***
Ночью Гарри не смог заснуть. Он знал, что завтра ему понадобятся все его силы и внимательность, но, сколько бы он ни пялился в потолок, сон не приходил. Какое-то время он вел с Роном ленивый, но тревожный разговор, но затем друг уснул, и Гарри остался совсем один посреди темноты. Он прислушивался к шорохам дома, к скрипу половиц, к вою ветра за окном… Слишком многое существовало сейчас в его голове, чтобы он мог просто закрыть глаза. Если не план, то ненадежное будущее, если не возможный провал, то страдающий Драко… О Малфое Гарри думал больше всего. Как он мог иначе? Где-то в глубинах его разума не умирала картина, на которой дрожащий Драко плакал и истекал кровью, а вокруг поднималась метель. Таким Гарри видел его в последний раз, и страх, что этот ужасающий образ останется единственным в его памяти, не исчезал. Но Гарри боялся коснуться крестража. Тот был частью его тела, и Гарри вспоминал те разы, когда крестраж оживал внутри. Возможно, он мог пробудить его и потянуть, обращаясь не к легилименции и окклюменции, а к магии гораздо более таинственной — самой душе… Эту связь Волдеморт не мог оборвать, даже если бы захотел. От мыслей о призрачном шансе покалывало кончики пальцев. Что Гарри бы сказал, если бы смог увидеть Драко? Что он любит его? Что придет за ним? Что тот миг, когда Драко оставил его, беспомощного и заколдованного, все еще вызывает в нем гнев? Гарри резко сел. Он не раз уже думал об этом, и прекрасно знал каждый поворот, который найдут его мысли. Но сейчас… Разве это не было жестоко? В голове вдруг зазвучал голос Северуса: Разве ты думал о том, что будет с ним, когда уходил на третье испытание? Гарри помнил и другой миг: когда они стояли в темноте, и Драко отталкивал его, говоря, что ненавидит. Хватит. Гарри поднялся с кровати и на ощупь двинулся к дверям. Он искренне надеялся, что в коридоре его не поджидает Седрик или кто-то иной, желающий поговорить — на это не было сил. Двигаясь в темноте и стараясь не шуметь, Гарри прошел небольшой кусок коридора и заперся в ванной. Тусклый свет небольшого светильника ударил по глазам. Гарри уставился в зеркало. Он по-прежнему выглядел ужасно, и с каждым днем бледность и худоба все четче проступали на его лице. Шрам на щеке, казалось, сильнее врезался в кожу. Синяки под глазами не проходили. Скоро и все остальные будут выглядеть так же — потерянные и жадно ищущие выход. От этого хотелось избавиться. Отчаянье и тревога словно налипли на кожу, и Гарри хотелось содрать их с себя. Недолго думая, он включил душ: тот был старым и ржавым, но вода шла на удивление бодро. Скинув одежду прямо на пол, Гарри залез под обжигающие струи. Несколько долгих секунд он просто стоял, закрыв глаза и опустив голову, и слушал, как вода стучит по старой зеленой шторке и кафелю. Дом спал, и сейчас эта ванная была единственным источником шума. Кто-то мог пройти мимо, постучать, заглянуть… Мурашки пробежали по его спине, и Гарри обхватил себя руками. Ему нечего было бояться в штабе, но отчего-то смутное опасение не проходило. Маленькая ванная, освещенная тусклым желтым светом, не могла быть пристанищем чего-то жуткого: представить, что где-то за бельевой корзиной или унитазом прячется нечто, было довольно проблематично. Но все же Гарри не мог не прислушиваться. Даже если это было безумием. Он так устал. Гарри привалился к стене, мечтая просто забыться и отпустить себя. Если бы только Драко был тут… В груди все сжалось, и Гарри показалось, что внутрь него упал крючок и зацепился за нечто в самой глубине. Это была маленькая слабость, которую Гарри позволял себе каждый день: просто представить... Он бы затащил его в этот тесный душ, и Малфой стоял бы перед ним, прижимаясь к кафелю и позволяя воде стекать по его лицу. Его волосы бы потемнели от воды, а губы были приоткрытыми и влажными. Он бы откинул голову назад, скрывая глаза за черными ресницами, и позволил бы рукам Гарри скользить по его телу так же, как тогда в спальне, касаться его живота, сосков… Гарри все еще помнил эти ощущения, и ему казалось, что твердая рука вновь движется по его члену, а светлые волосы щекочут щеку… Ведь все было идеально в тот день! Они могли быть вместе, не скрываясь. У них были бы друзья, планы и возможности... Эта ситуация отличалась от той, что была перед третьим испытанием. Уйти тогда было проще, ведь каждый миг был наполнен мучительной тоской — если бы все было иначе, если бы они были счастливы, сумел бы он шагнуть навстречу черному лабиринту? Смог бы оставить Драко, обнимающего и говорящего о любви? Гарри не был в этом уверен, но знал, что Малфою хватило на это сил. Злость пробудилась в нем так же легко, как и похоть. Она зарождалась где-то под сердцем и стекала по нему вместе с горячими каплями. Гарри зажмурился — эти чувства пугали его, и ощущение, что в крошечной ванной есть кто-то еще, становилось все отчетливей. Эта мрачная сила могла принадлежать лишь одному существу, и с новым приступом злобы Гарри провел пальцами по своей груди, царапая и мечтая пробраться внутрь — туда, где жил крестраж. Перед глазами вдруг пронеслась картина: белые запястья, связанные черной веревкой. Она была знакомой, словно когда-то давно Гарри уже размышлял о подобном — какая глупость! Он вовсе не хотел удерживать его силой, Драко не был его собственностью, и Гарри знал это. Эти образы — Драко в постели, закинутые за голову руки, его широко распахнутые глаза и губы, просящие и позволяющие — вели Гарри туда, где он подсознательно хотел оказаться. Он знал, как это опасно, и он пытался себя остановить — но не мог. Желание увидеть Драко сейчас было невыносимым, и дело было не только в жарких образах, навязчиво появляющихся в голове, а в простой тоске по нему. По его голосу, смеху, его мыслям. Гарри чувствовал крестраж внутри себя. Он мог приблизиться к нему — к источнику этой злобы, готовой выливаться куда угодно. Это не было похоже на медитацию, которую ему предлагала Гермиона, это было медленное отравление или ковыряние в открытой ране. И чем глубже забирался Гарри, чем сильнее становилась злоба, тем более откровенные и порочные образы всплывали у него перед глазами. И тем хуже он себя чувствовал. Где-то в конце этого пути его мог ждать Волдеморт. Гарри мог попытаться пройти этот путь до конца и узнать, воззовет ли крестраж к своему хозяину. Вода стала еще горячее, она обжигала. Гарри подставил лицо и сделал одно крошечное движение навстречу этому мраку — он хотел лишь попытаться, лишь на миг. Что-то шагнуло ему навстречу. Дыхание перехватило, и Гарри ухватился за стену, боясь рухнуть в жесткую ванну. Порочные образы исчезли, словно их и не было, но возбуждение осталось. Это сочетание вызвало волну тошноты внутри, и вместе с ней пришел далекий смех — жестокий и нереальный. Это было лишь плодом его воображения? Смех звучал так живо, словно Волдеморт стоял прямо за его спиной. Гарри резко открыл глаза и выключил воду, прерывая страшное видение. В ванной никого больше не было. На завтрак он и остальные спустились совершенно убитые. Они были уставшими (едва ли кто-то провел спокойную ночь), с темными кругами под глазами, но решительным взглядом. За столом царила тишина: они медленно ели кашу, посматривая друг на друга, но ничего не говоря. Гарри с усердием заталкивал в себя еду — от волнения ему не хотелось ни есть, ни пить, и он просто ждал того момента, когда что-то произойдет. Он не знал, что Ремус сказал Ордену, чтобы остаться в штабе, но Люпин ждал их в гостиной. Гарри сел рядом с ним, размышляя о том, чувствовала ли миссис Уизли напряжение в доме. Она суетилась на кухне, как и всегда, и не подозревала, что сегодня ей придется столкнуться с новой бедой. Видеть ее, и без того потерянную и погасшую, было тяжело; Рон и Джинни отправились наверх писать письмо, чтобы оставить матери хоть какую-то поддержку. Гермиона и Седрик тихо беседовали, и Гарри не хотел вмешиваться: он предпочел тихо посидеть с Люпином, надеясь, что так чувство томительного ожидания исчезнет. — Я приготовил кое-что, — поделился с ним Люпин. На столике рядом с ним стояла чашка кофе, и черные разводы ярко выделялись на белой поверхности. — Заколдовал мешок, чтобы не складывать все в сумку Гермионы. И чтобы я не потерял все наши вещи. — Хорошая идея, — кивнул Гарри. — Когда мы приступим? Ремус посмотрел на часы. В этот момент миссис Уизли уронила что-то, и они оба вздрогнули. — Час, — сказал Ремус. — Чтобы все точно началось. Гарри кивнул. Он откинулся на диван и закрыл глаза. Ему вдруг захотелось пройти по дому, заглянуть во все уголки, запоминая это место — вернутся ли они сюда когда-нибудь? Будет ли он снова спать на этой кровати? Но это было бы не лучшим решением: Гарри не хотел напоминать себе о покое, который они собирались оставить здесь. Час прошел довольно быстро. Постепенно все остальные тоже стянулись в гостиную, рассевшись вокруг. Они ждали, полные решимости и готовности. Гермиона взяла свою красную сумочку, затолкав ее под кресло. В какой-то момент к ним присоединилась миссис Уизли: она принесла вязание и начала негромко расспрашивать Ремуса о Руквуде и нападении на его дом. Тот отвечал не слишком охотно, и в его голосе без труда можно было расслышать напряжение. Наконец, время пришло. Ремус посмотрел на часы, а затем — на Гарри. Тот тут же подобрался. Медленно все начали подниматься. Миссис Уизли не заметила этого: взгляд ее был направлен на спицы, а на лице отражалась только печаль и задумчивость. Она вскинула глаза только тогда, когда Ремус достал палочку. — Что случилось? — голос ее звучал обеспокоенно. — Простите, миссис Уизли, — Гарри сделал к ней шаг. — Все будет хорошо. — Я прослежу за ними, — прошептал Ремус. — Отключись. Глаза Молли расширились от испуга, но в следующий миг она мягко осела в кресло. Спицы выпали из ее рук и повисли на голубой пряже, лежащей у нее на коленях. Ее лицо расслабилось — впервые с тех пор, как пропали близнецы. Гарри смотрел на нее, пока Джинни оставляла на столике письмо. Миссис Уизли заменила ему мать, и сейчас он как никогда ясно осознавал свою ответственность перед этой женщиной. Он коснулся ее мягкой руки, прощаясь, а затем вместе с Люпином вышел в коридор. — Надевайте мантии и идем наверх, — скомандовал Ремус. Он зашел в столовую и забрал Карту Мародеров со стола. Гермиона спрятала ее в своей сумке. Ребята бросили последний взгляд на спящую миссис Уизли. Они схватили свои мантии и теплые шарфы, на ходу натягивая их на себя. Ремус поднялся по лестнице первым и приблизился к двери кабинета Грюма. Стоило ему достать волшебную палочку, как на косяке вспыхнули руны. Они словно чувствовали его намерения, и красноватый свет пульсировал недобро и напряженно. — Отойдите, — Ремус вынудил их посторониться. Он взмахнул палочкой: с ее кончика сорвалось синее облако, тут же опустившееся на дверную ручку. Люпин произнес витиеватую фразу, которую Гарри в жизни не смог бы повторить: она напомнила ему о заклинании Снейпа для излечения Сектумсемпры… Руны запылали ярче. Туман словно впитался в замок и исчез, а дом вдруг содрогнулся от пронзительного воя. Гарри и остальные тут же зажали уши руками: крик был столь громким, что причинял боль, и они осели на пол, пытаясь спрятаться от него. Откуда-то из кабинета дохнуло ветром и пылью, и Гарри показалось, что в облаке он увидел чью-то фигуру. Пыль закружилась, подобно смерчу, и с каждой секундой этот вихрь становился все сильнее. — Быстрее, — Ремус толкнул дверь ногой. Кабинет был таким же, каким Гарри его запомнил с того раза, когда Грюм допрашивал его здесь: маленьким и тесным, забитым книжными шкафами. На письменном столе бешено крутился волчок, и из него во все стороны летели искры. Ремус бросился к одному из шкафов. Он взмахнул волшебной палочкой, но на этот раз не было никакого тумана: прогремел взрыв, и ребята невольно дернулись к дверям. Из шкафа на них хлынул поток чего-то черного, похожего на рой крошечный мух, но Ремус защитился от него обычным Протего. Рой исчез. Гарри прыгнул вперед, выглядывая из-за спины Люпина. В шкафу он увидел уже знакомый ему фиолетовый сверток и волшебные палочки. Рядом стояла большая бронзовая чаша: стоило им приблизиться, как она осветилась. Жидкость в ней замерцала, и в ней зашевелись белесые потоки воспоминаний — это был Омут Памяти. Гарри уставился на него. У него ведь были воспоминания Слизнорта, и он мог… — Не успеем, — Ремус словно прочитал его мысли. — Берите палочки, но не вздумайте колдовать. Ребята закивали и тут же ломанулись к шкафу. Сам Люпин забрал сверток и спрятал его в свой мешок. Он порылся немного в его глубинах, запихав внутрь руку по локоть, а потом достал длинную черную коробку. Она была украшена серебряным узором в виде созвездий, которые едва заметно переливались. Ремус открыл ее и протянул Гарри: внутри на красном бархате лежала волшебная палочка — длинная и темная, покрытая незнакомыми символами. Гарри осторожно взял ее. Обе его палочки имели ярко выраженную рукоять, и держать ровный прут было довольно странно, но не то чтобы неудобно. Палочка казалась легкой и изящной, и она словно нагрелась от его прикосновения — это было дружелюбное, равномерное тепло, которое передалось в ладонь Гарри, подобно рукопожатию. Рукопожатию Сириуса. Он держал эту палочку в ту ночь, когда умер. Осталась ли часть его внутри крепкого древка? Гарри стиснул палочку, борясь с желанием прижать ее к груди, прямо к колотящемуся сердцу. Это тепло, что он чувствовал — он хотел верить, что это тепло от руки его крестного. Ведь магия могла это сделать, правда? — Пора, — сказал Ремус, прерывая его размышления. — Или будет поздно. Ребята переглянулись. Их никто не останавливал, и Грюм все еще не появился. Это был их шанс, и медлить было нельзя. Гарри и Гермиона шагнули вперед и взяли Ремуса за руки. В следующий миг они аппарировали. Гарри рухнул лицом в снег. Тошнота мгновенно поднялась внутри него: казалось, будто внутренности остались где-то в другом месте, и сейчас они неохотно вползали в него обратно. Несколько долгих секунд Гарри мог только лежать, представляя ужасную картину расщепления, а затем до него донесся тихий стон Гермионы. Подруга — позеленевшая и дрожащая — лежала рядом с ним, зажимая рот рукой. — Не двигайтесь, — приказал Ремус и тут же исчез. Последовать его совету было несложно: Гарри казалось, что нет ничего приятнее, чем лежать в холодном снегу. Они с Гермионой не вставали до тех пор, пока на маленьком лесном пятачке не появились Рон с Джинни — те так же рухнули в снег. Ремус поглядел на них с сочувствием, прежде чем вновь исчезнуть. Пару мгновений Уизли валялись в снегу и сопели, а затем до Гарри донесся слабый голос Джинни: — Они пришли, — она содрогнулась. — Я видела Тонкс. Гарри приподнялся на локтях. Его теплая мантия начала промокать, и холодная влага расползалась по боку. Гермиона тоже зашевелилась. Медленно, не желая еще больше беспокоить желудки, они поднялись и огляделись: лес вокруг ничем не отличался от того леса, что был виден из окна дома. Черные деревья четко выделялись на фоне белого снега, а их сухие ветви пересекали серое небо. Было тихо, и единственным звуком, кроме их тяжелого дыхания, был какой-то непонятный треск; контраст с оглушительным воем делал эту тишину ещё пронзительней. Воздух ничем не пах, но Гарри казалось, что он все равно ощущает в нем что-то… Словно здесь было свободней и чище, и нечто невидимое исчезло. Теперь они были сами по себе. Но долго раздумывать над этим ощущением не получилось: Ремус и Седрик вернулись. Диггори не упал в снег, как все остальные. Его лицо было покрасневшим, а в руках он держал волшебную палочку. Седрик посмотрел на ребят и переглянулся с Ремусом. — Орден знает о вашем побеге, — Люпин не казался взбудораженным или взволнованным. Он был уставшим, как и всегда. — И о том, что это я вам помог. — Они поймут, — мрачно, но твердо сказал Гарри. — Мы всем им объясним, когда у нас будет безопасное место. — Мерлин, я и забыл, что надо будет сделать это снова, — Рон поднялся, держась за живот. — Зачем я завтракал? — Со временем станет легче, — сказал Ремус. — Но нам нужно отправляться сейчас. Они поймут, что мы не могли уйти далеко, и прочешут лес. А попасться сейчас Грюму… Он протянул руки, и Гарри с Гермионой, помедлив лишь секунду, ухватились за них. Это нужно было выдержать: тошнота и головокружение были не столь уж большой платой за возможность обрести почву под ногами. Люпин аппарировал, и их унесло следом за ним. Новое место — новый приступ. Гарри знал, что все повторится, поэтому даже не сопротивлялся: он позволил себе свалиться на землю. На этот раз все прошло быстрее, и к тому моменту, когда на новой поляне появился Седрик, Гарри уже стоял на ногах. Ему пришлось поесть немного снега, чтобы хоть немного отвлечься от ощущения, словно все внутри него было перемешано и распихано в неверном порядке. Они повторили это несколько раз, и с каждым новым прыжком приступ длился все меньше времени, но тошнота была все сильнее. На холме, спрятанном в лесу недалеко от Норы, Гарри вывернуло: благо на завтрак он съел не так уж много. Ему вновь пришлось есть снег, чтобы очистить рот; Рон последовал его примеру. Девушки и Седрик удержали содержимое своих желудков, хотя Гермиона была такой бледной, что казалось, будто в любой момент она может упасть в обморок. Но сейчас они могли отдохнуть. Местность вокруг ничем не отличалась от той, где они были до этого, и Гарри не мог поверить, что они находятся рядом с Норой. Что дом так легко отпустил их. Они обманули миссис Уизли. Дождались, когда Орден будет слишком отвлечен, чтобы следить за ними. Считалось ли это за предательство? Думал ли Грюм, что Волдеморт захватил Гарри и сейчас вел детей на смерть? Гарри не знал. Он не мог найти в себе силы подняться, и он просто стоял на коленях, позволяя холоду заполнять его. Вот и все. Теперь они были так далеко, что Орден не смог бы их найти. — Осталось совсем немного, — тихо сказала Гермиона, обращаясь к Ремусу. — Мы можем сделать перерыв. — Перерыв не помешает, — Люпин провел рукой по лицу, словно стирая невидимую пыль. Гарри поднялся на ноги: он хотел поблагодарить Ремуса, поддержать, но не мог найти слов. Возможно, ему все еще казалось, что происходящее — это просто сон, и скоро он вновь проснется в теплой постели и отправится есть омлет. Разве могли они стоять посреди снегов где-то далеко-далеко? От слабости и головокружения эта картина казалась еще более нереальной. Он отошел в сторону и уставился на лес. Нора была где-то рядом. Гарри помнил свое первое лето здесь, помнил веселье и смех — тогда не было ни дневника, ни Драко, ни Волдеморта. Это было словно в другой жизни. — Я не думала, что получится, — Гермиона встала рядом с ним. Ветер трепал ее волосы. Она прятала лицо в складках шарфа, пытаясь сохранить тепло. — Если честно. — Я тоже, — Гарри вздохнул. — Если честно. Они посмотрели на остальных. Рон и Джинни стояли рядом, касаясь друг друга плечами, а Седрик топтался в стороне. Он бросал взгляд на лес и прятал руки в глубокие карманы мантии. Его щеки были красными от холода, а глаза казались потухшими. Было ли ему одиноко? В конце концов, он никогда не был частью их тесного круга, и теперь он стоял среди них из-за череды страшных событий. Седрик был одержим идеей мести и борьбы, и Гарри был почти рад, что ненависть к Волдеморту затмевала для Диггори все остальное. Но он все равно размышлял о его чувствах. Седрик, будто ощутив его внимание, повернулся. — Мы жили недалеко, — мрачно сказал он. — Не уверен, что я узнаю это место, но мне кажется, что все вокруг знакомое. Гарри совсем забыл об этом. Ведь когда-то Диггори сопровождали Уизли на Турнир. — Хочешь увидеть свой дом? — Нет, — Седрик отвел глаза. — Не хочу. Гермиона достала свою красную сумку и запихнула в нее руку по локоть. Покопавшись в недрах некоторое время, она вытащила на свет мантию-невидимку и протянула Ремусу. — Мы будем ждать тут. — Если увидите красные искры, немедленно прячьтесь, — Ремус взял мантию и посмотрел на Седрика. — Ты за главного. Тот серьезно кивнул. Ремус глубоко вздохнул и погладил мантию пальцами. — В последний раз я путешествовал под этой мантией много лет назад, — он невесело улыбнулся. — И никогда не был под ней один. Гарри вздрогнул. — Мне жаль, что тебе приходится делать это в одиночку, — прошептал он. Ремус покачал головой. — Я предпочту не рисковать вами. Ждите. Два часа — крайний срок. Он накинул на себя мантию и исчез. Раздался едва слышный хлопок — он снова аппарировал. Ребята остались в одиночестве посреди леса. Они не доставали палочки — это было бессмысленно, и никто не хотел инстинктивно создать заклинание, — поэтому Седрик был единственным вооруженным. Стоило Ремусу испариться, как Диггори тут же напрягся: он огляделся, словно ожидая, что в этот миг на них нападут. В некотором смысле он был ответственен за них теперь, и от этого становилось лишь тяжелее. Через час Гарри начал беспокоиться. Они договорились на два часа ожидания, но он думал, что Ремус справится быстрее. Если Нора была свободна, то ему не понадобилось бы много времени, чтобы забрать из нее все нужное, а если же за ней следили, то он должен был вернуться. Что его задержало? Гарри не мог не волноваться, и он наворачивал круги по поляне, обдумывая варианты. В голову лезли только всякие ужасы. Рон поддержал его желание истоптать снег вдоль и поперек и ходил в обратную сторону. Гермиона и Седрик стояли, как два истукана, глядя в разные стороны, а Джинни бросала снежки в дерево. Она была меткой: черный ствол был покрыт белыми пятнами. — Слишком долго, — не выдержал Гарри тишины. — Думаете, что-то случилось? — Надеюсь, что нет, — отозвалась Гермиона. — Он бы не стал ввязываться в неприятности? Безрассудство не его черта. — Неужели? — хмыкнул Седрик. — Он возглавляет группу детей в бегах. — Он помогает, — резко оборвал его Гарри. — Время еще есть, — добавила Джинни. Она метко закинула снежок в ветви, и с тех на землю рухнул целый сугроб. — Мы будем ждать. Ждать. Ждать. Ждать. Гарри устал от этого, но он никак не мог выместить раздражение и опасения. Он был абсолютно беспомощен, и даже если его не сдерживал Грюм, все еще оставался Надзор. Все самое важное приходилось откладывать, и это злило: если бы Гарри мог, он бы прямо сейчас бросился искать Драко. Но как бы он это сделал? Думать об этом было приятней, чем о возможной поимке Ремуса Пожирателями. Гарри знал лишь первый шаг — Гриммо. Портрет Финеаса связал бы его со Снейпом, и тот бы сказал, где искать Малфоя и как снять Надзор. Все было бы намного проще, если бы друзья не были такими упертыми — они боялись и опасались, и тем самым стопорили их и без того сомнительное дело. Гарри пнул снег и чуть не столкнулся с Роном. Тот вздохнул и поглубже спрятал руки в карманы. — А вдруг он расщепился? — предположил он. — Он же говорил, что устал. Гарри представил эту картину, и ему поплохело. Отчего-то он думал только о Пожирателях и Волдеморте, подготовивших ловушку, а вовсе не о том, что Ремус мог неудачно аппарировать. Вдруг он потерял сознание? А сейчас был неизвестно где, истекая кровью? — Я могу попробовать аппарировать следом за ним, — неуверенно предложил Седрик. Его щеки были красными, а глаза казались тусклыми и испуганными. — У нас были уроки в Хогвартсе… — Нет, — Гермиона резко повернулась к нему. Порыв ветра растрепал ее волосы. — Если он не придет в течение часа, мы пойдем к Норе пешком. Но им не пришлось. Через пятнадцать томительных минут, наполненных тревожными разговорами и новыми тропами на снегу, Ремус вернулся. Он появился около деревьев, и мантия тут же соскользнула с его плеч, упав в снег. Люпин оперся на дерево, глядя на ребят, и пару секунд те растерянно смотрели на него в ответ. — Видимо, я все-таки спровоцировал какие-то чары, — сказал он наконец. Голос его звучал хрипло. — Пришлось оставить часть еды. — Ты не ранен? — Гарри сделал к нему несколько шагов. — Нет, — Ремус снял с плеча серый мешок. — Но палатка была в багажнике машины, и я искал ее битый час. Гермиона повернулась и бросила на Рона строгий взгляд.***
Палатка была такой же, как Гарри и представлял. Старые вещи, беспорядок и запах кошек — все это ни капли не изменилось. Около входа лежала гора домашних тапочек, стоптанных и выцветших, а на столе осталась стоять кружка с засохшими кофейными разводами. Казалось, что Уизли вышли отсюда лишь пару минут назад — настолько обжитым казалось это место. Но помимо всего прочего оно навевало тяжелые мысли. Несколько долгих секунд Гарри оглядывался, не веря своим глазам: воспоминания о прошлом были подернуты дымкой, однако сейчас он легко мог представить себя, Рона и Гермиону, дрожащих от холода на этом продавленном диване. Но сейчас все было иначе. Гарри провел рукой по столу, смахивая старую пыль. За день они исполнили самую важную часть их плана, и теперь Гарри ощущал опустошение. Он должен был радоваться их успеху, но отчего-то все внутри него сжималось — ничего еще не закончилось. Нет, все только начиналось, и Гарри понятия не имел, что грядет. — Не так плохо, как я думал, — Люпин прошелся по периметру палатки, заглядывая в маленькие помещения. Всего комнат было три, не считая пространства в центре, которое негласно использовалось как гостиная и столовая. — Мы обычно пользовались палаткой Джеймса, а она была намного меньше этой. — Вы ходили в походы? — спросила Джинни. Они с Гермионой направились в одну комнатку, где было две кровати. — Не совсем, — Ремус отвернулся. — Но полнолуния бывают и летом, и нам нужно было как-то собираться. Он покашлял, и все сделали вид, что в его словах не было ничего горького. Гарри заметил, как Седрик дернулся и поморщился. Они не стали продолжать эту тему и разошлись по помещениям. В одной комнате было три кровати, и было решено, что Гарри, Рон и Седрик займут их; Ремус же отправился в последнюю комнату. — Как это странно, — Рон пихнул ногой кровать. — Раньше тут спали Фред, Джордж и Перси. И мама на кухне гремела консервами, потому что их проще всего было брать с собой. И теперь тут… мы. — Мы привыкнем, — тихо заметил Гарри. Привыкать было легко, и намного тяжелее было отпускать то, что стало обыденным. Казалось бы, Гарри давно следовало этому научиться, но он не мог. В глубине души он слишком сильно желал обрести дом. Хогвартс тоже был его домом, и Гарри не представлял, когда сможет туда вернуться. Если сможет. Сейчас Пожирателей в замке было не так уж много, но Волдеморт восстановил защитные чары, и проникнуть в школу отныне было невозможно. Какие ходы могли остаться? Гарри подумал об Исчезательном шкафе и пожалел, что Дамблдор много лет назад разобрался с этой проблемой. Если бы кто-то из ОД отправился в Выручай-Комнату и открыл проход... Проще было добраться до Гриммо, а оттуда связаться со Снейпом через портрет. Гарри нужно было лишь преподнести это предложение. Он бросил быстрый взгляд на друзей: ему стоило быть тактичным и аккуратным, чтобы не напоминать им о Снейпе. Гриммо был опасным местом сейчас, и им нужна была действительно веская причина, чтобы отправиться туда. И она у них была. Красная сумочка Гермионы лежала на кухонном столе. В ней хранились воспоминания Слизнорта, которые Гарри не успел посмотреть в доме Люпина. Им нужен был Омут памяти, и один такой хранился где-то в глубинах дома на Гриммо. Гарри вдруг ощутил себя охотником. Медленно он приблизился к столу, прокручивая в голове будущий разговор. Он заметил взгляд Седрика — внимательный и настороженный. Драко не был бы в восторге от всей этой ситуации, но, видит Мерлин, появись он здесь, у него не было бы права возмущаться. Ярость вспыхнула и погасла, и Гарри отвернулся. — Что дальше? — Гермиона незаметно подкралась к нему. Она скинула теплую мантию и осталась в одном свитере. В палатке было довольно прохладно, и Гарри представлял, какими тяжелыми будут ночи здесь. Но все же это было лучше — это было последствием их собственного выбора. — У меня есть идея, которая тебе не понравится, — хмыкнул Гарри. — Какая же? — Гриммо, — тихо ответил он. — Думаю, нам надо его посетить. — Гриммо? — каким-то чудом Седрик услышал его с другого конца комнаты. Он обогнул Рона и приблизился быстрыми шагами. — Я думал, мы хотим сконцентрироваться на Министерстве. Гриммо приблизит нас к нему только в том случае, если нас там поймают. — Нам нужно больше узнать о крестражах, так? — Гарри нахмурился. — Но библиотека Отдела Тайн не единственный наш источник. Возможно, воспоминания Слизнорта помогут, но для этого нам нужен Омут памяти. На Гриммо есть такой. — Гриммо охраняют Пожиратели, — напомнил Ремус, выходя из своей новой комнаты. Он вздохнул и опустился в кресло. Для него этот день был намного более выматывающим, чем для всех остальных. Люпин запрокинул голову, и его голос зазвучал глухо: — Намного лучше, чем Нору. В том доме хранится много ценных вещей, и, думаю, Волдеморт рад добраться до них. Да и Беллатриса Лестрейндж тоже — в конце концов, Сириус оставил себе наследие Блэков. Гарри тяжело задышал. Он понимал, что друзья говорят дельные вещи, но должен был быть способ… — Нам ведь нужно Оборотное зелье, правда? — вмешалась вдруг Джинни. — Как иначе мы проберемся в Министерство? — В прошлый раз оно помогло. — Думаешь, у Слизнорта могут быть запасы? — У Оборотного зелья небольшой срок годности, а ингредиенты тяжело достать, — невесело ответила ей Гермиона. — Нам очень повезет, если у него есть свежая партия. Если нет, нам придется ждать месяц. — Я просто подумала, — Джинни замялась и спрятала руки в задние карманы джинс. Она поглядела на Рона, а затем на Седрика. — Мы же можем купить зелье? В Лютном переулке? — Оборотное зелье стоит недешево, — заметил Ремус. — Да, я понимаю. Но поэтому я думаю, что Гарри прав насчет Гриммо, — она отвернулась, когда Гарри попытался поймать ее взгляд. С чего вдруг Джинни выступила на стороне его идей? — Сириус ведь не мог пользоваться хранилищем своей семьи? Он должен был хранить деньги дома. Гарри вцепился в эту мысль, как в спасительный круг. Об этом он совершенно не подумал. Сириус философски относился к материальной составляющей своей жизни, но у него были деньги, потому что в доме частенько появлялась новая выпивка, и запасы еды тоже пополнялись. Дом был старым, но скрывал в себе сокровища, и сейчас они могли использовать их. Если бы у них были деньги, многое стало бы проще: им не пришлось бы собирать грибы в лесу или воровать… — Ремус? — он посмотрел на Люпина. Они так и стояли все посреди гостиной, не в силах расслабиться. Им стоило хорошенько отдохнуть после тяжелого дня, но Гарри не мог заставить себя даже присесть. — Есть шанс, что Пожиратели не нашли его запасы, — мрачно отозвался Люпин. — Но это не отменяет того факта, что нам до них не добраться. Были ли другие пути? Мысленно перед взором Гарри растянулись темные коридоры Гриммо, тусклые комнаты, черные провалы окон. На крыше был сад, и Гарри помнил, как хорошо было проводить там время с Сириусом… Может, им стоило спуститься с крыши? Использовать мантию-невидимку, чтобы проверить, сколько Пожирателей охраняют бывший штаб Ордена. Напасть на них поодиночке, а затем скрыться, и никто ничего не заподозрит. Но это могли сделать только Ремус и Седрик. Первый был слишком осторожным, несмотря на согласие участвовать в их правом деле, а у второго не было опыта. Недавняя битва была единственным разом, когда Седрик мог проверить свои навыки во время стычки с реальными Пожирателями, и Гарри не был уверен, что ему хватило бы сил. Гнев застилал ему глаза, и это Гарри прекрасно понимал — он сам бы не смог. Но ему нужно было связаться со Снейпом. Друзья только и говорили ему, что Драко в порядке, что рано или поздно он даст о себе знать… Но это были просто слова. — Пожиратели не ждут, что мы заявимся в такое известное место, — задумчиво произнес Гарри. — Может, там не так уж много охраны? — Мы не можем проверить это, — Гермиона покачала головой. — Даже если снаружи будет тихо, не факт, что внутри нас не будет поджидать сам Волдеморт. Гарри бы это не удивило. Но если он хотел добраться до портрета, ему нужно было что-то придумать. Он посмотрел на Джинни, ища помощи, но та пристально разглядывала Рона, и брат отвечал ей тем же. Они словно общались без слов, и что-то напряженное было в их взглядах. Джинни обхватила себя руками, и Рон чуть придвинулся к ней, словно желая защитить — от холода и от всего остального. — Есть одна мысль, — сказал Рон и посмотрел на Гарри виновато. — Ты ведь просто хочешь заглянуть туда? Нам не обязательно идти туда самим. — И кого мы пошлем вместо нас? — Гарри нахмурился. — Думаешь заколдовать кого-то? Если там Пожиратели, то… — Нет-нет, — Рон снова переглянулся с Джинни. — Но ты умеешь разговаривать со змеями. Можем наколдовать одну и отправить на Гриммо, а потом она расскажет тебе, что там происходит. Гарри уставился на него круглыми глазами. Несколько долгих секунд он не мог поверить, что такой простой план не пришел ему в голову. — Рон, это отличная идея! — Гермиона подскочила к нему и ухватила за локоть. Ее глаза заблестели от гордости, а губы растянулись в улыбке. — Действительно отличная, — Седрик, напротив, нахмурился. Он скрестил руки на груди и подозрительно оглядел Уизли. — Но ваше внезапное желание оказаться на Гриммо кажется довольно странным. Джинни стушевалась. Она опустилась на диван, зажав руки между коленями. Тусклый свет делал ее волосы темными и тяжелыми, и Гарри со странной нежностью разглядывал ее склоненную макушку. Возможно, им тоже стоило присесть, а не торчать столбами посреди гостиной, но отчего-то он не мог найти в себе сил на такое простое действие. — Я просто подумала… Раз Хогвартс закрыт барьером, то Фред и Джордж не могли выбраться сквозь тайные ходы, а Выручай-Комнату тогда охраняли. И если они живы, значит, они нашли другой путь. И я вспомнила, что мы ведь уходили из замка через камин… — Из кабинета Дамблдора можно выйти на Гриммо, — закончила за нее Гермиона. — Они могли сбежать так. И оставить следы. Если... если они живы. Гарри резко захотелось стукнуть по чему-нибудь. Если бы Драко был в Хогвартсе, он мог бы проникнуть к нему под мантией-невидимкой. И он мог использовать магию в школе. Почему он не подумал об этом? Но даже того шанса, что сам шел к нему в руки, было достаточно для надежды. — Тогда сделаем это, — он сжал руки в кулаки. — Мы отдохнем, а потом… — Ты же делаешь это не из-за Снейпа, правда? — резко прервал его Люпин. — Не из-за твоей глупой затеи связаться с ним через портрет? Все разом повернулись к Гарри. Их пристальные взгляды прожигали в нем дыры, и ему казалось, что между ним и остальными вдруг выросла прозрачная стена. И это раздражало. Все это раздражало, хотя Гарри старался держать себя в руках. Он нахмурился и сделал шаг назад. — Это не глупая затея, — возразил он негромко. — Если Снейп предатель, мы поймем это, поговорив с портретом. А если нет — у нас будет союзник в тылу врага. — Или он обманет тебя, узнает наше местонахождение и приведет Пожирателей на наш порог. — Он этого не сделает! — рявкнул Гарри. — Я не собираюсь говорить ему, где мы. — Неужели? — Люпин скрестил руки на груди. — То есть ты бы не стал с ним встречаться? Гарри отвел глаза. Друзья смотрели на него, и они были едины в своем неодобрении. — Я просто хочу забрать портрет, — упрямо повторил Гарри, игнорируя их недовольные взгляды. — Он был у нас в прошлый раз, и все было хорошо. Я не буду встречаться со Снейпом, хорошо? Люпин все еще был недоволен. — Нет, — сказал он. — Мы отправим туда змею, но не будем забирать портрет. — Ремус! Снейп единственный, кто может поставлять нам информацию о Волдеморте. — Предлагаю голосование, — непримиримо сказал Люпин. — Кто за то, чтобы не рисковать и не связываться со Снейпом? Все подняли руки. Седрик был последним, и на миг Гарри показалось, что он задумался. Но, конечно, иначе быть и не могло. Раздражение на всю эту ситуацию сменилось обреченностью — конечно, они были не одиноки, но это значило, что теперь решения будет принимать вся группа. Их было слишком много, чтобы Гарри мог заставить их слушаться. Но он должен был это сделать. Или остаться один. Дорога, которую для него выбрал Дамблдор и с которой Гарри согласился, была далека от безопасности и надежности. И они не могли рассчитывать, что у них всегда будет твердая почва под ногами. Как Гарри мог объяснить им это? Заставить поверить ему? — Все могло измениться, — сказал Седрик, заметив странное выражение его лица. —Ты веришь Снейпу, потому что в прошлый раз он был шпионом, но ведь многое изменилось уже сейчас. — Я верю Снейпу, потому что знаю его, — Гарри отвернулся. — Он был со мной, когда я в этом нуждался, и он понимал меня. И он… Боль наполнила его. Он вспомнил, как обнимал его в последний раз. У него было не так уж много возможностей выразить ему благодарность. — Он не твой отец, Гарри, — напомнил ему Ремус с болью в голосе. Его лицо исказилось. Думал ли он о Сириусе? О том, как Гарри упрекал его в попытках заменить крестного? Может быть. Но это отличалось от его отношений с Северусом Снейпом — тот не старался стать для него Сириусом. И он давно переступил через образ Джеймса. Гарри знал это. — Мой отец мертв, — жестко ответил Гарри. — И я помню об этом, Ремус. Несколько долгих секунд они смотрели друг на друга. Воздух потяжелел. Никто ничего не говорил, и Гарри слышал, как шумит лес вокруг палатки: к вечеру поднялся ветер, и он завывал меж сухих черных ветвей. Гарри не знал, что сказать, и он просто ждал, когда тугое напряжение треснет. Наконец, Ремус произнес: — Не воспринимай все в штыки, Гарри. Мы просто должны быть осторожными. — Мы будем, — Гарри отвернулся. С некоторой неловкостью они договорились отправиться на Гриммо завтра. Вечер было решено отвести на обустройство нового жилища: Гермиона уселась в гостиной на полу, завернувшись в плед и подложив под себя подушку, и начала опустошать свою красную сумочку. Все вещи она раскладывала по разным кучкам, чтобы не запутаться. Гарри получил обратно большинство своих сокровищ, которые хранились в его тумбочке: Гермиона оставила все его книги, в том числе и учебник зельеварения, но забрала все остальное. Гарри понятия не имел, пригодится ли ему когда-нибудь драконья чешуйка, но она была напоминанием о том периоде, когда смерть еще не довлела над ним так сильно. Первое испытание отличалось от третьего, как небо и земля, и Гарри помнил, как Малфой пытался предупредить его, а затем устроил сцену в коридоре. В его вещах были и другие сокровища. Зелье Выхода, мантия-невидимка, золотой феникс… Точно такого же Драко забрал в тот ужасный вечер. Гарри нашел свой альбом с фотографиями, но не решился его открыть: какое-то время он просто держал его в руках, поглаживая пальцами обложку, а затем спрятал в глубину коробки. Гермиона отдала ему его одежду, и Гарри принялся лениво раскладывать ее по узким полкам в старом шкафу. Джинни перенесла всю еду на кухню, и они с Седриком принялись считать запасы. У Диггори не было вещей, и Ремус еще в штабе поделился с ним своей одеждой. Седрик не казался особенно взволнованным этим фактом: видит Мерлин, его школьный лоск был утерян давным-давно. Они не вспоминали о ссоре. Вечер был тихим и полным изнеможения. Волнения и усталость взяли свое, и после скудного ужина из фасоли и наспех приготовленных макарон они отправились спать. Это было странно, пожалуй. Гарри лежал на своей кровати, отличающейся от той, что была в доме Люпина — она была узкой и скрипучей, и пружины неприятно впивались в спину. Повернувшись на бок, Гарри мог разглядеть кровать Седрика, и от этого все происходящее казалось ему похожим на бред. Диггори тоже не спал, и порой Гарри казалось, что он видит, как блестят белки его глаз — словно тот наблюдал за ним из мрака. Это было жутко. Гарри хотел бы заговорить с ним или с Роном, но не решился. Неожиданно для самого себя он заснул, потерявшись в мыслях о том, насколько странным и чуждым было все происходящее — и каким одиноким он себя ощущал, несмотря на присутствие друзей. Единственным, что придавало ему сил, была волшебная палочка Сириуса, которую он хранил под подушкой и невольно сжимал во сне. Они аппарировали в Лондон рано утром. Понадобилось всего два прыжка, но даже этого было достаточно, чтобы Ремус устало оперся о кирпичную стену. Он был бледен и отводил взгляд, и Гарри было неловко держать его за руку. Вчерашний спор еще стоял между ними, но зацикливаться на нем не было смысла. Гарри огляделся. Они стояли в узком и грязном переулке: где-то недалеко шумела улица. Около мусорного бака сидела рыжая кошка, с любопытством поглядывающая на незнакомцев. Ее взгляд казался настолько пристальным, что Гарри заподозрил в ней анимага, но затем на углу приземлился голубь, и кошка переключила на него все свое внимание. — Где мы? — спросил Гарри. — В двух кварталах от Гриммо, — Ремус оттолкнулся от стены. — Пойдем пешком. Он подошел к Гарри и коснулся волшебной палочкой его макушки. Гарри вздрогнул от знакомого ощущения, будто ему на голову разбили яйцо, и тут же вцепился в мантию Люпина. Тот зачаровал и себя, и Гарри перестал его видеть: единственной связью оставалась ткань в руке. Ремус перехватил его пальцы и крепко стиснул ладонь: он не дрожал, и этот жест был уверенным и крепким, словно его совершенно не волновали их ссоры. Гарри благодарно сжал его пальцы. Они вышли на улицу. Она была не слишком оживленной, но машин все равно было много. Ремус уверенно вел Гарри за собой, ловко петляя между прохожими: те не обращали внимание на их шаги и следы, остающиеся в мокрой грязи и талом снегу. Миновав несколько ярких вывесок, они добрались до парка. В его центре был холм, на месте которого когда-то было водохранилище. Здесь Ремус замедлился: он шел осторожно, то и дело останавливаясь. Гарри озирался: в столь ранний час в парке можно было заметить только собачников. Наконец, добравшись до границы зеленой зоны, они увидели площадь Гриммо. Гарри знал, что будет больно, но не подозревал, что настолько. Вид знакомого дома с его черными провалами окон и старой дверью словно запустил механизм в его груди: сердце болезненно забилось, ладони вспотели, а в ногах разлилась слабость. Только крепкая рука Люпина не позволила Гарри упасть на землю. — Ты не пойдешь внутрь, — раздался голос Ремуса у него над ухом. — Все хорошо. На первый взгляд рядом с Гриммо никого не было. В соседних домах горел свет, но дом №12 оставался недвижим. Это могло быть обманом: в этот самый миг Лорд Волдеморт мог спускаться по лестнице и ощущать смутное присутствие… Гарри коснулся своего шрама — тот молчал. Они позволили себе немного постоять, глядя на дом, а затем отошли в сторону, скрываясь между деревьями и голым кустом. — Серпенсортия, — шепнул Ремус. Гарри увидел вспышку, и в снег упала коричневая змея. На ее спине красовался узор из ромбиков, а раздвоенный язык выглядывал из пасти. Гарри знал, что он должен сделать. — Ты меня понимаешь? — спросил он, и с его губ сорвалось шипение. Змея удивленно приподняла голову, никого не видя перед собой. Ремус коснулся Гарри волшебной палочкой, и чары невидимости пропали. Гарри опустился на колени, не желая привлекать к себе внимание. Змея не двигалась, глядя на него черными глазами. Наконец, она прошипела: — Да, — и медленно выползла из снега. Ее тугое тело оставляло за собой ровный след. — Мне нужна твоя помощь, — сказал Гарри. — Мне нужно, чтобы ты заползла в один из этих домов, а затем рассказала мне, что происходит внутри. Ты поможешь? Змея снова замолкла. Она медленно приближалась к нему, но в ее движении не было ничего угрожающего. Она раздумывала, и Гарри почти завороженно наблюдал за ее телом. — Я никогда не вс-стречала никого из-з подобных тебе, кто говорил бы на моем яз-зыке. Я тебе помогу. Гарри благодарно улыбнулся. — Тогда слушай: дом номер 12 на площади Гриммо зачарован Фиделиусом, но сейчас я открываю тебе эту тайну. Отправляйся туда и не попадайся никому на глаза. Мне нужно знать, что происходит внутри. Гарри надеялся, что это сработало. Змея повернула голову, глядя на площадь, а затем юркнула под черный куст и тут же потерялась из виду. Ремус вновь заколдовал его, и они замерли в тишине, ожидая. Дом был не слишком далеко, но все же змее нужно было добраться до него. Гарри следил за соседними домами, за площадью, но там никого не было. Вдруг Пожиратели уже потеряли интерес к бывшему штабу? Или, может, они тоже использовали невидимость? А вдруг дом был защищен так, что змея не сможет пробраться внутрь? Впрочем, Гарри вспоминал скрипящие половицы и гудящие трубы — дом держался на честном слове и магии, и она бы нашла лазейку… Змее понадобилось не меньше получаса, чтобы вернуться. К тому моменту Гарри уже извел себя догадками. Он продолжал держать Ремуса за руку, и в какой-то момент это стало почти неловким. Гарри бы предпочел понаворачивать круги, но тогда он рисковал привлечь к себе внимание и потерять Люпина, поэтому он терпел. Это было подобно пытке, и он едва не закричал от радости, когда заметил в нетронутом снегу темное тело. — Она здесь, — шепнул Гарри. Ремус снял чары. — Ну что? — нетерпеливо спросил Гарри. Он вновь опустился на землю, прячась за деревом, и змея приблизилась к нему. — Рядом с-с домом никого нет, — ответила змея. — Внутри живут два человека. Они такие же, как ты, но другого окраса. — Они рыжие? — сердце Гарри дрогнуло. — Полагаю, что да. Один ранен. Гарри повернулся к Ремусу: он его не видел, но знал, где тот стоит. Несколько секунд он не мог подобрать слов, лишь тяжело дышал, а затем сказал: — Фред и Джордж на Гриммо.