Almost Sherlock

Отросшие черные кудри делали лицо человека, лежащего на больничной кровати, еще более бледным. Он был спокоен и отстранен от мира, безмерно безмятежен, словно древнее существо, которое прилегло вздремнуть лет так на сто и проснется, когда мир уже будет лежать в руинах. Голоэкран, висящий над кроватью, показывал какие-то данные, но Джон смог опознать только пульс — очень и очень медленный, ленивый. По сравнению с ним, Шерлок Холмс выглядел абсолютно здоровым, даже пышущим здоровьем мужчиной в самом расцвете сил. Но собственные синяки под глазами Джона волновали мало. Он приходил к нему уже третий раз. Просто сидел у кровати не в силах выдавить из себя и звука. Время от времени заглядывала недовольная медсестра. Она получила наставления лично от брата пациента и возражать не могла, но всё равно заглядывала. — Шерлок… — просипел Джон. Синтетик с разными глазами и швами на спине не хотел накладываться на этого абсолютно чужого ему человека. — Мне… странно называть кого-то еще так. В конце концов, это довольно-таки редкое имя и… что я несу. Мигала лампочка у изголовья кровати. Разнокалиберные пакеты на стойке ждали момента, когда к ним присоединят трубки, по которым разноцветная жидкость потечет в вены бесчувственного человека. — Я… — снова набрал воздуха в легкие Джон. — Ты не знаешь меня. И я не могу сказать, что знаю тебя. Мое имя — Джон Ватсон и… когда я встретил… другого Шерлока Холмса, у него были кости из металопластика и гель вместо крови, не хватало куска позвоночника и одного глаза. Я потратил недели две, пока смог его привести в порядок. Думал продать. Но… включившись, он спросил меня «Где я?» и назвал тупицей. Джон закрыл лицо руками и нервно рассмеялся. Он рассказывал и рассказывал, чувствуя, как ему становится легче с каждым вспоминаемым моментом. Он выуживал из памяти мельчайшие детали, и Шерлок-синтетик стоял у него перед глазами как живой. Хмурился, дулся, размахивал руками. Шутливо душил себя кабелем. Мечтал о кофейных пирожных, ругался, почему глупые синтетики не могут чувствовать вкус еды. Радовался, что его телу не нужен сон, ведь это глупая трата времени. — Я… вскрыл его голову и смог немного подправить блок памяти, после чего он начал вспоминать о своей жизни здесь. Он хотел вернуться. И потащил меня за собой. Если бы не он, я бы никогда не попал сюда, даже если бы у меня была возможность. Мне бы просто не хватило смелости. Я всю свою жизнь прожил… не столько в страхе, сколько в постоянном следовании течению. Шерлок стал той встряской, которой мне не хватало. Джон рассказывал коматознику о боях и победе над Беном, о фальсификации его, Джона, смерти. О встрече с Майкрофтом и миссис Хадсон. — Она отличная женщина. И печет отличные пироги. В жизни не ел ничего столь вкусного. Рассказ подбирался к концу, и к горлу подкатил комок, который не получалось сглотнуть. Джон говорил через силу, запинаясь время от времени. — Он… зациклился на «поле» и всём с ним связанным. Решил… во что бы то ни стало вывести Магнуссена на чистую воду. Будь он человеком, всё могло бы быть иначе, но у синтетиков в этом мире нет прав. Никто не будет слушать синтетика, обвиняющего человека. Порой мне кажется, что законы стоило бы поменять. Мне… мне снилась Гарри в ночь пред этим. Я тогда не понял, к чему было… всё это, но… теперь я помню. Она сказала Шерлоку… еще перед боями, — Джон истерично хохотнул. — «Береги голову, красавчик, слышал? Тело любое прицепить можно, а вот башка… башка, она своя нужна». — Ватсон старательно скопировал интонации сестры. — Как же она была права… Джон замолчал. Он не скажет, что похоронил, не закопал, а именно похоронил голову Шерлока под кустом роз в садике на Новой Бейкер-стрит. Ему, в общем-то, уже нечего сказать. Он покинул палату, спустился по лестнице вниз, вышел из больницы. Посмотрел на серое дождливое небо. Сунул руку в карман. Знаешь… — Джон посмотрел вверх, где над куполом светило солнце. — Мой дом, каков бы он ни был… всегда открыт для тебя. И… — он попытался подобрать слова, но сроду был не мастер говорить. — Если ты захочешь вернуться, я… Наверное, я просто слишком консервативен. По сравнению с этим городом, мое болото кажется мне куда более милым и родным. Дата входа — неправдоподобно давняя. Дата выхода — прочерк. Двери в ту сторону откроются в любой момент.

***

Под колоколом не изменилось ничего, если не считать приличного слоя пыли — Джон задумчиво смахнул его рукавом куртки. Куртка, как и остальная его одежда, смотрелась чужеродно в вдруг ставшем непривычным окружении. Гора обломков тел в углу, ветошь на полу. Стол, на котором он когда-то… Ведро с протухшей водой, осколок зеркала, затянутый паутиной. Несколько забытых пакетов с бутербродами. Джон открыл один из них и задумчиво сжевал его, не чувствуя вкуса. Колокола, казалось, стали темнее. Два на полу, один, треснутый, под потолком. Джон стал прямо под ним, представляя, как тот сорвется и погребет его под собой. Колокол падать не желал. Большой Бен помнил времена, которые остались только в книжках, и собирался увидеть те, что еще только войдут в книги. Взяв в руки кусок арматуры, валявшийся возле расколотого Большого Пола, Джон что есть силы ударил по колоколу. Из-за трещины звук получился глухим и вроде бы негромким, но его услышали все жители Старого Лондона. Люди подняли головы, пытаясь понять, что было источником звука. Джон ударил второй раз. Гул-звон пронесся по серым улицам, пробирая до костей. Третий удар — и все стихло. Большой Бен, звучавший впервые за много лет, снова затих. Джон сел на свою старую «постель» и задумался. Он не знал, что делать дальше. Он был выбит из колеи. Наверное, он вернется к старому занятию. Да, так и сделает. Как-то незаметно для себя он лег на продавленную «подушку», уснул и проспал часов двадцать, не видя снов и не чувствуя ничего, кроме абсолютного спокойствия, словно он был древним сфинксом, затерянным в песках.