Потусторонний Rock

*** Проснуться с человеком, о котором ты грезил последние месяцы... подобно самому сну. Я открываю глаза, чувствуя вес чужой руки на своем теле, и так и застываю на месте, встретив знакомое лицо в паре сантиметров от своего собственного. И не знаю, проснулся ли я на самом деле или нет. Тихий вздох обжигает мокрый собачий нос, он кажется таким реальным. Как и то, что я лежу на мягком матраце широкой кровати лидера, опустив морду на подушку, соседнюю с подушкой Таканори. А он лежит рядом, тихонько дыша в наволочку, словно это обычное дело для нас. Его рука обнимает меня, зарывшись пальцами в шерсть ниже ран, а мои сложенные лапы касаются запястьями его мерно вздымающейся груди, скрытой безразмерной футболкой. Припухшее ото сна лицо не кажется отдохнувшим и спокойным, но оно красиво даже так, со следами беспокойства, которыми являются тени под глазами, и какое-то время я не могу оторвать от него взгляда, стараясь не шевелиться, чтобы не потревожить пережившего слишком много вчера мужчину. Солнце не кажется рассветным, и биологические часы волка говорят яснее ясного - день давно клонится к вечеру. Но, учитывая, что мы не спали сутки из-за обрушившихся на наши головы событий и легли только ранним утром, это нормально. А вот что сказал лидер нашему менеджеру... Ясное дело, деятельность группы прервана на неопределенный срок. Я ошибся с расчетами, и мы так ничего и не успели сделать. Наверное, нужно написать в блогах об общей эпидемии каким-то гриппом или еще чего. Навряд ли теперь мы сможем показаться на людях все вместе. Но сейчас это волновало меньше всего, ведь рядом со мной, без страха и стеснения, спал тот самый мужчина, ради которого я и терплю все эти испытания на мою шкуру. Только вот... Загвоздка в том, что он именно мужчина. Я тихо вздыхаю, стараясь подняться на лапы очень медленно и аккуратно, чтобы не разбудить Матсумото, но он все же вздрагивает от движения рядом с собой. Только вот не просыпается, а просто переворачивается на спину, уронив руку, обнимающую меня несколько секунд назад, на одеяла возле своего лица, тем самым освободив меня от своего теплого плена. Я замираю, силясь понять, проснулся ли Така, и вновь приподнимаюсь с простыней, не уловив пробуждения. Спутанные светлые волосы вокалиста рассыпались по подушке, красиво обрамляя бледное лицо блестящими под малиновыми лучами заката прядками, и я не удерживаюсь от того, чтобы наклониться к нему, лишь после вспоминая о наморднике. Кожаная вещь на пасти заставляет поморщиться. Я завожу лапу за голову, попытавшись подцепить ногтями застежку, но толку от этого мало. Мысленно чертыхаюсь, встряхнув головой, и перевожу взгляд на подушечку с белыми когтями. Ладно, давай попробуем иначе... Фокус этот не такой уж и сложный, но требует максимального сосредоточения на своем теле и облике, иначе невинная шалость может стать крупной проблемой, но я даже рад этому - при болевых приступах мое внимание рассеяно и потому силы Хоуку не вырываются наружу. В противном случае, природные стихии, подвластные моему духу, сравняли бы этот дом с землей вместе с моими друзьями... Так что сейчас, когда пытки на время прекращены и не дают о себе знать даже легким дискомфортом в спине, я ловко справляюсь с электричеством одного из хвостов, за него отвечающего, и вспышка крошечной молнии с серого кончика не причиняет вреда, разрезав только кожаную ленту за ушами. Намордник соскальзывает с носа, даря свободу, отчего я чувствую себя намного лучше прежнего, широко раскрывая пасть в зевке, и вновь обращаю внимание на своего вокалиста. Запах сна от его кожи кажется самым приятным ароматом, какой только может существовать в мире - он дурманит и щекочет ноздри особым вкусом, заставляя дышать еще глубже, и я нервно сглатываю слюну, облизнув морду. Тяжелая лапа осторожно опускается возле щеки Таканори, вторая замирает по другую сторону от красивого лица. Я встаю над стройным телом, перешагивая через бедра мужчины задней ногой, и снова опускаюсь ниже, коснувшись мокрым носом горячей щеки. Таканори морщится, но глаз не открывает, и я позволяю себе понаглеть, коротко лизнув открытую глубоким вырезом футболки шею, навострив уши. - Корон... перестань... Хочется тихонько усмехнуться, но я лишь пользуюсь отсутствием сознания у музыканта, снова раскрывая пасть и дотрагиваясь кончиком языка до тонкой ключицы. На идеальной белизне остается влажный след от быстрой ласки, а в моей голове что-то перемыкает и щелкает, вырывая из реальности происходящего. Вкус его тела... сводит с ума. - Корон, черт бы тебя... Я не замечаю, как теряюсь в ощущениях, словно помешавшись на сейчас беззащитном теле, бездумно принявшись вылизывать плавный изгиб шеи и горла блондина, поднимаясь все выше и выше, и прихожу в себя только, когда Таканори неосознанно отворачивает лицо в сторону, из-за чего мой язык проскальзывает по приоткрытым губам... И Матсумото дергается, распахивая глаза. - Акира? Я фыркаю, шутливо лизнув вокалиста в щеку, стараясь замаскировать преступление под простую волчью прихоть, мне самому не поддающуюся, и это срабатывает. - Черт, когда ты уже вернешь себе человеческий облик? - морщится мужчина, упирая руки в мою грудь, но раз уж играть, то до конца? Так что я продолжаю дотягиваться языком до лица музыканта, который зачинает ерзать подо мной, забавно отворачиваясь. - Акира! Хватит, я весь в слюнях! Гадкий пес... Он усмехается, поймав меня за морду, но совсем не злится, заглядывая в глаза. - Как ты себя чувствуешь? Я щурюсь, опускаясь всем телом на грудь Таканори и утыкаясь носом в его волосы. Воспоминания о том, что я навредил этому мужчине прошлой ночью, внедряются в сердце новым уколом вины за содеянное, и я намеренно избегаю внимательного взгляда на себя, не зная, как искупить столь ужасный проступок. И что сказать ему после такого - тоже. - Не хочешь поговорить со мной? Рей, ты тяжелый... Таканори вздыхает, запустив пальцы в белую шерсть на моей холке. Это успокаивает и приносит приятные ощущения, отчего двигаться не хочется вовсе. - Как ты снял намордник? Я продолжаю молчать, делая вид, что просто не могу говорить в образе волка, хотя все мы знаем, что это никогда не было проблемой. Это всего лишь речь, ее несложно воспроизвести в любом теле. - Хорошо. Можешь не отвечать... но хотя бы слезь с меня, ты ведь не пушинка. Пойдем на кухню, перекусим? Я нехотя перекатываюсь на бок, освобождая вокалиста от своей тяжести, и он садится на матраце, потирая ладонью припухшие веки, широко зевает. А после так же нехотя спускает ноги на пол и выпрямляется, принимаясь потягиваться. - Надо Корона забрать, - задумчиво выдыхает Матсумото, натягивая на себя брюки и поворачиваясь к кровати. - Можешь идти? Я фыркаю в ответ, садясь и отталкиваясь передними лапами от матраца, опустив их на плечи мужчины и раскрыв пасть в частом дыхании, завиляв хвостами. - Что? На руки? Эй! - Таканори дергает бровью, когда я встаю на задние лапы, жалобно заскулив. - Нет, только не это! Черт... хорошо, только перестань! Блондин устало лохматит свои волосы, а после все же подхватывает меня на руки, поднимая с постели и едва не теряя равновесие от веса своей ноши. - Рей, тебе пора садиться на диету! Я только хихикаю в ответ, обхватив лапами шею Матсумото, который, что-то проворчав, двинулся к выходу из спальни, с трудом удерживая меня на весу. Так мы и дошли до кухни. - Акира? Я оглядываюсь, облизнувшись, и встречаюсь взглядом с тремя мужчинами за обеденным столом, которые при виде нас подскочили со своих стульев. Кою выглядит особенно хреново... - Тебе плохо? Не можешь двигаться? - гитарист подходит ближе, заставив задрать морду к неестественно белому лицу, и я мотаю головой, прижав уши к голове в извинениях. Лис только удивленно смаргивает, а после все же улыбается, потрепав меня за ухо. - Капризничаешь, значит? - Можете поворковать на полу? - спрашивает вокалист, пыхтя от усилий. - Это не волк, это настоящий слон. Или забери ег... Акира! Я плотнее прижимаюсь к Матсумото, скрестив лапы за его шеей еще крепче. Не хочу к Такашиме. Не сейчас... Ведь в этом воплощении я могу быть немного ближе к Руки, списав свое поведение на звериные причуды и инстинкты. И собачьи повадки, вроде преданности и прочей ерунды. И пока есть возможность, не хочу ее терять. - Он не хочет ко мне, - обиженно вздыхает гитарист, надув свои выразительные губы. - Видишь, как вцепился? Лучший друг еще называется. Я возмущенно гавкаю, отчего Таканори дергается назад, зашипев, как кошка. - Не издавай никаких громких звуков мне на ухо! - Но сегодня ты выглядишь намного лучше. Я рад, - улыбается Кай, вновь опускаясь на свой стул и облегченно выдыхая. - А где намордник? - спрашивает Аой, закуривая, но как бы ни казалось со стороны, что мужчину волнует только это, на самом деле в черных глазах ритмиста тоже легко улавливается облегчение. - Он его порвал. Правда, не знаю, как, - Таканори поворачивает ко мне лицо, с трудом удерживая меня на весу, потому что я чувствую, что начинаю сползать вниз. - Послушай, Рей, пусть сейчас ты и размером с овчарку, я все же не думаю, что мы уместимся на одном стуле. Садись рядом, хорошо? Вокалист подходит к столу, спуская меня на свободный стул, чтобы сесть возле меня на свой. Но едва блондин опускается на свое место за столом, как я тут же спрыгиваю на пол и толкаю мордой свой стул в его сторону так, что железные спинки сталкиваются в легком звоне, замерев вплотную друг к другу. Все четверо заинтересованно наблюдают за моими действиями, и я снова забираюсь на сидение, чтобы растянуться на нем и на коленях вокалиста, положив на них грудь и голову, довольно сощурившись. - Вот ведь наглое создание, - вздергивает бровь Така, но выбора у него нет. - Ладно, лежи. Лидер, есть что-нибудь перекусить? Я уже не встану. *** После того, как мы поужинали, наблюдая за тем, как Матсумото кормит белого хищника на своих коленях с рук, до сих пор молчаливого, словно бы он забыл родную речь, окончательно обратившись в волка, мы были вынуждены вновь вернуться к обсуждению наших проблем. И первым начал лидер, в первую очередь обеспокоенный состоянием басиста, как и мы все, впрочем. - Рейта, дай мне осмотреть тебя. Пес поднимает голову с колен вокалиста, бросая тоскливый взгляд на Ютаку и вновь отворачивая морду. Мокрый нос утыкается в живот Таканори, и тот поджимает губы в сожалении, перебрасывая просящий взгляд на меня. - Акира, это необходимо. Мы все волнуемся, - тихо проговариваю, стараясь не усугубить положение, и подаюсь навстречу. Даже если он в хорошем настроении и его ничего не тревожит, пускать все на самотек нельзя, особенно сейчас. К тому же, утренний разговор с Аоем... Как бы мы не спорили на крыльце Кая этим утром, Нэкомата не поддавался уговорам. Я просил его призвать на помощь мертвых, но Юу категорически отказывал вновь и вновь. Мы знали причину. Это было крайне опасно и... страшно. Но искать основной ингредиент сыворотки самостоятельно слишком долго. Мы пытались найти решение несколько часов, пока нас не сразила усталость, но так и не пришли к согласию, как и не нашли иного способа раздобыть волчью ягоду в кратчайший срок. А медлить нам было нельзя - агония, в которой утопал мой школьный друг, не поддавалась описаниям. Это было слишком сильно, чтобы терпеть. Как же мне уговорить Аоя на рискованный шаг? - Рей, прошу тебя, - шепчет Таканори, понимая тщетность наших с Каем попыток, и волк на его коленях тяжело вздыхает. Он встречается голубым взглядом с глазами вокалиста, обреченно опускает голову вниз и все же поддается мужчине, мотнув мордой в сторону гостиной. Басист подчиняется вынуждено, нехотя поднявшись на лапы и спрыгнув со стульев на пол. Белое гибкое тело проплывает между нашими к дверному проему, минуя порог и направившись к дивану, и в одно мгновение запрыгивает на него, ложась грудью на обтянутые черным материалом подушки. Он складывает передние лапы одну на другую, опустив на них белую морду и прикрыв глаза, выражая тем самым согласие на осмотр своих ран. Пять беспокойных хвостов рассыпаются веером по обивке, накрывая собой все оставшуюся поверхность дивана, некоторые соскальзывают на пол, не уместившись на подушках, и мы тоже подходим ближе к затихшему зверю, становясь вокруг мягкой конструкции и опуская взгляд на спину животного. Ютака находит в аптечке медицинские перчатки, чтобы оградить друга от неприятного жжения, и присаживается на край низкого журнально столика, натягивая на кисти белую защиту. - Акира? - Давай уже, - наконец-то подает голос волк, не двигаясь, и ударник кивает, потрепав пса за ухом и все же запуская пальцы в густую длинную шерсть. Нам же остается только наблюдать за тем, как он раздвигает в стороны непослушный мех, чтобы добраться до свежих ран на теле. В комнате вновь воцаряется звенящая тишина. Она длится несколько долгих минут, наверное, четверть часа, и становится все тяжелее, когда лицо лидера мрачнеет на наших глазах, не предвещая ничего хорошего. - Ну? Что там, лидер? - не выдерживает ритмист, видя, что ударник наконец замирает, останавливая полный серьезности взгляд на хребте пса, и я тоже обеспокоенно подаюсь ближе, сглотнув. Кажется, дела совсем плохи. Кай переводит нечитаемый взгляд на Аоя, поджимая губы и выпуская ладони из шерсти волка, тяжело вздохнув. Перчатка стягивается с кисти, которую Ютака прижимает к губам, покрытую белой пылью талька. - Не молчи! - не выдерживаю я, упираясь руками в спинку дивана. - Ничего хорошего, - запоздало отвечает лидер, зажав пальцами переносицу. - Кости на его спине - только самые кончики крыльев. Это первая фаланга второго пальца, - лидер указывает на белую кость, чуть приподнимая ее от спины волка еще схваченной перчаткой рукой. - Она размером с мою кисть. Вторая фаланга в два раза больше. А теперь представьте, каких размеров будет крыло, если это только один палец. Ко второй фаланге будет прилегать фаланга третьего пальца, и только потом появится пряжка - слившиеся кости запястья и пясти. Она будет в три раза больше фаланги. На конце пряжки будет так же фаланга первого пальца, небольшая, и самостоятельные кости запястья, соединяющие пряжку и предплечье, которое состоит из локтевой и лучевой костей. И завершит все это плечевая кость, которая и соединится с лопатками. Итого - примерно восемь элементов скелета крыла. Но это только начало... Ютака выдыхает, скрывая шерстью длинные белые иглы, и тянется за сигаретами, нервно закуривая. - Потом будут нарастать мышцы и сухожилия. Правда, я думаю, что часть их будет расти вместе с костями, дабы скрепить их воедино, но все же... И только после все это скроет кожа. А потом оперение. Это также процесс не легкий. Маховые перья первого порядка под кистью, их накрывают большие кроющие перья, а от фаланги первого пальца - перья крылышка. Далее маховые перья второго порядка, оперение плеча, средние кроющие перья и кроющие перья крыла. Короче... Кай судорожно затягивается, закрывая ладонью глаза. - Я понятия не имею, как он переживет это, но учитывая размеры одной фаланги, могу сказать, что... размах одного крыла будет около двух с половиной, трех метров - точно. Общая длина обоих раскрытых конечностей - пять-шесть метров. Это от одной стены моей гостиной до другой. И я понятия не имею, сколько времени уйдет на выращивание таких размеров, и сколько ему придется мучиться от этого. Месяц-два, может больше, может меньше - приступы так же нельзя контролировать и рассчитать время от одного до другого. К тому же... как и положено зверю, его раны затягиваются с невероятной скоростью, оставляя на поверхности только кости. А это значит, что с каждым разом его спина будет рваться заново. Выпуская одну кость или часть ее наружу, мышцы и кожа будут срастаться вновь, чтобы предотвратить кровотечение как внутреннее, так и внешнее. Поэтому возобновление роста будет распарывать зажившие раны снова и снова. Плюс ко всему - образование нервной сетки, отчего боль вскоре будет распространяться не только по спине, но и по открытым внешним раздражителям конечностям, пока мясо и кости не будут затянуты кожными покровами, и регулярная потеря крови, которая приведет к слабости и ухудшению самочувствия. Последние силы будут уходить на регенерацию жидкости в теле, и в итоге... он не сможет двигаться вовсе. Моральное и физическое истощение обеспечено. Это... адские муки. Мы не можем шелохнуться от потрясения, смотря на лидера широко распахнутыми глазами, не в силах поверить в услышанное. Кай резко выдыхает дым из легких, поднимаясь со столика и быстро отходя от дивана, принимаясь мерить шагами гостиную, сам не в состоянии придти в себя. Более восьми костей, семь видов оперения, мышцы и суставы, кожа... - Он умрет от болевого шока, - шепотом выдыхаю я, срываясь с места и хватая ударника за рубашку на груди. Это более пятнадцати стадий формирования! - Его сердце не выдержит этого, Кай! - Я не могу ничего сделать. Это не в моих силах! - Нельзя полагаться только на сыворотку! Ты... - Единственное, чем мы можем ему помочь - оградить от лишних раздражителей, - Ютака сдвигает брови в бессилии, отвернув лицо. Черты его искажаются в отчаянии, но взгляд подернут пониманием и судорожным потоком мыслей, которые могли бы привести нас к спасению друга. Я вздрагиваю, не в силах смириться с таким поворотом событий. - Крылья будут тяжелыми, нам придется вынести из гостиной всю мебель, когда их длина уронит кисти на пол. Нужно застелить паркет матрацами и подушками, чтобы не ранить крылья об пол, снять со стен все полки, убрать телевизор и шторы, чтобы при очередном приступе он не напоролся на них оголенной плотью - мы не можем допустить появления ран и переломов на несформированных конечностях. Курить придется на улице. Когда придет срок, из-за размеров крыльев Рейта не сможет покинуть гостиную, он не пройдет в дверь, пока не обрастет мышцами и не научится управлять ими, как своими руками, а это снова время. Эта комната станет для него тюрьмой, и это рано или поздно начнет давить на психику. Проблемы начнутся именно тогда, когда он потеряет возможность передвигаться. Нам не только придется ухаживать за ним, как за ребенком - кормить, мыть, убирать, менять простыни, лечить, и удерживать от судорог и попыток убить себя. Нам придется справляться со свихнувшимся от ощущения клетки зверем. Обезумевшим от боли и тесноты пространства. А это очень тяжело... от нас потребуется много терпения и стойкости. Так что возьми себя в руки сейчас же! Твой друг нуждается в тебе и твоей силе воли. Терять рассудок сейчас - самое гиблое дело. Мы должны научиться быть твердыми, иначе сломаемся тоже. Аой-сан, что с лекарством? Кай отодвигает меня от себя, окончательно потерянного и опешившего, и я оборачиваюсь к наблюдающему за нами волку, который тут же отводит в сторону виноватый голубой взгляд. Сидящий рядом с ним перед диванам на корточках Таканори упрямо поджимает губы, смотря на пса намного увереннее моего. И мне кажется, что несмотря на боль и шок, он готов сражаться, в отличие от своего ошарашенного неизбежным и ужасающим гитариста. Мне тоже нужно взять себя в руки, но... только как? - Мы попробуем поискать ягоду сами. - Это слишком долго. Мы не можем столько ждать. Почему ты не хочешь... - Я никогда не вызывал мертвых! Что ты хочешь от меня? Я не знаю, что выйдет из этой затеи, я не могу ручаться за то, что это не принесет более тяжелых последствий и не навредит не только нам, но и всему Токио! Это черная магия! - В тебе дух Нэкоматы, он знает, что делать, сам! - Это создание Ада! Я прижимаю ладонь к губам, не в состоянии вмешаться в спор. - Все будет хорошо, Акира, - тихо проговаривает вокалист, заставив меня вскинуть голову навстречу сбивчивым фразам, пока двое мужчин спорят о безопасности обряда за моей спиной, повышая голоса. Матсумото не может улыбнуться, но ловит в ладони вытянутую белую морду, смотря на басиста так, словно уверен в своих словах, хотя я и вижу сомнения в собственных ободряющих речах. Така дрожит под натиском обстоятельств, и зверь напротив это чувствует очень хорошо. Что нам делать? - Я не позволю тебе погибнуть, слышишь? Ты не оставишь нас. Вокалист прижимается лбом ко лбу волка, и я замечаю, как широко распахиваются голубые глаза пса, зрачки которых резко сокращаются... - Руки, назад! Живо! Пронзительный резкий вскрик Хоуку режет перепонки в тот же миг, когда я бросаюсь к дивану, вынуждая Кая и Аоя забыть о разногласиях. Белая шерсть на спине Рейты быстро пропитывается алым... - Принесите намордник, скорее! Наш персональный Ад продолжается. - Акира... Аки!!