Всё уходит в никуда

Ночь за окном шумела дождём, пришедшим на замену первому за этот декабрь снегу; лаем собак вдалеке и лёгким шуршанием крыльев Архангела. Я расслабленно вытянулась на подушках в квартире Габриэля, мягко скользя кончиками пальцев по его лицу. Делать что-то, говорить не хотелось. Мы, должно быть, перешагнули эту черту ещё в двенадцатом веке; тишина не казалась напряжённой, наоборот — спокойной и уместной. Мне и спустя девятьсот лет не надоедало это — мы могли часами проводить время, просто глядя друг другу в глаза, не шевелясь и не разговаривая. Могли и болтать без умолку, как две трещётки, могли придумывать вместе какую-нибудь проказу, могли... могли всё. Я широко улыбнулась, заново осознавая, что Габриэль здесь, он жив, и мы действительно снова могли делать всё — от полуночной тишины глаза в глаза, до каких-нибудь розыгрышей случайных прохожих, как два заядлых идиота. Ну, или не случайных — бесить Винчестеров всё ещё было до чёртиков забавно. — Чего? — почти мурлыкнул Габриэль, трясь щекой о мою ладонь, как гигантский кот. — Просто я люблю тебя, — выдохнула я, зарываясь пальцами в его золотистые локоны. — И счастлива. Что-то внутри фантомно оборвалось, словно несогласное с прозвучавшими словами. Показалось, что отжитые почти девятьсот лет всколыхнулись в сознании лютой горечью, и пришлось быстро оторвать ладони от лица Трикстера, чтобы прижать их к груди — там, где неожиданно будто бы что-то разбилось. Я действительно научилась воспринимать время по-своему, научилась не задумываться о том, сколько лет прожила на самом деле, научилась казаться молоденькой девушкой — но иногда фасад давал трещину, и моя внутренняя старуха заходилась в горестном вое так внезапно, что каждый раз это становилось сюрпризом. Я подскочила и резко села, отодвигаясь от Архангела на кровати. — Эй, ты чего? — забеспокоился Гейб, тоже усаживаясь и протягивая ко мне руку. Я неуверенно наклонилась вперёд и замерла, уткнувшись носом в середину его ладони. — Габриэль... — голос оказался таким хриплым и сломанным, что пришлось откашляться. — Я устала. — В каком смысле, милая? — как же редко можно было услышать от Габриэля такую мягкость; мне даже казалось, что я единственная, с кем он умел говорить так. — Я... — я прислушалась к своему внутреннему плачу. Что ты хочешь от меня в такой момент, старуха-Джессалин? — Устала быть монстром. Как бы я ни старалась... Как бы ты ни любил меня, я чувствую в себе тьму. — Джесс. — Нет, послушай, — я сама ещё не очень понимала, к чему веду, но внутренний взор будто окрасился в алый — в цвет крови, рек крови, океанов крови за эти почти девятьсот лет. — Если бы... Если бы было возможно превратить меня обратно в человека... Как ты думаешь, ты бы смог? Архангел молча смотрел в мои глаза. — Ты можешь?.. — Я никогда не... — Знаю, — вновь перебила я. — Никогда вампир не становился обратно человеком. Но вряд ли когда-нибудь какой-нибудь вампир влюблялся в Архангела, — я умоляюще подалась вперёд. — Мне двадцать пять, Габриэль, но на самом деле почти девятьсот. Я ощущаю себя старухой, не прожившей полноценно и полжизни. Я мертва. Такие странные противоречия... Я застряла в двадцати пятилетнем теле на девятьсот лет и ни разу при этом не чувствовала полноценной жизни — так, наверное, будет правильнее... Я хочу жить. По-настоящему жить. Хочу чувствовать усталость, боль, голод, а не жажду крови; хочу снова дышать полной грудью. Габриэль... Он судорожно покачал головой, сжимая мои ладони. — Дело не в том, что я не хочу дать тебе это, Джессалин, просто... — Что? Это возможно? — Может быть, — уклончиво отозвался Архангел. — Но... — Но? — поторопила я, ощущая, как сердце переполняется почти больной надеждой. — Для тебя это будет, скорее всего, чрезвычайно мучительно, — хрипло сообщил Габриэль. — А я не хочу, чтобы ты мучилась, — он помедлил. — Опять. Я приподнялась и аккуратно обхватила его лицо ладонями. Он поднял на меня свои медовые глаза, и я улыбнулась — немного горько, но решительно. — Я готова к этому, — негромко, но весомо произнесла я. — Если ты уверен в себе, сделай меня человеком, Габриэль. О большем и не прошу. Вновь улыбнувшись, я села на колени и склонила голову, будто в молитве. — О, прошу, не делай вид, что я одариваю тебя божьим благословлением, — театральный тон слегка портила явная тревога, но я всё равно ухмыльнулась, сверкнув глазами на своего Архангела. — Так, в общем-то, и есть, если всё пойдёт по плану, — парировала я. — Не преувеличивай, — вздохнул Габриэль, усаживаясь поудобнее. — Я давно не посланник небес, а потерявшийся на Земле странник. — А ты не думай о себе так низко, — продолжила не соглашаться я. — Ты — лучший человек, которого я встречала на своём пути. — Ты не объективна, — Трикстер фыркнул. — Да и вообще, комплимент сомнительный. Всё, не двигайся, у нас в эфире эксперименты, — я почувствовала, как его ладонь опустилась на мою макушку. — ...я люблю тебя, Джесс. Несколько мгновений ничего не происходило. Затем я почувствовала сильное головокружение — меня повело, и вторая рука Фокусника тот час же обхватила меня за плечи, прижимая к своей груди. А затем пришла боль. Она была так сильна, что терпеть не было никаких сил — я издала страшный крик, тут же сорвав горло, и судорожно прижала ладони ко рту, задыхаясь; пообещала ведь себе, что не стану кричать! Чувствуя, как неконтролируемо лезут клыки, я сжалась, скрючилась, попыталась превратиться в точку, лишь бы не чувствовать раздирающую меня на части муку, и только тёплая ладонь Габриэля, которую я продолжала ощущать на своём лбу, помогала не сорваться и не пытаться вырваться. Будто все почти девятьсот лет, все эти столетия в обратном порядке и ускоренном режиме проносились перед глазами. Будто всё, что я чувствовала за время, когда охотилась, когда в меня стреляли, заживо сдирали кожу, сжигали, мучали, пытали, ломали кости, вернулось. Вся эта боль, благодаря вампиризму чуть притупленная, обрушилась на меня сейчас. Восемьсот девяносто лет. Мне казалось, что я пережила их вновь. И каждая толика секунды этого времени окунала меня в Ад. Не только физический, но и моральный: вина, если я случайно убивала человека. Отчаяние, когда я не могла спасти чью-то жизнь. Тоска, которая стала моим вечным спутником с тех пор, как на моих глазах убили всю мою семью, включая возлюбленного. Я и не думала, что для того, чтобы снова стать человеком, я должна пройти через Ад. Я очнулась от того, что солнечный свет бил мне по глазам. Это показалось странным — обычно данное явление вызывало большую боль, и я сонно закопошилась, не понимая, что же изменилось. Было жарко. Тело налилось теплом, и это казалось до того неправильным, что я распахнула глаза, тупо уставившись в противоположную стену. Я... дышу? Нет, я и раньше дышала, но до сих пор это действо не приносило мне никакого облегчения или удовольствия. Ощущая боль по всему телу, я неуверенно вытянулась, сжала и разжала кулаки, поморгала... Я определённо чувствовала себя... живой. Гораздо живее, чем за последние лет... за очень много лет. За очень, очень много лет. Неужели получилось? — Ты как? Я вздрогнула, приподняла голову — шея отозвалась тупой болью, — и, прищурившись, нашла глазами чуть расплывчатую фигуру Габриэля, сидящего в метре от меня. Пришлось поморгать; Архангел, наконец, сфокусировался, и я разглядела его бледное, встревоженное лицо. — Габриэль, — прохрипела я. Резкость зрения явно уменьшилась, видела я намного хуже, чем... сколько времени прошло? — Сколько времени? — Прошло примерно восемь часов, — глухо отозвался Архангел. Восемь часов. Не восемьсот лет, а всего лишь восемь часов. Я, морщась, поднялась и, не удержавшись, опрокинулась, ткнувшись носом в плечо мужчины. Тот аккуратно меня подхватил и прижал к себе легко, чтобы, наверное, не тревожить болящее с макушки до пят тело. Было... тепло. Тёплым был не только Габриэль, но и сама я — так странно. Но тут я осознала — я слышу стук сердца. — Ничего не вышло? — хрипло каркнула я. Габриэль казался непривычно печальным. Он пару секунд изучал моё вытянувшееся лицо, а затем аккуратно помог мне подняться на гудящие ноги и подвёл к зеркалу во весь рост. Я уставилась на своё отражение — порозовевшая кожа, лихорадочный румянец на щеках. По привычке проведя языком по дёснам, я ничего не обнаружила — неужели... — Если я теперь... человек, — это слово странно неохотно сорвалось с языка. — Почему я слышу твоё сердце? — Нельзя исцелить вампира полностью, я так думаю, — негромко отозвался Габриэль. — Возможно, на это способен Бог. Или Михаил. Что-то от вампира в тебе осталось, но, без всяких сомнений, ты человек. Посмотри, — он поднял мою руку и уложил ладонь с левой стороны груди. Отчаянное биение. — Моё сердце бьётся, — тихо ахнула я. — Моё сердце бьётся! — осознание, наконец, стало полным. — Я человек! Губы сами собой растянулись в счастливой улыбке, и я даже подпрыгнула, схватившись за руку Габриэля. Но, повернувшись, я разглядела на его лице непривычную горечь. — В чём дело? — пережитый Ад потянул меня вперёд — он воспринимался сейчас как-то странно, будто я одновременно прожила ещё восемьсот девяносто лет с одной стороны, но с другой время воспринималось нормально, то есть, восемью часами, как и сказал Габриэль. Но соскучиться я всё равно успела, и нежно погладила Архангела по щеке. — Переживаешь из-за обращения? — Я заставил тебя пройти через Ад, — глухо сообщил Трикстер. — Это... Пришлось заткнуть его поцелуем. — Габриэль, ты смог сделать из вампира человека, — весомо сказала я. — Впервые в истории! Я человек, Габриэль, и ты даже не представляешь, насколько я счастлива! Я засмеялась, раскинула руки и закружилась по комнате, прикрыв глаза. Пусть я стала видеть намного хуже, пусть я теперь не могу бегать так же быстро, как раньше, пусть я теперь буду сильнее уставать — пусть, зато теперь я не монстр. Я больше не ночной хищник, я человек, и у меня бьётся сердце! Сердце — такой странный орган, и как же удивительно было ощущать его биение впервые за девятьсот лет! Так удивительно ощущать в себе жизнь, радоваться солнечному свету, удивительно — быть человеком. Я уже и забыла, каково это. — Я так тебя люблю, — выдохнула я, обвивая руками плечи Архангела и жмурясь в его улыбающееся лицо. — Надо же, а я боялся, что если станешь человеком, то разлюбишь меня, котёнок, — хмыкнул Габриэль. — Цыц, — я стукнула его по носу. — Ишь, что удумал, дурак, — и я игриво толкнула его в грудь. Секунда, и Габриэль отлетел к кровати, опрокинувшись в подушки. — Так, — крякнула я. — Какого хрена? — Похоже, сила тоже осталась при тебе, — усмехнулся Архангел, усаживаясь и за руку прижимая меня к себе. — Но не советую пользоваться ею часто, неизвестно, как на это отреагируют твои теперь уже человеческие мышцы. — А это?.. — я подняла указательный палец и прищурилась, воображая пламя. Язычок огня тут же заплясал на кончике ногтя, как и сотни раз до этого. — Ну, это бы точно не исчезло — эту силу ты получила ещё до того, как стала вампиром, — со знанием дела поведал Габриэль. Я хитро взглянула на него и игриво пробежалась пальцами по его предплечью. Тот загадочно приподнял брови, и я наклонилась, едва касаясь губами его губ. — Я теперь тёплая, — томно выдохнула я. — Ты горячая, как огонь, — шепнул мне в ключицу Гейб. Мозг пополамило страшно, и одной частью сознания я знала, что прошло всего несколько часов, другой же частью, ближней к тому Аду, что пережила, я ощущала всё так, будто не видела друзей уже очень и очень давно. Не стоило удивляться, что когда Гейб, истерзав моё новое тёплое тело ласками вдоволь, вернул меня в гостиную дома Бобби Сингера, вторая часть сознания не преминула свернуть мне душу в тугой узел тоски: — Дин! Сэм! Бобби! Кас! Я же так давно их не видела и так соскучилась. — Чего орёшь? — буркнул откуда-то Бобби. — Ты где была? — со стороны кухни вырулил Дин с бутылкой пива в лапе. — Весь день тебя ищем. Или, — его взгляд упал на довольного Габриэля. — Лучше не отвечай. Я, не растрачивая время попусту, со счастливым писком кинулась Винчестеру на шею и обняла так, что тот придушенно захрипел. Ещё одна особенность восьмиста лет, прошедших за восемь часов: теперь мне казалось, что я знаю Винчестеров и Бобби очень давно. И столько же люблю их. — Чувствуешь? — выдохнула я. — Я тёплая. И сердце. Чувствуешь, как бьётся сердце? Минуту Дин ошарашенно таращился в подпространство, но потом всё же догадался обнять меня в ответ. — В смысле, — нахмурился он. — Разве у вампиров бьётся сердце? Я зависла на охотнике в ожидании, когда все соберутся вокруг, и только когда Сэм, Кас и Бобби оказались рядом, я слезла на пол и раскинула руки, как заправский фокусник: — Я человек! — В смысле — человек? — недоверчиво поинтересовался Бобби. — В прямом! — не могла перестать улыбаться всем сразу я. — В самом прямом, я теперь человек! Я больше не вампир! — То есть... — протянул ошарашенно Сэм. — Ты превратилась в обычного человека? — Ну, почти, — слукавила я, бросив быстрый взгляд на Габриэля. — Кое-что осталось, вроде острого слуха. Но во всём остальном я — человек! — Но... как? — негромко спросил Кастиэль. — Габриэль, — почти тявкнула я. — Он сделал это! — Вот просто возложил на тебя свои святые ручонки, и хлоп — ты человек? — прищурился Бобби. Улыбка чуть угасла. — Ну... не совсем, я словно в Аду побывала, — не стоило, конечно, этого говорить, но меня пёрло так, что остановиться было сложно. — Словно опять прожила девятьсот лет в обратном порядке, ужасно по вам всем соскучилась. Но теперь я человек! — пришлось поумерить свои восторги, потому что у всех на лицах отразилась озабоченность. Впрочем, восторг вернулся сторицей — они волнуются за меня. Значит, я уже что-то значу в их жизнях. — Со мной честно всё хорошо. Даже лучше! — я достала телефон и заученным движением включила камеру, направляя её на себя. — Декабрь 2009 года, и, спустя восемьсот девяносто лет, Джессалин Адайн вновь становится человеком! — Тебе идёт румянец, — улыбнулся Кас, в отличие от всех остальных имеющий иммунитет на мою привычку всё снимать на камеру. Он легко дотронулся до моей щеки. — Кхе, — как бы невзначай кашлянул Гейб. — Не ревнуй, — рассмеялась я, направляя телефон на Дина. — Ну, Дин, скажешь что-нибудь в честь моего «воскрешения»? — Иди нахрен, — улыбаясь, отозвался в камеру Винчестер. — Фу, какой ты, — я показала охотнику язык. — А ты, Сэм? Бобби? — Ну, я рад, что ты больше не мертвяк, — нарочито задумчивым голосом протянул Сэм. Бобби, не любящий камеры, ограничился поднятием большого пальца с заднего плана — уже прогресс. — Вот спасибо! — фыркнула я. Ладно, пожалуй, на сегодня можно заканчивать — я убрала телефон в карман и с интересом повела носом. — Хочешь есть? — проницательно поинтересовался Кастиэль. — Дин как раз приехал из магазина. — Хочу попробовать, — оживлённо ответила я и поспешила за бывшим Ангелом на кухню. — Эй, Габриэль, — тут же эхом в ушах раздался негромкий голос Дина. — Ты уверен, что вылечил её навсегда? Сэндвич, который я только успела пригубить, встал поперёк горла. — Я вас слышу! — С какой это стати? — донёсся из гостиной возмущённый голос Винчестера. — Дело в том, что до конца её вылечить нельзя, — пояснил весело Архангел. — Выяснилось, что она всё так же сильна и может слышать, как вампир. — Радость-то какая, — буркнул Дин. Я фыркнула в сэндвич. Так, а теперь к чёрту окружающий мир — я не ела обычную еду восемьсот лет! Сэндвич оказался вкусным. За ним последовали тосты с джемом, потом стакан горячего какао и булочки с кусочками шоколада. — Ты это, — не знаю, в чём соль, но Дина, похоже, забавляло наблюдать, как я истребляю запасы принесённой недавно еды. — Обороты-то сбавь. Ты ж теперь живая, смотри, разнесёт. — Слышь, любитель гамбургеров, — прогудела я сквозь изрядный ломоть бекона. — Я не жрала восемьсот лет, дай насладиться-то. — Ладно-ладно, — усмехнулся охотник. — Пара килограмм — не приговор. Дин вернулся в гостиную к телевизору, и я задумчиво посмотрела ему вслед. Все они — Кас и Дин, смотрящие телевизор, Сэм, что-то сосредоточенно ищущий в своём ноутбуке, Бобби, угрюмо разглядывающий бумаги за рабочим столом, Габриэль, сидящий рядом и с улыбкой гладящий меня по щеке... Я даже не представляла, что так быстро к ним всем привяжусь, даже к угрюмому Сингеру — и мне хотелось, больше, чем я могла признать даже себе, назвать их семьёй. На глаза навернулись слёзы. — Ты чего? — прошептал Габриэль, наклоняясь ближе. — Просто... — я улыбнулась, откладывая ломтик бекона. — Люблю вас. Вас всех. У меня чувство, что я нашла свою семью. — Губы Архангела дрогнули в отдающей лукавством улыбке. — Ты знал, уродец пернатый? — Когда решил пристроить тебя этим придуркам? Естественно, знал, — негромко фыркнул Трикстер. — Вы похожи, охотники. Я знал, что ты найдёшь в них родственную душу и, конечно, не мог не попробовать. Тебе нужна семья. И тебе нужны те, о ком можно заботиться. — ...спасибо, — искренне поблагодарила я. — Спасибо тебе, Габриэль.