***
Гарри снова проводит свободное время в библиотеке. Здесь тихо по вечерам, солнце ласково светит в окна, бросая блики на ковер. У него болит спина, потому что он прислоняется ей к книжному шкафу, и застывают конечности - все от долгого нахождения в одной позе. Но эта боль ему нравится. Смешение запахов ковра, пыли и выцветших страниц книг напоминают ему о доме, - не о его доме, но о том, где он должен быть. Удобное, тихое место, где нет места призракам прошлого. Время для Гарри теряется в предложениях, абзацах, длинных тенях на полу библиотеки. Уже не так легко тонуть в книгах, как это было раньше, но он счастлив выяснить, что это все еще возможно. Ну, только не сейчас, потому что каждая строчка поэмы будто написана о Луи, его глазах, улыбке; каждая песня из айпода Гарри - о смехе Луи, его личности, которая словно бурлит в нем, переливаясь за края. Луи меньше парень, чем мешок с птицами, разрывающимися в миллион разных направлений. Единственный раз, когда Гарри видел его обездвиженным - когда они обнимали друг друга в его постели поздней ночью. Гарри думает, что любовь может быть такой - точкой в движущейся планете - неподвижной осью, вокруг которой все вращается. В сумасшедшем, сумасшедшем ритме... Не то, чтобы Луи влюблен в него... Все, что Гарри ест, видит во снах, что делает или видит после того дня, как Луи поцеловал его - болезненная идея, тоска по тому, кого он не может в своей жизни иметь. Все кажется более ярким, красивым, словно осенние листья, находящиеся на грани гниения. Вместо того, чтобы просто потеряться в книгах, как он однажды уже делал, Гарри находит вещь - человека - от которого хочется убежать. Луи везде. И нигде в то же время. Он близко, как никогда, но, опять же, он никогда не будет ближе. Спустя какое-то время, Альма понимает что-то. Гарри немного закрыт в себе в эти дни - больше, чем обычно - и проводит кучу времени просто смотря в окно, держа в руках кружку дымящегося чая, пока он не становится холодным, а тот и глотка не сделал. - Знаешь, когда я была такого же возраста, как и ты, я встретила свою первую девушку, - просто так говорит Альма пятничным вечером, стоя к Гарри спиной и разбирая книги. В любой другой момент Гарри предложил бы помощь, но она посадила его обратно, когда тот попытался встать. Гарри останавливается на биографии, которую читает, наблюдая за тем, как большой палец Альмы раздражающе касается обложек книг. Они с Альмой не разговаривают о своих личных жизнях - их язык всегда был языком литературы - и этого было достаточно. Гарри, например, никогда не знал и не догадывался, пока она не сказала "девушка", что она лесбиянка. И это заставляет его чувствовать себя немного неприятно, ведь он никогда не думал спрашивать. Это раньше не казалось обязательным. - Я работала в кофейне, в которую она каждый день заходила. Заказывала одно и то же, сидела в одном и том же углу. Она была самой красивой девушкой, которую я когда-либо видела. Я писала какие-то стишки на ее чашках. Мне целый год пришлось корячиться, пока я не пригласила ее на свидание. Гарри удобно к чему-то прислоняется, чтобы лучше видеть Альму. Она выглядит как старая добрая Альма - теплая кожа оливкового цвета, темные волосы, собранные в неаккуратный пучок, тонкие кудряшки, обрамляющие лицо. Она одета в длинное свободное платье в цветочек, с нагрудными кармашками, желтый кардиган, очки, повешенные на веревочку на шее. Она знакома ему, как и собственное отражение - даже, наверное, больше, если вспомнить, что он ненавидит зеркала, - но, в какой-то степени, он словно видит ее в первый раз в своей жизни. Это странно. Он думает о том, что... Как мы можем смотреть на одних и тех же людей каждый день, но никогда, на самом-то деле, не знать что у них внутри. Он словно открыл крышечку замысловатых карманных часов, и обнаружил внутри сложный часовой механизм. - Что случилось? - с любопытством спрашивает Гарри. Альма мягко хихикает. - Мы поженились. - Что?! - взрывается Гарри. Такого он не ожидал. Альма смеется, и маленькие морщинки собираются в уголках ее добрых, темных глаз. - Ну, не сразу. Мы расставались пару раз, пытались встречаться с другими людьми. Она даже немного с парнем встречалась. - Альма куксится, чтобы показать Гарри, как она к этому относится. - Но мы всегда возвращались друг к другу. Когда суждено, ты чувствуешь это. Я имею в виду, ты не всегда слишком умен, чтобы принять это, но... Когда человек тот самый, это словно... - Она останавливается, и Гарри прокручивает в мыслях ее последние слова. - Словно что? - он спрашивает. Немного теряя дыхание. - Словно все в твоей голове затихает. Все голоса, которые твердили тебе, что ты не самый хороший, не самый красивый, интересный, что ты не заслуживаешь ничего, что тебя никогда не полюбят... Исчезают. И там остаются только мысли о вас, и это красиво. Самая красивая вещь на планете, Гарри. И когда я думаю - а что, если бы я никогда не пригласила ее на свидание?.. У меня скручивает живот. Потому что я не могу представить своей жизни без нее сейчас. Гарри хочет спросить, почему она говорит ему это. Почему сейчас. Но не делает этого, потому что не хочет показаться неблагодарным. Это отличная история, любовная история, на такие он паразитирует в книгах. Но он просто не понимает чем она ему поможет. - Знаешь, твой молодой человек был тут недавно. Футболка, челка, вот такая, немного набок. - Она показывает это руками. - Он не мой... Не... У него девушка есть, - мямлит Гарри. К голове приливает кровь, и он пытается справиться с собой. Альма понимающе смеется. - Конечно. Конечно он не твой молодой человек. Она подходит к нему, чтобы передать книгу. - Вот, я это для тебя выбрала. Гарри смотрит на знакомую обложку книги Ричарда Сикена. - Я это, наверное, тысячу раз прочел. На самом деле, Гарри читал эту книгу уже столько раз, что Альма даже подарила ему оригинал на Рождество. Так почему она дает ему библиотечную, когда знает, что у него есть своя? - Иногда, когда ты читаешь что-то тысячу раз, ты все равно находишь что-то новое, - она говорит, подмигивая ему. Гарри смотрит на свои часы и понимает, что до урока осталось всего пару минут. Он засовывает книгу в портфель, и больше о ней не думает. До ночи.***
Гарри сидит по-турецки на своей кровати после ужина, с книгой по Всемирной Истории, которую он достал, чтобы сделать домашнюю работу, когда тонкий томик стихов вдруг падает на его колени. У него был тест по французскому во второй половине дня, и в спешных попытках выучить глаголы он совсем забыл о том, что ему дала Альма. Убирая домашнюю работу в сторону, он открывает первую страницу. Первая поэма. Шехерезада. Глаза Гарри пробегаются по словам, словно камешек, пущенный по поверхности воды "лягушкой". Он уже знает их всех наизусть, но сегодня эти строчки цепляются за его кожу как колючки, врезаясь внутрь, делая больно.Расскажи мне о том как это все, и любовь тоже, уничтожит нас. Эти наши тела, одержимые светом. Скажи мне, что мы к этому никогда не привыкнем.
Гарри хочет закрыть книгу, позволить словам запустить в него свои крючки, всосаться в кровь, но вдруг видит заметку Альмы на одной из страниц. Он открывает ее, сразу узнавая последние строфы "Ты и Джефф". Заметка фиолетовая, и почерк, которым написано послание, не похож на почерк Альмы. Он широкий, и писалось будто впопыхах. Можем поговорить? Встретимся в Cobbles Tea Room в семь вечера, сегодня. Я буду ждать. Луи xx Гарри смотрит на заметку, словно он придумал ее себе, потому что тоскует по Луи. Это нереально, это часть воображения. Когда он срывает заметку, чтобы положить в коробку из под обуви, как и остальные, он осознает, что последний отрывок подчеркнут ручкой. Ты в машине с красивым парнем, и он не скажет тебе, что любит тебя, но он любит тебя. И ты чувствуешь себя так, словно сделал что-то ужасное; ограбил винный отдел, проглотил таблетки, закопал себя в грязь, и ты устал. Ты в машине с красивым парнем, и ты пытаешься не говорить ему, что любишь его, стараешься утопить это чувство внутри, и ты дрожишь, но он замечает это и дотрагивается до тебя, словно читающий молитвы, для которого не существует слов. И ты чувствуешь, как твое сердце пускает корни в твоем теле, как будто ты нашел что-то, у чего еще нет имени. До этого Гарри читал эти строчки миллион раз, но сегодня они зудят на поверхности его кожи, словно рой шершней, злых и настойчивых. Луи подчеркнул эти слова? И если Луи, то что это значит? Почему эти слова, почему сейчас? Гарри смотрит на свои часы и понимает, что уже половина седьмого. Это значит, что он уже может опоздать. Он хватает свои ботинки и жакет, молниеносно слетая по лестнице вниз, кое-где спотыкаясь и чуть не врезаясь в чайник на кухне. Джемма и Эд сидят на диване, смотря Непутевую Учебу, когда Гарри вбегает в гостиную. Ее ноги покоятся на его коленях, и он рассеянно массирует опухшие лодыжки; все внимание сосредоточено на телевизоре. Но, когда появляется Гарри, они переключаются на него. - Меня нужно подвезти, - выпаливает он, без лишних предисловий. - Ты с ума сошел? - Джемма спрашивает, удивленно приподнимая бровь. - Пожалуйста. Я... По дороге... Объясню... - Гарри тяжело дышит, прежде чем сделать глубокий вдох из ингалятора. Эд виновато пожимает плечами, прежде чем встать и положить ноги Джеммы на диван. Он приобнимает Гарри за плечо: - Ну, пошли тогда, Ромео. И тогда Гарри понимает, что Джемма рассказала Эду о Луи. Он убеждает себя, что задушит ее, когда родится ребенок (потому что злиться на беременную женщину, как оказалось, очень трудно). - На обратном пути купишь мне чипсы? - просит Джемма, едва Эд закрывает входную дверь за собой. - Да, дорогая, - отвечает он. Гарри лишь кивает в сторону старшего, как бы намекая, что тот должен был устать от этого. Но, копнув глубже, он все-таки находит это милым, а потому прячет улыбку, когда они садятся в машину Эда.***
Гарри благодарит Эда за то, что тот подвез его, вылетая из дверцы машины так же стремительно, как лошадь из горящей конюшни. Внутри кафе очень уютно - обилие пестрых столов и стульев в цветочном принте. Тяжелые вельветовые шторы не пропускают холод, и огонь томится в камине. Серая кошка, свернувшаяся калачиком на подоконнике, медленно поворачивает голову к Гарри - один ее глаз смотрит на него укоризненно, словно тот потревожил ее, а затем она снова засыпает. В кафе немного клиентов в такой поздний час. Обычно лишь пожилые люди Холмс-Чейпла, которых совершенно не смущает холод и отсутствие солнца. На секунду Гарри совсем опустошен и расстроен, что Луи, наверняка, уже ушел. Но затем он видит его за столом в самом конце, сидящего в пальто, удрученным взглядом рассматривающего зал. На столе стоит трехъярусная подставка, нагруженная сэндвичами и булочками - нетронутыми, - и чайник с двумя крохотными китайскими чашечками, наполненными чаем. Луи не соврал. Он ждал Гарри. Луи смотрит на свою обувь, а затем в спешке чуть не сбивает Гарри с ног, собираясь убежать. Он смотрит на него в недоумении, будто убегая от ночного кошмара. - Я не думал, что ты придешь, - он говорит мягко. - Извини. Я только прочел твою записку. Луи кивает и улыбается, но его глаза молчат. - Ничего. Ты здесь сейчас. Гарри следует за Луи к столику в углу и садится перед ним, снимая куртку. В мерцающем свете Луи выглядит невозможно молодым, черты лица мягкие и размытые. Его волос не видно под серым бини, а джемпер так велик, что он не успевает засучивать рукава. Желание протянуть руку и дотронуться до запястья Луи почти невозможно подавить, и Гарри убирает руки под стол, чтобы остановить себя. Он чувствует шрамы на ногах сквозь джинсы, но они уже не имеют для него огромного значения. Они - просто часть его, как и все остальное. Метка о том, что он жил. А самое главное - выжил. - Хочешь чаю? Мы можем попросить свежую чашку. Булочки немного зачерствели. Но мне все равно, если честно, - нервно говорит Луи, поправляя рукава. Гарри хочет залезть в его джемпер и провести там всю зиму. - Все нормально. Я только что поел. О чем ты хотел поговорить? - А, перейдем к делу тогда. - Луи вздыхает, словно выпуская из себя весь воздух. Затем он начинает нервно перебирать крошки на тарелке с булочками. - Послушай, я не знаю, что Зейн сказал тебе, но это... Это все правда. Я знаю, что это не то, что ты ожидаешь услышать от меня - я плохо с ним обошелся. Я сердце ему разбил. Гарри смотрит на Луи, пытаясь вернуть себе дар речи. Ужин узлом завязывается в желудке, придавливая его к стулу. Он хочет встать и уйти, но, в то же время, чувствует себя парализованным. К счастью, Луи снова начинает говорить, избавляя Гарри от тяжелого решения. - Моя мама и мама Стэна были лучшими подругами в колледже. Они неожиданно забеременели в одно и то же время - им было девятнадцать. Поэтому Стэн и я были лучшими друзьями, так сказать, с пеленок. Я думаю, - Луи останавливается, чтобы глотнуть чая. - Я думаю, он всегда немного завидовал мне. Я знаю, звучит странно из моих уст, но мне все всегда давалось очень легко. У нашей семьи были деньги, у его - нет. Я был хорош в спорте, театре, а он дерьмом в этом плане. Я был весельчаком, открытым, и поэтому у меня было много друзей, а он был застенчивым интровертом. Вау. Я превращаюсь в мерзавца, - он хихикает над собой, но в его смехе нет юмора. - Стэн был жирным. И это, я думаю, послужило причиной, по которой дети издевались над ним. Но я всегда заступался за него! Только его это не волновало. До той поры, пока мне не начали нравятся девушки. И они все - все любили меня. Я пытался встречаться с девчонками немного - это казалось мне естественным, но все мои отношения были короткими. Мы заканчивали друзьями, а не девушкой-парнем. Но потом я встретил Зейна и подумал, что я, может, могу чувствовать что-то к другим парням. - Луи сглатывает слюну, бесполезно перебирая пальцами пакетики с сахаром. - И ничего меня не пугало так же сильно. Я имею в виду, я понял, что моей маме будет плевать, по большому счету, она, может, даже догадывалась... Но она всегда была горда мной. Несмотря ни на что. Но вот Стэн - все эти издевательства сделали из него камень и он стал... Хулиганом, что ли. Он не чувствовал себя уверенным по отношению к себе, отрывался на других детях и думал, что сможет почувствовать себя лучше, под контролем... Я слышал, как он называет других парней мудаками и прочими обзывательствами до этого, даже если они таковыми не были. Они просто оказывались не в то время, не в том месте. И поэтому, естественно, я не мог рассказать ему, когда я начал - то есть, когда мы с Зейном начали видеться. Я каждый день жил в страхе, что Стэн узнает. Я знал, что когда это произойдет, он не подумает десять раз, а сразу выдаст меня, побьет и настроит всех против. Все наши друзья боялись его. Официантка подходит со свежезаваренным чаем и забирает старый, тепло улыбаясь Гарри. - Спасибо, - кивает он, прежде чем она исчезает за стойкой. Когда Гарри снова поворачивается к Луи, его голова зажата руками. Он разливает чай, уделяя особое внимание чашке Луи - сначала молоко, никакого сахара, и лишь потом делает свой собственный - темный и сладкий. - Спасибо, - мямлит Луи, отхлебнув еще не остывший чай. От жара он морщится, но проглатывает. На глаза наворачиваются слезы. - И... Я догадываюсь, Стэн узнал? - Гарри спрашивает. Луи кивает. - Да. Стэн зашел ко мне после того, как Зейн уехал домой. Мы... Мы тогда в первый раз занимались сексом... Я оставил свой телефон в спальне, а сам пошел в ванную. И, когда я вернулся, Стэн рассматривал мои фотографии. - Луи тяжело сглатывает. - Там были фотографии Зейна, эм, он был одет... Я не хочу говорить, если ты не знаешь... - Платье? - Осмеливается Гарри. Он думает, что это здорово. После всего того, что Луи сделал Зейну, он все еще по-трогательному бережлив к его секретам. Ничего в этой истории не сходится. Если он действительно разбил Зейну сердце, то почему все еще относится к этому так трепетно? Луи краснеет, но выглядит уже более облегченным. - Да, он, наверное, сказал. У него был типа лифчик, трусики. Но, да... Ты понял. На тот момент это было весело, сексуально и спонтанно. Это заставляло его чувствовать себя лучше и мне нравилось, как он выглядит. Но, конечно, Стэн не так на все это смотрел. Он вышел из себя, потерялся в выражениях... Сказал, не хочет друга-педика... Сказал, что если я не расстанусь с Зейном, он покажет эти фото всей школе. И я, я знал его. Я знал, что он это сделает непременно, но не желал такого Зейну. - Ты пытался его защитить, - мягко замечает Гарри, и Луи кивает в ответ, выпуская крохотную слезу. - Я действительно его любил... Это было самое худшее, что я сделал в своей жизни. Когда Зейн подошел к нашему столу на следующий день, Стэн и все были там, и я сказал ему первое, что пришло в голову. Я сказал, это было пари. Я... Унизил его у всех на глазах. Я все еще помню его лицо - буду помнить, пока не сдохну. Оно было, словно... Да как будто я видел, как разрывается его сердце. Луи резко качается, словно он на грани коллапса. - Я подумал, может... Если я окажусь полнейшей скотиной, сделаю себя таким... Монстром, что ли. Это его меньше тронет. Не так больно. - Луи. - Гарри вздыхает и кладет свою руку на ладонь Луи. - То, что ты сделал - неправильно, но у тебя не было выбора. Так вышло. - Я мог сказать правду. Я просто был напуган. У меня не было бы друзей, и секрет Зейна разошелся бы по всей школе. Я... Я так плакал, постоянно, что он не узнает правды. Это словно вырвать сердце и потоптаться на нем. Гарри пододвигает свой стул к Луи так, что они оказываются совсем рядом. Луи без колебаний наклоняет свою голову к груди Гарри, пальцы лениво перебирают ткань толстовки, и он начинает всхлипывать. Сердце Гарри разрывается, когда всхлипы превращаются в рыдания. Прошло два года, но рана все еще свежая. И, наверное, это первый раз, когда он сказал настоящую правду. И то, что Луи решает открыться именно Гарри - это ведь должно что-то значить? Но Гарри не может думать об этом сейчас. Он снимает с Луи бини и аккуратно приглаживает его волосы. Гарри чувствует, что был настолько эгоистичен - так крутился в водовороте своих проблем, что не замечал дорогих людей вокруг. Как Зейн, Луи или Альма. И ему так жаль сейчас - потому что он никогда не понимал, что, закрываясь, он делал хуже не только себе, но и другим. Луи успокаивается через какое-то время и отодвигается от Гарри, зарываясь зареванным лицом в салфетки. Затем он отхлебывает чаю. Гарри приглаживает ладонь Луи большим пальцем. - Почему ты никогда не говорил ему правды? Луи, побежденный, пожимает плечами. - Прошло достаточно времени. Я подумал, что это больше не имеет значения. Зейн и я стали друзьями в конце концов и я не хотел все испортить. Гарри подталкивает Луи коленом. - Ты должен сказать ему. Он заслуживает знать. - Он заслуживает больше, чем эта жалкая правда, - признается Луи, качая головой. - Эй, - Гарри приподнимает подбородок Луи. Его глаза такие большие и небесно-голубые - словно океан спрятан в них. - Не занимайся самобичеванием. Ты сделал все, что мог в этой ситуации. Ничего постыдного в этом нет. - Ты... Ты не зол на меня? - Запинается Луи. Гарри отрицательно качает головой, похлопывая ладонью по ляжке Луи. - Я услышал всю историю. Луи, наконец, улыбается по-настоящему. Все его лицо сияет. - Ты хочешь, может, пойти куда-нибудь? - Застенчиво спрашивает он, обхватывая чашечку руками. - Я просто... Я не хочу пока домой идти. Может, мы бы покатались. Немного. - Мне бы хотелось.***
Они не очень много разговаривают в машине, но свободная рука Луи держит ладонь Гарри через рычаг переключения передач, и это здорово. Ну, более чем здорово. Но Гарри пытается не думать об этом. Все, что он сумел вынести для себя за всю жизнь - это то, что вещи, которые кажутся слишком хорошими для правды - действительно являются ею. Поэтому он просто наслаждается этим временем с Луи, пытаясь быть достаточно благодарным за то маленькое окошечко, сквозь которое Луи пустил его в свою жизнь. Луи позволяет Гарри контролировать радио, делая вид, что к остальным он не так лоялен. Поэтому Гарри выбирает легкие полуночные треки на своем айподе. За некоторые Луи даже отчитывает: - Что за хипстерский мусор, Стайлс? Но остальным песням он даже немного подвывает. И голос его, кстати говоря, не так уж плох. Гарри где-то читал, что нельзя услышать акцент людей, когда те поют, но на Луи это не распространяется. Он ловит себя на том, что смотрит на губы Луи, пока тот поет, и видит этот акцент на них. Когда Гарри подпевает Stay Рианны, он чувствует, что Луи тоже смотрит на него. И когда их глаза встречаются, что-то теплое рождается в животе. Гарри прикусывает губу, немного смущенный, и отворачивается к окну. - Не останавливайся, - говорит Луи, почти шепча. Голос Гарри немного дрожит, когда тот вытягивает ноту, но Луи сжимает его руку и тембр нарастает. Когда песня кончается, Луи смотрит на Гарри с некой добротой в лице, разбрасывая румянец по всему его лицу. Луи почти хочет что-то сказать, но Гарри вдруг замечает что-то боковым зрением и разворачивается к стеклу. Они за городом. Здесь череда домов сменяется холмами и фермами, и темнота вне машины берет полный верх над любым светом. Только лунный слегка пробивается сквозь черные облака. - Луи, смотри! - Возбужденно кричит Гарри, показывая на падающую звезду. За ней немедленно летит вторая, и Луи останавливает машину. - Что ты делаешь? - спрашивает Гарри. Луи опускает окна, включает радио и тянется за пледами на заднем сидении. - Давай. Нам учитель по астрономии говорил. Это метеоритный дождь, Орион. Гарри выходит из машины, вытянув длинные ноги и спину. Дорога бесконечна по обоим направлениям, и бояться нечего. Луи уже расстелил одеяло, и хлопает на пустое место, чтобы Гарри сел. Около капота тепло, и тот незамедлительно плюхается рядом. Луи сцепляет их руки, и Гарри улыбается ему, прежде чем полностью отдаться рассматриванию неба. Звезды не прекращают падать - они сияют, словно волшебные конфетти. Гарри думает, что это самое красивое, что ему доводилось увидеть. Но затем он смотрит на Луи. Луи не обращает внимание на небо - даже не делает вид. Он смотрит на Гарри. Его выражение лица спокойное и мягкое. Свет звезд отражается в его глазах, словно серебряные рыбы, плавающие в темных озерцах. Гарри получает удар под дых. Красота Луи кружит голову в самые неподходящие моменты и это ужасно раздражает. Гарри немного улыбается ему и получает улыбку в ответ. Он дрожит, но не от ветра. Все же, Луи приподнимает бровь. - Холодно? Гарри врет. - Немного. - Иди сюда. - Луи отцепляет руки, и Гарри пододвигается ближе, пока тот крепко не обнимает его. Это смешно, потому что Гарри физически больше, чем Луи, но именно он постоянно обнимает его. И, как ни странно, в объятиях его Гарри не чувствует себя таким гигантским и неуклюжим как обычно - он чувствует себя в безопасности, безнадежно маленьким. Словно новорожденный. Сперва их губы едва двигаются - они просто дышат друг в друга, но затем Луи слегка гладит губы Гарри своими. Сердце второго бьется так сильно, так быстро, что еще чуть-чуть, и оно выпрыгнет из груди, но он может почувствовать сердце Луи тоже. Оно отзывается эхом. Эта мысль позволяет Гарри просто расслабиться, увеличить давление их соединившихся губ. Его плечи впечатаны в капот автомобиля, а язык Луи бегло изучает его рот. Гарри в таком восторге, так потерян в этом медлительно нарастающем жаре их поцелуя, что даже не замечает, как Луи оказывается на нем, сжимая его бедра. Они отцепляются друг от друга на мгновение, когда Луи смотрит на него сверху, вырисовываясь темным силуэтом на фоне темного неба. И Гарри думает - вот оно. Вот как это выглядит. Вот как выглядит любовь, черт возьми. И Луи падает на него, их губы встречаются снова, и он тонет в этом. Гарри неуклюже дотрагивается до него сперва. Он не уверен так ли это происходит, можно ли так; просто покоит свои руки на его бедрах, и их поцелуй становится уже чересчур жарким. Но затем Луи начинает блуждать руками по его груди, и руки Гарри рефлекторно сжимаются. Луи стонет в поцелуе, и это дает ему право исследовать его тело дальше. Гарри опускает руки по спине Луи, останавливаясь у ягодиц - и это все, о чем он мечтал. Тот скулит, и этот звук однозначно отдается к члену Гарри. И рука Луи наконец-то там, сжимает его пах рукой сквозь грубую ткань джинс. Гарри задыхается, и Луи затягивает их поцелуй на максимально долгое время, чтобы поиздеваться над ним. Никто никогда не трогал Гарри там - ну, кроме мамы, когда он был малышом и ему нужно было менять подгузник, - но Гарри о своей маме, конечно, сейчас не думает. Он безумно далек от мыслей о маме. Прикосновение Луи электрическое, и Гарри бессознательно дергает током. - Ты всегда такой? - Луи смеется. Гарри заливается краской и зарывается лицом в джемпер Луи, пытаясь успокоиться. - Прости. - Все в порядке. Я не имел в виду что-то плохое, милый, - Луи говорит, проводя рукой по волосам Гарри. - Это... Ох, Бог мой. Ты просто такой чуткий. Это так, черт возьми, сексуально. Гарри хрюкает, когда руки Луи нащупывают стояк и безжалостно сжимают его член, который норовит порвать к чертям собачьим эти джинсы. Он так отчаянно старается не кончить, но руки Луи на нем, на его гребаном пенисе, и это так сложно. - Мы можем, эм, остановиться на секунду? - умоляет он. Это самая последняя вещь, на самом деле, которую он хочет. Он возбужден так, как не был никогда ранее, и дико желает только одного - чтобы Луи снял его чертовы джинсы и покончил с этим, но голос в закоулках мозга не позволяет ему насладиться моментом сполна. Он хочет этого - хочет поцелуя, руки на пенисе и еще кучу таких же клевых вещей, которые к этому прилагаются - и, естественно, хочет только с Луи, но только не может перестать думать о том, что это невозможно. Потому что, вообще-то, Луи с Элеанор. И он просто... Маленький грязный секретик Луи. Глаза Луи на минуту становятся чернее тучи, но он улыбается. - Да, конечно. Но мы можем еще полежать вместе немного? Гарри кивает, и Луи снова обнимает его, только сердцебиение первого спадает на нет. Луи немного смотрит на звезды, и на кудрявую голову, уткнувшуюся в его шею, и он пахнет так вкусно, и это так... Правильно. И, прежде чем Гарри понимает, что делает, он начинает плакать. Тихо, но трясущиеся плечи выдают все. Луи слышит. Он кладет Гарри на спину снова и рассматривает его лицо. - О господи, Гарри, что не так? Я был слишком быстр? Ты не хотел... - Луи ужасается. - Нет, я... - Гарри переворачивается снова, обнимая себя руками. Как будто пытается обезопасить себя или не позволить частям его тела распасться. - У тебя девушка есть, Луи, - выдыхает Гарри. - И я знаю, что это ничего не значит для тебя - я знаю, ты все это уже проходил однажды, но этой мой первый раз. И я хотел, чтобы это было чем-то особенным. Ты мне... Ты мне очень нравишься, - он рыдает. Ненавидя себя, он отворачивает лицо - плакать при Луи унизительно. - Отвези меня домой, хорошо? - Конечно, конечно. - Луи мямлит, поднимая одеяла. И все. Все закончилось, не успев начаться. Гарри просрал выпавший ему шанс. Он как будто бьет себя. Почему он просто не мог подыграть Луи? Это была такая удача. Он больше не Марсель - не застенчивый странный мальчик, спрятавший себя от мира. Но сейчас он чувствует себя даже ничтожней. Дорога домой тихая и ужасная. Гарри больше не плачет, но челюсть Луи трясется и руки сжимают руль до побеления костяшек. Он пытается сосредоточиться. Гарри поворачивает свое лицо к окну и делает вид, что спит, потому что не может совладать с желанием посмотреть на него. Хотя, смотреть там не на что - недоумение и боль. Когда они заезжают во двор, Гарри не может выйти из машины. Луи дотрагивается до его запястья. - Гарри, я знаю, что не заслужил этого, но мне нужно время... Можешь дать мне его? Гарри понятия не имеет о чем он. Время на что? Он всю неделю провел, пытаясь вернуть расположение Гарри, и теперь просит время, чтобы побыть в одиночестве? Это кажется таким же нелогичным, как и все, что он делал до этого - валентинка, ложь Зейну, поцелуй, и, конечно, примирение с Элеанор после всего этого. Гарри хочет простить его, поверить ему - правда хочет, но единственное, что позволило ему пройти через трудное детство и подростковый возраст - инстинкт самосохранения. - Как хочешь, Луи, - холодно отвечает он, освобождая запястье и выпрыгивая из машины. Гарри не оборачивается, но чувствует теплый взгляд Луи на своей шее, как солнечный ожог. И даже в комнате, пока машина Луи, наконец, не съезжает со двора. Он легко дотрагивается до своих губ, пытаясь почувствовать на себе поцелуй Луи. Это было всего пару минут назад, и, если он закроет глаза, то все еще будет чувствовать тепло губ другого парня, как обещание. Жалко только, что он никогда не сможет его сдержать.