ИЗМЕНИТЬ НЕЛЬЗЯ ПРИНЯТЬ

Как бы ты ни пытался, нельзя полностью избавиться от страха, его можно лишь преодолеть, загнать вглубь себя, задавить, не обращать на него внимания, сосредоточившись на насущной цели. Или же трансформировать, например, в ту же злость. Это относится и к любой другой эмоции. Эмоции, чувства – они очень сложны и многогранны, размыты и не имеют четких границ, свободно перетекая друг в друга под воздействием настроения и обстоятельств. И справиться с ними иногда безумно трудно, порой практически невозможно, ведь в основе эмоций лежат первобытные инстинкты. Например, в основе того же страха лежит инстинкт самосохранения, который заложен в каждое существо, будь оно разумное или же нет. Но именно умение контролировать и усмирять свои эмоции, не давая им скатиться до уровня животных инстинктов, отличает разумное существо от неразумного. Все это Виктор понял достаточно быстро. И помог ему в этом, конечно же, Демиар. Учитель играючи выводил его на эмоции, каким-то шестым чувством находил слабые стороны, парой-тройкой фраз вызывая сначала обиду и злость, переходящие в дальнейшем в глухое раздражение. Причем умудрялся сделать это, не затрагивая личностные качества самого Морозова, а метко проходясь по шерри-данам в целом. - Уважение нужно заслужить, - говорил Дем, сбив Виктора с ног на пол незаметной подсечкой и глядя на него сверху вниз. – Это любят несмотря ни на что, а уважают всегда за что-то, - с непонятной Морозову горечью продолжал он. - Уважать можно равного, - возражал Виктор, - а как соперник я тебе неровня. Понятно, что тебе не за что уважать меня, но это не значит, что меня нужно гнобить. - У-у, откуда такие мысли, Шанхар? Ты думаешь, я просто издеваюсь над тобой? Забавляюсь? Ты ошибаешься в главном: мы не соперники. Я твой учитель, ты – ученик. У нас не должно быть противостояния, мы должны сотрудничать, взаимодействовать. Учись и этому тоже, потому что в будущем тебе придется работать в паре. И если ты будешь воспринимать напарника как соперника, соревнуясь с ним и что-то доказывая, то подставишь либо себя, либо его. Да, мы неровня, тут ты прав, но это не значит, что я не могу тебя уважать. Ты странный - для шерри, по крайней мере. Твой характер больше подошел бы шеру. И это уже отличает тебя от большинства, вызывает интерес, а там и до уважения рукой подать. Не разочаровывай меня, потому что уважение заслужить трудно, но еще труднее вернуть его, если оно было утрачено. Вставай, - бросил Дем, отходя на пару шагов. – Не воспринимай падение как поражение. Падение – это лишь повод подняться. И раз за разом, падая, Виктор заставлял себя вставать, подавляя страх перед очередным неминуемым падением, превозмогая боль и обиду. Он понимал, что Дем прав, но его слова порой вызывали лишь новый виток злости. У Морозова, как у собаки Павлова, выработался рефлекс на учителя: раздражение, которое охватывало его, стоило лишь Шакураю появиться в поле его зрения. Помня самый первый урок, Виктор предполагал, что, возможно, Демиар нарочно культивировал в нем это чувство, таким образом трансформируя подсознательный – или сознательный – страх в злость. Этим мастер ограждал себя и ученика от возможных непредвиденных последствий, что могли возникнуть в результате силового взаимодействия шерри-дана со спутанными нитями энергии и шера. И это было… правильно. Потому что ни сам Виктор, ни тем более Дем этих последствий не желали. Первый урок был самым коротким и самым легким, как очень быстро понял Виктор. Последующие занятия длились положеное время и несли с собой не только физическую нагрузку, но также и эмоциональную. Первым делом Демиар выводил ученика из себя, а потом пользовался его взбудораженным состоянием, умудряясь подловить на элементарных оплошностях. - Ты невнимателен, Шанхар, - очередной раз повторял учитель, - ты должен видеть и слышать все, полностью контролировать окружающую обстановку и хотя бы пытаться предугадать мои действия. А как ты сделаешь это, если даже себя в руках не можешь удержать? Ни свои эмоции, ни свое тело. Например, твой хвост. Он выдает тебя с головой, но это еще куда ни шло. Если я ударю тебя, например, по ногам, - посох, направляемый рукой Демиара, просвистел на уровне колен Виктора, заставив шерри-дана незамедлительно подпрыгнуть, - то ты постараешься уйти от соприкосновения. То есть ноги, а также руки, ты контролируешь. Так почему же твой хвост живет своей жизнью? Это такая же часть твоего тела, как и другие. И ей нужно уметь пользоваться. Хвост – это орган равновесия. Он позволяет стабилизировать, выровнять тело при падении, прыжках, беге. Он дает возможность соблюсти баланс при движении. Это происходит инстинктивно, неосознанно, как моргать, например. Но при желании ты можешь моргать быстрее или, наоборот, медленнее. А можешь и не моргать какое-то время. То есть этот процесс можно контролировать. И хвост так же. Ты должен чувствовать его как свою руку или ногу, знать, куда он повернет в тот или иной момент, чтобы при желании или необходимости изменить его движение. Конечно, с эмоциональной составляющей сложнее справиться, хвост – это индикатор настроения, тут уж никуда не денешься. Здесь нужен железный контроль, а на такое мало кто способен. Однако в момент опасности ты должен управлять своим телом, а не оно тобой. Если твой хвост будет трепаться, как простынь на ветру, то есть большая вероятность получить по нему. Удар по хвосту очень болезнен, что может вывести тебя не только из равновесия, но и из строя. И Виктор учился управлять такой непривычной частью тела, старался понять принцип, по которому «работает» этот встроенный «руль». То же самое касалось и ушей, которые оказались намного нежнее и чувствительнее человеческих не только как орган слуха, но и в плане осязания. Получать по ушам оказалось очень неприятно и больно, хотя прилетало больше для демонстрации, чем для причинения существенной боли. С трудом, но контроль появлялся, хотя эмоции хозяина пушистый предатель по-прежнему демонстрировал во всей красе. Но с этой неприятностью Виктора примиряло осознание того, что он такой не один. Достаточно было вспомнить реакцию своей охраны на отповедь Шакурая в момент поступления, чтобы понять, что даже обученный телохранитель не всегда контролировал своенравный хвост, что уж говорить о молодом шерри-дане. - Видишь это? - с таких слов начал Демиар очередное занятие, входя в зал и держа в руках большую корзину, наполненную коричневыми кожаными мячиками размером с теннисные. Шакурай указал на пол, где краской была нарисована полоса шириной около пятнадцати сантиметров. Линия проходила по периметру зала, огораживая расстояние примерно в полтора метра от стен. Получалась своеобразная круговая беговая дорожка по краю. – Твоя задача на сегодня: бежать четко по линии. Сходить с нее нельзя. Все понятно? Виктор кивнул, чувствуя привычную уже волну раздражения: на этот насмешливый, как ему казалось, тон и снисходительную, по его мнению, усмешку. Морозову безумно не нравилось, что Демиар разговаривает с ним как с неразумным ребенком, которому надо все разжевывать и объяснять элементарные вещи, и то не факт, что поймет. Хотя допускал, что, скорее всего, накручивает себя, и Дем ничего такого не подразумевает, но нестабильные вследствие спутанной энергии эмоции искажали восприятие. Виктор встал на черту и начал пробежку, стараясь ставить ступни четко на линию. В общем-то, ничего сложного, будто бежишь по доске, причем ширина доски была довольно-таки приемлемая. - Быстрее! – раздался голос Демиара. Он стоял в середине зала и следил за передвижениями шерри, словно за лошадью, которую разогревают перед быстрой скачкой. – Медленнее! – новое указание – и Виктор послушно замедлился, не забывая боковым зрением следить за Шакураем. И не зря. Дем слегка наклонился, неуловимым движением выхватил мяч из корзины и швырнул его в ученика. Виктор успел пригнуться и сбился с темпа. - Задача усложняется: ты не должен допустить, чтобы мяч в тебя попал. С линии не сходить. Разрешается прыгать, уклоняться и даже кувыркаться, - ровным тоном перечислял Шакурай, продолжая методично кидаться мячами. Это было сложнее: приходилось следить не только за тем, куда ставишь ноги, но и за тем, куда летят мячи, да еще и уклоняться от них успевать. - Представь себе, что ты передвигаешься по узкому парапету или карнизу, ну, или по крыше. Убегаешь или догоняешь – не важно, - продолжал тем временем Дем. – И мяч – это совсем не мяч, а, допустим, нож. Или луч энергошокера. В лучшем случае тебе будет очень больно, в худшем – ты умрешь. И Виктор представил, особенно правдоподобно это получилось сделать, когда один из снарядов достиг цели и довольно чувствительно приложил шерри-дана по плечу. Учитель кидал от души, вкладывая в бросок достаточно много силы. Поэтому летящий на большой скорости мяч чуть не сбил Морозова с ног и заставил «загореться» кожу, словно от ожога. Когда мячи закончились, Шакурай принялся неторопливо собирать их в корзину, не позволив ученику остановиться ни на секунду и периодически кидая в него «ножи». Так продолжалось всю тренировку. По указанию Демиара Виктор менял темп, то замедляясь, то ускоряясь, а учитель тем временем продолжал непрерывный обстрел. Чем дольше длилось занятие, тем чаще мячи находили свою цель. Морозов начал выдыхаться, уже не получалось так же ловко, как в начале урока, уклоняться от кожаных снарядов, и они все жалили и жалили уставшего шерри. Темп сбивался, иногда Виктор сходил с линии, кувыркнувшись, или неудачно отшатнувшись от очередного мяча, или же будучи сбитым этим самым мячом. Наконец, в какой-то момент окончательно обозлившись, Морозов резко остановился и поймал летевший в него мяч рукой, а затем со всей дури швырнул его в Демиара. Шакурай увернулся. - Плохо, - констатировал шер-дан. – Выносливости мало, скорость низкая, внимательности ноль, а реакция ниже среднего. Будем продолжать. На сегодня все. Хотя идею ты подал хорошую, - коварно ухмыльнулся он напоследок, покидая зал. И они продолжали. Шакурай кидал, Виктор бегал, прыгал и уворачивался. И когда стало более-менее получаться и шерри-дан воспрял духом, Демиар претворил свою задумку в жизнь: от мячиков теперь надо было не уворачиваться, а ловить их и бросать в учителя. И постараться попасть еще при этом. В общем, домой Виктор приползал как загнанная лошадь, а иногда сил не было и на это, и тогда шерри-дан оставался ночевать у Мираша, который жил недалеко от школы Шакурая. А утром опять лекции, потом короткий отдых – если не надо было посещать Центр – и вновь тренировка. Обоюдное швыряние мячей не только тренировало скорость, выносливость и реакцию, но и позволило повысить Виктору меткость, что не преминул заметить Демиар. Опытный мастер понимал, что шерри-дану – маленькому и легкому, но ловкому и гибкому – в ближнем бою трудно будет справиться с шером, поэтому ставки нужно делать на дистанционное оружие. И вот тут Шакурай уже в который раз был удивлен, когда шерри-дан продемонстрировал ему неплохое, в общем-то, умение метать ножи. Шер понятия не имел, откуда у избалованного, как все шерри, Шанхара подобный навык, но попытался выяснить это. На что получил вполне предсказуемый ответ: тренировался на досуге, от нечего делать. Но нутром Дем чувствовал, что ученик лукавит. Очень многое в Шанхаре не поддавалось логике, не находило объяснения и не вписывалось в общепринятые понятия о шерри, ломало сложившийся стереотип о них. Создавалось впечатление, что Шанхар гораздо старше своих лет, потому как такой характер – устоявшийся, пробивной, волевой и упрямый – может быть только у самодостаточной, полностью сформировавшейся личности. Его взгляды на жизнь, принципы и рассуждения – все это шло вразрез с тем, что должно быть, и тем, что видели глаза Дема. Объяснения этому Шакурай не находил, а нападение и последствия после него считал несостоятельным оправданием. Ну не мог настолько измениться молоденький шерри! Неоткуда было взяться тому, на что даже намека раньше не было: ответственности и целеустремленности. Ведь он помнил рассказы Рамира и мог делать из них выводы, иногда даже такие, о которых друг и не подозревал. Это несоответствие, некая загадочность, а также поступки, не перестающие удивлять, не давали интересу Демиара утихнуть. Он попытался расспросить друга о Шанхаре, но ничего нового узнать не удалось: о самом нападении Рамир знал со слов семьи, а появившиеся изменения списывал на произошедшее. Братская любовь не позволяла Рэму усомниться или в чем-то заподозрить Шанхара. И Демиару оставалось только наблюдать, чтобы хотя бы попытаться разгадать эту тайну, что из себя представлял странный шерри-дан. Шакурай поначалу ожидал, что его подозрения не подтвердятся, и вот-вот своенравный шерри капризно вздернет хвост и бросит заниматься не своим делом. Или начнет жаловаться и ныть, пытаясь снизить нагрузку. Дем для себя даже срок определил – не больше месяца, максимум два. Но время шло, а Шанхар, стиснув зубы, продолжал обучение. Его не пугали ни нагрузки, ни требования мастера, ни подначки с его стороны. Да, порой терпение подводило шерри, и он срывался, как в случае с мячами, но на следующий день возвращался вновь, с молчаливой злостью выполняя указания учителя. Это ставило в тупик Шакурая, и чем дольше шло обучение, тем более растерянным становился Дем. Он не знал, как себя вести с таким странным, не похожим ни на одного ранее виденного им шерри. Все чаще и чаще хотелось вести себя с ним как с равным, поговорить с ним на равных, без привычных уже насмешек и замечаний. Причем разговаривать совсем не об учебе. Хотелось узнать, что это за шерхаин, о чем он думает? Как он думает? Это было странно. Возможно, дело было в том, что Шанхар – брат Рэма? Дем не мог ответить на этот вопрос. Виктору же казалось, что учитель несправедлив к нему. Да, он принял его на обучение, взялся за то, за что другие бы не решились. Но порой у Морозова складывалось впечатление, что Демиар проводит над ним своеобразный эксперимент: как долго выдержит шерри в таких условиях? Причем условия постепенно становились все жестче. Но выразить свое недовольство означало сдаться. Просить снисхождения? Да ни за что! Не хотелось давать лишнего повода для насмешек, да и в большинстве случаев Шакурай все же был прав: его методика оправдывала себя. Пусть через боль, злость и обиду, но он постепенно лепил из слабого шерри действительно что-то стоящее, создавал сначала матрицу, основу, на которую накладывались нужные для выбранной профессии навыки. В случае с Виктором все приходилось начинать с нуля, ведь практически никакой, даже минимальной подготовки, как, например, у тех же шеров, у Морозова не было. И стандартный подход здесь применить было нельзя, хоть Демиар и старался для каждого ученика подобрать подходящую программу обучения. Здесь же вообще все было иначе. - Скажи мне честно, он надо мной опыты ставит?! – спросил Морозов Рамира, когда тот в очередной раз приехал в отпуск. – Вы с ним договорились о чем-то? Или, может, поспорили? - Почему ты так думаешь? – возмущался брат в ответ. - Потому что он будто задался целью выжить меня из школы. - Я говорил тебе, что легко не будет! И ты согласился с этим. Ты знал, на что шел! А теперь жалуешься? Так бросай, если тебе тяжело. Никто не осудит тебя за это. Я предупреждал тебя, что снисхождения ждать не стоит. Если Демиар взялся за что-то, он будет выполнять свои обязательства очень качественно. Он же выполняет условия со своей стороны? Учит тебя? Так чем ты не доволен? Если ты не тянешь такую нагрузку, то, может, дело в тебе, а не в нем? Не думал, что ты такого мнения обо мне, - добавил Рамир, криво улыбнувшись. - Рэм, прости, я не прав, - вздохнул Виктор, опустив голову. – Ты сделал все, что мог, и даже больше. Я благодарен тебе, правда. Но у меня такое ощущение, что он ненавидит меня. Или вообще всех шерри в моем лице. - Это не так, - помолчав, пояснил брат. – Он не ненавидит шерри, а тем более не ненавидит тебя. - Да ладно? Откуда тогда все эти выпады в мой адрес? Он же совсем не знает меня, но говорит так, будто я в прошлом дорогу ему перешел: какой я слабый, никчемный и избалованный; что у меня нет реальной цели в жизни, а все, что есть – это блажь и капризы. - Дело не в тебе, - вновь вздохнул Рэм. – Он… слишком закрытый, не подпускает к себе никого. - Так я и не лезу к нему в ду… - Морозов запнулся, чуть было не выпалив слово, не знакомое в этом мире. – Я и не прошу его откровенничать со мной. Просто прошу отношения нормального, да хотя бы нейтрального! - Я не знаю, как объяснить. И вообще не должен бы ничего рассказывать тебе, потому как это касается частной жизни Дема. И если он посчитает нужным, то сам тебе расскажет. - Отлично! Не рассказывай мне ничего! Пусть он и дальше издевается надо мной! - Да не издевается он над тобой! Он со всеми шерри такой, - Рэм немного помолчал и, тщательно подбирая слова, начал пояснять: - Это давно было, когда он еще Стражем работал. Дем всегда болезненно реагировал на замечания о своей внешности, хоть и не показывал вида, но переживал. А потом он влюбился. Долго маялся, все подойти не решался – и это Демиар-то! Потом познакомился все-таки, начал ухаживать. Вроде все нормально было: шерри такой хорошенький, миленький, ласковый. Дем его на руках таскал, пылинки сдувал. А потом на дежурстве он в массовой драке глаз потерял. И шерри его просто бросил. Представляешь? Практически перед свадьбой, прям как в сказках дурацких. Демиар все понимал: зачем молоденькому шерри одноглазый недомерок, когда вокруг полно нормальных шеров? Но вот принять это долго не мог. Почти сразу после лечения он пошел учиться на телохранителя, а затем взял ведущее назначение на охрану маленького шерри. Как твой Сарен – тридцать лет неотлучно находился около ребенка, охранял его. Ведущими назначаются либо одинокие шеры, либо вдовцы, чтобы личная жизнь не отвлекала от задания. И замкнулся, закрылся наглухо. Скрывает свое одиночество за маской, насмешками, отталкивает от себя всех, делает вид, что все нормально. Но на самом деле… он боится, я думаю. Лучше вообще не знать, как это – любить кого-то, чем узнать и потерять, обмануться и разочароваться. Вот так вот, Шанхар. - Чего боится? – тихо спросил Виктор. - Подпустить к себе кого-то близко. - Но я не прошу подпускать. - Однако чем-то ты его все-таки зацепил, - усмехнулся Рэм. - С чего ты взял? - Он расспрашивал о тебе, причем достаточно подробно. - И что спрашивал? – насторожился Морозов. - Да все: кто ты, что ты, как ты… - Зачем? - А это уж вы сами разбирайтесь, ребятки, между собой. Я не буду вашим посредником: ты о нем, он о тебе – и все через меня. Вы каждый день видитесь, вот и найдите время для разговора, - скалился Рамир. - Да ну тебя… - буркнул Виктор. – Я ж серьезно тебя спрашивал. - Так и он серьезно спрашивал, а я серьезно отвечал, - и добавил уже без смеха: - Раз вы такие серьезные оба, то и ведите себя как взрослые. - Да о чем ты вообще?! – разозлился Виктор. - Догадайся сам, братик, ты уже большой и серьезный. А я и так тебе много лишнего тут наговорил. После этого разговора Виктор немного притих и стал внимательнее присматриваться к Демиару: как он двигается, как разговаривает, как смотрит. Морозов пытался понять, что скрывается под невозмутимой маской мастера, какие мысли бродят в голове, что творится в душе. Он старался быть непредвзятым и смотреть на Дема будто со стороны, но забыть то, что рассказал ему брат, не получалось. И поневоле пытался, но не мог представить: какой же он, влюбленный Демиар Шакурай?