Про леса и болота

     – Всё! Если я не умру от ранения в живот, я скончаюсь от бергерского занудства!      – Герман. Хочешь ли ты этим сказать, что я занудлив?      – Как пятнадцать кошек! – от души подтвердил Ариго.      – Позволь с тобой не согласиться. Кошки достаточно суетливые создания, чтобы хотя бы одну из них можно было назвать занудливой.      – Как шестнадцать кошек! – немедля поправился Жермон и засмеялся вместе с несколькими офицерами. – Ойген, скажи мне, этот импровизированный съезд твоих то ли родственников, то ли знакомых вообще обязателен для посещения простому, непосвященному в таинства агмов люду?      – Герман, вообще-то это военные с высокими званиями и заслугами. К тому же, все люди являются друг другу родственниками. Я уверен, если просмотреть наши с тобой родословные до минимум десятого колена, мы обязательно найдем общих родичей.      – Чтоб во мне была хоть капля Ойгена Райнштайнера, – ужаснулся Ариго, – не бывать тому!      – Позволь здесь также противопоставить аргумент. Когда мы первый раз проводили ритуал с камнями, мы были обязаны капнуть в чашу по капле крови, а затем опускали туда руки. Если взять за данность, что теории сьентификов верны, то при смешении жидких веществ какая-то маленькая, незримая глазу часть попадает через мельчайшие поры на теле и…      – Неет! – страдальчески схватился за голову Жермон, который уже к середине речи окончательно скис. – Мне только что предстоит четыре часа просидеть на бергерском сборище, где они будут обсуждать самые скучные на свете вещи, а ты мне уже начинаешь концерты!      Райнштайнер в этот раз промолчал, жалея друга, однако приподнял бровь, выражая крайнюю степень неудовлетворенности услышанным. Он себя сам считал чрезвычайно вспыльчивым бергером, однако не научись он держать себя в руках, они бы давно скрестили шпаги. Порывистый Герман был слишком простодушен и прям в общении, чтобы выражаться настолько политкорректно, насколько могло себе позволить общение с бергерами. К тому же Ариго был из южан, а Юг никогда до конца не поймет Север, хотя Жермон находился к состоянию осознания ближе, чем кто бы то ни было из южан.            Арно начал зевать еще до того, как вышел из собственной комнаты, дабы поучаствовать в устраиваемой мистерии. Ноги саднило, явно к дождю, идти никуда не хотелось, но сказаться больным – не поверят, да еще и хватит кому-нибудь тяму навестить его в койке и начать рассуждать о вреде прыжков на левой ноге в новолуние в месяц Осенних Ветров, когда пролает за окном собака. Против примет, как известно, не попрёшь.      Поэтому Савиньяк собрался, съел какой-то чёрствый сухарик, завалявшийся в кармане с лучших времен, чтобы не урчать животом на бергерском сборище, с готовностью вышел за дверь, прошел один коридор и чуть не столкнулся с Валентином.      – Вы тоже не горите желанием посещать эту мистерию? – с намёком на дружелюбие спросил Придд прежде, чем Арно бы брякнул какую-нибудь глупость. Впрочем, сейчас эти двое были вполне так себе товарищами по несчастью. Во многих смыслах этого слова.      – С удовольствием составлю вам компанию, господин полковник, – замешкавшись на какую-то секунду, выпалил Савиньяк и подхватил Валентина под локоть. Вестимо, чтобы не убежал.            Герману показался крайне подозрительным тот факт, что Придд с Сэ мало того, что зашли в зал вместе, так еще и под ручку. Райнштайнеру, наоборот, это показалось самым неподозрительным фактом из всего, что он сумел накопать на этих двоих. У Ойгена закралась мысль объяснить всё Ариго и сказать, что они, скорее всего, просто тоже не хотят присутствовать на бергерском собрании, но решил, что раз уж он все равно взялся доказывать причастность Придда к нетрадиционным практикам влюбленностей, то и разуверять Ариго не в чем. Пусть будет еще одной помарочкой.      Впрочем, отлепились они друг от друга сразу же, как зашли, Арно даже сделал это как-то слишком резко, за что и поплатился – запутался в не заживших ногах, и уже Валентину его пришлось хватать под локоть.      – Молодые люди всегда неосмотрительны и торопливы, – завёл извечную шарманку барон Беттельхейм. – Молодые поколения в наши дни вели себя тихо и появлялись на мероприятиях заранее, занимая самые неудобные места, чтобы старшие не мучились выбором.      – Будет вам, барон, – Ойген решил вступиться за оболтусов. – Теньент Сэ был ранен, выполняя ответственное задание, врачи прочили ему несколько месяцев госпиталя, но теньент вышел через неделю.      – Лучше на неделю больше полежать, – наставительно вскинул палец Вайсгербер, прославившийся в Бергмарк своими картинами и трактатами по медицине, – чем усугубить ситуацию и попасть в госпиталь на несколько лет. Крайне неприятное состояние, которое я часто описываю в своих работах, – кома, довольно часто преследует подобных молодых людей.      – Взбалмошных.      – Простите, что вы сказали, граф Ариго?      – Ничего! – быстро поправился Герман, словив укоризненный взгляд Райнштайнера. – Молодые люди, садитесь уже. На вас свет клином не сошелся.      Прибалдевшие «молодые люди» юркнули куда-то в узкую часть овального стола и так получилось, что оказались прямо напротив Ойгена. И рядом друг с другом, что давало бергеру очередную пищу для размышлений.      – … Формализация подобных понятий, барон Миттельмайер, – двадцать вторую минуту продолжал неразрешимый философский спор жилистый седовласый бергер с абсолютно непроизносимой фамилией Метцельдер, – не может быть построена на простых силлогизмах, выделенных в человеческой речи еще на рассвете всех философских учений. Съентифики занимаются вопросами эзотерической специфики концептуальности нашего мира, начиная с шестнадцатого года прошлого Круга Скал, когда выделились такие направления философской мысли, как…      Савиньяк неминуемо заклевал носом. В течение двадцати двух минут он честно пытался слушать произносимую бергерами ахинею, но непосвященному они упрямо казались одним несвязным набором слов.      – … То, что движет само себя, раз оно не убывает, никогда не перестает и двигаться и служить источником и началом движения для всего остального, что движется... – убаюкивающе пропел Райнштайнер, не отрывая взгляда от единственной точки на столе.      Арно сидел и от нечего делать слушал, уперев ладонью подбородок и безвольно уронив вторую руку куда-то под стол. Валентин рядышком сидел со стеклянным взглядом, сложив ручки на коленках и явно пытался не зевать. Савиньяк тоже пытался не открывать рот почём зря – генерал Ариго уже попался на случайном кратком зевке: бергеры как один решили, что раз он открыл рот, то просто обязан высказать своё мнение по вопросу преобразования современной диалектики в военно-политическом масштабе. Ариго знал из всех произнесенных слов только два: военный и масштабе, поэтому не придумал ничего умнее, чем упомянуть Павсания и в течение нескольких минуть гнать полнейшую ахинею, подкрепляя всё примерами со страниц несуществующей книги.      Бергерские бароны, разумеется, как один Павсания не читавшие, заглядывали Ариго в рот и кивали со страшными глазами, Райнштайнер косился с явным неодобрением, но высказываться не спешил. Валентин, похоже, тоже еле сдерживался, чтобы не внести свою лепту в увеселение бергерской мистерии и добавления туда еще больше философских выкладок по Павсанию и Барботте, которым ему в свое время Жиль все уши прожужжал. Арно напустил на себя серьезный вид и кивал в конце каждого предложения: он был с генералом солидарен просто во всём. Бергерские бароны, прослушав проникновенную речь Ариго, посовещались немного на своем птичьем – вроде на талиг, но ни кошки не понятно – языке и как один решили в спорных вопросах обращаться к военно-политическому гению Германа Ариго. Жермон через силу криво улыбнулся и застонал. Еще одной такой тирады истощенный мозг ему бы не выдал.      Напротив Ойгена раздались одновременные разочарованные вздохи – двум оболтусам, которых и пригласили-то на встречу в назидание, вновь пришлось бы выслушивать кучу бергерских выкладок. Понятно, что экспромт от генерала был веселее. Зато бергерские эзотерические философские рассуждения – не в пример полезнее для самосознания.            Арно был готов стукнуться головой о стол и будь что будет, как ощутил невесомое прикосновение к пальцам. Помня про бдительного Райнштайнера и подозрительного, но выжатого сейчас, как лимон, Ариго, Савиньяк не дёрнулся ни одним мускулом, но ободряюще сжал холодную ладонь под столом. Он наощупь провел по ногтям – обрезанные почти под корень, но всё равно кажущиеся длинными. Глядя в середину стола и не меняя позы, Савиньяк с еле слышным под громогласный бергерский голос шорохом огладил сухую ладонь, сжимая её под своими пальцами в кулак и накрывая сверху теплотой.      В порыве благодарной нежности Валентин погладил большим пальцем по венам на запястье, от чего у Арно снова прошли судорогой больные ноги. Хорошо еще это можно сейчас списывать всё на ранение, а что будет, когда оно пройдет? Совершенно забыв про бергерских баронов, Арно сплёл пальцы, чувствуя, как Придд пытается почти играться, не даваясь и выскальзывая из томного плена, но Сэ уличил момент, когда тот вновь расслабит ладонь, и резко сжал чужую руку в замок. Валентин застыл на секунду с растопыренными пальцами, а потом медленно опустил их, касаясь чувствительной вены большим пальцем.      Савиньяку мучительно хотелось закрыть глаза, поддаваясь соблазну мгновений, но в уши все еще продолжал мелодично литься бергерский лепет, а барон с непроизносимой фамилией уже несколько раз пытался высказывать, что если из-за раны состояние здоровья худо, это может повлечь за собой какие-то последствия, о которых Сэ уже не слушал. Выжить на бергерской встрече ему бы помогли, наверное, только эти тонкие, сплетающиеся с его пальцы.            – Современные ритуальные практики, – продолжил разговор Ойген, чувствовавший себя в этой теме, аки рыба в воде, – претерпели незначительные изменения со времен Эрнани Святого, о чем свидетельствуют многочисленные хроники и трактаты. Везде, где описывается старогальтарская, не побоюсь этого слова, магия, неукоснительно упоминаются сюжеты жития Повелителей Гальтары, когда они еще обладали силами стихий. Многие из ритуалов мы уже, к сожалению, не сможем провести, но некоторые гадательные практики остались до сих пор. По ним составляются звёздные карты и прочерчивается астрологический прогноз. Впрочем, я бы не сказал, что ему можно полностью доверять. Скорее, засчитывать в ранг советов, которым можно следовать, а можно противоречить.      – Мы были бы признательны, барон Райнштайнер, – очень серьезно пробасил низенький Миттельмайер, – если бы вы рассказали по порядку или показали хотя бы один такой ритуал.      – Охотно. Астрологический прогноз я, к сожалению, сейчас составить не смогу, к тому же это займет много времени, однако я достаточно много знаю о теории и практике хиромантии, упоминания о которой происходят еще со сто третьего года Круга Молний. Полковник Придд!      Валентин встрепенулся, будто всё это время спал с открытыми глазами и честно уставился на Райнштайнера. Помедлив, бергер протянул руку через стол.      – Вашу ладонь. На вашем примере продемонстрируем нашим бергерским гостям, как работает хиромантия. Пару раз случалось увидеть ваши ладони – линии на них достаточно чёткие, чтобы уловить детали.      Валентин нерешительно поднял с коленок левую руку и протянул Ойгену, но тот, похлопав по ледяной ладошке, лишь отмахнулся.      – Правую, полковник. Кому, как не вам, об этом знать?      Всё так же молча Придд сначала покраснел, а потом враз побелел, но достал из-под стола ладонь.      Рука, что должна быть холоднее льда, обжигала как стёкший свечной воск.