ИЗМЕНИТЬ НЕЛЬЗЯ ПРИНЯТЬ

Незаметно пролетел год, и Шикаган начал вновь готовиться к всеобщему гулянию – празднованию очередного выпуска шерхаинов во взрослую жизнь. Уже украшались улицы города; торговцы отбирали лучшие товары для продажи на огромной ярмарке, чтобы было чем удивить и завлечь возможных покупателей; спешили закончить заказы ювелиры, портные и сапожники… Город лихорадило в предвкушении и ожидании праздника, а вот Стражам Жизни и телохранителям, впрочем, как и выпускникам, было пока не до всеобщего веселья: перед первыми и вторыми стояла важная задача по охране жизни и здоровья гуляющих, а также обеспечение правопорядка на оживленных в эти праздничные дни улицах города. А будущие выпускники усиленно готовились к предстоящей экзаменации, стараясь за оставшийся короткий срок успеть систематизировать полученные знания в своей голове. Шанхар пока не относился ни к первым, ни ко вторым, ни к третьим, но и его не обошло всеобщее оживление: впереди - месяц каникул, который шерри собирался провести с пользой. Это был очень трудный для него год не только в физическом, но и в моральном плане: нужно было суметь адаптироваться в новом мире, обществе, теле. Суметь принять себя тем, кем он стал, но при этом остаться таким, каким был: не смириться и не плыть по течению, а практически заново строить свою новую жизнь, нового себя. Ведь умереть – это так просто, а чтобы жить – именно жить, а не существовать, - нужно иметь большую силу воли, нужно бороться и добиваться. Бешеный ритм, в который Шанхар уже успел втянуться, никак не хотел отпускать юного шерри. Ему все время казалось, что он чего-то не успевает, что куда-то срочно надо идти, что-то учить или отрабатывать. Хотя был уже сдан итоговый годовой зачет в медицинской школе, а вчера закончилась последняя тренировка у Шакурая, да и была она, как и самый первый урок, на удивление короткой, но столь же памятной и выматывающей, пусть и несколько по другой причине. Впрочем, все занятия с Демиаром были незабываемыми, и не важно, вбивал ли учитель в голову шерри теорию или практику – одинаково хорошо откладывалось в памяти. Но Шанхар со временем заметил, что их отношения в течение года несколько поменялись: если раньше они были откровенно агрессивными – Демиар нападал, а Шанхар защищался, - то сейчас приняли наблюдательно-выжидательный характер. Шакурай перестал провоцировать ученика, не позволял себе отпускать издевки в его адрес, тем самым практически обезличив их общение. Да, совсем недавно Шанхар именно такого отношения и хотел, но почему-то сейчас, когда долгожданный нейтралитет между ними наконец-то установился, это совсем не радовало шерри-дана. Те эмоции, которые исходили от Шакурая, те слова, которыми он пытался растормошить Шанхара, прощупать его, уязвить, вывести из себя – все это доказывало его интерес. Пусть это и был способ указать шерри его место, возможно, даже выжить его из своей школы, чтобы избежать излишней головной боли, но в то же время Дем и сам открывался, пусть немного, совсем чуть, но он показывался настоящий. А сейчас создавалось впечатление, что учитель просто работает, без особого интереса выполняет взятые на себя обязательства, и лишь старание шерри-дана не позволяет Демиару отказаться от навязанного случаем ученика. Рутина, одним словом. Ничего личного. И это задевало Шанхара намного сильнее, чем подначки и несправедливые слова, реагируя на которые, Виктор доказывал – и Шакураю, и себе, - что он чего-то стоит в этой жизни. Стоит именно как личность – сильная, волевая, пробивная. Он позволял Дему увидеть себя и оценить, хотя и не надеялся, что когда-нибудь услышит от него слова одобрения. Да и не ради похвалы учителя Морозов рвался, ведь получить ее от такого шерхаина, как Шакурай – это дорого стоит. Виктор хотел, чтобы Демиар увидел в нем эту самую сильную и волевую личность, увидел равного, которому будет не зазорно пожать руку и доверить спину. Кроме того, из головы никак не выходил тот памятный разговор с братом, когда Рэм несколько приоткрыл завесу, что скрывала настоящую личность Шакурая. Виктор понимал, что в кругу близких и друзей Дем совсем другой, и Морозову очень хотелось знать – какой он. Хотелось попасть в этот узкий круг избранных, чтобы увидеть, что же скрыто под маской равнодушия и рабочей сосредоточенности, услышать не только дежурные фразы учителя, обращенные к ученику, а стать свидетелем настоящего живого общения, а желательно, и участником этого общения. Но Виктору никак не удавалось преодолеть эту стену отчужденности, что, по неизвестным ему причинам, выросла между ними. Это злило и обескураживало, и Морозов вполне успешно сам доводил себя до нужной кондиции, накрутив себя перед началом занятий, снимая с Демиара задачу по избавлению ученика от страха нападения. Виктор запутался, в первую очередь – в себе, и, обуреваемый своими размышлениями, пытаясь разобраться в причинах и следствиях, решить, какого же отношения ему вообще надо, Морозов не замечал тех коротких внимательных взглядов, которые бросал на него Шакурай. Не видел, как порой пристально рассматривает его учитель. И, конечно же, даже не подозревал о том, что, закончив тренировку и решив текущие проблемы, оставшись один в тиши личного кабинета, Дем подолгу сидит за столом, уставившись невидящим взглядом в документы, и думает, сопоставляет увиденное с ожидаемым, чувствуя, как рушится сложившийся стереотип, и бьется над разгадкой, но никак не может решить эту сложную задачу, название которой «Шанхар Раннару». И так же, как и Виктор, все сильнее запутывается в себе, не понимая, что же перевешивает: данное слово или живой интерес? Желание осадить или, наоборот, встретить достойный отпор? Сломать и унизить или помочь достичь цели? И, не в силах найти ответы на эти вопросы, но не желая признаваться даже самому себе, что их гораздо больше и многие из них касаются не только рабочих моментов, шер-дан Демиар Шакурай, возможно, впервые в своей жизни растерялся. Но бросить ломать голову над загадкой, чтоб вернуть себе спокойствие, Дем не мог, он просто не умел отступать. И, в попытке выиграть себе время, пока затаился, выжидая, незаметно наблюдая, спрятав свои эмоции и интерес за маской отчуждения и равнодушия. И эта маска спокойствия, и так державшаяся на чистом упрямстве, едва не треснула, осыпавшись пылью, в последний день занятий, когда Демиар решил преподать урок на перспективу, подразумевающий под собой самостоятельную домашнюю отработку на время каникул. Урок на внимательность и наблюдательность. Шанхар настороженно наблюдал за странными действиями учителя. Странными, поскольку впервые за все время занятий они были направлены не на ученика. Шакурай, выйдя на середину зала, развернул широкую черную повязку, зажатую до этого в руке, и плотно завязал себе глаза, постоял какое-то время неподвижно, чутко прислушиваясь, а затем, как всегда, спокойно заговорил: - Жизнь иногда очень несправедливая штука. - Легкая полуулыбка, немного горькая, а затем: - А порой и непредсказуемая, и даже опасная. Но хуже всего, когда эти «иногда», «порой» и «даже» сходятся в одно время в одном месте. И всегда – всегда! – нужно быть готовым к вывертам судьбы. И я скажу тебе по секрету, что надеяться можно только на себя. Никто не поможет тебе, если ты сам себе не поможешь. А теперь к делу. Твоя задача – подобраться ко мне со спины. Все просто. Времени тебе, ну, скажем, пятнадцать минут. Начинай. Дем замолчал и чуть склонил голову, продолжая улыбаться. Напряжения в позе заметно не было, учитель выглядел абсолютно расслабленным, если не сказать, безмятежным. Но Шанхара уже было не обмануть этим видимым спокойствием. Он знал, что сейчас Шакурай сосредоточен и собран, все органы чувств работают на полную, а тело готово не только обороняться, но и нападать. И не важно, что в данный момент Демиар ничего не видит, от этого он не становился менее опасным. Шерри-дан, стараясь не шуметь, осторожно двинулся в сторону учителя, обходя того по широкой дуге. Дем моментально повернул голову в направлении ученика. По мере дальнейшего движения Шанхара, Шакурай разворачивался к нему всем телом, не давая шерри зайти себе за спину. Виктор пытался дышать тихо, иногда даже полностью задерживал дыхание; ступал мягко и осторожно, порой практически стелясь по полу; резко менял траекторию движения в попытке запутать учителя и обмануть его бдительность; делал отвлекающие маневры, чтобы сбить того с толка. Но что бы ни делал Виктор, как бы бесшумно ни передвигался и ни дышал, Демиар всегда оказывался к нему лицом. Прошло ровно четверть часа, когда Шакурай стянул с глаз повязку, словно у него в голове сработал таймер, и бросил ее Шанхару. - Теперь мы поменяемся местами. Для наглядности представь себе такую ситуацию: ты очнулся в незнакомом месте, где абсолютная темнота. Или же у тебя завязаны глаза. Или, как самый плачевный расклад, ты ослеп. Не важно, на самом деле, что послужило причиной, но как следствие – ты ничего не видишь. И ты не знаешь, есть ли кто с тобой рядом, и если есть, то кто – друг или враг. А по умолчанию, как известно, все неопознанное является потенциально опасным и заносится в разряд врагов, пока не доказано обратное. Твоя задача элементарна и одновременно сложна: тебе нужно сохранить себе жизнь. На данный момент условия те же: ты не должен показать мне свою спину. Время, ну, скажем, до твоего проигрыша. - Так нечестно, - вскинулся Виктор. – Мое время было ограничено, а у тебя – нет! - О, Шанхар, поверь – я дал тебе большую фору. Сейчас ты убедишься в этом. Но если ты хочешь равных условий… - Да! Я хочу именно РАВНЫХ условий, - перебил учителя Морозов, упрямо склонив голову. - Ну… хорошо, - покладисто согласился Дем. – Пятнадцать минут, так? - Так, - буркнул шерри, скрывая глаза под черной тканью. - Готов? – раздался голос Шакурая. - Готов, - кивнул Виктор и навострил уши. И… ничего не услышал. Ни-че-го. Абсолютно. В зале стояла полная тишина, даже телохранители не шевелились, чтобы не нарушать чистоту эксперимента. Морозов напряг слух и смог уловить грохот, топот, стук оружия и выкрики на нижних этажах, где тренировались ученики-шеры, а так же приглушенные толстым стеклом звуки улицы. Он попытался абстрагироваться от этого шума, как от несущественного фона, и сосредоточить внимание на происходящем в непосредственной близости. Не получилось. Лишенный возможности видеть, находясь при этом в абсолютной тишине, шерри начал нервничать. А может, Демиар решил разыграть его или устроить своеобразную проверку? И на самом деле стоит на месте, наблюдая за учеником, совсем не собираясь двигаться? Пожалуй, с него станется. И Виктор даже не догадывался, насколько близки к истине его предположения. Нет, не в той части о розыгрыше или проверке, а в том, что Дем стоял и наблюдал. Демиар стоял совсем рядом, незаметно приблизившись, дышал едва слышно и молча смотрел. Просто стоял и смотрел: на красивой формы губы, плотно сжатые сейчас, и правильный небольшой нос, крылья которого нервно подрагивали в попытке уловить и распознать малейшие запахи. Рассматривал это сосредоточенное лицо, такое не по возрасту серьезное, на котором так неуместно смотрелся потемневший рисунок татуировки. Почему-то мелькнула мысль, что правильный цвет узора – цвет бликующего на солнце саризита – подошел бы Шанхару гораздо лучше. И внезапно захотелось провести пальцами по скуле, попытаться стереть этот тусклый налет. А еще – пригладить золотистые встрепанные волосы, небрежно перехваченные черной повязкой, и невесомо коснуться мягких коричневых ушей. И ладонь как-то сама собой медленно потянулась к тонкому лицу, словно живя своей жизнью, а Дему, будто пребывающему в каком-то странном оцепенении, оставалось только наблюдать за этим, пока… Острые когти промелькнули в нескольких миллиметрах от лица Шакурая, и лишь молниеносная реакция, ставшая почти инстинктом, и многолетняя выучка позволили Демиару уйти от соприкосновения с опасностью. Он отшатнулся и тут же присел, уйдя чуть в сторону и мгновенно стряхивая с себя это непонятное наваждение. Виктор, сделав глубокий вдох, пытаясь унять нервозность и привести мысли в порядок, и неожиданно уловив слабый, едва слышный аромат, источник которого находился прямо перед ним, резко выбросил вперед руку, но пальцы поймали лишь воздух. Шерри замер, вновь вслушиваясь и жадно принюхиваясь, но источник запаха определенно переместился. А вот куда… На это Морозову указало легкое движение воздуха, так, слабый ветерок, возникший ниоткуда. Шерри развернулся в этом направлении и вновь напряженно застыл. Но лишь стук собственного сердца отдавался в ушах, создавая иллюзию, что рядом бьется еще одно. Но Виктор знал, что обманывается, ведь слух шерхаинов не был настолько чутким, чтобы уловить звук чужого сердцебиения. Ни шороха, ни звука, даже запах куда-то пропал, но вот опять движение воздуха – и резкий разворот в этом направлении… И теплые ладони легли на плечи, слегка сжав, останавливая едва начавшееся движение шерри-дана; волосы на затылке чуть шевельнулись от чужого дыхания; и тихий голос, от которого по всему телу пробежали мурашки, поднимающие шерсть дыбом, вкрался прямо в ухо: - Ты проиграл. И запах, вновь этот запах, который с силой ударил по обострившемуся донельзя обонянию. Морозов глубоко вздохнул, не совсем понимая, что он делает и зачем. Запомнить запах? Для чего? Он уже проиграл. Или ему мало того, что голова забита мыслями о Шакурае, так пусть там еще до кучи и запах его поселится? Морозов дернулся в сторону, вырываясь из мгновенно разжавшихся пальцев, и сердито сорвал с глаз повязку. Дем невозмутимо стоял, сложив руки на груди, и насмешливо смотрел на ученика. - Прошло три минуты. Продолжим? - Обязательно! – почти прошипел шерри-дан и вернул повязку на место. В этот раз все закончилось намного быстрее: разозленный предыдущей неудачей и полным раздраем в душе и мыслях, Морозов не мог сосредоточиться на задании, и в этот раз легкий толчок в спину известил о его проигрыше гораздо раньше. - Еще раз! – не желал сдаваться шерри. Сколько их было, этих «раз», - шесть или семь? Или восемь? Может, десять? Виктор не знал: сбился со счета. Казалось, стоило начать, как все тут же заканчивалось очередным несильным толчком в спину. Пока череду этих непрекращающихся тычков не прервал спокойный, даже не запыхавшийся голос учителя: - Твое время вышло, Шанхар, - и, не обращая внимания на недовольство ученика, Шакурай продолжил: - Подведем итоги: твоя первая - и главная - ошибка, впрочем, как и всегда, состоит в том, что ты не держишь свои эмоции под контролем. Я говорил тебе об этом на первом занятии: злость застилает тебе разум, тем самым делая тебя невнимательным. Смертельно невнимательным. Если честно, я не знаю, что с этим делать. Пока. Будь твои энергетические каналы в норме, все было бы намного проще, и, возможно, что-то бы даже и получилось уже сейчас. А так… - То есть, ты отказываешься учить меня? Опускаешь руки? Что, орех оказался не по зубам тебе, учитель? – понесло Виктора. Лицо Шакурая словно потемнело, взгляд из насмешливого сделался холодным и безразличным, и Дем обманчиво спокойно ответил: - Ты забываешься, Шанхар. Я и так вхожу в твое положение и позволяю тебе достаточно из того, чего не сошло бы с рук никому из моих учеников. И ты этим пользуешься, но и мое терпение имеет границы. Не стоит переступать грань и забывать об элементарном уважении, превращаясь в уличного хама. Советую тебе перечитать правила поведения в моей школе, да и вообще, освежить в памяти нормы взаимовежливости. Ты – будущий Страж, не забывай об этом. - Но ты же сказал… - растерялся Морозов. - Что я сказал? Ты, не дослушав, сделал какие-то свои выводы и вылил свой негатив на меня. Ты считаешь это правильным? - Нет, просто мне показалось… - начал Виктор, стушевавшись. - Показалось? Этого слова вообще не должно быть в твоем лексиконе. Ты должен быть абсолютно уверен и в своих словах, а тем более – в своих действиях. Всегда. - Прости, я был не прав. - Хорошо, что ты можешь признать это. Значит, еще не все потеряно, - усмехнулся Шакурай. – Из этого примера твоего поведения, как и из прошедшего урока, вытекает твоя вторая ошибка: отсутствие терпения. Терпение, Шанхар, так же, как и внимательность, может спасти тебе жизнь. - То есть ты не отказываешься от меня? – уточнил шерри. – И мы продолжим занятия? - Кто про что, а ты про то же, - вздохнул Шакурай. – Успокойся, я от тебя не откажусь – сам убежишь. Полегчало? Теперь ты в состоянии воспринимать информацию? Итак, продолжим. Отсутствие внимательности и терпения, неуравновешенность, неумение держать себя в руках – «отличная» характеристика Стража Жизни. Да все отделения этого ведомства будут драться за право заполучить такого сотрудника. Отсюда вывод: проведи с пользой предстоящий месяц отдыха. Удели внимание своему внутреннему состоянию, постарайся сдерживать себя, ведь при отсутствии больших нагрузок и внешних раздражителей это сделать намного проще. Отложи пока физическую подготовку – на это у нас еще будет время. Это был сложный год – как для тебя, так и для меня. Притирка прошла более-менее успешно – это хорошо. Мы узнали твои возможности – о желаниях уж промолчу, - и хочу сказать, что потенциал у тебя есть. В тебе присутствует стержень, но главное – обойтись без перегибов, иначе можно этот стержень сломать. Сила, она не только в кулаках, она еще и в голове. Поэтому твоим домашним заданием будет следующее: отдыхай, но не расслабляйся. Наблюдай, учись видеть не только глазами, запоминай, анализируй и делай выводы. Кто владеет информацией, тот владеет миром, - улыбнулся под конец своей речи Дем. – Задание понятно? - Так точно! – по-военному четко ответил Виктор и едва удержался от того, чтобы «взять под козырек». - Тогда я тебя больше не задерживаю. В первый учебный день жду тебя в обычное время на тренировку. И да, еще: все условия и правила по-прежнему остаются в силе: никаких опозданий и прогулов. Брату привет. Шеры, всего хорошего, - слегка поклонился Шакурай охране Шанхара и быстро – слишком быстро – покинул зал. - Спасибо, - едва успел выпалить Виктор перед тем, как учитель скрылся из вида. Накатило чувство дежавю: ровно год назад Морозов стоял в похожем зале в сопровождении охраны, пребывая в состоянии легкой эйфории, и так же смотрел вслед шеру-дану Шакураю, бросая ему в спину слова благодарности. Только сейчас, помимо надежды и уверенности в своих силах, а так же вместо личной поддержки брата, душу грели вскользь оброненные слова Демиара: «…Я от тебя не откажусь…»