Голодные игры

-Давай, держись, детка, - шепчу я, сжимая кулаки. Эффи семенит вокруг меня и что-то ворчит о договорах и пересылках на Арену. Но сейчас мне совершенно не до этого, - Бряк, не брякай!, - выпаливаю я и ловлю на себе разочарованный взгляд второго ментора моего родного Дистрикта-12. Кажется, что ещё секунда и Эффи разразится слезами, - Ладно, ладно! Прости! -Так-то лучше, Хеймитч, - кидает она и снова цокает своими каблучками удаляясь прочь. В комнате остаюсь только я и несколько десятков мониторов, на которых показывают то, что происходит на Арене. -Держись, солнышко... Вцепившись руками в пластмассовую ручку кресла, я внимательно пялюсь в монитор, чтобы не пропустить ни единой мелочи. Когда Катон начинает подбираться к Китнисс, та, словно белка, «подпрыгивает» вверх на несколько ярусов. Тут уж даже массивный клинок здоровяка из Дистрикта-2 не поможет. Разве что... Он не захочет подпилить дерево. Но, думаю, у него на это мозгов не хватит. Катон летит вниз, цепляясь за сучья и ветки. Он здорово стукается о землю, у меня даже мелькнула надежда: не свернул ли он себе шею, но нет - встает на ноги, ругаясь как сапожник. Следом решает попытать счастья девушка с луком – Диадема из Дистрикта-1. У нее хватает ума не лезть дальше, как только сучья под ногами начинают трещать. Теперь Китнисс на высоте восьмидесяти футов. Тогда девушка стреляет в неё из лука, но сразу становится ясно, что она совсем не умеет с ним обращаться. Да стоит вспомнить, как она облажалась тогда на озере, когда Катону пришлось добивать парня в ручную. Одна стрела все-таки застревает в ветках настолько близко, что до нее Китнисс может дотянуться. Наша девочка дразнит темноволосую Диадему, размахивая над нею стрелою, словно бы только для этого и добытой. Профи собираются на совет. Они говорят шёпотом, но капитолийские камеры настолько усовершенствованы, что сами регулируют звук при подаче. Так что я слышу разговор профи так же, как слышал брюзжание Эффи пару минут назад. Профи злятся, что Китнисс выставила их полными болванами и я невольно смеюсь. День уходит, а вместе с ним и возможность новой попытки напасть на Китнисс. Наконец Пит резко подводит итог: - Ладно. Пусть сидит там наверху. Никуда она не денется. Займемся ею завтра. И ведь он прав! Хоть в чём-то этот сопляк прав. На картинке замирает изображение, когда Китнисс спускается чуть ниже и укладывается в ложбинку на дереве. Одна из камер показывает, как девчушка кривится от боли, а я, покачав головой, опускаю глаза, прикрыв лицо рукой. Внезапно чувствую тёплые руки, которые мягко легли на мои плечи. -Хеймитч, давай. Они уже ложатся спать. И тебе пора, - уговаривает Эффи, поглаживая меня по голове, - Не волнуйся так. Странно... Даже я волнуюсь меньше, чем ты. -Я не могу, Эфф-с, - отвечаю я, откинувшись на спинку стула. Я всегда называю эту брюзжащую вешалку «Эфф-с», когда хочу, чтобы она поняла, как мне плохо. Надеюсь, в этот раз тоже получится. Не сказав ни слова Бряк вышла из комнаты и я с облегчением вздохнул. Но, видимо, зря. Через минут семь Эффи вернулась с подносом в руках, в домашних тапочках и халате. Да, мы живём в центре уже три дня. Отсюда и наблюдаем за Ареной. Обычно Эффи не слишком причастна к этому. Да что греха таить? Обычно её и силками на месте не удержишь, чтобы она хотя бы секунду спокойно посмотрела Игры, забыв про весь окружающий мир. Эффи ставит подносик с чаем и печеньем на стол, а сама, пододвинув стул ближе ка мне, садится рядом и подбирает ноги под себя, укрыв их махровым халатом цвета фуксии. Она тихонько усмехается. -Ты чего? -Надоел этот парик, - говорит Эффи и снимает розовые волосы с головы, на которой теперь осталась маленькая белая шапочка. Но скоро и шапочка исчезает и пышные пряди золотистого цвета спадают на плечи ментора. Я не удивлён: всегда знал, что она прячет от людей что-то красивое. Ведь не может быть настолько противных людей. В каждом должно быть что-то хорошее. В Эффи, например, это волосы. Она поворачивает голову и вопросительно смотрит на меня. -Хорошо было бы ещё косметику снять, - говорю я, усмехнувшись. -Вот уж не дождётесь, мистер Хеймитч, - улыбается она, но длинными ногтями всё равно отдирает от лица золотые наклейки, которые раньше я принимал за татуировки. Эффи плавно кладёт голову мне на плечо и начинает томно смотреть в телевизор, хрустя свежей овсяной печенькой. Я обхожусь только чаем. В последнее время я даже не пью. Даже так: я не пью уже пять дней к ряду. Это рекорд для меня. Тело ломает, разум просит палёного самогона, но я всё равно держусь ради своих ребят, которые могут в любую минуту погибнуть на Арене. Вот тогда уж я и выпью. С горя. Эффи смотрит на электронную карту и находит на ней Китнисс. -А это что, Рута рядом с ней? Я опускаю глаза и вижу на карте, что трибут Дистрикта-11 находится буквально в метре от Китнисс. Я сжимаю кулаки и перевожу взгляд на монитор. Маленькая тёмная ручка высовывается из-за кустов и на что-то показывает. -Матерь божья, это улей!, - взвизгивает Эффи прежде, чем я смог это сказать. -Это не просто улей, а улей ос-убийц. -Осы-убийцы? -Да, переродки, выращенные специально капитолийскими биологами для борьбы с повстанцами. -Что-то типа соек-пересмешниц? -Да, типа них. Только опаснее. Куда опаснее... Они крупнее обычных ос, у них золотистое тело, а жало такое, что при укусе сразу вскакивает волдырь размером со сливу. Большинство людей умирают от четырех-пяти укусов. Некоторые - от одного. Выжившие часто сходят с ума от галлюцинаций, вызываемых ядом. И еще: если кто-то потревожит их гнездо, осы не успокоятся, пока не закусают обидчика до смерти. На то они и убийцы. После войны капитолийцы уничтожили всех ос вокруг своего города, а гнезда вблизи дистриктов оставили нетронутыми. Еще одно напоминание о нашей слабости. Так же, как и Голодные игры. И еще одна причина не высовываться за пределы Дистрикта-12. -О небесные духи, - щурится Эффи, - Лучше бы там были сойки... Сойки-говоруны — ещё один гибрид, выведенный капитолийскими учёными для борьбы с повстанцами. Они летали по лагерям противников Капитолия, собирая информацию,а затем передавали её в специальный центр. Но вскоре, когда повстанцы поняли, что дело тут не чисто, начали «нашёптывать» говорунам всякую чушь, сбивая Капитолий со своего следа. Тогда грозные правители Панема решили, что нужно приостановить воспроизведение на свет соек-говорунов. А оставшиеся, как планировалось, должны были вымереть сами, ибо в роде существовали лишь самцы. Но сойки-говоруны оказались умнее Капитолия и начали спариваться с другим видом соек. Так и появились сойки-пересмешницы. Пальцами я увеличиваю экран и смотрю на рубашку Китнисс, к которой приколота маленькая брошка с изображением сойки-пересмешницы. Это украшение не хотели давать ей с собой на Арену, так как принимали его за оружие. Но, к несчастью Капитолия, это просто брошка. Красивая и изысканная, на мой взгляд. Хотя я не очень понимаю в моде... Кажется, я отвлёкся. И понимаю я это только тогда, когда Эффи тормошит меня, призывая уставиться на экран. Ну надо же! Даже ей стала интересна судьба наших подопечных. Хотя она всегда хочет, чтобы кто-то из них выжил, особого внимания самой игре она никогда не уделяет. -Что она делает?, - спрашивает Эффи, когда начинает звучать гимн. Я вижу, что Китнисс ползёт вверх. Прямо по направлению к улью. -Она собирается его срезать... Возле сука, на котором висит гнездо, жужжание слышно отчетливее. Для ос-убийц оно все-таки слабовато, если это действительно они. Пожалуй, их оглушил дым. Дым — единственное средство, которое нашли повстанцы для того, чтобы утихомиривать сбесившихся ос. Напряжение растёт. Кажется, что будь я на Арене, то смог бы даже ощутить страх Китнисс, которая пытается отрезать ветку. На её лице натянута гримаса боли: видимо сильно обожгла руки, когда убегала от пожара. Китнисс неловко дёргает нож туда сюда и, кажется, каждое движение причиняет ей невероятную боль. Я не слышу стонов своей трибутки, но отчётливо слышу тяжёлые вздыхания Эффи, сидящей рядом. Я смотрю на пылающий монитор, на котором каждую секунду увеличивается сумма пожертвований для трибутов Дистрикта-12. Денег уже достаточно много и я решаю отправить для Китнисс первую помощь: маленькую баночку с кремом от ожогов. Спонсоры в этом году попались весьма щедрые. Да и Пит постарался на славу своим признанием, привлекая к себе уйму внимания. Нажимаю на кнопку и в тот же миг с неба Арены падает пластмассовая баночка, прикреплённая к серебряному парашютику, который падает прямо на ночлежку Китнисс. Она пропиливает желобок, дальше дело идет легче, но не так чтобы очень. Сегодня на Арене никто не умер, не смотря на этот ужасный всепоглощающий пожар. Гимн заканчивается, небо темнеет, а Китнисс пропилила только три четверти сука. Потом остановилась. Видимо решила, что бесполезно сейчас скидывать очумевших ос на профи. Китнисс легко открывает баночку и одним пальцем касается её содержимого. -Спасибо, Хеймитч!, - тихо шепчет она смотря в никуда. Внизу, под деревом, горят факелы и фонари, но этот свет едва ли может хорошо осветить лицо Китнисс. Эффи хмыкает и, тяжело вздыхая, говорит: -Благое дело сделано, капитан. Теперь можно и поспать. Я соглашаюсь. Бряк легко соскакивает со стула, а вот мне приходится тяжко: всё-таки я просидел в одной позе почти шестнадцать часов. Эффи подаёт мне руку и помогает подняться. Затем сгребает всё своё барахло со стола в охапку, берёт меня под руку и мы вместе идём по коридору, пошатываясь и зевая. И хотя мы уже прошли мою комнату, я всё равно иду дальше, чем проводить менторшу до её спальни. Возле двери мы останавливаемся, она медленно разворачивается ко мне и мягко кладёт свою руку мне на плечо. -Всё будет хорошо, Хеймитч, - говорит она и скрывается за дверью. В полудрёме я бреду до своей комнаты. Рыскаю по карманам: кажется, где-то забыл свою магнитную карточку-ключ. Нехотя иду обратно в помещение с мониторами, от которых меня уже подташнивает. И правда: от постоянного пялинья в монитор у меня уже дёргается правый глаз, который в жизни своей повидал не малое. В голову вдруг «влез» момент с моих Голодных Игр, когда я в врукопашную полез драться с девушкой, которая была больше меня раза в три. Она тогда с усердием пыталась выдавить мне глаза, но мой нож, который рывком воткнулся в её живот, оказался сильнее и проворнее, чем какие-то руки. И хотя правый глаз сильно пострадал, капитолийские хирурги смогли восстановить моё зрение и даже форму глазного яблока. Помню, как люди в белых халатах шныряли вокруг меня, удивляясь тому, как та девушка из Дистрикта-8 смогла «погнуть» моё глазное яблоко. Говорили, мол, такого они ещё никогда не видели. Я захожу в помещение и взгляд мой тут же падает на один из экранов. Я нажимаю на специальную кнопку, чтобы слышать то, о чём говорят трибуты «внутри» этой коробки. Пит и девушка из Дистрикта-4 сидят поодаль от всех остальных. Она внимательно всматривается в листву, среди которой сидит Китнисс. -Ты слышишь, там что-то шумит, - еле слышно говорит она. Видимо она заметила Руту и малышке теперь несдобровать. Хотя после просьбы Берты убить её, я стал относится к этой девочке по-другому. Она и сама понимает, что доживает свои последние дни. Так что, думаю, Руту она не тронет. Хотя неплохо было бы избавиться ещё от одной мелкой мишени. -Белки, наверное, - пожимает плечами Пит. В руках он вертит маленькую деревянную безделушку, которая возникла невесть откуда. Наверное, сам сделал, ведь под деревом они сидят уже довольно-таки давно и свободного времени хоть отбавляй. Пит достаёт из чехла острое шило и делает маленькое отверстие в этой деревянной штуке. Затем делает затяжку на своей рубашке и аккуратно вытаскивает несколько длинных ниток, связывая их в одну, более толстую и длинную. Мелларк продевает нитку через дырочку. -Берта, - тихо зовёт он и девушка тут же опускает взор с дерева на Пита. -Это тебе. Берта улыбается. Кажется, что даже её глаза светятся от счастья. Среди всего этого бедлама и чужих смертей она нашла себе друга. -Наденешь?, - застенчиво спрашивает она и, когда Пит коротко кивает, она поворачивается к нему спиной и руками поднимает светлые волосы. Мелларк быстро одевает украшения, завязывая его на прочный узел. Берта, смотря на огонь, трогает кулончик рукой . -Спасибо, Пит, - благодарит девушка и ложится на бок. Наш пекарь тоже ложится и тяжело вздыхает. -Завтра будет трудный день, - говорит он и закрывает глаза. -И правда будет, парень. Ты даже не представляешь насколько. - я мотаю головой и иду в свою комнату, где меня уже ждёт тёплое одеяло и, успевшая стать любимой за три дня, подушка. Не приняв душ, я заваливаюсь в свою постель и прикрываю глаза. В голову лезут мысли о завтрашнем дне. Наверное, Пит завтра умрёт и у меня останется надежда лишь на Китнисс, за которую я болею всем сердцем. Она хотя бы не предавала наши идеалы. И это не может не радовать.