I hear you calling in the dead of night

Проблема в том, что грядущие перемены не избавляют Гарри от привычной рутины. Иногда, когда скелету совершенно не комфортно в коже, когда коридоры наполнены незнакомыми людьми, ему безумно хочется вернуть свою старую добрую кабинку туалета, исписанного грубыми граффити и провонявшего ссаньем. И он не думает об этом как о чем-то, что выворачивает органы, ведь здесь он испытал спорадические моменты счастья и грусти одновременно. Он привык думать о прошлом как об агрегате упущенных возможностей, созвездии времени, когда он не шел на риск и не покидал комфортной зоны. Но сейчас он понимает, что эти времена не были просто так. Они были начальной точкой. Его прошлое слепило его. Для Гарри изменения не вели к превращению в того, кем он не был; они вели к его настоящему становлению - к человеку, которым он мог бы быть, если бы не ошибка детства. С другой стороны, ничего не поделаешь. На улице дождливый октябрьский вторник - отличная погода, чтобы остаться дома, в комфорте и с книгой. Луи нет, Зейн помогает с декорациями театральному кружку во время ланча, и звук передвигающейся занавеси запросто можно спутать с клеткой, в которой кишат голодные львы. Гарри хочет съесть свой сэндвич и прочитать еще одну главу Полной иллюминации в спокойствии. Только вот этот самый день, который он выбрал для "спокойствия", уже забронирован кем-то еще. Как только Гарри заходит в туалет, он слышит, как кто-то плачет за закрытой дверью его кабинки. И это останавливает его. Немедленный инстинкт, подсказывающий покинуть помещение и попросту убежать; он не любит считаться с такими вещами. Сталкиваться с чьими-то эмоциями, которые этот "кто-то" хочет выплеснуть - это словно пытаться управлять судном в лабиринте айсбергов и на мели. Никогда не знаешь, что заденешь первым. Но главное правило изменений - это смотреть своим страхам в глаза, а не прятаться от вещей, с которыми не хочешь иметь дела. И когда Гарри смотрит вниз на свою книгу, то видит записку от Альмы на обложке. Ты не можешь защитить себя от грусти, не защитив от счастья. И это звучит к месту. Гарри глубоко затягивает легкими воздух и стучится в металлическую дверь. Человек за дверью шмыгает носом. - Уходи, - отвечает девушка дрожащим и надорванным голосом. Гарри кладет теплую руку на ледяную дверь. - Хм, вы знаете, это толчок для мальчишек. - Гарри? - Бормочет девушка, и он отшатывается назад, потому что голос невозможно не узнать. Но что Элеанор делает в туалете для мальчиков? Гарри не знает что произошло после того, как Луи уехал из его дома в воскресенье. Физзи стало хуже и Луи должен был быть в госпитале с родителями - он пару смс отправил про сестру, но не упомянул об Элеанор. Это Гарри и не касалось, в общем-то. - Ты в порядке? - Мягко спрашивает Гарри. - Оставь меня в покое, ладно? Не думаешь, что и так достаточно сделал? - Я ничего не сделал, - утверждает он, скидывая рюкзак на подоконник и взбираясь на него. Стекло холодное и морозит его спину сквозь ткань свитера. Батарея едва греет, но выпускает немного тепла, от которого запотевают очки. Гарри снимает их и вытирает линзы рукавом. - Ты забрал его у меня, - хнычет Элеанор. И Гарри почти чувствует себя виноватым. Ну, почти. - Забрал его? Эл, не будем забывать, что он не вещь, окей? Он не спорткар, сумка или украшение. Он человек. И может принимать собственные решения. - Я знаю это, - отрезает она, шмыгая еще раз. - Уверена? Потому что, если бы я любил кого-то, я не солгал бы ему, чтобы сохранить рядом с собой. Если бы я любил кого-то, то позволил бы ему уйти, если бы это означало, что без меня ему будет лучше. Гарри кашляет в рукав, сухое горло чешется. Он не упоминает кого именно любит, потому что Элеанор из-за этого и плачет. Потому что он уверен, что она уже знает - да все знают, кому было дело. Гарри попытался скрыть это, но это выгравировано на его лице. Любовь к Луи - часть его. - Ты не понимаешь, - плачет Элеанор. - Без Луи я... Ничто. Я вернусь к тому, что стану никем. С секунду она молчит, и Гарри нервно перебирает ткань джемпера. После смены гардероба он скучает по тому, что не может одевать много слоев одежды. Нечем занять руки. Он чувствовал себя хорошо, но теперь - потерянно. У него больше нет брони. Когда Элеанор начинает говорить, ее голос едва слышен за работающей батареей и каплями воды, стекающими с крана. - Я не знаю... Я не знаю кто я без него. Гарри вздыхает и смотрит на свой нетронутый ланч. Он действительно не хочет обсуждать это с Элеанор сейчас, да и никогда, но они оба здесь, и он пытается вести себя так, как хотел бы, чтобы с ним себя повели, окажись он в такой ситуации. - Ну, я думаю, настало время выяснить это. Я имею в виду, я не осуждаю тебя, но это нездоровое поведение. Ты должна посмотреть на это расставание с другой стороны. Вынеси из этого урок. И ты, вроде бы, очень милая и умная - я уверен, что много мальчиков захотят встречаться с тобой, если ты правильно себя преподнесешь. И, не обижайся, но были моменты, когда казалось, что тебе Луи даже не нравится, на простом, ну, человеческом уровне. Ты постоянно задевало его и хотела, чтобы он был кем-то, кем не являлся... И, может быть, для вас обоих лучше... - Для тебя лучше, ты имеешь в виду? - Нападает она. Но тон ее не пропитан обычной ненавистью, а скорее смирившийся. Гарри трет свое лицо, сглаживая морщинки лба и убирая лишние кудри, закрывающие глаза. - Я не просил этого, окей? Я тебя не просил ему врать. И его не просил с тобой расставаться. И Пейна, гори он огнем, не просил переезжать мою кошку... - Что? - Ничего, - вздыхает Гарри. - Ты не понимаешь, - жалостно произносит Элеанор, издавая еще один рыдающий звук. - Ты не понимаешь каково это... Гарри наклоняется, чтобы подложить под дверцу немного салфеток. - Так расскажи мне. Элеанор вздыхает и высмаркивается в платки. - Окей. Каково это? У меня было пищевое расстройство с девяти лет. Единственный случай, когда родители хвалят меня - когда я худая. Это... Это единственное, в чем я хороша. Худею здорово. Они путешествуют шесть месяцев из двенадцати возможных и оставляют меня наедине с собой. С двенадцати лет. Я с горничной общаюсь лучше, чем с собственной матерью. Прежде чем я встретила Луи, я привлекала к себе внимание тем, что постоянно шлялась по клубам, вместо того, чтобы просто попросить о помощи, в которой так нуждалась. Мои отношения с Луи и та еда, которую я не ем - единственное, что я контролировала за последние два года. - Эль... - Мягко говорит Гарри. - Я просто... Я просто испугалась, окей? Я увидела, как он смотрит на тебя... Как смотрел на тебя той ночью на матче, и я испугалась. Я соврала, потому что знала, что теряю его. Без Луи я все та же грустная и маленькая богатая девочка с пищевым расстройством и деньгами родителей. И я не только неудачница в этом плане, но и в том, что не могу никого рядом с собой удержать. Гарри вздыхает. - Это не правда, - говорит он, слова вылетают из него. Он хочет ненавидеть Элеанор и у него есть полное право, но это пустая трата энергии и эмоций, особенно, когда она сама неплохо справляется с этим. - Ты не неудачница, не клише, не брошенка, пока ты сама себя такой не сделаешь. Послушай, я понимаю тебя. Я понимаю каково это - терять контроль. Твои родители и твои учителя принимают решения за тебя и не всегда в твоих интересах, и все, что ты можешь сделать - заткнуться и принять это. И ты так отчаянно хочешь почувствовать, что то, о чем ты думаешь и говоришь - имеет значение. И ты имеешь. Гарри садится около кабинки, прислоняясь к холодной стене спиной. Он пытается не думать о моче на полу, а сконцентрироваться на задании в руках. - Это словно... У меня вся эта рутина была, понимаешь? И я подумал... Если бы я мог поддаться этому и дать идти по плану, то все было бы хорошо. Если я просто опущу голову, все пойдет нормально. - И это сработало? - Мягко встревает Элеанор. - Какое-то время это работало, да. Но со временем случаются вещи, которые ты не можешь контролировать. Люди появляются в твоей жизни тогда, когда ты этого совсем не хочешь и не ожидаешь. И в первое время ты не хочешь любить их и заботиться о них, потому что это идет поперек твоим инстинктам. Но, в один день, ты просыпаешься и любишь их несмотря ни на что. И, я думаю, спустя какое-то время я перестал "переживать" моменты, идущие по плану, а выбрал настоящую жизнь. Гарри запускает руку под дверцу кабинки, и ровно через секунду маленькая ладошка Элеанор оказывается в его. Она такая крошечная, проглоченная его собственной, и это смешно, что однажды Гарри ее боялся. Он был так напуган ее злыми ремарками, что даже не мог подозревать насколько разбитой внутри Эль была. Она просто маленькая девочка со спутанным сознанием, с кожей, едва покрывающей ее косточки. И, как и он, она спрятана от людей и общества в своей раковине. Только, в отличие от обычных "черепашьих", ее раковина была с иголками, как у кактуса или ежа, чтобы прочно защититься. - Могу ли я спросить тебя? - Она спрашивает садящимся голосом. - Конечно. - Почему ты так добр ко мне? Я ужасно к тебе относилась. Гарри думает о валентинке от Луи, спрятанной в коробке из-под обуви под кроватью, и это и есть ответ. - Потому что когда-то давно кто-то был так же добр ко мне.

***

Вечерние занятия Гарри проходят медленно, и большую часть времени он просто следит за каплями дождя, стекающими по стеклу, а еще иногда чертит имя Луи на полях тетрадки. Он хочет написать ему, но боится нарушить семейный момент. А еще не желает выглядеть нахальным после расставания с Элеанор. Самый лучший вариант - просто подождать. Дать Луи свободное место. Алма работает над докторской, когда Гарри заглядывает в библиотеку во время перемены. Ее лицо едва заметно за полкой с книгами. Она улыбается ему и машет свободной рукой. Небо на улице такое серое, что не видно ни одного просвета. Единственное освещение - флуоресцентные лампочки на потолке, сохранившиеся не в полном экземпляре и горящие не самым ярким оттенком белого. Но, даже несмотря на это, кожа Гарри все равно выглядит неправдоподобно бледной. Это слишком темный день во всех смыслах этого слово, и странный в то же время. После того, как он вытащил Элеанор из кабинки мужского туалета, она по-настоящему обняла его, что было, ну, неожиданно. Он все еще зол на нее из-за Луи, ведь то, что она сделала - неподобающе, особенно учитывая все то, что происходит с Физзи, но с Гарри хватит всего этого. Ему будет гораздо легче просыпаться по утрам после этого с ней разговора, да и смотрит на мир он теперь совсем другими глазами. Гарри столько времени провел в мыслях, что никто не видит его настоящего... Вздыхая, Гарри подходит к секции с биографиями, вытягивая свои длинные ноги. Обтягивающие джинсы, которые он купил с Зейном пару недель назад уже малы, и он думает, что никогда не перестанет расти. Ему судьбой предначертано быть длинным и неуклюжим мальчиком-жирафом. В такие моменты он завидует тому, что Луи очень маленький и компактный. Трудно не заметить реакцию людей, когда ты на целый фут выше их. И, несмотря на то, что в последнее время Гарри пытается вылезти из своей раковины, все еще остается большое желание этого не делать. Желудок Гарри завязывается в узел, напоминая ему, что он не ел завтрака. Он разворачивает свой сэндвич и перелистывает страницу в книге. Не успевая занести над ртом сэндвич, он вдруг слышит гортанный стон, доносящийся из ниоткуда. Кусочек куриного салата сваливается с булки и падает на джинсы Гарри, но он не может даже двинуться. Он просто застывает на месте, прислушиваясь к звукам, доносящимся в паре книжных шкафов отсюда. Из Гарри вырывается испуганный звук, но он успевает закрыть рот рукой прежде, чем кто-либо услышит. - Черт, не останавливайся! - Слышится голос, и Гарри чувствует, что вся его голова - от шеи до волос - заливается краской. Кто бы там ни был, им сейчас очень хорошо. У Гарри есть несколько мест для отдыха, в которых он проводит переменки, - библиотека самая тихая, с ней не идут в сравнение даже далекие места на трибунах футбольного поля. В любой другой момент он бы просто нашел другое место, где можно убить время, но сегодня, после странного разговора по душам с Элеанор, ему интересно и любопытно. И, окей, он мальчик-тинейджер, винить его за стояки нельзя. Особенно, когда они вызваны глубокими и протяжными стонами, доносящимися из-за стоек с не-фантастикой. О ланче второй раз за день можно забыть. Гарри встает в полный рост и переваливается через стойку, чтобы лучше увидеть. Ничего особенно не выходит - чья-то рубашка закрывает вид, но, судя по внушительным размерам плеч и мускулатуры, это парень. Пытаясь быть осторожным и не издавая никаких звуков, Гарри тихо проскальзывает к концу стоек. Он почти может выдать себя. Почти. Но это так неожиданно. И, пока его член неизбежно дергается в штанах, мысли уносятся вдаль... Зейн на коленях - лицо красное, глаза на мокром месте, - рот занят членом Лиама Пейна. Одна рука держит его, другая поглаживает пресс. Лиам смотрит в потолок, глаза зажмурены, лицо покрыто испариной. - Черт, Зейн. Я кончаю, - предупреждает Лиам, прикусывая нижнюю губу. И именно в этот момент Гарри теряет баланс и падает вместе со стойкой с книгами, которые отлетают в разные стороны, прямо на задницу. Зейн по инерции отбрасывается назад, и вся сперма Лиама прилетает ему на лицо. Она сбегает по его щеке, застревает между ресницами. Гарри пытается закрыть эрекцию рукой. "Мальчик-стояк", - утверждает в его голове Луи. Он прикусывает губу тоже. Зейн - друг Гарри, но разве это может избавить от того, что Стайлс - шестнадцатилетний девственник, а Малик невыносимо прекрасен? Лиам тоже неплох. Гарри такого большого члена никогда не видел (вообще члена, на самом деле), и он был прямо у Зейна во рту, и Зейн красный, и он сам красный... Вся ситуация обескураживает Гарри, и он рад, что уже на полу, потому что его ноги бы просто не смогли удержать. Я имею в виду, то, что он любит Луи, его еще ни от чего не страхует. Лиаму нужно пару секунд, чтобы осознать что происходит. Почему Зейн так оторвался от него в последнюю секунду? Но, проходит оргазм, проходит пелена. Он видит Гарри, сидящего в руинах книг, и начинает быстро застегивать ширинку с еще не успевшим упасть пенисом. Гарри боится, что его рот двигается, а звуки не произносятся. Он даже не знает, есть ли ему что сказать. Неплохой член, может быть? Зейн пытается сморгнуть сперму с ресниц, одновременно слизывая ее с лица. Его губы красные и сухие. Гарри очень трудно на их обоих смотреть, поэтому он сканирует пол, надеясь, что красный ковер с землей под ним разверзнется в считанные секунды. - Черт, Гарри... Сука, черт... - Зейн выругивается, его голос с придыханием. Гарри вытаскивает из кармана салфетку и протягивает ему. Тот начинает-таки вытирать лицо. - Простите, я просто... Я обедал, услышал... Извините. Извините, - мямлит Гарри. - Я просто... Пойду? - Стой. - Зейн поднимает Гарри с пола за запястье. Гарри пытается не думать о том, что этой же рукой он только что держал член Лиама. Лицо Зейна почти чистое, поэтому Гарри удается-таки собраться с дыханием и посмотреть на него. Его карие глаза отдают золотом, обрамленные густыми ресницами. И в одну секунду Гарри кажется, что он почти целует его... Черт. Это-то откуда пришло? - Ты покушал ланч? - Зейн мягко спрашивает. - Ой, нет... Сегодня какой-то странный день, - признает Гарри со вздохом. Лиам нервно смеется и переглядывается с Зейном. - Думаю, с этим мы согласны. - Пойдем, покушаем, - предлагает Зейн. - Да, я только книги подберу тут... Альма подходит совсем неожиданно, появляясь из-за стоек. - У вас все в порядке? - Да, просто неуклюжий, как обычно. Лицо Гарри горит, глаза вновь уставлены в пол. - У меня, эм, урок, - Лиам находится, вперивая в Гарри странный взгляд напоследок. Затем он подбирает рюкзак и уходит. И, если такое физически возможно, Гарри кажется, что Лиам Пейн даже краснее, чем он сам. Конечно, это ведь не Гарри, кому отсосали секундами ранее. - Увидимся.

***

- Итак... - Гарри говорит с набитым пиццей ртом. - Ты и Лиам? Они в пиццерии, по-странности не забитой людьми в этот час, и Гарри никогда не был так рад еде, как сейчас. Все еще дождит, но, спасибо Зейну, он занял машину Найла на вечер, и поэтому им не пришлось ехать на его мотоцикле. Пиццерия пахнет печью и соусом, окна затуманены от жары из кухни, но даже она не противостоит холоду снаружи. Волосы Зейна спадают ему на лицо мягкими мокрыми прядями, тело дрожит даже в кожаной куртке. - Да... Просто мы не, эм... Он не... Готов всем сказать... Так что, не мог бы ты?.. - Никому, - кивает Гарри. - Но что насчет Перри? - Что насчет нее? - Зейн приподнимает бровь в удивлении, накалывая помидор черри на вилку. - Я думал вы... Ну, знаешь. Зейн смеется. - Что тебя натолкнуло на эту мысль? - Ты ее подвез после матча, и пропал... Потом эти засосы... - ...засосы от Лиама, - продолжает фразу Зейн, прикусывая нижнюю губу. Гарри возвращается мыслями к тому первому дню, когда они начали отрываться вместе. Он настолько был сфокусирован на Луи, что не заметил остального. Но теперь это достаточно ясно. Когда Лиам исчезал с поля, он не сидел там же, где все остальные игроки. Ничего странного Гарри в этом не видел - ну, пописать, размяться, мало ли, - но теперь он понимает, что все это время они были с Зейном. И его "перекурами". И тот, другой день, когда они красили детскую. Зейн и Лиам исчезли вдвоем на целых двадцать минут, "покурить", несмотря на то, что Лиам не курит, и они оба вернулись румяные и запыхавшиеся... - Черт возьми, - глаза Гарри расширяются от осознания. Как он мог это пропустить? Почему это не казалось таким очевидным? Зейн хихикает. - Да. Черт прав. Я с ума, похоже, сошел. - Почему ты так говоришь? - Гарри спрашивает. Зейн вздыхает и отодвигает тарелку с салатом от себя. Он к нему и не прикоснулся, собственно. Затем скрещивает руки на груди и ложится на подушки позади себя. Его взгляд грустный. - Я имею в виду... Я в арт-клубе, он ко-капитан футбольной команды. Я парень, одевающийся в платья, а Лиам... Не знаю, он милый, но иногда мне кажется, что я для него просто фаза. Например, я пойду в универ, а он найдет себе красивую девочку, которая родит ему детей, и... - Зейн останавливает себя, чтобы сделать маленький глоточек воды. Гарри сжимает руку Зейна на столе. - Ты с ним об этом разговаривал? - А с Луи ты разговаривал? - Ловит его Зейн. Гарри заливается краской и начинает ерзать на стуле. - Нет, но это не то же самое, - вздыхает он. - Не то же самое? - Я не думаю... Я не думаю, что он думает об этом... - Но тебе он нравится? - Уточняет Зейн. Гарри кивает. У него остался кусочек пиццы, но аппетит пропал. - Ты удивишься, но... сделай это. Поговори с ним. - Он тебе что-то сказал? - Гарри начинает сиять. - Нет, но он извинился передо мной. Я имею в виду, прошло два года, много воды утекло, но он никогда не извинялся раньше, пока не встретил тебя. Он словно пытался очиститься, чтобы тот, следующий, встретил нового, лучшего Луи. И, ты знаешь, он ведь боялся быть со мной из-за того, что Элеанор и Стэн его бы засмеяли, но теперь их нет, так что... Это что-то должно значить, верно? Гарри кивает снова. Его грудь заливается теплом, словно от стакана виски холодным зимним вечером. Может, не все так безнадежно. Я имею в виду, все причины, по которым не сработало с Зейном и Элеанор, не те, по которым не сработает с Гарри? Это ведь значит, что с ним все еще возможно? Возможно? Может быть? Но, только, если Луи чувствует то же самое... - Зейн, я думаю, ты заслуживаешь кого-то, кто будет горд тобой, - Гарри говорит, все-таки загораясь последним куском пиццы. - И, если это не Лиам, тебе лучше сейчас об этом узнать. Я прав? Зейн кивает, задумчиво смотря в окно. Гарри думает о том, что сказал Зейн еще очень долго. Во время ужина и уже тогда, когда едет домой. Если жизнь - это риск, попытки открыть себя вещам, людям, возможностям, то что такого в банальном выяснении обстоятельств? Самое худшее, что может случиться - Луи не любит его. И тогда, хм... Он будет знать. Телефон Гарри жужжит. Он заходит в парадную и смотрит на номер телефона. Хмурится. - Привет, Джей, - говорит он, закрывая дверь спиной. - Все хорошо? - Привет, милый. Есть возможность заехать и посмотреть за близнецами сегодня? Я знаю, говорю все в последнюю секунду, но... - Ее слова замирают, прерванные слезами. - Да, конечно. Конечно. Скоро буду.

***

Остаток недели проходит размыто, дни проплывают один за другим. Постоянно дождит, и холод пробирает тело Гарри до самых костей. Любые мысли о разговоре с Луи откладываются на неопределенные сроки. Доктор считает, что Физзи осталось совсем недолго. Она уже неделю болеет вирусной инфекцией, которую не берут ни одни препараты. Никто не хочет пропустить последнюю возможность побыть с ней. Несмотря на то, что она держится дольше, чем прогнозировали врачи, все эмоционально напряжены. Неизвестно что это - проклятье или благословение. Скорее, и то и то. Гарри, кстати, вполне успешно скрывает все свои чувства. Годы тренировок. Это ужасное время, но Гарри чувствует себя на редкость нужным. Он постоянно у Томлинсонов с близняшками. Готовит им завтрак, одевает и ведет в сад, забирает их оттуда, обеспечивает полдник и ужин. Ванны и сон. Им четыре - возраст, когда ты не особо зацикливаешься на всем, что происходит вокруг. Но что-то с ними не так в это время. То отказываются от еды и ванн, ноют о том, что не хотят спать больше обычного. Единственное время, когда Гарри наедине с самим собой - когда девочки в садике. Ему когда-то нравилось свободное время, но сейчас его слишком много. Он напуган, потому что одинок. Убивать время ему приходится уборкой и стиркой. Готовит Гарри больше, чем даже нужно. Выпекает печенья огромными порциями. Никто не в настроении есть, приходится замораживать. Иногда забегают Найл и Зейн, чтобы поделать уроки. И это здорово, когда есть компания. Делать вид, что ничего не происходит, когда все рушится - это всегда здорово. Клан Томлинсонов разрывается между госпиталем и домом, дверь почти слетает с петель. Они все сами по себе, и Гарри пытается внести в это немного рутины. Он строже с обедами и ваннами, отказывает просьбам спеть или почитать побольше. Лучшая тактика с Марком - молчание. Он делает им чай, ставит чашку рядом с правым локтем Марка, и они сидят вместе, ни о чем не разговаривая. Если Марк дома с утра, Гарри открывает газету на кроссворде и кладет Марку карандаш. Дождь - единственный звук в доме в этот момент. Вечером они могут посмотреть телевизор, но воздух всегда тяжелый от постоянной невысказанности. Джей постоянно плачет, и Гарри пытается отвлечь ее от всего на свете. Он оставляет ей постиранное белье и утюг, чтобы она почувствовала себя нужной. Занять руки. Он так же оставляет ей волосы девочек, которые она постоянно заплетает в косички перед сном. Лотти ищет поддержку в друзьях и парне. Единственное, что от нее можно услышать - клацанье по клавишам клавиатуры и экрану телефона. Так она посылает свои сигналы о помощи. По возрасту она ближе к Физзи, и они даже делят одну комнату. Ей трудно признавать, что она с таким же успехом могла оказаться больной вместо Физ. Она чувствует себя виноватой, что заняла место, за которое они всю жизнь боролись, по такому ужасному обстоятельству. А что до методов Луи... Они самые худшие. Он возвращается из госпиталя изнеможденным и безжизненным, собственной тенью. Его глаза, которые обычно сверкают, серые и плоские. Все свободное время он проводит, смотря из окна на дождь. Почти не ест - Гарри приходится кормить его из ложки, как маленького. Он даже помогает ему мыться, отворачиваясь или прячась за занавеской, чтобы не смущать Луи. Хотя тому даже все равно, чист он или нет. И, еще одно. Они спят вместе. Потому что Гарри легче остаться на ночь, чтобы с утра снова смотреть за девочками. В кровати Физзи спать неправильно, от жесткого дивана в зале болит спина. Поэтому, когда Джей предложила ночевать с Луи, Гарри не сопротивлялся. В первую ночь Гарри обнимает Луи так крепко, словно пытается собрать все его кости воедино. Словно держит в руках бомбу, готовую детонировать. Но в следующую ночь Луи сам прячет лицо в шее Луи и пытается пристроить рядом свою ногу. Когда он бессмысленно тычется между ляжек Гарри, тому кажется, что он спит. Темно и тихо, он даже не понимает происходит ли все это на самом деле, пока Луи не вздыхает, и тогда у Гарри встает. Только после этого Луи может спать. Его лицо втиснуто в подмышку Гарри. У него все еще стояк, и все, чего он хочет - пойти в туалет и остановить это, но кровать так мала, что любое движение Луи может разбудить. Поэтому Гарри просто лежит там, пытаясь игнорировать ноющую боль между ног. Это происходит еще три раза, и тогда Гарри замечает, что глаза Луи широко открыты, но ничего не видят. Он не спит. Ему все равно на то, что он делает и с кем. Как будто он больше не там. Эта неинтимность и неромантичность убивает Гарри. Они ведь даже не целуются. Это просто для того, чтобы Луи уснул. Он так мало спит, Гарри даже не может лишить его такой простой вещи, и поэтому лежит смирно, пока Луи не уснет. Они не разговаривают об этом вообще. Даже с утра следующего и после следующего дня. И, если бы не шрамы Гарри и не высохшая сперма на пижамных штанах, Гарри подумал бы, что все это выдумал.