***
— Пей. До дна. Холодное стекло приятно холодило пальцы. Флакон был таким легким и хрупким, что казалось, малейшее нажатие заставит его тонкие стенки лопнуть. И тогда острые осколки вопьются в ладонь, разрывая тонкую кожу, и кровь польется на темный каменный пол. Гарри представил алые капли на грубом булыжнике, и его затошнило. — Спасибо. Он выпил зелье одним большим глотком, стараясь не поморщиться от неприятного горького вкуса. Нужно отдать настою должное: он сработал почти сразу. Тупая боль в теле начала отступать, уступая место усталости. Но никакое успокоительное не могло избавить Гарри от мерзкого ощущения чужого влияния: ему казалось, что его всего покрыли черные отпечатки жестких пальцев. Он чувствовал себя опустошённым, и, когда боль прошла, это чувство лишь усилилось. Легло на него тяжелым темным покрывалом, под которым нет воздуха. — Как ты себя чувствуешь? — Нормально. — Не лги мне. Гарри поднял глаза, с трудом оторвав взгляд от столешницы. Отблеск свечей заворожил его. Снейп смотрел на него, как удав смотрит на несчастного кролика, — его темные глаза были даже черней, чем его вечная, неизменная мантия, волочащаяся по полу. Но Гарри вовсе не чувствовал себя кроликом, наоборот, он смело глядел в лицо профессору. — Я чувствую себя нормально, — сухо повторил он. Снейп прищурился, поджал губы и, сцепив руки на столе, чуть подался вперед. — Если ты не можешь, ты всегда имеешь право отказаться. Его уроки — это крайняя мера. Профессор Дамблдор пошел на нее... — Я знаю зачем, — прервал его Гарри. Он стиснул руки на сидении кресла и глубоко задышал. После урока за дверью его ждал Снейп, похожий на молчаливого истукана, — зельевар без вопросов увел его в свой кабинет. Гарри надеялся, что вопросов вообще не будет. Конечно, это было невозможно. Но ему хотя бы дали несколько минут, чтобы прийти в себя. — Я сам решу, отказываться мне или нет. Снейп странно посмотрел на него. Он словно хотел что-то сказать, но отчего-то промолчал. Это было совсем ему не свойственно, но Гарри сейчас не был настроен на обдумывание происходящего с зельеваром. Его мысли были заняты совсем другим. И они рвались в разные стороны, причиняя ему боль, раздражая, утомляя, — часть неслась в сторону привычного состояния надежды на спокойствие, о которой он мечтал, а другая взывала к чему-то, с чем ему уже приходилось иметь дело, но что он умело затолкал подальше. С собственным несогласием. — Чем вы занимались? — спросил Снейп немного мягче. Это подействовало на Гарри почти отрезвляюще: если профессор снизошел до мягкости, почти недоступной его жесткому голосу, то он выглядит действительно паршиво. — В основном, говорили, — ответил Гарри. — Он сказал, я должен научиться закрывать глаза. — Закрывать глаза? — переспросил Северус, нахмурившись. Его пальцы внезапно сжались сильней — и непременно побелели бы, если бы и так не были бледными. И сухими. Гарри не с того ни с чего подумал, что в его памяти отложилось их прикосновение к его лицу. Но разве подобное было? — Какова вероятность, что Волдеморт не захочет меня убивать? — вдруг спросил он. Это волновало его. — Том не глуп и понимает, что этот... скачок произошел в тот момент, когда его заклятие коснулось тебя. Что ты будешь делать, если он решит тебя не убивать? Если с Альбусом что-то случится, и эта война станет твоей окончательно? Считаешь, ты готов вести армию и принимать решения, защищая друзей? — Если он не уничтожит крестраж, то станет бессмертным. Мы проиграем. — Нет, если ты будешь достаточно решителен и достаточно хладнокровен. Если ты вспомнишь, что двигало тобой в тот раз. Сейчас ты слаб и полностью зависишь от действий своего профессора, но рано или поздно тебе придется его покинуть. Такие, как ты, всегда его покидают. Гарри поднял глаза на зельевара. Тот непроницаемым взглядом смотрел на него. Свет от ламп вдруг задрожал, словно пойманный ветром, и тени заколыхались на лице профессора. — Такая вероятность существует, но оценить ее я не в силах. — И что будет, если Волдеморт не сделает этого? — Будет война, Поттер. Ты это понимаешь. — И какова моя роль в этой войне? — Гарри тоже подался вперед, упираясь ладонями в стол. Снейп тут же отпрянул, как будто даже такое немаленькое расстояние между их лицами причиняло ему неудобство. — Мне придется пить Оборотное и кидаться под каждую атаку Волдеморта? Или Дамблдор опять забросит меня на несколько месяцев, оставив в неведении? — Я не могу дать вам ответа, Поттер, — сказал Снейп. Гарри не услышал, а скорее почувствовал, что зельевар вдруг резко перешел на деловой тон, из которого исчезла последняя крупица заботливости. Если он вел себя как профессор, как шпион, как подчиненный Дамблдора, то этот невидимый барьер было невозможно пробить. — Я, в отличие от вас, не вижу будущее во снах. Мы не знаем, что Темный Лорд предпримет, если план профессора Дамблдора сорвется. Но, если воспоминания вернутся к нему, он не будет повторять своих ошибок. И тут ваши знания будут бессильны. — Ты и он — вот что должно тебя волновать, если ты идешь к победе. Не путь, не жертвы — цель. — Цена высока. Идти по головам может Дамблдор. Не я. — Цена бывает разной. Сколько ты отдал в прошлый раз, чтобы подойти к цели почти вплотную? Достаточно много? Мальчик-герой, которого я вижу сейчас, потеряет еще больше. Альбус же не потерял ничего. — Я не Дамблдор. Я ценю тех, кто идет со мной. — Ценить — это одно. Альбус ценит и Северуса, и тебя, и меня. Но умеет закрывать глаза в нужный момент. Отгораживаться от боли и сожалений. Ты должен научиться этому, иначе Том Реддл тебя сломит. — Сломит? — А сколько ты продержишься, если он будет пытать твоих друзей у тебя на глазах? Сколько ты сможешь думать об общем благе, прежде чем сдашься на его милость и обречешь ваш Свет на поражение?.. — Он может сделать еще крестражи? — спросил Гарри. Снейп застучал пальцами по столу. — Я изучал этот вопрос вместе с профессором Дамблдором, а он в свою очередь советовался с портретами. По столь Темной магии не так уж много трудов. Мы точно знаем, что у Темного Лорда хватит сил на создание еще одного, но что будет потом? Если считать... ее, — Снейп на мгновение замолк, но тут же снова продолжил: — то он создавал восемь крестражей. Никто и никогда не делал подобного, по крайней мере, такой информации не зафиксировано. Вы видели его состояние — душа едва держится в его теле, раз изменения произошли даже на физическом уровне. — Значит, если вы его упустите, Волдеморт создаст еще один, восьмой, — Гарри прикрыл глаза. Если это случится... Есть множество способов спрятать крестраж так, что никто его не найдет. Единственной надеждой остается безумная страсть Волдеморта показывать собственное значение. Но едва ли он повторит ту же ошибку, отдав знаменитую вещь в чужие руки или понадеявшись на охранные чары в знаменательном месте. Он будет держать крестраж при себе. — Создаст. Но мы не собираемся его упускать. — Постарайтесь, — произнес Гарри, не узнавая собственного голоса. — Мы сыграем в шахматы. Это будет прекрасный наглядный пример. — Пример чего? — осторожно спрашивает Гарри. Его тело болит после нескольких проведенных «дуэлей». Он и не думал никогда, что Дамблдор настолько щадил его, когда учил в прошлом году. Сейчас все по-другому. Сейчас все намного сильней, острей, темней и больней. — Того, как ты принимаешь решения, идя к победе и используя человеческие ресурсы. Ты ведь умеешь играть, — Гриндевальд не спрашивает, лишь поясняет и констатирует. Он взмахивает палочкой, и волшебный песок, которым он мастерски управляет, превращается в большую шахматную доску. На ней стоят фигурки размером с ладонь. Гарри узнает их. С его стороны располагается армия «светлых»: Дамблдор на месте короля, он сам на месте королевы, Снейп и Кингсли Шеклболт вместо слонов, Ремус Люпин и Минерва МакГонагалл — кони, Грозный Глаз Грюм и Сириус Блэк — ладьи. Роль пешек же играют подростки: Рон, Гермиона, близнецы, Невилл, Луна, Джинни, Седрик. Гарри смотрит на них и ужасается, а потом медленно переводит взгляд на противников, за которых собирается играть Гриндевальд. Черный король — Волдеморт, что естественно, но Гарри удивляется, когда видит, что самого себя его учитель поставил на место королевы. Слоны — Беллатриса и Люциус, а остальных он не узнает, потому что их лица скрыты масками. Разве что Фенрир Сивый злобно ухмыляется, глядя вперед с места ладьи. Среди пешек только слизеринцы, и Гарри с болью смотрит на одного единственного — Драко Малфой стоит прямо перед своим отцом. Его крошечная копия такая реалистичная, что, кажется, сейчас поднимет голову и ехидно усмехнется. — Почему Малфой на его стороне? Он еще не выбрал, — шепчет Гарри, зная, что его все равно услышат. — А ты думаешь, он бросит свою семью ради тебя? — усмехается Гриндевальд. — Нет, Драко Малфой здесь. А Северус Снейп — там. Но, если хочешь, я отдам тебе эту фигурку. На кого ты ее обменяешь? — издевательски спрашивает он. Гарри смотрит на него беспомощно. Он не может менять своих друзей. Это жестокая, злая игра, и он прекрасно осознает ее смысл. Закрыть глаза, да. Закрыть глаза, чтобы не видеть тех, кого посылаешь в бой. Волшебные шахматные фигурки всегда были реалистичными, даже говорящими — но эти молчат. Молча поднимают палочки и посылают убивающее заклятие в того, на кого их направить. Гриндевальд играет жестко, преследуя определенные намерения: он начинает с пешек. Гарри не может смотреть, как крошечная Беллатриса левитирует с доски тело Гермионы, прежде чем вернуться на свою клетку и оскалиться. А заклятие Сивого настигает Седрика. Битва продолжается недолго. В итоге самого Гарри загоняют в угол, заставляя прикрывать короля. Гриндевальд смеется: — Пешка на D5 ест королеву на E6, — и посылает вперед равнодушного Драко...***
— Он меня не слушает, — произнес Рон, надувшись. — Гарри, ау. Вызываю! Гарри нехотя поднял голову, отрывая взгляд от зеленого листика салата, лежавшего в его тарелке. Завтрак был не тронут. Да и не хотелось есть: в эту ночь он спал так же мало, как и в прошлую. Только теперь не из-за неуемных чувств — из-за кошмаров. Аппетиту просто неоткуда было появиться. Рон и Гермиона немного испуганно смотрели на него. — Гарри, ты слышал, что сказал профессор Дамблдор? — осторожно поинтересовалась Гермиона. Ее проницательный взгляд скользнул в его тарелку, где тихо-мирно лежали сэндвич и салат, и на кубок с соком, в котором (и откуда только она там взялась?) плавала мушка. Гарри покачал головой: видит Мерлин, его совершенно не волновало, что там сказал Дамблдор. Его больше заботило то стихийное бедствие, что поразило его накануне вечером. — Бал. Совсем скоро Рождество, — Гермиона чуть нахмурилась. Они с Роном переглянулись. — Ты же идешь на Бал? — А я туда не могу не идти, — ухмыльнулся Гарри, упираясь ладонями в стол и чуть отъезжая назад по скамье. Ему показалось, он почувствовал на себе чей-то взгляд, но не стал проверять. Какое-то вселенское равнодушие овладело им, когда он подумал, что на него пытаются повесить проблему Святочного Бала. Он пойдет с любой, с кем угодно, хоть с Милисентой Булстроуд, лишь бы только не думать об этом. — Дружище, ты вообще в порядке? У тебя уже круги под глазами, — Рон провел пальцем под собственным глазом, оставляя на коже след от соуса. Он тут же схватил салфетку и принялся тереть лицо, неумолимо краснея. — Со мной все хорошо, — повторил Гарри отлично заученную фразу. Прошлой ночью он твердил ее себе множество раз. Она уже так привычно ложилась на язык, что ему не нужно было напрягаться, чтобы выдать ее. Он никому не собирался показывать того, что с ним происходит, ведь, в сущности, ничего не происходило. Ему всего лишь говорили правду, напоминали о его значении, пытались... оживить. Теперь Гарри видел все чуточку ясней: кто-то не хотел, чтобы он был Героем, который грудью встает за своих друзей. Кому-то нужен хладнокровный человек, знающий свою цель и идущий к ней по головам. И его цепной пес наконец спущен. — Как твои занятия? — сменила тему Гермиона. Кажется, она пристрастилась к расспросам, и Гарри не был уверен, что сможет долго терпеть их. Он прекрасно понимал, что за простым любопытством подруги скрывается интуиция и чутье, которые, видимо, вопят ей о том, что что-то происходит. — Потрясающе, — вяло ответил юноша. Друзья были настроены на дальнейший рассказ, но в этот момент трапезу прервала совиная почта, и они волей-неволей отвлеклись. Гермионе пришел очередной выпуск «Пророка», а Рон с кислой миной прочел ответ от родителей — он пытался выпросить у них приличную мантию, и те отказались. Гарри не надеялся получить еще письмо, поэтому продолжил бесцельное разглядывание своего сэндвича. Но он резко подскочил, когда кто-то положил руку ему на плечо и деликатно прокашлялся. Обернувшись, он уставился на Седрика Диггори, возвышающегося над ним и неуверенно улыбающегося. — Привет, Гарри, — он поздоровался и кивнул Рону с Гермионой, прежде чем опуститься на скамью рядом с Гарри. Свободного места было довольно много: в субботу на завтрак мало кто спускался вовремя, но рядом с Роном сидели Дин и Симус, брови которых неумолимо ползли вверх. Гермиона даже отложила «Пророк», чтобы лучше слышать. — Ты как? — Замечательно, — произнес Гарри скорей машинально, чем на самом деле осознавая, что он делает. Он смотрел и смотрел на Седрика, вспоминая все, что ему говорил Малфой. Он старался не задумываться об этом вчера, пропустив все мимо себя, но сейчас... Сейчас Гарри вдруг понял, что бесконечно верит Драко, а внутри него, вместо горячего тепла, плещется обида. И злость. Они сплетаются в причудливый комок, и это чувство медленно стирает изумление с его лица. — Что тебе нужно? Седрик удивленно и немного расстроенно приподнял брови. — Думал, может, перенесем на сегодня? Если ты не занят, конечно. Погода хорошая, — улыбнулся Диггори. Он покосился на гриффиндорцев, глядевших на него просто неприлично пристально, и на мгновение — крошечное мгновение, которое Гарри успел уловить — его взгляд скользнул в другую сторону. К слизеринцам. — Нет, не занят, — резко произнес Гарри. Он вспомнил, что говорил ему профессор ЗОТИ вчера, делая ход или бросая в него новое заклятие. Он, правда, не хотел вспоминать об этом, но ОНО проникло в него, словно зараза. Словно прикосновение горячего языка к уху, после которого остается гнилостный след. Или ледяная, прочная, твердая корка, которая сможет защитить его от боли, если призвать ее в нужный момент. — Это хорошо, — Седрик расцвел довольством. Он легко прикоснулся к руке Гарри и поднялся. — Тогда во сколько? — Когда хочешь. — Тогда... может, часов в одиннадцать? Я хочу пораньше закончить свой проект, чтобы потом не думать о нем, — улыбка пуффендуйца такая теплая и искренняя, что Гарри вновь начал сомневаться. Он покосился на слизеринский стол и с легкой дрожью отметил, что Малфой не сводит с него взгляда. — Отлично, — согласился Гарри. Он все объяснит Малфою потом. Он не обманывает его, а хочет разобраться. Он повторял эти слова про себя, пока смотрел в спину удаляющемуся Седрику, но все равно неприятное чувство медленно начинало заполнять его грудную клетку. Хотя это было даже хорошо: ощущать пустоту и равнодушие было еще хуже. Гарри еще раз посмотрел на Малфоя. Тот уже отвернулся и кончиками пальцев поглаживал своего черного филина, незаметно и осуждающе качая головой. Тонкая морщинка на его лбу стала чуть глубже. А шрам на щеке — чуть четче. — Гарри, это что сейчас было? — странным голосом спросил Рон, возвращая его с небес на землю. — Мы договорились полетать вместе, — просто ответил юноша, вновь повернувшись к друзьям. Не было ни малейшего желания объяснять им нюансы произошедшего. Гарри несколько секунд смотрел на еду перед собой, а потом потянулся за салфеткой. Взяв себе пару сандвичей, он осторожно завернул их и убрал в карман мантии. — Мне сегодня последить за лескиретом? — спросил Невилл, когда гриффиндорец поднялся. — Да, пожалуйста. Я завтра подежурю, — Гарри виновато посмотрел на Рона с Гермионой, которых опять собирался оставить. — Я пойду погуляю. — А, да, — Рон еще пару секунд хлопал глазами, а потом вернулся к своему письму. Гермиона тоже кивнула, но что-то в ее лице насторожило Гарри. Внимательность и готовность сделать вывод. Это... раздражало. Очень. — Ты надолго? — спросила она. — Я думала, мы можем позаниматься... — Сегодня же выходной, — возмутился Рон, комкая письмо и пряча его в карман. — Я бы тоже с удовольствием полетал, но... Он не закончил фразу, стушевался и принялся жадно пить сок. Гарри не стал разбираться, зная, что это лишь расстроит Рона, попрощался с друзьями и отправился прочь из Большого Зала. У самых дверей он заметил, что Дамблдор провожает его обеспокоенным взглядом. Очень, очень обеспокоенным. Гарри не спеша поднялся в Башню. В спальне он вытащил из-под кровати «Гарпию», придирчиво осмотрел ее, но вместо того, чтоб уйти, присел на постель. Сжав гладкое белое метловище в пальцах, он уставился в пол, пытаясь понять, куда его так легко и быстро несет. В спальне никого не было, и на какое-то время он мог остаться наедине со своими мыслями. Сейчас хотелось уйти. Побродить по Лесу, полетать над острыми верхушками елей, облететь огромное озеро... Только бы не встречаться с теми проблемами, что пробрались в его жизнь и отравляли ее. У него была цель, огромная цель, и эти мелкие заботы словно пытались спрятать ее и делали это из рук вон плохо. Гарри знал, что, как только он встретится с Седриком на поле, начнутся разборки. Он не может притворяться и делать вид, что ничего не произошло, что Драко ему ничего не говорил. Следовательно, они опять поссорятся или Мерлин знает, что еще. А потом... потом... Гарри посмотрел в окно. Ему вдруг нестерпимо захотелось полетать, просто до дрожи в пальцах, и он, недолго думая, схватил метлу и быстрым шагом покинул и спальню, и Гриффиндор. По пути он чуть было не столкнулся с возвращающимися с завтрака Роном и Гермионой, но благодаря тайному ходу в соседний коридор встречи удалось избежать. До Башни Астрономии он добрался в считанные минуты, а там, на ходу натягивая перчатки и повязывая теплый шарф, он рывком оседлал свою Гарпию и взмыл в серое небо, с которого на землю опускались редкие, но мягкие снежинки. Потом будет лучше. Гарри летал долго и упорно. Он поспешил отлететь от замка подальше и выписывал умопомрачительные петли над озером, надеясь, что он не рухнет с метлы и не проломит телом недостаточно крепкий лед. Ветер свистел в ушах, глаза слезились, а очки не спадали только благодаря специальным чарам. Его пальцы словно примерзли к метловищу, одеревенели, поэтому вскоре с трюками пришлось покончить. Гарри плавно заскользил над Хогвартсом, над Лесом, разглядывая все, что мелькало внизу. Хагрид выпустил Клыка погулять, постоял немного на воздухе и вернулся в хижину. Наверное, хотел еще повозиться с крошкой-дракончиком, которого гриффиндорец отдал ему еще вчера. Невилл направился в теплицы в компании профессора Стебль и какой-то девочки-пуффендуйки. Близнецы украдкой выскользнули из замка и, надвинув шарфы на носы, двинулись в сторону Леса. Любопытный Гарри полетел за ними, надеясь, что Фред и Джордж не заметят слежки. Однако над каретой Шармбатона он завис, заметив знакомую золотую косу и крошечную фигурку. Близнецы уже скрылись за деревьями. Их еще можно было поймать, но какая-то мысль вдруг вцепилась в Гарри, не давая ему сдвинуться с места. Словно вторя его порыву, метла нетерпеливо завибрировала, и гриффиндорец, решив, что ничего нового близнецы Уизли ему не покажут, начал снижаться. В конце концов, он должен быть смелей, чем в прошлый раз, тем более в таком пустяке. — Амели! — позвал он девушку, которая упругой походкой направлялась прочь от кареты. Она резко остановилась и обернулась, недоуменно взглянув на него. Пару секунд она его словно не узнавала, а потом ее розовые губы чуть изогнулись. — О, Арри, это ты, — произнесла она ровным голосом. Видимо, на болтовню Амели настроена не была. Но Гарри и сам не желал заводить долгие разговоры. Он помнил их прошлую беседу, которая оставила на нем тяжелый след. Ему было достаточно вчерашнего урока, и новых следов не хотелось. Хотелось очиститься и вновь почувствовать непорочность искренности, но Амели была не тем человеком, который мог ему это дать. Но зато она, как ни странно, была той, которая не вызывала в нем чувство смущения и стыда. — Что ты хотел? Гарри глубоко вздохнул, собираясь с мыслями и силами. Как же он не любил подобное, но, признаться, сейчас было не в пример легче. Ему доставляли неудобство висящие за спиной проблемы, и он за пару секунд смог уговорить себя на решительный шаг. В конце концов, ему все равно, что Амели ответит. Лишь бы не думать об еще одном пустяке, который призван спрятать от него главную суть всего происходящего. — Пойдешь со мной на Бал? — прямо спросил он, крепче сжав метловище в руке. Девушка удивленно взглянула на него. Она поправила длинную косу, сморщила носик, а потом ухмыльнулась. Гарри как-то и позабыл эту усмешку. — Ты опоздал, Арри. Меня уже п’гигласил кое-кто, — сказала она. Гарри изумился. — Как? Дамблдор только что объявил о Бале! — Нам сказали еще пе’гет Ту’гни’гом, — пояснила Амели. — Чтобы мы взяли мантии. — И.... с кем ты пойдешь? — смутное чувство дежавю отозвалось в сердце Гарри. Неужели?.. — С Викто’гом К’гамом, — Амели широко улыбнулась. — Забавно, п’гавда? Он п’гигласил меня в библиотеке. Мы там по’гой пе’гесекались. — О, — только и смог выдавить из себя Гарри. Ему стало просто смешно. Он в первый же день набрался храбрости и пригласил малознакомую девочку на Бал, а ее уже увели. — Ну... тогда я полетел. Это прозвучало так жалко, что Амели не удержалась от ласкового смешка. Она, игриво двинув бровями, помахала ему рукой. — До вст’гечи, — она повернулась и направилась к кораблю Дурмстранга. Он высился впереди огромной скелетообразной горой, и ее маленькая фигурка, увенчанная короной золотых волос, выглядела невероятно печально на его фоне. Гарри смотрел ей вслед, а потом крикнул: — Ты к нему идешь? До него донеслось лишь смеющееся, звенящее «Non». Оно рассеялось в воздухе, слившись со снежинками, а Гарри все стоял и стоял, сжимая «Гарпию» в руках. Он услышал голоса, доносившиеся из кареты, и лишь тогда сообразил, что нужно поскорей убираться отсюда. Он хотел вновь подняться в воздух, но ноги сами понесли его в Лес, под надежную защиту деревьев. Тропинку давно уже припорошило снегом, который успел забиться в ботинки, но Гарри заметил на нем свежие следы чужих ног. От нечего делать он двинулся по ним, совершенно наивно надеясь, что в конце пути его может ждать кто-нибудь важный. Может, Малфой каким-то образом проскочил мимо него и теперь ждет его там? Или Сириус прибежал из самого Лондона и теперь прячется между черными стволами, поджидая момент, чтобы напугать его? Гарри грустно улыбнулся: о чем он думает? Что он творит? Вдруг, откуда ни возьмись, перед ним появилось что-то большое. И невидимое. Юноша просто врезался в него, смотря себе под ноги: нечто преграждало ему дорогу. На земле, покрытой снегом, появлялись новые следы — круглые отпечатки копыт вереницей проходили то тут, то там. «Фестралы», — догадался Гарри, осторожно приподнимая руку и касаясь тела невидимого животного. Под пальцами оказалось кожистое крыло, странно топорщащееся. Чуть ниже находилась спина, обтянутая такой же грубой кожей, под которой перекатывались жесткие мускулы. Фестрал фыркнул и отошел в сторону: на земле начали появляться новые следы. Они уходили к деревьям. Там, на снегу, лежало ярко-алое яблоко. Животное не успело дойти до него, как яблоко вдруг поднялось в воздух и пропало. — Ты их видишь? — раздался меланхоличный голос. Гарри аж подскочил, но тут же успокоился: он легко узнал его, и улыбка невольно появилась на его губах. Видимо, чутье не обмануло его, когда говорило, что в конце пути его ждет что-то особенное. Полумна Лавгуд стояла посреди небольшой полянки. Ее светлые, но довольно спутанные волосы были покрыты тающими снежинками и доходили ей до пояса. В руках она держала свою шапку, наполненную яблоками, и со свойственным ей потусторонним удивлением смотрела на Гарри. Юноша подошел ближе. — Нет. Но я знаю, кто это. Ты давно их кормишь? — спросил он. Полумна неопределенно повела головой, и что-то вдруг прозвенело — наверняка очередное ожерелье на ее шее. Когтевранский шарф торчал из кармана ее мантии, и его конец волочился по земле. — Порой прихожу сюда погулять, — поделилась она. — Тут хорошо. — Тихо, — заметил Гарри. И правда, деревья закрывали замок, а единственными звуками были их голоса и тихое чавканье фестралов. Полумна кинула еще одно яблоко, которое тут же было подобрано вторым животным. — Вокруг тебя столько мозгошмыгов. Ты чем-то обеспокоен? — спросила Полумна. Она наклонила голову и приподняла брови. Девочка была похожа на привидение, и это немного напугало Гарри. Но он тут же напомнил себе, что это всего лишь Полумна Лавгуд, с которой он просто давно не общался и отвык от ее своеобразной манеры говорить. Эта девочка была его хорошим другом в прошлом, и он был рад, что встретился с ней сегодня. — Нет, ничем, — ответил Гарри. А потом вдруг добавил: — Поругался кое с кем. — О, — Полумна сочувствующе улыбнулась и кинула еще одно яблоко. Юноша смотрел на нее пару секунд, думая, правильно ли он поступает. Он чувствовал себя каким-то жалким и отчаявшимся, но потом на ум пришел шестой курс и слова Джинни: «Она была так рада, что ты ее пригласил...». Гарри криво усмехнулся: Малфой бы посмеялся над ним, узнав о его методах поиска спутниц. Но, в конечном счете, Полумна была прекрасным другом, и Гарри был бы рад вновь с ней дружить. — Полумна, — осторожно произнес он, ощущая внезапную робость. Десять минут назад, приглашая другую, он не чувствовал ничего подобного, — ты... хочешь пойти со мной на Святочный Бал? Девочка повернулась к нему, совершенно изумленная. Даже ее рот приоткрылся, а глаза стали еще больше. Она пару раз моргнула, а потом тихо переспросила: — С тобой? — Да. Как друзья. — Как друзья? — переспросила она еще тише, и ее светлые щеки вдруг порозовели. Она опустила взгляд на яблоки, которые все еще держала в руках, осторожно взяла одно и кинула. Раздался треск кустов: видимо, одно из животных ломанулось вперед. Однако яблочко не пришлось ему по вкусу, и фрукт остался лежать на земле, пока более всеядный фестрал его не подобрал. — А ты не шутишь? — Нет, конечно, нет, — возмутился Гарри. Он терпеливо ждал ответа, а Полумна все бросала яблоки. В конце концов, они кончились. — Хорошо, я с тобой пойду, — она улыбнулась и натянула шапку на голову. — Как друг, — добавила с придыханием. — Спасибо, — Гарри почувствовал, что от ее улыбки внутри него что-то растаяло. Может, он уже потерял Седрика, но зато сблизился с Полумной. Во всем есть свой плюс. — Пойдем в замок? — Да-а, — согласилась девочка. — Яблоки закончились. Кажется, они им не слишком понравились. — Попробуй мясо. — Мясо? — Лавгуд вскинула глаза к своей шапке. — Попробую. Какое-то время они шли молча. Гарри почти забыл, зачем он вообще сегодня выбрался из замка, поэтому несказанно удивился, обнаружив в руках метлу. Однако выйдя из Леса и издалека заметив трибуны, он тут же вспомнил обо всем. Запретный Лес больше его не защищал. — Я удивлена, что ты пригласил меня, — вдруг произнесла Полумна, когда они проходили по дорожке мимо домика Хагрида. Благо, дорожку кто-то очистил и им не приходилось утопать в снегу. — Я не помню, чтобы мы... — На самом деле мы были знакомы в другой жизни, — полушутливо пояснил Гарри. — Не помнишь?.. — Нет, — озадаченно пролепетала когтевранка. — Наверное, в моей голове поселился думоед. — Думоед? — Да-да. Это такой дух, который ест воспоминания. Например, я часто оказываюсь где-нибудь, а потом не помню, как там очутилась, — Полумна понизила голос до едва слышного шепота, хотя вокруг никого не было. — Однажды я так оказалась на той поляне. — О, тогда если ты от него избавишься, то наверняка все вспомнишь, — Гарри улыбнулся, прекрасно осознавая, что думоед — очередной плод воображения этой странной девочки. Но перечить он не собирался. Он проводил Полумну до крыльца. Она попрощалась с ним и скрылась в холле, а Гарри, еще пару секунд потоптавшись на месте, взобрался на метлу. Он оттолкнулся ногами и взлетел. Холодный ветер помог ему прийти в себя, забрал тяжелые мысли из его головы, и, когда гриффиндорец подлетал к квиддичному полю, он чувствовал внутри себя решимость. Желание разобраться во всем прямо сейчас, чтобы не мучить себя более. Фигуру Седрика он заметил еще издалека. Юноша сидел на когтевранской трибуне, положив метлу рядом, и крутил в руках волшебную палочку. Он что-то бормотал, и из палочки вырывался яркий свет, тут же затухающий. Гарри опустился на трибуну за его спиной и прислушался. — Экспекто Патронум, — шептал Седрик, и его палочка вновь и вновь загоралась, но полноценный Патронус не желал появляться. Наконец, спустя минут пять, на снег прыгнуло что-то, напоминающее большую кошку, но тут же пропало. Гарри решил больше не мучить парня ожиданием и выразительно прокашлялся. Диггори тут же подскочил и обернулся. Он расплылся в улыбке. — Я думал, ты уже не придешь, — он поднялся. — Я тебя искал, где ты был? — Гулял, — Гарри спустился на поле. — Что за зверь? — он кивнул на то место, где секунду назад сверкал Патронус. — А, — Седрик потупил взгляд и спрятал палочку в карман. — У меня не очень выходит. Кажется, пума. — Пума, — повторил Гарри. Он сжал метлу чуть крепче. — А у меня олень. — Ты умеешь вызывать Патронуса? — брови Седрика поползли на лоб от удивления. — Правда? Это круто. — Я вообще много чего умею, — криво усмехнулся Гарри. Диггори странно посмотрел на него, но никак не прокомментировал ни его голос, ни внимательный взгляд. — Будем летать?.. — спросил он, явно неуверенный в происходящем. Его растерянный вид тронул Гарри, но это, вопреки всему, лишь укрепило в нем желание узнать правду. Седрик был таким добрым, теплым и милым — сомнения делали его образ совсем другим. Приторным, сладким, ложным. — Сначала я хочу кое-что спросить у тебя, — Гарри подошел к нему ближе. Он вспомнил о том, что Седрик говорил ему после первого тура, как он прикасался к его рукам и его шее. Сейчас это было очень важно, потому что, сделав шаг вперед, Гарри словно попал в упругий, горячий кокон. Он вскинул голову и всмотрелся в лицо юноши. — Ты ответишь мне честно? — Отвечу, — без колебаний согласился Седрик, так же открыто смотря на него. О, нет, нет — Гарри показалось, он увидел ликующую надежду в его глазах. Он чувствовал себя обманщиком и совратителем, потому что Диггори ощутимо вздрогнул, когда гриффиндорец коснулся его желто-черного шарфа, конец которого покоился на его груди. — Тогда скажи мне, говорил ли ты кому-нибудь о том, что я рассказал тебе о первом испытании? — Гарри резко отшатнулся и уставился на Седрика, не желая пропустить ни крошечного взгляда, ни выдающей реакции. На мгновение взгляд пуффендуйца скользнул на его губы, словно не веря, что он спросил у него такое, а потом вернулся к его глазам. Гарри отчего-то был уверен, что сейчас его взор вовсе не кажется Седрику «изумрудным». — Нет. Как ты мог подумать такое? — совершенно искренне изумился Седрик. — То есть, хочешь сказать, никто не знает о том, что я рассказал тебе? — Нет. Гарри хмыкнул. Он так и думал. Он именно так все себе и представлял, но от этого становилось лишь больно. Разочарование захлестнуло его, заставив рот наполниться горечью, а губы непроизвольно скривиться. — А как насчет Драко Малфоя? И он не знает? — спросил Гарри прямо и ровно, как будто интересовался, теплая ли сегодня погода. Он смотрел прямо Диггори в лицо, поэтому прекрасно увидел, как расширились его глаза и приоткрылись губы. — Гарри, я не... — Ты не говорил? Он узнал случайно? Он подслушал? — Я не... — Седрик выглядел совершенно несчастным. Он выронил свой «Чистомет», и метла упала на снег. Его кулаки сжались, а на щеках проступили алые пятна. — Гарри, послушай, это совсем не то. Я ничего ему не говорил. — Тогда как же он узнал? — Мы спорили, признаюсь, — Диггори раскинул руки в стороны, открыв ладони, а потом резко подался вперед, схватив Гарри за плечи. Он держал его крепко-крепко, чтобы юноша не мог вырваться. — Я не знаю, как он сделал такой вывод. Я просто сказал ему что-то про тебя, а потом про Турнир, но... Он не мог связать это, правда! — И что же ты сказал? Седрик мученически скривился и отвернулся. Он посмотрел сначала на нетронутый снег, покрывавший поле, потом на низкие серые облака и наконец вновь взглянул на Гарри. — Он шантажирует тебя, да? — тихо спросил Диггори. — Угрожает? Я знал, что этот мерзкий... — Малфой ничего мне не сделает, — Гарри хотел отстраниться, но Седрик не дал ему сделать и шага, удерживая на месте. — И это совершенно не важно. Я хочу знать, что ты сказал ему. Неподалеку раздался взрыв, и в воздух поднялись сверкающие искры салюта. Зеленые, красные, фиолетовые, синие вспышки зависли в небе, закружились, выстраиваясь в узоры, а потом потухли. Наверняка это близнецы готовились к Рождеству, но их шутка отвлекла Гарри, заставив оглянуться. Когда он вновь повернулся к своему собеседнику, на лице Диггори не осталось ни следа вины или стыда. Наоборот, он серьезно и печально смотрел на него. — Чего ты добиваешься, Гарри? — Хочу, чтоб ты сказал мне правду. — Ладно. Я в не самых хороших отношениях с этим парнем. Как и ты, кстати, — голос Седрика изменился, став тверже. — Мы с ним просто поругались, и он попытался опустить меня за счет Турнира. Я сказал ему, что без труда справлюсь с первым испытанием, и Малфой попытался угрожать мне, намекая, что может подставить меня, устроив всё так, что все решат, будто я знал содержание тура заранее. Ну, я ему и ответил, что этим он подставит не только меня и себя, но и тебя. Седрик замолк, выжидающе уставившись на Гарри. Тот не двигался и ничего не говорил: он смотрел в сторону, ощущая, как горечи внутри него становится еще больше. Он чувствовал, что сказанное вовсе не является предметом его поиска, что это просто легкое, подкорректированное объяснение, скрывающее за собой что-то большее. Почему он не говорит ему правду? Почему никто никогда не говорит ему правду?! — Ты мне веришь? — спросил Седрик. Гарри поднял на него взгляд. — Нет. — Почему? — жестким голосом, которого Гарри никогда раньше не слышал, спросил Диггори. Его губы побелели, брови нахмурились, а возле носа появились сморщенные, огорчённые складки. — Он сказал тебе свою версию, и ты веришь ему без вопросов? — Кому? — Не прикидывайся, Гарри, — раздраженно выдавил пуффендуец. С каждой секундой он становился все менее и менее солнечным, словно зимние тучи, висящие над Хогвартсом, опустились на него. — Я видел вас! — Кого нас? — Гарри говорил тихо и спокойно. Ему было больно и грустно, но что-то помогало ему держаться. Или... или, может, он на какое-то время почти смог закрыть глаза. Гриндевальд мог им гордиться: его барьер, сотканный из собственных эмоций, держался. — Тебя и Малфоя, — Седрик до боли сжал его плечо, грубо встряхнув. — Вы тут вместе снитч ловили. С этим будущим Пожирателем Смерти. Я.... я не хочу говорить с тобой о том, что происходит между мной и ним, потому что это, ладно, пусть и связано с тобой, но касается только нас. Но я просто не могу понять, как тебя угораздило с ним связаться? Он же ненавидит все, что ты любишь. Что будет, если об этом узнает кто-нибудь? — Во-первых, — процедил Гарри, — мы просто ловили снитч. Как делаем это на матчах, Седрик. Во-вторых, это касается только нас и уж никак не связано с тобой. В-третьих, не смей меня шантажировать. — Я не пытался тебя шантажировать, — он был рассержен. Гарри никогда его таким не видел, даже не представлял, и на это было невозможно смотреть. Малфой был прав. Даже самый добрый, ласковый человек может стать жестким, цепким, упрямым. Как оборотень: ведь Люпин, один из лучших учителей на свете, превращался в чудовище. — Думаешь, я могу?! — А что, нет? Я не понимаю тебя, Седрик! — Гарри попытался его оттолкнуть, но юноша ухватил его за запястья, крепко стискивая их в своих пальцах. Он легко развел его руки в стороны, причиняя боль своим напором. «Гарпия» упала на снег, почти слившись с ним. — Я бы ни за что не стал шантажировать тебя. Или угрожать, — произнес он чуть мягче. — Я просто хотел полетать с тобой сегодня, просто быть твоим другом. Но как друг, я хочу тебя защитить, потому что ты явно не понимаешь, с кем связался. Я не хотел впутывать тебя в это и высказал все ему, а этот мелкий... — А ты не думал, что я сам могу решать? — взбесился Гарри. Как же он ненавидел это чувство: его отстраняли от его собственной жизни, все решая за него. Гриндевальд не зря говорил ему, что нужно избавиться от этих оков — даже Седрик решил, что он вправе выбирать за него. Тем более выбирать, с кем ему общаться, встречаться, ловить снитч! Гарри с трудом мог держать лицо: его губы дрожали. — Ты не знаешь его, не знаешь меня. С чего ты взял, что ты лучше?! Диггори изумленно смотрел на него. Праведный гнев сошел с его лица, оставив какую-то беспомощность, трогательную растерянность. Но рук гриффиндорца он не выпустил, а наоборот, вдруг притянул его к себе. — Лучше? Ну, знаешь ли, я хотя бы могу подойти к тебе в Большом Зале, при этом не поливая всех вокруг отборной руганью. У меня нет каменных предубеждений насчет людей, и я могу трезво оценивать их достоинства и недостатки. Потому что я не маленький, манерный маменькин сыночек, который чуть что испуганно прячется за своих телохранителей и издалека плюется ядом. Драко Малфой — трусливое ничтожество, и он заколдовал тебя, раз ты не видишь этого. — Ты ничего о нем не знаешь, — прошипел Гарри Седрику в лицо. Тот горько усмехнулся и наклонился вперед. Его дыхание было обжигающим. — Кое-что я знаю наверняка. Он трус. А я нет. Я хотя бы знаю, чего хочу, — Седрик наклонился еще ниже, и в какой-то момент Гарри перестал осознавать происходящее. Кровь прилила к его лицу, а возмущение, злость застряли комком в горле. Он перестал чувствовать боль в запястьях, а вместо этого ощутил теплую мягкость чужих губ, прижимающихся к его собственным.