***
Первое, что он увидел, когда открыл глаза, было место – скамейка в городском парке, на которой он сидел. Зеленая листва на деревьях приятно шумела от летнего горячего бриза. Солнце размером с пятидесятицентовую монету находилось в зените и благодаря безоблачной погоде так и норовило испепелить любого, кто осмелится провести под ним целый день. Несмотря на это в небольшом искусственном пруду парка плавали птицы, а откуда-то с крон деревьев доносилось щебетание птиц. Вытерев капли пота со лба, Клаус довольно ухмыльнулся. Он знал, что находится во сне с первой секунды после пробуждения, но, разглядывая собственный пот, он не смог не восхититься стремлением Кэролайн сделать всё как можно правдоподобнее, включая такие мелкие почти незаметные детали. – И всё равно слишком просто, – прогуливаясь в полном одиночестве по парку, он постоянно видел оставленные сумки, коляски, велосипеды, будто жители воссозданного города в спешке побросали ненужный балласт и рванули прочь подальше из этого забытого места. – Думаешь напугать меня одиночеством в масштабе целого города?! – выкрикнул он, наконец, выйдя из парка и попав на одну из центральных улиц, несуществующего города. Рекламные листовки, пластиковые бутылки и мусор, валявшиеся на тротуарах под действием резкого ветра, возникавшего между многоэтажных зданий, поднимались в воздух, рисуя в пространстве причудливые вихри и «мини торнадо». – Так и будешь молчать?! Мне становится скучно, если не ответишь в течение минуты, я выйду из сна! – Ультиматум подействовал. Горячий ветер принес прямо в руки обрывок на первый взгляд рекламного буклета. Как только Ник взял его в руки, строки, с буквами быстро забегав, изменили смысл напечатанного. «Ты продолжаешь контролировать своё сознание и до конца не впускаешь меня в свой разум» – гласила надпись рекламного буклета с картинкой, на которой была изображена белокурая девушка, рекламирующая пылесос. – Как тебе известно, со мной никогда не бывает легко! Или же ты намерена проиграть во второй раз?! – прозвучавший вызов должен был пробудить в его противнице стремление победить, но вместо этого он по-прежнему блуждал в пустом сером городе. Ботинки от ходьбы на протяжении двух часов покрылись плотным налетом пыли. Во рту появилась противная сухость. Как ни старался контролировать ситуацию, Ник медленно и бесповоротно начинал терять бдительность. – Мне это надоело, – начав злиться, произнес он, – если через пять секунд не произойдет ничего нового, я покину эту бессмыслицу! На огромном билборде, расположившимся на здании неподалеку, замерцало слово «обернись!». – Обернись? Решила со мной в головоломки поиграть, – ухмыльнувшись, изрек он и, неторопливо мотнув головой назад, увидел позади себя, тумбу на которой находилась пластиковая бутылка с водой. Странным было не это, а то, что тумба появилась там, где он уже проходил, а это значило, что ему нужно было свернуть в обратную сторону. – Это мой сон и я контролирую созданную фантазию, – с этими словами Древний вальяжно подошел к тумбе и, открутив крышку, начал жадно пить воду, которая почему-то показалась ему вкуснее человеческой крови. – Привет, братец! – послышался игривый женский голосок откуда-то сзади. – Ребекка, – произнёс он, забыв, что это всего лишь воссозданная реальность и в ней не может быть его сестры. – Вот ты и попался! – голос полный злости послышался совсем близко. В момент, когда он оборачивался, послышался женский закатистый смех, после чего что-то холодное вошло в его грудь. – Кэролайн, как это мило! Ты, наверное, решила убить меня во сне, да и еще руками родной сестры, – разглядывая рукоять заколдованного кинжала, способного погрузить Древнего вампира в вечный сон, – но это всего лишь сон, к тому же кинжал и в жизни не мог причинить мне вреда! – А я и не планировала тебя убивать, – возникнув из пустоты, произнесла Ребекка. Хоть, он видел свою эгоистично любимую младшую сестру он чувствовал, что внутри нее скрыта Кэр. – Тогда зачем всё это шоу? – разглядывая, как кровь темными линиями покидала его тело, полюбопытствовал он. – Ты упоминал о том, что я должна найти способ проникнуть в глубины твоего сознания, – произнесла Ребекка голосом Кэр. Секунда и она уже стояла возле него, надменно вдыхая аромат железа, исходивший от его еще теплой крови. – Так вот, я нашла этот способ. Смерть в этом мире ослабит контроль над чувствами, и я смогу проникнуть в самые потаенные мысли и желания твоего мрачного сознания. Закончив речь, она резким движением вытащила церемониальный нож из груди. Предугадав ее намерения, он успел схватить её за горло и поднять над землей. Задергавшись, как мотылек, попавший в паутину, Ребекка ощутила, как последние глотки воздуха покинули тело. – Это мой сон и мое сознание! Игра окончена! – широко улыбаясь, произнес Клаус, пережав до звонкого хруста шейные позвонки младшей сестры. – Пока ты спишь, мне не страшна смерть, – мужской до боли знакомый голос прозвучал откуда-то неподалеку. Древний знал, кому он мог принадлежать, но он и представить не мог, что Кэролайн включит его в свою игру. – Элайджа.., – нечто холодное, похожее на сталь ворвалось в его плоть, вырвав остатки умирающего тепла. Янтарно-зеленые глаза Ника с последним выдохом закрылись, но прежде он увидел хладнокровное лицо склонившегося над его телом старшего брата. – Никто не любит проигрывать, – мелодичный нордический голос Элайджи стал проводником туда, куда он боялся ступить – в мир, созданный его сердцем.***
Было тяжело дышать. Легкие разрывало нечто горячее жгучее с каждым неглубоким вздохом обжигавшее гортань. Разомкнув губы, он попытался втянуть воздух через рот, но вместо этого почувствовал насколько обветренными стали губы. Ноги в равной степени, как и руки, находясь в полной обездвиженности, отказывались выполнять команды, усердно посылаемые мозгом. Веки, тяготевшие от неизвестной до этого момента усталости, никак не хотели снять завесу пред зрением. «Какого черта? Что происходит? Я был.., я был.., – он попытался додумать всплывшую в голове мысль, но память была пуста, как белый лист бумаги. – Я же помню, я был там…». – Этого не может быть, – произнес он и удивился услышанному голосу, который теперь звучал иначе. Он точно знал, что старый скрипучий голос ему не принадлежал, но вспомнить свой настоящий он никак не мог. – Что со мной происходит? Кое-как распахнув нависшие тяжелым грузом веки, Клаус огляделся по сторонам. Матовая пелена, зависшая перед глазами, никак не позволяла ему сфокусироваться на окружении. Он видел: размытые черты белой светлой комнаты; рамки с семейными фотографиями, стоявшие на тумбочке возле двуспальной кровати, на которой он лежал; открытое настежь окно, откуда доносились звонкие детские возгласы и заливистый смех. На второй половине кровати, поверх небрежно заправленной постели лежал томик сонетов Шекспира с закладкой на двадцать втором сонете. Рядом с книгой лежали очки на цепочке. Собравшись с силами и дотянувшись до края серебряной цепочки, Клаусу удалось притянуть к себе очки. Толстые, в широкой роговой оправе они, явно не отвечали последним тенденциям моды. «Я молод, я силен», - фраза, лейтмотивом вертевшаяся в его голове, пока он прилагал усилия, в надежде совладать с непослушными руками и надеть очки. Дужки с третьей попытки достигли цели, оказавшись точно на ушах, и он смог, в конечном счете, получше все рассмотреть. Светлая комната стала уютной спальней. С рамок семейных групповых фотографий на него смотрели люди, чьих имен он не помнил, зато он с полной уверенностью знал, что они ему знакомы. Из открытого окна в комнату помимо теплого солнечного света проникали бутоны садовых роз, лепестки коих от легкого дуновения ветерка разлетались по подоконнику, оставляя незамысловатый красный рисунок. Прищурившись, он смог разглядеть за окном двоих маленьких детей играющих в саду вместе с собакой. Переведя взгляд на книгу, лежавшую в полуметре от него Ник увидел свои руки. Иссохшие от возраста кисти были покрыты старческими пигментными пятнами. Видя это, разум судорожно попытался вспомнить утерянное прошлое, но ничего не вышло. В страхе от происходящего Клаус взял с тумбочки первую попавшуюся рамку и, пристально посмотрев, он увидел в стеклянной поверхности свое отражение. С бликовавшего в свете дня стекла на него смотрел седовласый старик. Зелено-голубые глаза посветлели до тускло серого оттенка. Надменное вечно молодое лицо теперь украшали глубокие морщины. Вероломный хитрый взгляд растворился, ему на смену пришел усталый болезненный вид. «Я бессмертен. У меня вечность впереди», – подумал он и тотчас осознал, насколько нелепо звучали его мысли. Он был человеком, а человеческий век весьма недолог. – Нужно найти кого-нибудь и спросить что происходит, – прокашлявшись, произнес он и, увидев рядом с кроватью резную трость, опершись на нее, поднялся с постели. Надетая клетчатая льняная пижама, вязаные теплые носки вызвали на старом потрепанном лице Ника ехидную ухмылку, теперь больше похожую на лицевой спазм. Впихнув отекшие неповоротливые ноги в домашние тапочки, лежавшие возле кровати, он неторопливо побрел к двери. Расстояние в два метра, виделось ему длинным часовым маршрутом. Ноги, ноя в коленях, едва делали шаги, кои сразу же эхом раздавались в спине, вызывая желание присесть. Остановившись возле двери, чтобы перевести дух, он заметил на ближайшей стене черно-белую фотографию, на которой был запечатлен он одетый в военную форму ВВС США. По правую руку от него сидела красивая молодая девушка в обычном повседневном платье и шляпкой «таблеткой» на голове. Клаус бы ни обратил внимание на эту фотографию, если бы не надпись в правом нижнем углу фотографии «Ник и Кэролайн Майклсон. Вместе и навсегда. Двадцатое декабря 1942 года». Белокурая девушка с укладкой как у Грейс Келли была ему знакома. Он знал ее прежде, знал в другой забытой жизни. – Мы женаты? – спросил он сам себя и в эту секунду дверь комнаты чуть заметно отворилась. Едва дотягиваясь до круглой дверной ручки, в проеме показался маленький светловолосый мальчик. – Бабушка велела тебя разбудить, – звонко пролепетав, зеленоглазый малыш схватил Ника за руку и, не дожидаясь его одобрения, потянул за собой. Коридор усыпанный фотографиями и вырезками из газет аккуратно вставленными под стекло: «Ник Майклсон за доблесть, проявленную в сражении за Пёрл Харбор, удостоен высшей награды США – Медали славы». «Война? Летчик? Я? – разглядывая себя молодого стоявшего на фоне бомбардировщика «B-25B Mitchell», подумал он. Малыш, будто почувствовав негодование, бушевавшее внутри старика, остановился и глубоко вдохнув, сказал: – Когда я вырасту, я стану как ты, дедушка! – Да, – учтиво кивнув, ответил Клаус, и мальчишка продолжил свой путь к парадному входу в дом. – Бабушка ждет тебя на крыльце, – указав пальцем на дверь, украшенную витражным стеклом, мальчик отпустил его руку, после чего радостно топая короткими ножками, открыл перед ним дверь. – Идём, деда! – Ты беги, – почувствовав сильную усталость в суставах, Ник сильнее оперся на трость, – я передохну и догоню тебя… – Я люблю тебя, – четырехлетний мальчуган подбежал к нему и обхватив ноги крепко прижался к нему. – И я тебя, – слова рывком слетели с престарелых уст, не дав их владельцу осмыслить сказанное. «И что я делаю? Я ведь, его не знаю», – подумал он, наблюдая за тем, как незнакомый ему прежде внук выбежал на улицу. Сделав несколько тяжелых шагов, Нику удалось преодолеть порог, отделявший его от внешнего мира. Теплый весенний ветер вместе с приятным ароматом цветов приковал все его внимание к саду, уютно раскинувшемуся на переднем дворе частного дома. Зеленоглазый мальчик к этому времени уже играл с более взрослой похожей на него девочкой в прятки, прячась то за деревьями, то за кустами. – Как ты себя чувствуешь? – послышался женский тихий голос, отвлекший его от наблюдения за детьми. – Хорошо, – может быть, сразу после пробуждения его ответ бы прозвучал иначе, но познакомившись с милым маленьким мальчуганом, так сильно похожим на него в детстве он не мог ответить по-другому. Хрупкая нежная рука проникла в его ладонь, мягко сжав ее своими длинными пальцами, вследствие чего он обратил на нее свой усталый постаревший взор. На крыльце возле главного входа в дом в кресле-качалке сидела престарелая женщина лет восьмидесяти пяти. Седые волосы были уложены в незамысловатый пучок. Лицо, покрытое морщинами, по-прежнему представлялось ему красивым и милым. Она была одета в простое повседневное синее платье с передником, который был запачкан подсолнечным маслом. – Если тебе нездоровится, я могу отвести тебя в постель? – произнесла она, притянув его руку к своей щеке. – Ничего, со мной все в порядке, – ответил он, продолжая вглядываться в знакомые черты ее лица. – Присаживайся, твое кресло как всегда не занято, – улыбнувшись, ответила она, указав ему на еще одно кресло-качалку рядом с собой. Годы не щадили никого, в том числе и ее, но даже состарившись ей удалось сохранить ту искреннюю улыбку, за которую он ее и полюбил. – Пока я сяду, пройдут года, – сыронизировал Ник, и на лице его собеседницы вновь просияла улыбка, скрасив его времяпрепровождение в этом непонятном новом мире. – Деда, привет! – выкрикнула девочка, заметив его, когда он усаживался в кресло. Он, улыбнувшись, помахал ей рукой. – Кто думал, что этот день настанет, и мы состаримся вместе, будем сидеть вот так на крыльце, наблюдая за игрой наших внуков? Этот день идеален.., – не окончив начатую фразу, она положила голову ему на плечо. – …потому что рядом ты, – произнес он, и она украдкой поцеловала его в щеку. – Я люблю тебя. – И я тебя, – ответила она, после чего добавила, – я немного посплю на твоем плече? Он ничего не ответил, лишь поближе придвинул свое кресло к ее креслу. Казалось её нежное, умиротворенное посапывание соединялось в едином ритме с его сердцебиением. Ее рука даже во сне крепко сжимала его руку, наполняя этот миг романтикой и любовью. Внуки, игравшие в прятки, принялись запускать в воздух бумажные самолетики, бегая следом за ними по всему саду. Следя за ними Ник время от времени велел им быть более осторожными, на что те с согласием кивали. – Дедушка, уже обед и мы хотим, есть! – девочка с курчавыми волосами лет шести одернув его за край пижамы, обратила на себя внимание. – Мойте руки и садитесь за стол, а я пока разбужу бабушку, – прошептал он и шумная гурьба радостно ликуя, забежала в дом, оставив его наедине с супругой. – Кэролайн, – прошептал он, поцеловав ее склонившийся на его плече чубчик, но она не проснулась. Решив, что она сильно устала и поэтому так крепко спит, он крепче сжал ее ладонь, подумал, что так она почувствует дискомфорт и проснется. В ответ на его действие ее рука разжалась и под действием силы тяжести сползла с подлокотника кресла вниз. – Кэр! Проснись! – от повышения голоса во рту запершило. Забыв о боли в руках и ногах, забыв о незыблемо наступившей старости, он потянулся к ней. Похлопав по плечу, Ник прикоснулся к её еще теплой щеке. «Она умерла, – внутренние переживания рывками подымались из глубин сердца, захватывая всё новые участки. – Нет, она просто спит! Она не может умереть вот так, сейчас, здесь!» – Ты не можешь меня оставить, оставить сейчас, – прошептал он, прижав её к своей груди. Всё исказилось и поплыло перед глазами. Он не видел ничего, или быть может, не хотел видеть. Сжимая хрупкую уставшую от долгой жизни Кэролайн, он пытался принять новое неизвестное до этого момента чувство – чувство потери любимого. «Почему? Что со мной? Я точно знаю, что это не моя жизнь? – мысленные вопросы, возникая в сознании, пытались пересилить чувства, терзавшие старое, но ещё живое сердце. – Я люблю ее? Я люблю…» Слеза тяжелой вехой покатилась вниз. Потерявшись в собственных переживаниях, Ник отрешенно наблюдал за её падением. Прозрачная, сверкавшая в лучах весеннего солнца капля падала так медленно, словно весь мир замедлил и без того неторопливое течение. Сбитое дыхание позволяло наполнять легкие только короткими вздохами. Капля, не желавшая достигать пункта назначения, замерла на половине пути. Один короткий вздох, его серые потускневшие от старости глаза закрылись. Образы прошлого чередой ярких вспышек пронеслись перед глазами и в каждом он видел: ее на выпускном в университете, ее пред разлукой в годы войны, ее с обручальным кольцом на безымянном пальце за секунду до первой сделанной семейной фотографии, ее с только что появившимся на свет сыном, ее в окружении детей и внуков, ее ухаживавшей за ним, когда у него обнаружили рак легких, ее в последний день их общего прошлого... Дыхание прекратилось. Сердце, ежесекундно замедляя ход, остановилось. Он умер…***
Клаус, как и прежде, сидел за столиком в баре. Напротив него сидела та самая, жизнь, с которой он успел прожить за один сделанный вдох. Блондинка, продолжая держать его голову, пристально, не моргая, смотрела ему в глаза. – Что? – не понимая или не желая понять, что только что произошло, спросил Древний. Не рискнув озвучить свой ответ, Кэролайн в полном молчании вытерла застывшие на его глазах слезы. – Вижу, этот раунд я проиграл, – с полным безразличием изрек он и, отдалившись назад, вырвался из плена ее прохладных пальцев. – Не хочешь чего-нибудь выпить? Я бы сейчас не отказался от бокала здешнего скотча…