ПОЛУМРАК

Конечно же, назавтра мы трое были у консульства без четверти девять: я, Спиртос и Драпаньян. Дос пришел в половине девятого. Пока решался вопрос с нашими визами, мы посовещались и решили, что Полумрак использовать будем лишь в случае крайней необходимости, чтобы сохранить экспедицию в секрете. Поэтому передвигаться решили на поезде (до Порта), а дальше на пароходе. Вечером мы, взяв с собой минимум вещей, стояли на перроне. У Спиртоса минимум выражался в двух набитых саквояжах, которые, кроме него, никто не мог поднять. Я подозреваю, что в основном там были теплые вещи для Драпаньяна (Спиртос был уверен, что Беломорье встретит нас непогодой) и множество запасов «на всякий случай» – типа орешков на случай голода, йода на случай ранений и нафталина на случай появления моли. Дос держал тремя пальцами потёртый дипломат, а я ограничился рюкзаком, самым весомым предметом в котором был сборник рассказов Сетон-Томпсона (чтобы перечитывать в пути). Драпаньян вообще пришел с одним целлофановым пакетом, источавшим умопомрачительные запахи – это постаралась Эка, снабдив шевалье дорожным набором из сваренных вкрутую яиц, пирожков, жареной курицы, яблок и копченого сыра. Из кармана куртки у Драпаньяна торчала пара только что купленных носков (они были скреплены друг с другом ниткой, на которой болтался ярлык), из другого кармана высовывался краешек ещё одного недавнего приобретения – вероятно, трусы – в прозрачном пакетике. Эка была права насчет неумения Драпаньяна собираться в дорогу, однако она недооценивала предусмотрительность Спиртоса. В купе мы разместились следующим образом: Дос сразу разулся и влез на верхнюю полку и сделал вид, что заснул, обнявшись со своим дипломатом. Спиртос, после трех неудачных попыток хоть чем-нибудь накормить Драпаньяна, улегся на нижнюю полку и стал смотреть наверх, на торчащую с верхней полки пятку Доса в белом носке. Это его вскорости усыпило. Я помог Драпаньяну пристроить в багажной сетке пакет с едой, потом закинул наверх мой рюкзак. Драпаньян проводил его тоскливым взглядом, из которого я понял, что он рассчитывал лечь на верхней полке, но не решается меня попросить. Не в моих привычках обижать младших – тем более настолько воспитанных. Я молча стащил рюкзак обратно и устроился внизу. Драпаньян, сияя от счастья (как мало ему надо, мальчишке!), скинул ботасы и полез наверх. Заснуть мне долго не удавалось, поэтому я включил лампочку над изголовьем и вытащил книгу из рюкзака. Драпаньян тоже включил свет и стал чем-то шуршать. Мои подозрения насчет тайно поглощаемого шоколада не оправдались: минуты через две Драпаньян, свесившись, спросил меня, что я читаю. Я показал ему обложку. Он довольно кивнул и снова стал шуршать. –Ну ты, любитель жизненной правды! – я отложил «Рассказы о животных» и поднялся, заглядывая на территорию «второго этажа». – Дневник ведешь? Драпаньян действительно держал в руках ту самую тетрадку, которую я нашел тогда у него под подушкой. Прислонив ее к колену, он строчил с самым сосредоточенным видом. Когда появилась моя голова, он дернулся, пытаясь закрыть написанное, и выронил ручку. – А как же наша секретность? – шепотом спросил я. – При чем это? – спросил в ответ Драпаньян, тоже шепотом. – Я просто описываю сегодняшний день. – Ага! «Сегодня мы с тремя друзьями-дозорными, имен которых я не называю, бросив посты, отправились на курорт в соседнюю, почти враждебную страну, чтобы помочь одной коронованной особе, оказавшейся в щекотливой ситуации...» – проговорил я тоном телеведущего и поинтересовался. – Ты в своем уме? Немедленно всё уничтожь! – Всё?– оробел Драпаньян. – Весь дневник? – Да нет, только последние два дня... Драпаньян перелистнул назад, посмотрел. – Тут на обороте совсем другое... – Рви!– приказал я. Шевалье нехотя подчинился и, к моему ужасу, сунул вырванную страницу в рот. – Стой!– почти крикнул я. – Ты что? Драпаньян, глядя на меня круглыми глазами, старательно жевал. Я согнулся, упал на свою койку и уткнулся лицом в рюкзак, чтобы не разбудить своим смехом Доса со Спиртосом, да и весь вагон. Когда я успокоился и полез проверять, как там Драпаньян, он уже лежал, глядя в окно на проплывающие в темноте огоньки. Дневника нигде не было видно. – Съел?– спросил я. – Съел, – буркнул Драпаньян. – Что, всю тетрадку? – Не всю. Остальное завтра доем. – У тебя же несварение будет... Разве я тебя бумагу глотать просил? Ты бы просто порвал на кусочки... – А я и не глотал,– сказал Драпаньян. Разжав ладонь, он показал влажный шарик, белый с фиолетовыми разводами. – А, – протянул я. – Ну тогда спи... А я почитаю. Тебе свет не мешает? Нет? Ну спокойной ночи... – Арарат, – услышал я его голос где-то через четверть часа. – Что?– спросил я, не переставая читать. – А как вы поняли, что я пишу дневник? – Ну, ты же меня спросил, что я читаю. – Ага... А мало ли для чего спросил... – Так я сразу сообразил, что ты это тоже в дневник запиш... Я осекся и захлопнул книгу, мысленно обзывая себя ослом. Драпаньян тоже понял – он замолчал, и мы долго лежали, не разговаривая. Потом Драпаньян спросил: – Когда это вы успели? Я снова поднялся и сказал, опираясь на край его полки: – Прости. Это не в моих правилах. И… и произошло всё абсолютно случайно. – Ага... – Драпаньян стеснялся и злился, поэтому не смотрел на меня. - А вы много прочитали? – Нет. Так, пару мест, которые на глаза попались. Когда понял, что это – тут же закрыл. – Про Драконов – читали? – Нет. Только про оргазм. – Про... что?! – Про оргазм. Может ли женщина его имитировать. – И всё? – Всё. – Ну и... как? Может? – Не понял... – Ну... может она... его... имитировать? Я вспомнил мою Ассоль, мысленно извинился перед ней и признался любознательному Драпаньяну. – Ещё как! Не отличишь. – Проклятье! – с досадой воскликнул Драпаньян. Я усмехнулся и лег обратно. * * * В семь часов вечера следующего дня мы уже были в Порту, успев ополовинить наши припасы – в дороге у всех разыгрался аппетит, даже у Доса. Погода была не очень, ноябрь как-никак. И Порт был тоже не очень. Драпаньян не скрывал своего разочарования – он-то ожидал увидеть море, побродить по пляжу, пособирать ракушки. Порт был похож на наш теплисский Тридцать первый завод – множество то ли недостроенных, то ли недоломанных бетонных ангаров, груды ящиков – выше самих ангаров, там и сям ржавеющие шестеренки, болты, гвозди, металлические огрызки и дырявые бочки. До пляжа надо было добираться на автобусе, а времени у нас было в обрез. Оставив вещи в камере хранения, мы зашли в какую-то гнусненькую столовую, чтобы согреться. Дос проглотил кофе и отправился за разрешением к коменданту Порта, а мы остались его ждать. Рядом с кафе росло древнее дерево, почти до половины ствола скрытое холмом из опилок. На склоне этого опилочного холма валялся грузчик в живописной позе, ел пирожок и смотрел в пасмурное небо. Как только Дос ушел, грузчик встал и поплелся за ним с пирожком в руке. Мне это не понравилось. Спиртос тоже заметил. – Пойду проверю, чего это он, – сказал он, отставляя чашку. – И я!– подскочил Драпаньян, чуть не опрокинув свой стул. – Сиди, – остановил я его. – Спиртос без тебя разберется. Драпаньян мгновение колебался, потом сел. Минут через пять в кафе вошли трое полицейских. Я почувствовал опасность и шепнул Драпаньяну: – Быстро! Иди в уборную, там есть окно – лезь и беги в гостиницу! Если Доса там не будет, найди его у коменданта. И так как шевалье еле заметно покачал головой, я произнес ещё тише: – Не забывай, чья судьба в твоих руках. И вообще – это приказ! Полицейские проводили его нарочито равнодушными взглядами, и на душе у меня стало ещё тревожнее. Я подозвал официантку и неприятным тоном сделал ей выговор за муху, которую якобы нашел в кофе. – Вы что, платить не хотите? – прямо спросила меня пухленькая официантка, прекрасно осведомленная о наличии (и отсутствии) мух в каждой поданной ею чашке. – А что, за муху надо доплачивать? – сказал я в тон ей и попытался ущипнуть её за коленку. – Руки не распускай! Придурок! – взвизгнула она, отскакивая по меньшей мере на полтора метра. – Я полицию позову! Полицейские за столом встрепенулись. Я мысленно подбодрил их – ну же, ну, вот я, хулиганю, сам вам в руки отдаюсь... – Этих, что ли? – поинтересовался я, развалившись на стуле. – Ну, зови... – Нарываешься, сопляк, – с удовлетворением в голосе сообщил мне один из блюстителей. Выгляжу я действительно молодо. Стараюсь. – У них тут мухи в кофе плавают, – пожаловался я полицейскому. – Где, покажи, – он встал и подошел к моему столику. Его напарники тоже приблизились, заняв позицию за моей спиной. – Я её проглотил, – сказал я, внутренне напрягаясь. – Удивляюсь, как меня ещё не вырвало. – Сейчас тебя вырвет, – пообещал полицейский. – Документы! – В другой куртке оставил, – сказал я. – Имя! – Драпаньян! – А!– это полицейскому явно понравилось, он взглядом дал понять остальным, что я – именно тот, кто им нужен. – Где наше отделение, знаешь? Или тебя проводить? – На ужин хотите пригласить? Если бы со мной говорили так, как я говорил с ним, то говорящий бы уже хватался за все болящие места и жалел, что у него только две руки. Выдержка! Однако и терпению полицейских приходит конец. Они даже не схватили меня, а упали, придавив вместе со стулом к заплеванному полу. Я применил два-три движения, за которые борцов кинто-до дисквалифицируют пожизненно (поэтому не буду уточнять, какие), и вырвался из их дружных объятий. Однако полицейские, видимо, всё же не оставили своего намерения и действительно хотели отужинать со мной. Официантка запоздало завизжала и выскочила на улицу, а я сделал пьяную дугу и подсек ногой двоих. Они повалились, но тут на меня прыгнул третий. Дрались они хорошо, хотя и были маглами. Я выдернул из кармана платок и сделал им обманный винт, одновременно отбивая атаку сбоку – один из поваленных пришел в себя и полез в бой. За ним, мотая головой, поднялся третий. Я слегка запаниковал, поэтому слишком сильно отбил летящую мне в лицо подошву – кажется, у него в стопе что-то треснуло. Потом я присел в позицию «чаша с вином», держа платок наготове в правой руке и защищаясь левой, но в этот момент полицейские поняли, что меня надо арестовывать другим способом. Каковой способ и появился немедленно прямо перед моим носом. Будь я в иной ситуации, вывернул бы ему кисть с пистолетом и ушел в Полумрак – но светиться было нельзя. Нужно было тянуть время, отвлекать их на себя. Неизвестно ведь, удалось Драпаньяну вылезти в то окно или нет – вдруг оно было забито! Я вышел из стойки, бросил платок, поднял руки и сообщил, что сдаюсь. Полицейский, все ещё держа меня на прицеле, дал знак своим коллегам, и меня сковали наручниками. Побил я их здорово, один хромал, у другого не двигались два пальца на левой руке. В фургончике, с помощью которого мы добирались до участка, они отыгрались на мне. Я держал удары (это входит в основной курс кинто-до), но спасался таким образом только от внутренних кровоизлияний и переломов, принимая нагрузку на мышцы и размышляя на тему синяков, которые обязательно останутся. Синяки ведь женщинам не нравятся – им нравятся шрамы от боевых ран. След бандитской пули. След бандитской сабли. След бандитского когтя... А синяки – это смешно, неинтеллигентно, и, в конце концов, мешает обнимать любимого человека. Самое обидное, что досталось и моему лицу. В участке меня опять спросили имя, я чистосердечно признался, что являюсь Артуром Драпаньяном, студентом первого курса филологического факультета, и попросил отпустить меня сдавать экзамены. – Учишься в Теплиси?– усмехнулся дежурный. – А экзамены сдаешь в Порту? Заприте его в пятой. Пятая камера обманула мои ожидания настолько, что я буквально заставил себя успокоиться и не удирать в Полумрак. Я-то рассчитывал, что упорхну через зарешёченное окно! Как же я был наивен – в камере не было ни одного окна, не считая круглой дырки в двери, предназначенной для наблюдения за узником – да и та была прикрыта. – Уже скис? – поинтересовался полицейский, сопровождавший меня в камеру. – А я думал, ещё повеселимся. Он втолкнул меня и запер дверь. Я оказался в полной темноте. Мне стало страшно и тоскливо, но я стал думать о Драпаньяне – как он, сумел ли выбраться из той столовой, не поджидали ли его другие засады. И про Доса со Спиртосом тоже думал. Потом стал думать о том, как отсюда выбраться. Не придумал. Ни вентиляционного отверстия. Ни щелей... Не знаю, сколько времени прошло, когда вдруг в темноте передо мной возникли знакомые силуэты. Я увидел Доса и Драпаньяна, они стояли на палубе, опираясь о поручни, и о чем-то говорили. Я даже услышал, о чем: ДРАПАНЬЯН: Но вы хотя бы знаете, что с ним? ДОС: Это были действительно полицейские, значит, он в участке. Об остальном мы можем только догадываться. Если бы Спиртос не был в таком состоянии, я бы попросил его... «Что со Спиртосом? – подумалось мне. – В каком это он состоянии?»... Но они продолжали разговаривать. ДОС: Во всяком случае, я надеюсь, что Арарат сможет выбраться самостоятельно. Перекинется в птичку – и улетит. Для перекидывания ведь не надо вызывать Полумрак – если ты перекидываешься в существо, известное в реальности. ДРАПАНЬЯН: Значит, для того, чтобы перекинуться в голубя или, там, в журавля, Полумрак не нужен? А в Дракона - нужен? ДОС: Надеюсь, твой вопрос вызван чистым любопытством. Не советую тебе пробовать ещё раз. Помнишь, о чем мы говорили? ДРАПАНЬЯН: Помню. ДОС: Тебя больше не тошнит? Вернёшься в каюту? ДРАПАНЬЯН: Я ещё немного постою. Вдруг Арарат уже освободился, и вон та чайка – это он? ДОС: Не думаю, что Арарат, даже в обличье чайки, отвлекался бы на ловлю рыбы. ДРАПАНЬЯН: Как бы я хотел знать, что с ним сейчас! Я бы помог ему... Я так хочу чем-нибудь ему помочь! Неужели нельзя хотя бы связаться с ним через Полумрак? ДОС: Иди в каюту, ветер холодный... ДРАПАНЬЯН: Ну что вы, прямо как Спиртос... И вообще, мне не надо было лезть в это дурацкое окно. Арарат ведь был один, а их трое. ДОС: Нет, ты должен был лезть в окно. А тех троих он сам на себя вызвал... Не переживай, вот вернёмся из Беломорья... ДРАПАНЬЯН: Дос, я забыл вам сказать... Знаете, кого я видел в Порту? ДОС: Кого же? ДРАПАНЬЯН: Милягу. И Рикошета. ДОС: И… почему ты мне сразу не сказал? ДРАПАНЬЯН: Я забыл... Я про Арарата думал и про Спиртоса. А когда вы меня тогда за плечо взяли, я вообще испугался, подумал невесть что... Я ведь не видел, как вы подошли... ДОС: Ну и что там с Милягой? ДРАПАНЬЯН: Ну, я, значит, вылез в окно, а там двор, я перелез через забор, потом ещё был забор. Я спрыгнул, смотрю – попал куда-то не туда, бетонные плиты всюду и сарай какой-то огромный, как пятиэтажка. Потом смотрю – стоит вертолет, в него влезает человек и лопасти начинают крутиться. Потом из сарая вышел Рикошет, а с ним Миляга. Ну, он с ней... попрощался. Потом они поговорили, она ему влепила пощечину, села в вертолет и улетела. ДОС: Ну и что? ДРАПАНЬЯН: Да ничего. Я просто подумал – интересно, а куда это она летит. И почему они поссорились... И ещё странно, почему у нее на руке была перчатка. ДОС: Что странного в перчатке? ДРАПАНЬЯН: Не знаю, просто мне показалось... Показалось, что перчатки нет, а потом я её снова увидел... И только на одной руке. ДОС: Они тебя не заметили? ДРАПАНЬЯН: Не думаю. Потом я сразу... Тьма снова сомкнулась вокруг. Видение исчезло. Надо было как-то выбираться. Хотя бы освободиться от наручников. Я перекинулся в воробья, выпорхнул из наручников – они с неприятным звяканьем упали на пол камеры, - и снова стал собой. Но это дела не решало. Внезапно раздался резкий лязгающий звук, и я увидел глаз надзирателя. Тусклый свет из коридора показался мне ярче солнечного. – Стоишь, скучаешь? – поинтересовался надзиратель. Я не ответил, шагнул в сторону и перекинулся в осу. Нет, конечно, я не стал его жалить – я же не садист, и потом, магл не виноват, что у него такая профессия. Я просто подлетел к окошечку и выполз наружу, а потом, ускользнув от медленно надвигающейся огромной руки, взлетел под потолок – и дальше, по коридору, сквозь зарешеченные двери, на волю. Было бы неплохо действительно перекинуться чайкой и полететь догонять Доса с Драпаньяном. Но Спиртос... Я принял нормальный облик и с величайшими предосторожностями послал Спиртосу вопрос через Полумрак: «Где ты?». И получил ответ. Содержание ответа не привожу по чисто этическим соображениям.