Вперед в прошлое

Если встретите ошибки, исправьте их, пожалуйста, в ПБ. — Кое-что я знаю наверняка. Он трус. А я нет. Я хотя бы знаю, чего хочу, — Седрик наклонился еще ниже, и в какой-то момент Гарри перестал осознавать происходящее. Кровь прилила к его лицу, а возмущение, злость застряли комком в горле. Он перестал чувствовать боль в запястьях, а вместо этого ощутил теплую мягкость чужих губ, прижимающихся к его собственным. Это ощущение заполнило собой все вокруг, прошлось горячей волной по его лицу и телу. В голове что-то зазвенело, словно разбившись, и Гарри почувствовал, как его руки сами собой напряглись, пытаясь вырваться из захвата. Он дернулся, желая вывернуться, протестующе замычал, но Седрик лишь сильней стиснул его запястья, привлекая к себе. Его губы, мгновение назад нежно и мягко прижимающиеся ко рту Гарри, вдруг впились в него с жадной грубостью, панической лаской, от которой подгибались ноги. — Хватит! — Гарри резко отвернул лицо. Он дернулся так сильно, что чуть не вывернул руку, но зато Седрик, словно не ожидавший такого неприятия, неуверенно отстранился, напоследок влажно мазнув губами по его открытой шее рядом с ухом. Лицо Диггори не было красным от стыда, но щеки слегка порозовели, а в глазах появился странный блеск, который тут же сменился испугом. — Гарри, — тихо произнес он, выпуская руки гриффиндорца. Он шагнул назад, не отрывая от него взгляда. Его волосы растрепались на ветру, губы влажно алели, а ладони, которые он на мгновение прижал к груди, вдруг сжались в кулаки. Диггори стиснул зубы, закрыв глаза, но, когда он вновь открыл их, в его теплом взгляде появилась насмешливая обреченность. Он криво ухмыльнулся, словно осознавая, какие слова его ждут. Даже если Гарри сам не знал, что сказать. Он стоял и смотрел в землю, мечтая просто провалиться сквозь нее. Мгновение назад им владела ярость и возмущение — сейчас осталось только смущение и непонимание. То, что Гриндевальд пытался вложить в него, внушить, рассыпалось осколками где-то вдалеке: Гарри казалось, что все эмоции внутри него вскипели, словно лава, став в сотню раз острей и горячей. Разве можно просто пропустить подобное через себя? Заслониться и не переживать? В поцелуе Седрика было что-то эгоистичное. Гарри посмотрел на юношу, пытаясь по выражению его лица понять, о чем тот думает. Зачем он сделал это. Гриффиндорец с трудом подавлял желание вытереть горящие, словно сами стыдящиеся своей отзывчивости губы. Ему казалось, это слишком жестоко. — Ты так и будешь смотреть? — Диггори грустно усмехнулся. Он сделал шаг вперед, стремясь вновь сократить расстояние, но Гарри молниеносно отшатнулся от него. Его ладонь скользнула в карман, нащупывая волшебную палочку: прикосновение к древку заставило его собраться, напрячься, как в ожидании атаки. — Может, скажешь что-нибудь? — Что я должен сказать? — спросил Гарри. Голос его не предавал, в отличие от тела. Ноги были совсем ватными, спина — деревянной, а в животе что-то сворачивалось в тугой комок. Было бы неплохо вдруг взять и оказаться в спальне, подальше от этого поля, Седрика и проблем, но Гарри прекрасно понимал, что это неосуществимая мечта. — А тебе нечего? — Седрик, это не должно повториться, — твердо сказал Гарри, крепче сжимая волшебную палочку. Сомнения и соблазны, мучившие его скользкими прикосновениями, испарились в тот же миг, когда он произнес эту фразу. Заветные слова. — Не должно. — Почему? — резко отозвался Диггори. Он больше не пытался приблизиться, лишь пытливо и немного обиженно смотрел на Гарри. — А ты не догадываешься? — Гарри развел руки в стороны. — Ты мой друг, Седрик, ты хороший парень, но это не значит, что я буду с тобой... встречаться. С тобой. С мальчиком. Гарри вдруг с какой-то затаенной неприязнью осознал это. Седрик был красивым, высоким, сильным, но даже эти качества не могли заставить гриффиндорца вдруг взять и проникнуться к нему симпатией, отличной от дружественной. Даже после наглого поцелуя, требующего ответа. Даже после насмешливого, откровенного взгляда, прошедшегося по нему с ног до головы. Даже после невольного сердцебиения, словно тянущего его вперед. — А может, ты уже с кем-то встречаешься? — Седрик вдруг оскалился. Но в изгибе его губ была не только злоба, но и горечь, обида, какое-то скрытое страдание. — С кем-то, чья семейка не настолько терпима ко всему... «маггловскому»? — Прекрати, — Гарри сделал шаг назад, чувствуя, как раздражение неприятно скоблится в его груди. Снег заскрипел под его ботинками, и этот громкий звук отвлек его внимание. Гриффиндорец быстро и воровато огляделся, надеясь, что никому не посчастливилось стать свидетелем этой сцены. Стадион был пуст, и это обнадеживало. От мысли, что кто-нибудь мог увидеть этот поцелуй и... И что? Донести, растрепать всей школе? О Гарри ходили и не такие слухи, уж как-нибудь он бы потерпел. Гермиона уж точно встала бы на его сторону, ведь у нее был нездоровый пунктик насчет униженных и оскорбленных, а Рон... Что ж, Рону пришлось бы поверить ему на слово. Но Гарри прекрасно знал, кто точно не поверит ему на слово. Кто залепит ему такую пощечину, что щека потом неделю будет гореть. Кто, решив, что Гарри вновь его предал, предал сразу после самого чувственного, что когда-либо было между ними, отвернется от него навсегда. — А что? — Седрик выдернул его из размышлений. — Я не прав? — Нет. Я ни с кем не встречаюсь. И не хочу. К тому же, мне не нравятся мальчики. — А ты был хоть с одним мальчиком, чтобы сказать, что они тебе не нравятся? Щеки Гарри невольно окрасились румянцем. Седрик задавал бесстыдные вопросы с совершенно искренним выражением лица. — Нет. Не был. И если буду, то не с тобой. — А что со мной не так? — Диггори повысил голос. Он шагнул вперед, взмахнув полами мантии, и вцепился Гарри в плечо. На его лице отразилась мука и такое искреннее непонимание, словно это не он секунду назад со сдерживаемым желанием оглядывал юношу перед собой. Плотины, которые держали их шаткие отношения довольно долго, вдруг прорвались, и могучие воды хлынули на нетронутую долину. Седрик ведь не мог думать о нем столь долгое время, правда? Иначе... Гарри закусил губу с внутренней стороны. Это просто пугало. Даже Джинни, влюбленная в него со второго курса, никогда не проявляла такого напора. — Ты, как мне помнится, сам проявлял влечение, когда я был рядом. Особенно однажды, в ванной... Гриффиндорец изумленно посмотрел на него. Это было подло — напоминать о смущении второкурсника. Но бить в уязвимое место мог не только Диггори. — А как мне помнится, ты кинул меня на целых полгода, после того как я «проявил к тебе влечение в ванной». Что ж, полагаю, теперь я могу сделать то же самое, — Гарри только протянул руку в сторону, мысленно скомандовав метле «Вверх», как метловище уже толкнулось ему в ладонь. Перехватив его крепче, он в каком-то жалком защитном жесте выставил «Гарпию» перед собой. — Тебе так противно? — Седрик опустил взгляд. Вся его горячность, стремление исчезли, а в образе появилось что-то жалостливое. Гарри, который уже собирался сказать что-нибудь резкое, что, непременно, обидело бы юношу и заставило отступиться, замер, не зная, как себя вести. Седрик был его другом. Надо же было ему все испортить. — Я ничего не имею против подобного, но... Я не хочу, Седрик. Ты мой друг. Оставайся им. — Я бы оставался, если бы ты не начал говорить о Драко Малфое. Ты же спросил меня, чего я добиваюсь? Я объяснил честно и, кажется, вполне понятно. — Это был не лучший способ. — А какой лучший? — всплеснул руками Седрик. — Я же вижу, как ты смотришь на меня. Как отворачиваешься и сбегаешь. Я бы ничего тебе не сказал, потому что до этого... Как иначе я должен был поступить? — Я не знаю. Не так. — Лучшего способа признаваться в любви нет, Гарри. Каждый делает это, как может, — Седрик подобрал собственную метлу. Он больше не смотрел гриффиндорцу в глаза и был поглощен рассматриванием снега под ногами. Нахмуренные брови, закушенная губа, взгляд, полный мрачных сомнений, — смятение исказило черты его красивого лица. Какое-то время юноши молчали, а потом Диггори, встряхнув голову, закинул метлу на плечо и смело поднял подбородок. Все-таки с Малфоем у них было общее: способность контролировать свое лицо и быстро приходить в себя. Седрик чуть приподнял уголок губ, странно глядя на замершего Гарри. — Не отказывай мне, ладно? Не сейчас. Подумай. — Мой ответ не изменится. — Посмотрим. Просто подумай. А сейчас... — Седрик выдохнул, — ...пойдем в замок. Я не хочу оставлять тебя одного. — Нет, — Гарри отошел от него на пару шагов. Их разговор был не закончен, но продолжить его не было возможности. Он знал, что не ответит Диггори согласием, потому что это... это какое-то безумие. Гриффиндорец с тоской ощущал, что его жизнь, его последний год, наполняются сумасшествием все больше и больше. Гриндевальд, Дамблдор, Снейп, а теперь еще Диггори — все хотят от него чего-то, и с каждым разом их просьбы все ужасней и ужасней. Гарри мечтал, чтобы этот день закончился. — Нет. Иди один. — Гарри... — Уходи. Седрик поджал губы. — Подумай, — тихо попросил он, а потом добавил: — Не доверяй Малфою. Чего бы он там тебе ни наплел, всегда помни, кто он такой. Гарри ничего не ответил. Седрик побрел прочь, сжимая метловище «Чистомета» и даже не пытаясь взлететь. Его высокая фигура все удалялась и удалялась, пока не исчезла из виду за массивной аркой, служащей входом на поле, а Гарри все стоял на месте, глядя ему вслед. Когда Диггори исчез из поля его зрения, мальчик судорожно вздохнул и подошел к трибунам, присаживаясь на скамейку, стоящую под ними. Он взял немного снега, медленно таявшего на его замерзших пальцах, а потом вытер им лицо, прогоняя жар. Гарри тяжело дышал, глядя на невероятную белизну поля, и собирался с мыслями. Снег, не тронутый ни грязью, ни следами ног, покрывал центр поля — он казался таким невинным, чистым, непорочным. Гарри долго смотрел на него, мечтая, чтобы солнце все-таки выглянуло из-за серых туч. Ему хотелось увидеть что-нибудь, отражающее истинный свет, но дневное светило оставалось невидимым. Гриффиндорец искусал себе губы, ободрав нежную кожу, но, в конце концов, поднялся на ноги и направился в замок. Он тоже не мог заставить себя взлететь: там, где-то в груди, словно возвысилась хрупкая хрустальная конструкция, которая могла разрушиться от любого резкого движения. Но он смог уговорить себя спрятать эмоции подальше, игнорировать их, не думать о произошедшем какое-то время. Хотя бы до вечера. На обед Гарри пришел в самом что ни на есть скверном расположении духа. Его настроение, с утра мрачно-равнодушное, сменилось горячим, живым раздражением. Он, сутулясь и ни на кого не глядя, добрел до своего места и плюхнулся на скамью, кладя голову на скрещенные руки. Рона и Гермионы еще не было, хотя золотые тарелки уже наполнились едой. — Гарри, ты в порядке? — раздался обеспокоенный голос Невилла. Мальчик придвинулся ближе, похлопав гриффиндорца по плечу. — Ты что-то совсем расклеился. — Да, я в норме, — Гарри поднял голову, потер лицо руками. Краем глаза он увидел знакомый силуэт за чужим столом, но тут же отвернулся. Хватит. Это конец. — Все хорошо. — Поешь хоть, — Невилл указал на тарелку с куриными ножками. Гарри кивнул и потянулся к мясу. Неожиданно он почувствовал голод, который за несколько дней почти покинул его: стоило еде коснуться языка, как желудок скрутило мучительной болью. Он набросился на еду, с таким остервением, заедая эту боль, что не заметил, как к нему подошли Рон с Гермионой. За ними шли близнецы, которые сели напротив. Только когда Уизли коснулся его спины, Гарри поднял на них глаза. — Что, нагулял аппетит? — добродушно и чересчур довольно поинтересовался Рон. Он положил себе в тарелку щедрую порцию пюре и с наслаждением принялся его уплетать. Гермиона с неким осуждением покосилась на него, а потом улыбнулась Гарри. — Ну, как все прошло? — Что все? — с подозрением переспросил тот. Легкий холодок прошелся по его спине. Нет, никто их не видел, иначе об этом знала бы вся школа. — Твоя прогулка, — Гермиона осторожно подцепила вилкой ломтик бекона. — Мы видели тебя в окно. Ты летал. — О, — Гарри чуть приподнял уголки губ. — Ну... Всё прошло хорошо. Я нашёл, с кем пойти на Бал. — Что?! — Рон закашлял, и капельки пюре попали на стол. — Ты кого-то пригласил? Уже? Невилл, Дин, Симус и близнецы с не меньшим изумлением уставились на Гарри. — Серьезно? Кого? Юноша скромно пожал плечами. Он тягуче медленно потянулся за кубком, отпил и также лениво поставил его на место. Всё это время за ним следили несколько пар горящих любопытством глаз, — лица парней были такими уморительными, что Гарри просто не сдержался. — Ну, в общем, — он тихо рассмеялся, чувствуя, как напряжение сменяется каким-то острым, почти истеричным весельем, — сначала я пригласил Амели... — Это кто? — тут же влез Невилл. Симус вскинул указательный палец. — Я помню! Это та, с которой ты, ловелас, был в Хогсмиде, — воскликнул он. Гарри кивнул. — Да, с ней. Но ее уже пригласил Виктор Крам. — Крам? — не удержался изумленный Рон. — Да. Потом я пошел в Лес и случайно встретил Полумну Лавгуд. В общем, я пойду с ней, — закончил Гарри. Друзья отшатнулись от него, глядя круглыми глазами. На лице Гермионы появилось странное выражение абсолютного непонимания, впрочем, точно такое же было и на лицах остальных ребят. — Подожди... — Дин поднял руку. — Полумна Лавгуд — это кто? Это не та случайно, которая лунатичка из Когтеврана? — Хм, — Гарри не знал, что сказать. — Она. Но она нормальная. И очень хорошая. — Что значит «лунатичка»? — немного испуганно спросил Невилл. Ему ответили близнецы, которые единственные смотрели на Гарри со снисходительной насмешкой. — Лунатики ходят во сне, Невилл, — пояснил Джордж. Он подмигнул Гарри, широко улыбнувшись. — Даже не знаю, что сказать о твоем выборе. Но зато он есть. А вот мы с Фредди еще не решили, с кем пойдем. — Это должны быть сногсшибательные красотки, — ухмыльнулся Фред. — Какие тебе нравятся, Джорджи? — Ну, не знаю... — Джордж нахально ухмылялся, с наигранной задумчивостью почесывая подбородок. — Гарри вот нравятся блондинки, а мне, пожалуй, брюнетки. Горячие такие... — А ну хватит, — Гермиона недовольно взглянула на мальчишек, покраснев от возмущения. — Прекратите похабные разговорчики. Гарри, — она уже мягче обратилась к нему, — ты молодец, что пригласил Полумну. Джинни рассказывала мне, что ее дразнят и у нее совсем нет друзей. Думаю, ей очень приятно. — Но Гарри мог пригласить любую! — не сдержался Рон. Девушки, сидевшие от них неподалеку, с интересом обернулись. На лицах Парвати и Лаванды, которые, кажется, не слышали всего разговора, появилось странное, любопытно-жадное выражение. — Любую! Самую красивую девчонку! — Да? — тихим, опасным голосом произнесла Гермиона. — Это какую же? Рон тут же стушевался, опустив взгляд, но братья пришли ему на помощь. — Конечно же, он о тебе, Гермиона, — хихикнул Фред, шутливо приобнимая ее за плечи. Девочка скептически поджала губы, но в ее взгляде появилось что-то теплое, а пальцы уже не так угрожающе-судорожно сжимались на вилке. — Рон просто джентльмен и ни за что не уведет даму сердца у друга. — Вообще-то я уже пригласил Гермиону, — буркнул Рон себе под нос, и мальчишки тут же хором потянули одобрительное «О-о-о». — Рон, — Гермиона устало покачала головой и сосредоточено принялась есть, игнорируя веселье. Гарри радостно поздравил друга с храбростью. Он и не думал, что Уизли созреет до подобного так скоро: на его критический взгляд, мальчику понадобилось бы минимум несколько недель. Он не знал, что подтолкнуло друга к подобному решительному шагу, но собирался непременно узнать. Судя по заинтересованным лицам, Симус, Дин и Невилл так же были готовы к расспросам. Позже, уходя из Зала, Гарри заметил, что Полумна, которую до этого предпочитали игнорировать, внезапно оказалась в центре внимания: девчонки с разных факультетов подходили к ней и о чем-то спрашивали. Он поинтересовался у Гермионы, что им нужно от Лавгуд, на что та ответила: — Они просто удивляются, как ей это удалось. Знаешь, — она хитро улыбнулась, — твоя слава Мальчика-который-выжил весьма эффектно сочетается со слухами о том, что ты очень и очень скромный. Гарри усмехнулся, про себя думая, что его скромность порой удачно исчезает, позволяя чему-то более сильному выйти вперед.

***

Шумиха по поводу объявленного Бала загорелась еще утром, а к вечеру приобрела немыслимые масштабы. Она гудела под сводами замка, словно рой обезумевших пчел. В гостиной Гриффиндора было настоящее столпотворение. Гарри впервые был доволен тем, что от него не отходили ни на шаг: постоянный смех, болтовня не давали ему задуматься, погрузиться в свои мысли. Он раз десять сыграл с Роном в шахматы (с неким опасением касаясь фигурок), сделал всю домашнюю работу, помог Невиллу придумать предсказания для Трелони, протестировал несколько «вопящих пастилок» близнецов Уизли, даже послушал, как Гермиона объясняет кому-то основы Арифмантики... Он почти не вспоминал о Седрике, однако все время ощущал рядом с собой что-то... неуютное. Как будто некто вечно маячил за его спиной, терпеливо дожидаясь своего часа. Единственным недостатком было то, что от него все-таки требовали объяснений. Гарри не стал выдумывать неземную любовь и просто сказал, что Полумна всегда казалась ему милой девочкой и, пообщавшись с ней, он в этом убедился. Парвати и Лаванда выглядели немного огорченными, но Гарри не слишком переживал из-за них. Единственной девочкой, чья печаль его волновала, была Джинни. Она сидела рядом с Колином Криви, смотрящим на Гарри со слепым обожанием, и с кривой улыбкой слушала, как ребята обсуждают Бал. Но в ее глазах то и дело появлялось странное, мученическое выражение, и в итоге, когда до ужина оставалось совсем немного, она покинула гостиную. Братья Уизли, которые сидели все вместе и смеялись над очередным изобретением, не следили за ней. Казалось, только Гарри, чувствующий себя распоследней скотиной из-за этого, и Гермиона, чутко следившая за своими друзьями, заметили ее уход. — Иди, — Гермиона толкнула его в бок. — Поговори с ней. — Что мне сказать? — шепотом спросил Гарри. Лаванда и Парвати как раз рассказывали, что профессора хотели устроить уроки танцев для тех, кто никогда не бывал на Балах. Они вслух рассуждали о том, кто с кем будет танцевать и кто с кем в итоге придет на торжество. Все слушали их внимательно: мальчики, скверно изображающие равнодушие ко всем этим «танцулькам», и сами были не против порассуждать. К тому же, Парвати и Лаванда были одними из самых симпатичных девочек курса, и Дин и Симус, видимо, всерьез настроились пригласить их. — Придумай что-нибудь, — шепнула Гермиона. — Она очень расстроена. — Я сделаю только хуже, — Гарри хоть и переживал за Джинни, но он ужасно не хотел вступать в любовные разборки с ней. Видит Мерлин, ему хватало своих проблем с Седриком. — Сделаешь, — согласилась Гермиона. — Но это хотя бы покажет ей, что тебе не все равно. Порой лучше закончить все сразу, чем тянуть. Гарри взглянул на нее, внимательно рассматривая. Подруга смотрела на него честными глазами, в которых отражалось исключительно беспокойство. Вот только за Джинни ли? Не знала ли она чего-то, что для нее не предназначалось? Гермиона всегда была умной и наблюдательной, порой даже слишком. — Ладно, — Гарри поднялся. Его дружная компания тут же замолкла, и он вынужден был объяснить: — Я сейчас вернусь. — А ты куда? — спросил Рон. Гарри лишь махнул рукой и поспешил к выходу. Выйдя из-за портрета Полной Дамы, он оглядел пустой коридор, не зная, куда направиться. Глупая была идея, ведь Джинни могла пойти куда угодно, а бегать по всему замку, чтобы утешить ее, было просто... просто бессмысленно. Однако стоило Гарри пройти пару коридоров, прикидывая, как скоро он может вернуться к Гермионе, чтобы та не назвала его «бесчувственным чурбаном», как он услышал тихий всхлип. Гарри поспешил на звук и за поворотом увидел Джинни. Она сидела на подоконнике и вертела в руках волшебную палочку. Ее глаза были покрасневшими, но слезы не блестели на щеках: она лишь изредка хлюпала носом, печально глядя перед собой. — Эй, — Гарри неслышно появился из тени. Джинни вздрогнула и подняла на него глаза. На мгновение на ее лице появилось что-то, похожее на радость, но это чувство тут же затмила печаль. Тонкая морщинка меж ее бровей стала чуть глубже, а уголки губ опустились. — Привет еще раз, — тихо поздоровалась Джинни. — Я вот погулять решила. — Вот как, — Гарри неуверенно приблизился. Он не знал, что говорить. Он хотел ее успокоить, сделать счастливой, но не мог. Это тяготило. — А я пришел вернуть тебя обратно. — Я не хочу там сидеть, — неожиданно горячо воскликнула Джинни. — Мне надоела эта болтовня о Бале. — Почему? — Просто надоело и все. Гарри посмотрел в сторону, собираясь с мыслями. Ему уже приходилось утешать ее. Однажды он даже бросил ее — такую веселую, ласковую, самую лучшую... Но сейчас все было иначе. Он мог пригласить на Бал Джинни — видит Мерлин, она была бы счастлива. А потом? Гарри не желал вновь оставлять ее. Лучше если она разочаруется в нем сейчас, сразу же, чем будет страдать потом. — Я мог пригласить тебя, Джинни, — он коснулся рукой ее плеча. Девочка вскинула покрасневшее лицо, усыпанное веснушками, и пронзительно посмотрела на него. — Но я не хочу обижать тебя, когда ничего не выйдет. — Не выйдет? Это потому что тебе нравится кто-то, да? — шепотом спросила Джинни. Ее губы приоткрылись и задрожали. Гарри кивнул. — Да. Есть кое-кто. — Это Полумна Лавгуд? — Нет, не она. Полумна просто мой друг, — Гарри мягко улыбнулся. Он взял Джинни за руку и потянул ее за собой, заставляя сползти с подоконника. — Пойдем обратно. Я не могу заставить их прекратить болтать о Бале, но будет совсем не дело, если ты проведешь субботний вечер в холодном коридоре. Лучше давай поможем Фреду и Джорджу разгрести их изобретения? Я однажды видел — там огромные кучи хлама! Джинни посмотрела на него, как на дурачка, но все-таки невольно улыбнулась. Гарри тянул ее за собой, продолжая болтать о чепухе и надеясь, что он хоть что-то сделал верно. Девушки! Разобраться в том, что для них является правильным шагом, невероятно трудно. Кажется, ему еще ни разу это не удалось. Около самого портрета Джинни вдруг замерла. Она крепко стиснула ладонь Гарри в своих пальчиках и заглянула ему в глаза. Ее волосы казались темными из-за скудного освещения, но в них виделся скрытый огонь. — Какая она? Та, кто тебе нравится. Ты ведь не скажешь мне имени? — Не скажу, — Гарри хотел было выдумать абстрактный образ и начать его описывать, как с его губ вдруг слетело: — Но она потрясающая. Роковая. — Роковая, — повторила Джинни. Ее глаза недобро сузились, но девочка больше ничего не сказала. В гостиной она улыбнулась почти искренне, и они с Гарри направились к близнецам в надежде, что у тех найдется какая-нибудь веселая, отвлекающая работа. Гарри позволил рутинным тревогам захватить себя. Близнецы с радостью приняли их помощь, и остаток вечера, а потом и время до отбоя, Гарри сидел в их спальне вместе с Джинни, Роном, Гермионой и Ли Джорданом и разбирал бесконечные поделки. Столы, которые Фред и Джордж задействовали под свои вещи, едва стояли под весом сложенного на них. Чего стоил один котел, в котором близнецы варили свои зелья. Гарри даже не смог его сдвинуть. Однако рано или поздно все заканчивается. Ужин, шумиха в гостиной — все осталось позади. Гарри с некоторым страхом посмотрел на свою постель, когда вместе с остальными мальчиками отправился спать. Красное покрывало с золотой вышивкой, белоснежные простыни — почему-то он видел что-то ехидное во всем этом. — Я никогда раньше не замечал, как много в Хогвартсе девчонок, — вдруг произнес Симус, когда все уже забрались в свои постели. — Они просто везде и всегда ходят толпами. Вот так подойдешь к Парвати — а рядом Лаванда, и они обе смотрят на тебя. Даже неудобно как-то. — Можем попробовать подойти вдвоем, — предложил Дин. — Рон с Гарри хорошо устроились, по-тихому где-то... Я со стыда сгорю, если откажут. А ты, Невилл, кого хочешь пригласить? — А.. ну, — неуверенно замычал Долгопупс. — Не знаю. Может, Ханну Аббот? Мы с ней сегодня ходили в теплицы... Кстати, Гарри, цветок хорошо растет. Профессор Стебль говорит... — О нет, Невилл, — оборвал его Рон. — Только не об уроках, ладно? — Вот-вот, — подхватил Симус. — Такое творится, а тут ты со своими цветами. Я вот думаю... — он захихикал, и Гарри, который лежал на своей постели и смотрел в потолок, не подключаясь к диалогу, живо представил его лицо в этот момент, — ...а кто-нибудь из вас уже... ну, целовался? Гарри поморщился. Парни принялись обсуждать животрепещущую тему, и ему пришлось притвориться очень усталым, чтобы задернуть полог и наложить на него заглушающие чары. Тишина, от которой он бежал целый день, наконец нагнала его: Гарри показалось, что стук собственного сердца вдруг стал нестерпимо громким. Мальчик упал на спину и уставился в полог, наконец позволяя себе задуматься о самой странной проблеме, которая когда-либо сваливалась ему на голову. Пока его соседи обсуждали свои победы, он думал о своем поражении. Он помнил, как смятение, смущение и неприятие, подобно лавине, нахлынули на него на поле, и ожидал чего-то столь же мучительного сейчас. Но эти бушующие чувства словно утихомирились, дав дорогу рациональному мышлению: в конце концов, Гарри ничего не мог поделать. Чего бы там ни хотел Седрик — один отказ его не остановил, а у Гарри в запасе было лишь отрицание. Но если предположить... На какое-то мгновение гриффиндорец представил, что случилось бы, согласись он. Что если бы тот... тот поцелуй получил бы ответ. Картина, возникшая перед его глазами, не была отвратительной или шибко неправильной: она просто не влекла и казалась нереальной. Гарри почувствовал бы то же самое, если бы на него внезапно начал вешаться Рон. И почти то же самое, если бы Гермиона. Через полгода его попросят пройти на кладбище. Гарри вздрогнул и поднялся, садясь на постели. Покрывало комом лежало рядом — без него все равно было жарко. Все это время Гарри думал лишь о Седрике, о неправильности его порыва, а вовсе не о себе. Не о том, что он собирался попробовать пожить, но все время боялся шагнуть вперед, во что-то неизведанное и в то же время желанное. Сегодня его впервые поцеловали — сколько всего еще могло быть впервые. Сколько хорошего, приятного он просто пропустил сквозь себя, словно по совету профессора Голдмана? Гарри поежился. Ему казалось, он... уговаривает себя. Не то чтобы его отвращало подобное: он прекрасно знал, что есть такие парни и что они могут встречаться друг с другом. Да что говорить, профессор Дамблдор и Геллерт Гриндевальд служили тому доказательством, хотя Гарри не мог без омерзения представить сухие сморщенные ладони на гибком стройном стане. Он допускал, что к нему мог прикоснуться другой парень, и это не было бы чем-то сверхъестественным, но... Гарри хотел, чтоб это был хотя бы тот, кто ему нравится. Пусть без любви, но хоть с симпатией, к которой не примешивается братская робость. Гарри усмехнулся своим мыслям. Он прикусил губу и начал раскачиваться туда-сюда. А если согласиться? Просто попробовать, испытать новое, забыв о собственных устоях. Ввязаться в очередной скандал, зато позволить Диггори добиться своего, а самому оказаться в чужих руках. Может, тогда будет легче? И тут, почти ухнув в мучительно-черные, какие-то порочные думы о том «Что, если...», Гарри вдруг ясно увидел перед собой лицо. И услышал голос. «Ты с Диггори? — спросил голос, плохо скрывая изумленные нотки. — Серьезно? Ты с ним... вы что, встречаетесь? О Мерлин, — искреннее отвращение исказило его лицо, — какая мерзость. Изврат, грязь. Меня сейчас стошнит. Я тебе верил, Поттер, а ты меня снова предал. Не подходи ко мне. Не прикасайся. Даже не смотри». «Я ни в чем не виноват», — подумал Гарри, выслушав им же выдуманную речь. Воображаемый Малфой смотрел на него так дико, так неверяще, что медленное появление привычных презрительных гримас на его невероятно реалистичном лице казалось ужасающим. Если бы подобное случилось (а это случится, если путь будет выбран неверно), Гарри невероятно расстроится. Даже больше — это... разобьет ему сердце. Заставит испытать боль гораздо большую, чем та, что обрушилась на него тогда в коридоре. Почему? Что ты наделал, Седрик? Юноша желал задать этот вопрос. Тот поцелуй сегодня днем что-то в нем изменил, сбил. Потому что сейчас, как бы Гарри ни старался, каких бы откровенных сцен ни представлял, он всегда видел осуждающий взгляд своего тайного друга. И его искривленные в насмешке губы. За эту ночь твердое убеждение сложилось в голове гриффиндорца. Это невозможно, и нечего взывать к жалости. Он позволил себе чуть пофантазировать, насмехаясь над собственной легковозбудимостью и невольной жаждой ощущений, а потом заснул. И это была лучшая ночь за долгое время, а наутро Гарри прекрасно помнил, кто ему снился. Через несколько дней, после уроков, ученики были приглашены в Большой Зал. Явка была по желанию. Чтобы не ударить в грязь лицом перед иностранными студентами, некоторые профессора решили дать уроки танцев. Гарри, который собирался забиться в уголок в библиотеке, был пойман профессором МакГонагалл и насильно приведен на занятие. Ему, как чемпиону, полагалось выглядеть достойно, и декан Гриффиндора сильно сомневалась в его хореографических способностях. — Это просто танец, мистер Поттер. Когда-то давно такие Балы давались регулярно, и никто не избегал их, — строго выговаривала она. Гарри был категорически с ней не согласен, но вынужден был подчиниться. Чтобы профессору Вектор, профессору Голдману и профессору Флитвику было удобней заниматься с учениками, всех хогварцев разделили на группы по курсам. В Зале собрались все третьекурсники — многие с любопытством переминались с ноги на ногу в ожидании. Самый большой энтузиазм проявляли девушки: их должен был учить танцевать прекрасный профессор, посылающий обворожительные улыбки направо и налево. Профессор Вектор должна была танцевать с юношами. Флитвик же заведовал музыкой. Однако не все, кто пришел на занятие, собирались танцевать: слизеринцы просто расселись по скамьям, с наглым видом оглядывая однокурсников. Малфой был среди них. Заметив, что Гарри на него смотрит, он игриво вскинул брови и злобно ухмыльнулся. Гриффиндорец с облегчением подумал, что, если бы Драко знал что-нибудь, он бы не выглядел таким довольным. А раз выглядит, значит, все у них хорошо. — Привет, — рядом с мальчиками вдруг появилась крошечная фигурка. Гарри все еще украдкой поглядывал на слизеринцев, поэтому едва не подпрыгнул, услышав голос. Полумна смотрела на него, скромно улыбаясь. Сегодня она нарядилась, повесив на шею свое любимое ожерелье из пробок и подвязав волосы голубой лентой, к которой был приделан пучок какой-то травы. Откуда-то издалека раздавались смешки. — Мне сказали тоже прийти. — Да-да, — Гермиона тут же заулыбалась ей, всем своим видом выражая дружелюбие. — Вторые курсы ведь не участвуют? — Нет, — произнесла Полумна, удивленно поглядывая на девушку. Ее голос звучал все так же отстраненно, как и всегда, и это почему-то показалось Гарри очень милым фактом. — Ничего, для них еще будет Бал, — Гермиона чуть поумерила свой энтузиазм, видя, что скорее пугает девочку, чем воодушевляет. — Побыстрей бы занятие началось. — Да ну, — буркнул Рон. — Лучше бы мы сходили к Хагриду. Гарри был полностью с ним согласен. Он чувствовал себя очень неуютно под десятками взглядов, но вынужден был терпеть. Профессора обходили один круг с теми, кто вообще никогда не танцевал, а потом распределяли их в пары. Юноша мало того, что отдавил ноги несчастной профессор Вектор, то и дело восклицающей «Внимательней, Поттер, не топчемся, а танцуем», но и едва не упал, когда возвращался на свое место. Там его ждала Полумна, перебирающая в пальцах свое ожерелье. Она вовсе не выглядела счастливой: профессор Голдман провальсировал с ней целых три раза, и это вызвало новую вспышку зависти у девушек. Гарри прекрасно слышал, как стоящие неподалеку слизеринки, даже не участвующие в подготовке, громко обсуждали украшения «лунатички Лавгуд». — Ты меня прости, — шепнул Гарри, садясь рядом с ней. Мантию он давно уже снял и оставил лежать на скамье. Он лишь надеялся, что этот откровенно глупый жест будет расценен правильно. — Я не подумал, что это так... — Да ничего, — Полумна снова улыбнулась. — Мне все равно, что они говорят. Все люди разные. — Я вот никудышный танцор, — признался юноша. Он окинул зал взглядом. Рон и Гермиона пытались танцевать в стороне, и девочка то и дело морщилась от боли в отдавленных ногах. Дин и Симус всё-таки завоевали внимание своих дам, и теперь с усердием изображали полное непонимание того, как нужно танцевать, чтобы Лаванда и Парвати в сотый раз объясняли им все на примерах. Неподалеку профессор Голдман, видимо, уставший от девушек, переговаривался о чем-то с Флитвиком, делая вид, что наблюдает за парами. Профессор Вектор отчитывала Невилла, который все никак не мог взять в толк, что значит вести. А потом Гарри заметил одну странную, подозрительную вещь: Блейз Забини, с которым он вообще редко где пересекался, прожигал его взглядом, полным ненависти, и упрямо качал головой на все, что Малфой нашептывал ему на ухо. Это было беспокойным фактом: гриффиндорец не помнил за собой ничего, что хоть как-то было связано с Забини. Разве что Малфой неким образом соединял их, но ведь не из-за него же парень выглядел так, будто готов был подойти к Гарри и отправить его в нокаут. Правда, об этом можно было подумать потом. Забини, увы, не входил в список приоритетов. Когда урок закончился и ученики смогли наконец отправиться по своим делам, гриффиндорец с чистой совестью принялся выгребать из карманов разный мусор. Ни Рон с Гермионой, ни Полумна, ни Невилл, который шел с ними, ничего не заподозрили: все видели, как Малфой, поигрывая волшебной палочкой, что-то увлеченно рассказывал своим друзьям. Драко обожал унижать других подобными розыгрышами, поэтому находки никого не удивили. Но им было невдомек, что так и задумывалось: среди мусора и рисунков, на которых голову Гарри откусывает дракон, обнаружился заветный журавлик. Позже, оставшись в одиночестве, юноша смог открыть его и прочитать: После ужина. Башня Астрономии. Патронус.