всё это делают, Энви повернулся направо, туда, куда стекался поток работников, и увидел недостроенный мост. В будущем, наверное, красивый мост получится: камень вон какой дорогой положен, а о тяжелых перилах, производивших сильное впечатление, нечего и говорить.       - И зачем ты такой фигнёй страдаешь? – деловито поинтересовался он у Накуа. – Ты же богиня, что тебе стоит такой мост самой отгрохать за пару минут?       - Ты плохо представляешь возможности богов. Мы, конечно, намного сильнее людей, но не всесильны же.       - Ага, тебе просто нравится их мучить, - поддел её Энви. – Либо самой лень, да?       - Да причём тут это? – недовольство в её голосе медленно перерастало в раздражение. – Мы, боги, подразделяемся на несколько классов, а я не из Создающих, ясно?       - Ла-адно, убедила, - Энви неторопливо поднялся и с наслаждением потянулся. – А мост-то тебе зачем?       Скользнув взглядом по чёрным, как две бездны, глазам, Энви невольно отошёл на пару шагов – Накуа, кажется, всерьёз разозлилась. Гомункул лихорадочно заозирался, выбирая место, где можно укрыться от громадных пауков-слуг, которых здесь наверняка было великое множество. Одна из небольших пещер, в которой проживали работники, вполне подходила.       - А вот это уже не твоё дело, - медленно, нараспев произнесла Накуа, сдвинув брови к переносице и уперев кулаки в бока. – Ясно? Когда-нибудь, может, узнаешь, но только не сегодня, - уже не так страшно сверкая глазами, сказала она.       Энви кивнул, глядя ей за спину, где копошились в отдалении призраки. Они чувствовали себя здесь хорошо – это было сразу видно по их лицам, движениям, манере разговора. Откуда-то справа доносились равномерные стуки – видимо, строили мост, нужный непонятно зачем и для чего. Перед другими богами хвастаться? Вполне возможно. По крайней мере, другого объяснения Энви пока не находил.       Оттуда же, справа, послышался шелест. Скосив глаза, он заметил спешащих к нему пауков, каждый из которых что-то держал в лапах. Приблизившись к гомункулу, они окружили его и стали ненавязчиво толкать к мосту. Пауки не были большими, но и маленькими их не назовёшь, к тому же, их было много – этого оказалось достаточно, чтобы сдвинуть Энви с места через несколько минут.       - Эй, что они делают? – возмутился гомункул, к которому спешили другие пауки.       - Хотят отнести на место работы, - сообщила Накуа, достав где-то забавную белую каску с алым крестом и надевая её на голову.       - Какая раб… - остальные слова утонули в шелесте. Энви попытался соскочить с живого ковра, но его по инерции относило обратно. Было бы неплохо превратиться в кого-нибудь летающего, но сил на это сейчас не хватило бы. Но то, что он не мог справиться с возникшей проблемой, не означало, что Энви будет ехать на пауках молча. Как бы мягко и плавно они ни старались передвигаться, каждый раз в сторону бедных насекомых неслись ругательства, тычки и возмущённые вопли. Выдержка у них была просто изумительная: они слушали гомункула, не прерывая свой ход.       Процессия остановилась рядом с небольшой пещеркой, сплошь заваленной всяким, по мнению гомункула, хламом. Пауки расступились, сбросив Энви и образовав просторный круг. Уходить они точно не собиралиись, иначе не стали бы торчать здесь и лупать множеством глаз, неотрывно глядя на Энви.       - Следить собираетесь, да? – процедил в их сторону гомункул. – Твари неразумные… - он чуть не сказал «Пошли прочь», но вовремя одумался: Накуа вряд ли понравится такое обращение с её любимцами и слугами. Стараясь не обращать внимания на вездесущих пауков, он заглянул в пещеру. Пыли здесь было много, казалось, всё, что здесь было, покрылось толстым серым слоем. Громко чихнув, гомункул отошёл от пещерки и замотал головой. Пауки всё ещё стояли рядом, наблюдая за тем, что он будет делать дальше.       Отчихавшись, Энви осмотрелся. Накуа поблизости не наблюдалось, что не могло не радовать: работать, тем более, на неё, у него не было никакого желания. Пауки, правда, глаза мозолили, но это ещё было терпимо. Энви облокотился на холодный камень, выбрав небольшую группку призраков, за который было интереснее всего наблюдать. Они отдыхали, устроившись рядом со своей пещеркой и негромко обсуждая последние новости. Гомункул им завидовал: призракам-то хорошо, никто их не достаёт, у Фухито они не были и в помине не знают, что это такое – медленно погибать от ослабления эффекта крови.       Энви присмотрелся к мосту: он оказался не таким уж незаконченным, как гомункул подумал вначале - он вёл куда-то вдаль, раскинувшись над бездонной пропастью, начинённой липкой холодной тьмой, весело освещая всё вокруг небольшими фонариками, прикреплёнными к перилам и к деревянным подобиям ворот с небольшой белой табличкой.       Пауки возбуждённо зашуршали, потирая одной лапкой о другую. Энви не сразу понял, что они так приветствуют свою госпожу – Накуа, которая свалилась как снег на голову. Она так и ходила в забавной белой каске, только в руках держала длинный белый свёрток – видимо, план строительства моста. Накуа появилась у него за спиной и негромко хмыкнула, привлекая внимание. Энви обернулся и чуть не подпрыгнул – слишком неожиданным было её появление.       - Не смей больше так делать! – крикнул Энви, оскалившись не хуже акулы.       - А то что? – холодно, с надменностью откликнулась богиня. – Ты ничего мне сделать не сможешь, мы стоим на разных ступенях развития.       Энви как током ударило: он уже слышал эту фразу, сам повторял её много раз. Только относилась она к ним, к гомункулам, высшим существам в своём мире, сильнейшим и самым таинственным. Слышать то же самое в исполнении Накуа было вдвойне неприятно, но пришлось проглотить эту горькую пилюлю, чтобы не разразился настоящий скандал, в ходе которого удача явно будет не на стороне гомункула.        «Ничего, дай мне только отойти, я тебе покажу, как надо разговаривать с гомункулами», - утешал себя Энви, поднимая прямоугольный разноцветный камень. Он оказался таким тяжёлым, что Энви чуть не улетел на землю вслед за камнем. Поглядев немного на этот цирк, Накуа фыркнула и отвернулась, принявшись отдавать приказы другим работникам.       Сзади послышался тихий беззлобный смех. Это смеялся один из отдыхающих призраков, такой же новенький, как и Энви, появившийся здесь пару-тройку дней назад. Гомункул нарочито медленно развернулся, обдал призрака тонной презрения и перевёл ненавидящий взгляд на чёртов камень, оказавшийся намного тяжелее, чем он думал.       Энви позабыл о том, что хотел отказаться от этой работы: очень уж хотелось доказать, что этот булыжник он поднимет. Призраки вернулись к своему делу, тихо зашушукались, подхихикивая. Рядом с Энви сгрудились пауки, тихо шурша лапками и посверкивая в полумраке множеством глаз. Они готовы были помочь спасённому Накуа гомункулу. Один из них, тот, что был покрупнее да посмелее, выступил вперёд, подошёл к камню, немного поводил по нему лапами, выбирая, где лучше взяться, и, обхватив камень получше, закинул его себе на спину. Не дожидаясь гомункула, он потащил камень к мосту, а другие сородичи быстро разбежались по своим делам, будто ничего не видели.       Энви помощи паучка не оценил: ему было очень обидно, что глупое насекомое вот так просто подняло камень. Он подошёл к складу камней, вытащил ещё один, попытался поднять так же, как это делал слуга Накуа. Камень от этого легче не стал, но, по крайней мере, на землю ни он, ни Энви не упали.       Гомункул никогда в жизни не подумал бы, что когда-нибудь будет так радоваться, что смог поднять какой-то булыжник и донести его до моста. Остальные работники дивились, не понимая, почему он ведёт себя так, будто не кусочек будущего моста, а целую гору поднял, но на их мнение он плевал с высокой колокольни. Скинув ношу рядом с нагромождением камней и чуть не подавив паучков, лишь чудом успевших избежать участи быть раздавленными тяжеленным камнем, Энви прислонился к перилам, сложил руки на груди и немного опустил голову. Вокруг него копошились призраки, пауки и мелкие духи, и каждый из них нёс свой камень. Нёс с достоинством и полным осознанием того, что строит великий мост, который прославится в веках. Энви который раз за этот день убедился, что все они знают гораздо больше, чем он, что его сильно раздражало. Пора было исправить эту досадную ошибку.       По земле прошлась лёгкая дрожь, следом за ней Энви услышал несильный стук и скрежет, исходившие то ли из середины моста, то ли из самой пропасти. Заинтересованный, он ринулся туда, чувствуя под ногами гладкие доски и отшлифованные камни. Всё это было ледяным и неприятно обжигало ноги, но Энви упорно бежал к своей цели. Добежав, гомункул запрыгнул на перила и перегнулся через них, чудом не падая в бездонную холодную тьму. В этой тьме что-то мерцало. Огоньки, не огоньки… Энви озадаченно нахмурился, гадая, какому идиоту понадобилось освещать пропасть и что-то там делать.       Как только Энви отвернулся, глядя на другую сторону недостроенного моста, под ногами снова прошла дрожь, на этот раз сильнее: она не просто вибрировала под ногами, а чуть не скинула Энви с перил туда, в непроглядную темень. Он не желал такого исхода и быстро спрыгнул, но от перил далеко не ушёл – очень уж хотелось ему узнать, какой чудик там работает.       Огоньки замерцали сильнее, скрежет усиливался. Энви, опершись щекой на ладонь, наблюдал за тем, как постепенно вырисовывается силуэт чего-то огромного, очень широкого. Гомункул был слишком заинтересован неожиданным зрелищем, чтобы обратить внимание на разбегавшихся от моста подальше работников. Единственные, кто остались – пауки, да и то, не все, а те, кто побольше. Они терпеливо ждали приказа Накуа, чтобы обезвредить ещё одного работника, находившегося на особом положении.       Завеса тайны не просто приоткрылась, а улетела прочь со свистом. Громкий заунывный рёв заполнил пропасть и чуть не оглушил Энви. Гомункул увидел прямо под мостом большой, усеянный зубами круг-рот, по ободку которого мерцали с десяток круглых глаз. В самом центре рта выделились небольшие, по сравнению со всем остальным, жвалы, по ним стекала вязкая голубоватая слюна. Когда чудовище немного повернулось, а чей-то фонарик выхватил из тьмы часть громаднейшего тела, Энви увидел буроватую кожу, под которой толчками передвигалась кровь.        «Червь, - дошло до Энви после того, как монстр приблизился к мосту так, что чуть не утыкался в него зубами, и грозно заревел, чего-то требуя. – Это же червь! Огромный такой…. Что за бред, как такая монстрина может быть червём, ещё и с зубами?!»       Мимо прошуршали громадные пауки. Энви отпрянул от чёрных мохнатых тел, прыгавших прямо в рот выползшему ужасу с обоих сторон. Они поборолись, выясняя, кто кого может задавить и кто здесь хозяин. Пауки кусали его жвалами, били по глазам лапами, причиняя «работнику на особом положении» всяческие неудобства. Так длилось до тех пор, пока монстр не сдался и не вернулся во влажную темноту, предварительно ткнув-таки мордой мост. Справившиеся со своей задачей пауки с визгом выскочили на поверхность и умчались прочь – докладывать хозяйке о результатах.       То, что Энви был в шоке – это значит почти ничего не сказать. Он никогда раньше не видел таких существ, ни у Химе, ни у Фухито. Он даже представить себе не мог, что такие твари существуют. Энви ясно чувствовал желание этой штуки – его рассматривали в качестве вкусного приложения к куску моста. А Энви в нынешнем состоянии, не оправившийся ещё от пережитого у Фухито, не мог противостоять грубой силе такого размаха, и от одной мысли, что бы с ним сделал гигантский «червь», попадись-таки ему гомункул в зубы, бросало в дрожь.       Энви услышал детский голосок, что-то кричавший призракам. Этот голос и вывел его из транса; а осознав, что наконец может сдвинуться с места, Энви пулей сбежал с моста и затормозил рядом с богиней, по инерции ещё немного пробежавшись и чуть не сбив её с ног. Ужас быстро перерос в возмущение, которому не было предела: ну кто, скажите, кто берёт к себе на работу такой ползучий ужас?! Это ж надо додуматься – взять и привести на стройку всеядного монстра размером с небоскрёб! Да эта ненасытная глотка только и ждёт, когда кто-нибудь из работников зазевается, чтобы сожрать и даже косточек не оставить!       - Что это вообще за тварь такая?! Зачем надо было тащить его сюда, Накуа? Он же меня чуть не сожрал! – Энви считал, что в этой ситуации прав он и только он, и не сдерживался. Он даже руками перед носом богини махал, что той не нравилось: она морщилась, сложив руки на груди.       - Во-первых, это червь, хотя некоторые из Королевства называют его «большим синим монстром» и «ошибкой природы», - невозмутимо начала Накуа, обдав гомункула холодным, как тысячи ледяных колючек, взглядом. – Во-вторых, я его использую, чтобы копать землю. А в третьих, он бы таким, как ты, подавился и выплюнул обратно.       Спорить с Накуа было бесполезно. Энви зыркнул в сторону пропасти, сделав в уме пометку, что с червём-переростком он потом обязательно расквитается. Богиня объявила небольшой перерыв, подошла к группке призраков, сошедших по большой широкой лестнице, ведущей наверх. Энви скользнул взглядом по белому мрамору, по тонким перилам… И тут его осенило, как отсюда можно выбраться.       Энви решил разобраться во всём позже, когда Накуа отойдёт подальше и не будет мешать. Хорошо бы ещё не попасться паукам на глаза - они всё своей хозяйке передадут, и уйти незамеченным тогда не удастся. А пройти мимо них можно было одним способом: самому на некоторое время стать пауком. Энви отошёл в сторону пещерки, заваленной кусками тяжеленного камня, вжался в один из них, убедился, что никто в его сторону не смотрит и, вытянув руку, приказал ей превратиться в паучью лапу. Алые линии окутали ладонь с сухим треском, коснулись кожи. Энви замер, ожидая, что рука сейчас преобразуется. Где-то на периферии сознания мелькал голос Накуа, обсуждавшей с прорабом план постройки моста и способ кормления гигантского червя, который так оголодал, что готов был съесть часть пространства. Тогда непременно возник бы конфликт двух реальностей – той, в которой Накуа и её слуги были сейчас и той, в какую они строили мост – а последствия этого могли быть ужасными. Накуа даже представлять не хотела, что оба мира тогда может ожидать.       Рука в паучью лапу, к величайшей радости Энви, превратилась, но вот дальше руки дело не пошло. Сколько бы он не пытался принять облик паука, дело с мёртвой точки не сдвигалось. Гомункул долго не сдавался, до тех пор, пока к пещерке не приблизился один из призраков и не предложил посидеть вместе с его компанией – его интересовал угрюмый незнакомец, не похожий ни на одно существо, которое он раньше видел. Энви компания призраков была ни к чему, но было у них то, что ему было нужно: эти призраки должны знать, на что Накуа сдался этот мост.       Призраки попались дружелюбные и молчаливые. Смотря на них, можно было подумать, что они общаются взглядами, а слова им совсем не нужны. Энви вяло тыкал ложкой в принесённую заботливыми пауками тёмную кашицу. На вид он была не очень, зато на запах - терпимо. Пробовать эту гадость Энви пока не решался – надо было скормить это кому-нибудь и посмотреть, что выйдет. Призраков можно в рассчёт не брать – они не кашей, а чем-то другим питаются.       - Так зачем Накуа понадобилось мост строить? – состроив самое невинное выражение лица, спросил Энви.       - А ты про «мост грёз» не слышал никогда? – тихим ласковым голосом откликнулся молодой призрак – тот самый, который рассмеялся, когда Энви уронил камень на землю и сам следом чуть не улетел.       - Мост грёз? Что за дурацкое название… - разочарованно протянул гомункул, ткнув ложкой в тёмную массу и зыркнув по сторонам – не идёт ли кто? Мост с таким именем мог строиться ради одного – детского желания чопорной богини. Она и выглядит как девчонка-младшеклассница, и ведёт себя иногда соответствующе. Нет ничего удивительного в том, что ей взбрело в голову создать такой мост. Здешние боги-монстры и прочие вообще все с причудами – это Энви уяснил ещё в поместье Химе.       - Нет, что ты, это самое подходящее название из всех возможных! – тихо воскликнул самый молодой призрак. – Этот мост – воплощение грёз древних богов, которые желали соединить два мира и навести, наконец, порядок там, в другом мире. Наша богиня продолжает эту традицию, и благодаря её усилиям мост совсем скоро будет построен.       Энви подумал, что в таком случае второму миру несдобровать, но промолчал. Он уже понял, что Накуа не та, с кем можно поскандалить за милую душу. То есть, поскандалить-то можно, только последствия могут быть весьма и весьма печальными.       Ошибке природы, которую богиня ласково кликала «червяком», снова что-то не понравилось, о чём кошмарное недоразумение незамедлило сообщить громким рёвом и гулкими стуками о стену. Мост сотрясался так, будто сейчас упадёт, снова начался переполох, работники разбежались, а пауки уже второй раз выскочили на чудом державшийся мост, чтобы усмирить бунтовщика. Червяк-переросток оказался умным животным: он знал, что произойдёт, если вылезти, и продолжал творить безобразия на самом дне, там, куда пауки не рискнули бы прыгнуть.       Появилась Накуа в своей белой каске, которая вкупе со школьной формой смотрелась немного нелепо. Несмотря на всю серьёзность ситуации и грозный вид богини, пытавшейся понять, чего наглое животное желает, Энви прыснул в кулак – не мог удержаться при виде такой несуразности. Гомункулу повезло, что в поднявшейся суматохе на его смешки не обратили внимания, иначе ему могло бы сильно достаться от самой Накуа.       Девочка без всякой опаски вошла на качающийся во все стороны мост и остановилась на самой середине, уперев кулачки в бока. Внизу не притихли, как она ожидала, а оживились ещё больше. Мост в результате стало раскачивать так, что богине пришлось схватиться за перила, чтобы не свалиться в бездну. Вместо аппетитно выглядевшей девочки вниз улетела белая каска с красным крестом. Кувыркнувшись пару раз, она ещё немного помаячила печальным белым пятнышком и скрылась в недрах жилища монстра.       - А ну, прекрати! – прикрикнула она на разошедшегося червя, который бился башкой в стенку, как умалишённый, и ревел не хуже стада бизонов. Червяк точно был мазохистом – любое нормальное животное рано или поздно поймёт, что если биться головой об камни, будет больно.       Энви понял, что Накуа не знает языка, на котором этот монстр общается с сородичами, и его это развеселило ещё больше: богиня представляла себя как всезнающее и всемогущее существо, а оказалось, что она даже не со всеми слугами объясниться может. Знал бы Энви, насколько своеобразен язык «червя», путешествующего по мирам, как люди – по странам, вряд ли бы ему пришло в голову насмехаться над богиней.       С червём договориться не удалось – на все окрики или попытки выяснить, что же ему надо, он раскачивал мост равномерными ударами и ревел, иногда переходя на угрожающий свист. Накуа так возмутилась, что из головы у неё вытянулась громадная паучья лапа и исчезла в холодной мгле. Она пыталась нащупать червя и придавить его, чтобы показать, кто тут главный, но ничего не вышло – он был слишком глубоко. Богине пришлось отступить и уйти с моста, обдумывая ситуацию и не видя из неё выхода.       Энви неспешно поднялся, собираясь улизнуть, но стоило ему сделать пару шагов, как за шкирку его схватила та самая длинная, страшная, мохнатая лапа и притянула обратно. У Накуа явно были свои планы, и нарушать их она никому не позволит, гомункул это понимал, но для приличия всё равно немного побрыкался.       - Что тебе от меня надо? – обиженно спросил он, оборачиваясь. С языка так и срывалось продолжение этой фразы (и продолжение совсем не лестное), но, встретившись с ней взглядом, Энви прикусил язык: раздражённая Накуа упорно напоминала горгону из древних мифов, часть которых он прочёл, пока жил в поместье Химе. Энви даже не сомневался, что она, как её дальняя «родственница», превращает любого, кто попадётся ей на пути, в статую. На время, конечно, пока ступор не закончится, и жертва расправы не придёт в себя.       - Ты поговоришь с ним, - Накуа махнула рукой в сторону бездны, из которой доносились самые непристойные звуки.       - Что-что-что?! – Энви забыл, что его держат, и попятился от богини, но уйти далеко не удалось. Неслыханная наглость: использовать его, Энви, как переводчика!       - Ты поговоришь с ним, - медленнее, чуть ли не по слогам произнесла она, видимо, решив, что гомункул её не услышал. – И выяснишь, что ему надо.       - Да не хочу я с ним говорить! – заистерил гомункул, отцепляя от себя чёрную лапу и отходя на пару шагов. – Я к нему даже приближаться не хо…       Накуа не любила, когда ей отказывали. Особенно не любила, когда это делали в резкой манере. Напряжение вокруг неё возросло настолько, что лампочку можно было подключать, глаза засветились не хуже автомобильных фар (что поделать, любила она иногда блеснуть спецэффектами собственного изобретения), а из головы вылезло сразу несколько крупных паучьих лап, которые так шевелились, что создавалось впечатление, будто волосы у неё встают дыбом.       - Не хочеш-шь, говориш-ш-шь? – провыла богиня, приближаясь к попятившемуся гомункулу, осознавшему, что зря он всё это ляпнул и лучше было бы помолчать. Энви очень не хотелось признавать своё поражение, ещё меньше – показывать свой испуг перед ней. Признаться, малявка умела производить впечатление – много тренировалась, наверное.       - Да! – пискнул Энви, нервно облизываясь и убеждая себя, что задуманный план – не побег, а стратегическое отступление. – Да я же не превращусь сейчас даже! – поспешно добавил он, когда лап на хорошенькой до этого головке стало раза в два больше, а глаза –фары стали светиться раза в два ярче, ослепляя гомункула.       Накуа остановилась, с подозрительным прищуром посмотрела на Энви, напоминавшего муравья, на которого упала тень от ботинка неосмотрительного человека. Прищур вышел жуткий: эффект «фар» богиня не убрала, и тени легли на её лицо так, что хорошенькое личико стало похоже на древнюю маску.       - Точно-о-о? – протянула она, мигом из грозной и пугающей становясь более или менее спокойной. Энви закивал, уверяя богиню в том, что это – чистая правда. – Покажи, - потребовала Накуа, не удовлетворившаяся одними лишь словами.       - Хорош-шо-о, - точно таким же тоном, как богиня перед этим, процедил он. Энви демонстративно вытянул вперёд руку, покрывшуюся алыми искрами-разрядами, дождался, пока она примет подобие паучьей лапы, и только открыл рот, чтобы объяснить, почему дальше дело с места не сдвинется, как его перебила богиня: сдвинув бровки, она строго наказала ему идти к червю и разбираться с ним, а когда гомункул попробовал упереться, собственноручно принялась его толкать. Паучки, наблюдавшие за этой сценой, сбежались к хозяйке и стали помогать ей подталкивать изворачивавшегося гомункула к мосту. Энви был в ужасе, но в то же время, в крайнем возмущении: громадный червь, непонятно на что способный, его пугал, а упрямство Накуа сильно раздражало.       Энви попытался извернуться и дать дёру отсюда, но предусмотрительная Накуа снова воспользовалась паучьими лапами, которыми могла без особого труда переломать металлическую балку, и вернула гомункула на прежний путь.       - Он… Да он же меня сожрёт! – пытался отвязаться от настойчивой богини Энви. – Я не смогу превратиться до конца, ты что, не понимаешь?!       Богиня застыла, задумалась о чём-то, сдвинув брови к переносице и подкатив глаза. Энви замер в надежде, что теперь-то его оставят в покое, а он наконец сможет улизнуть. Он был уверен, что Накуа не станет отдавать его на съедение червю. Как же он ошибался…       - Значит, придётся тебе смочь, - невозмутимо пожала плечиками прикрывшая глаза Накуа. – Иначе тебя сожрут заживо. Хотя я сильно сомневаюсь, что ему понравится такая костлявая тушка.       - Я не костлявый! – завопил Энви. – Я просто много двигаюсь!       - Значит, и от червя убежать сможешь в случае чего, - заявила богиня, подтолкнув его к пропасти, из которой неслись такие жуткие и кровожадные звуки, что гомункула пробрала дрожь. – Прыгай, - приказала Накуа, сложив руки на груди.       - Тебе мало того, что меня сожрут, так ты ещё хочешь, чтобы я разбился?! – под взглядом Накуа он неохотно опустился на корточки, свесил ноги в бездну. Оттуда донеслось вожделённое урчание: червь понял, что еда спускается к нему сама. По крайней мере, так понял этот звук Энви, которому уже рисовались самые жуткие картины ближайшего будущего.       Зацепившись одной рукой за край, гомункул нащупывал ногами опору. Вырастить крылья не получалось, дополнительные лапы – тоже, приходилось обходиться тем, что имелось. Опора никак не желала находиться, ноги скользили по холодному, обросшему мхом, камню. Энви даже маленькой щёлочки нащупать не мог, не то что выступ. Он пыхтел, сопел и злиллся, но это мало чем помогало, скорее, наоборот, мешало сосредоточиться.       - Ты там долго ещё спускаться собираешься? – недовольно спросила Накуа. Энви хотел сказать, что это его дело – сколько времени спускаться и как спускаться, но богиня всё решила по-своему: подняла ногу и наступила ему на руку. Взвыв, Энви полетел вниз, чертыхаясь по дороге и обещая богине устроить разбор полётов, когда он оттуда вылезет.       Приземлился он на холодный каменный пол эффектно: с хрустом, в виде лепёшки, окутанной алыми искрами. Медленно срастающееся и обретающее приемлемую форму тело грызла боль. Или червь – перед глазами Энви плавали стайками разноцветные круги, и сказать наверняка, кто или что его жрёт, он не мог. Любое движение отзывалось такой болью, что хотелось выть. Что он и делал, со мстительным удовольствием представляя зажавшую уши Накуа, удостоенную чести слушать дуэт обиженных на весь мир червя и гомункула.       Когда боль отступила на второй план, а глаза наконец смогли нормально видеть, Энви перевернулся и осмотрелся, насколько позволяло его нынешнее состояние. Червь уже перестал долбиться в стенку – почуял, видимо, зараза. Гомункул пошевелил рукой, убеждаясь, что она его слушается. Первый раз в жизни он так радовался тому, что может двигаться и жить. И эта дикая, бурная радость вылилась в гомерический хохот, от которого оглушённый внезапной звуковой атакой червь вжался в стену, медленно понимая, что ему подкинули совершенно сумасшедшего и очень страшного компаньона.       Отхохотавшись, Энви поднялся, хищным взглядом скользя по камням. Он чувствовал, что червь замер где-то рядом, в паре десятков метров, но, как ни странно, не мог увидеть это громадное создание. Испугавшийся монстр, решивший, что к нему пришла кара свыше, не спешил выдавать себя и старательно сливался со стенкой, чтобы быть как можно незаметнее. Стремление было похвальным, но бедолагу всё равно раскрыли: Энви, отлично ориентировавшийся в темноте, увидел слабое отражение себя самого в одном из многочисленных глаз, а, вычислив, где находится его нынешний противник, решил, что лучшая защита – это нападение, и с громкими воплями, размахивая руками, побежал на червя, готовый отбежать подальше при любом намёке на угрозу со стороны монстра.       - Что ты делаешь? – услышал он недовольно-раздосадованный голос Накуа. – С ним надо поговорить, а не пугать так, чтобы он сознание терял!       - Ты ещё не ушла, малявка? – Энви уже понял, что здесь богине его не достать, и не боялся выкрикивать всё, что о ней думал. – А мы общий язык ищем, не видишь разве?       - По-моему, ты хочешь запугать его до смерти, - фыркнула девочка, скрываясь с глаз. Энви кивнул, ухмыляясь: конечно, он этого и добивался, иначе до смерти напугают его самого.       Червь напал внезапно, без всякого плана и логики. Он просто ломанулся в сторону гомункула, обнажив все свои зубы и нацелив жвалы на потенциальную добычу. Энви обернулся на шум, увидел, что на него мчится этакий живой поезд, оценил размеры этого самого «поезда», который оказался вблизи ещё больше, чем гомункул подразумевал, и отскочил в сторону, пропуская червя. Громадному животному удалось затормозить далеко не сразу, и это дало Энви шанс скрыться во тьме. Правда, скрыться – это громко сказано, потому что гомункул поминутно натыкался то на кость, то на брошенную кем-то вещь, не оценённую местным жителем в качестве пищи, и издавал много лишнего шума.       Энви отчаянно искал выход, прыгал кузнечиком во тьме, пока остановившийся червеобразный локомотив медленно разворачивался и набирал скорость, чтобы сбить напугавшего его гомункула наверняка и раскатать тонким слоем по полу. Энви понял, что его заперли в ловушке: все пути были отрезаны громадным телом монстра, а позади была только стена из проросших друг в друга камней.       Кошмарная пасть, полная кривых зубов, стремительно приближалась, Энви уже чувствовал нестерпимую вонь, от которой даже голова закружилась. Он понимал, что второй раз червь вопля не испугается, нужно было придумывать что-то новое. Энви не стал ждать, пока этот монстр к нему приблизится – он побежал сам. Зубастая жуть заревела, раскрывая пасть шире прежнего, полагая, что глупая добыча сейчас сама забежит вовнутрь и её даже жевать не придётся.       Энви остановился, когда до пышущего вонью живого поезда оставалась несчастная пара метров, на миг задержал взгляд на глазах монстра. Червь оказался настолько близко, что до него можно было дотронуться рукой, чем он и воспользовался: гомункул надавил одной рукой на самый большой глаз, оттолкнулся от него и, подпрыгнув на тройку-четвёрку метров, уцепился за небольшие роговые выросты на голове монстра. Червь, совсем не ожидавший, что его оседлают таким наглым образом, яростно заревел и стал разворачиваться к стене. Энви понял, что его хотят раздавить. Подтянувшись, он перебросил себя повыше, на следующий роговой вырост, упёрся в нижний ногами, снова подпрыгнул и оказался на самой верхушке этой громадины. Здесь держаться было решительно не за что. Червь заходил под ним ходуном, рассчитывая сбросить незваного наездника. Он яростно лупал глазами, рычал, щёлкал зубами, стараясь устрашить, но ничего не помогало – Энви оставался на вершине. Правда, со стороны его вид был весьма забавным: дело в том, что он уцепился за первое, что пришло в голову, - за кожу, к тому же, его ежесекундно бросало из стороны в сторону, а на лице застыла смесь детского восторга и желания стукнуть по громадной макушке чем-нибудь поувесистее, чтобы усмирить ошибку природы и дать понять, что Энви отсюда ни за что не слезет, как ни пытайся его скинуть.       Червь был категорически против всякого ограничения призрачной свободы. Он вставал на дыбы не хуже заправского коня, он метался в стороны и катался по полу, пытаясь придавить гомункула своей тушей, но он ловко перебирался на другую сторону и снова вцеплялся в кожу не хуже клеща. Червь боролся с ним долго, но и он, устав наконец, замолк и привалился к стене. Тряска улеглась, и Энви, обессилев, разлёгся на громадном монстре. Он чувствовал, как билась под грубой кожей жила, слышал, как быстро текла кровь по мощному телу червеобразного чудовища, который смирился со своей участью.       Вылезать Энви обратно уже не хотелось. Накуа его, мягко говоря, достала, и видеть богиню он совсем не желал, равно как и паучков, и всех тех, кто участвовал в строительстве моста. За эти несколько часов они успели настолько надоесть, что плеваться хотелось. Энви желал свободы. Даже не желал – жаждал. Он, единожды испытавший это неповторимое чувство, когда ещё не знал, что придётся служить Химе и спасать эту сумасбродную девчонку, вечно влипающую в неприятности, желал вернуть это прекрасное ощущение. Ему ничего не нужно было, только уверенность в том, что больше его никто не потревожит.       Червь беспокойно колыхнулся, чуть не сбросив Энви с себя, но быстро успокоился. Зато гомункул, в мыслях уже вернувший себе утраченную однажды свободу, раздражённо сплюнул и попал ему в глаз. Бедное животное взревело, активно затрясло мордой. Мощная волна прокатилась по всему телу и обратно. И ещё раз. И ещё…       - Ты не можешь спокойно полежать?! – рявкнул Энви, стукнув кулаком по грубой коже. Он усмехнулся своим мыслям: ещё около получаса назад он жутко боялся этого червя-переростка, думал, что его жаждут съесть. А монстру-то только и надо, что уверенность в том, что его не потревожат, много еды и, пожалуй… Свобода. В этом у него и у Энви интересы совпадали: они оба хотели ускользнуть из-под надзора Накуа, только червь это ощущал на уровне инстинктов, а гомункул осознавал полностью.       И тут Энви осенило: а выход-то совсем рядом! Стоит этому червю разогнаться и пробить стену, и они окажутся на воле! По-звериному оскалившись, гомункул превратил руку в подобие кривого клинка, размахнулся и всадил это орудие в спину своего «коня». Червь напрягся, ощущая, что в спину попала какая-то заноза. Энви воткнул второй раз, уже глубже. Монстр взвился на дыбы, тяжело плюхнулся обратно (гомункул заметил, что мост наверху сильно закачался) и помчался на стену. Энви, ухмыляясь, поправлял его тычками в бока, чтобы он не сбился с курса.       Гомункул отполз подальше и пригнулся. В качестве тарана должен послужить червь, а не он. Зверь, доведённый до крайности сегодняшними стрессами и постоянными укусами очень противной блохи (то есть, Энви), со всей дури врезался в стену боком. Энви оглушил хруст ломающихся камней, грохот того, что падало сверху, и он пропустил тот момент, когда червь ворвался в мягкую землю и принялся активно её пожирать, образуя широкий круглый тоннель. Энви понял это, только когда грохот падающих камней стих, а из всех звуков осталось только довольное почавкивание. Гомункул, не веря своему счастью, растерянно озирался, подумав, что не может всё быть настолько просто. Но никто за ними не гнался, ни пауки, ни Накуа, и его постепенно объяло осознание того, что он вырвался. Энви несильно шлёпнул червя, втянул в себя тяжёлый воздух. Из груди рвался хрипловатый смех, губы растянулись в широкой, торжествующей усмешке: он, наконец-то, свободен!