***
Закутавшаяся ещё поутру в одеяло, она просыпается только к полудню. Мягко шумит за окном листва, сияет солнце, и щебечут птицы. Сладко потягиваясь в кровати для двоих, блаженно прикрывает глаза. Мышцы сладко ноют от последствий вчерашних страстных скачек, но на лицо просится улыбка. Сбиты локоны, искусаны губы и всё тело – каждый лоскуток кожи - пахнет им. И всего этого достаточно, чтобы стать самой счастливой на свете.***
Когда они прогуливаются по парку, все девушки и женщины смотрят только на него. Алчущими взглядами скользят по шее, цепляются за плечи, скребутся по рельефному торсу и рвутся ниже, бросая вслед дерзко оскалившемуся красавцу не один красноречивый взгляд. Кудрявая бредёт следом и не может отделаться от мысли, что из всех реальностей, Аомине милее лишь полоска баскетбольного поля, упругость мяча и высота корзины. А в мире, где поёт её сердце – ему слишком скучно. Тонкие пальцы спутницы нежно ложатся на смуглую кисть. Запоздало и несколько натянуто Дайки расслабляет руку, чтобы впустить в свою ладонь. - Куда мы идём? – смотрит в широкую спину опережающего на шаг баскетболиста и лишь гадает, о чём сейчас его мысли. – Аомине? – стыдно сказать: «привычка звать по фамилии», отделаться от которой кажется ещё слишком серьёзным шагом. Парень не отвечает и не оборачивается. Расчищая дорогу мощным торсом, он размашистым шагом уводит девушку от посторонних глаз. Трогательно роняя туфельки, она мелко семенит следом, изредка досадливо ойкает. За первым же поворотом от парка, Аомине подхватывает девушку за талию, и, чиркнув по взволнованному лицу потемневшим взглядом, запускает пальцы глубоко в сияющие медью, разметавшиеся на ветру волосы. Дайки не скрывает довольного оскала, когда под самыми корнями стягивает рыжие вихры в тугой кулак и припирает свою чуть дышащую добычу к стене. - Что… зачем ты делаешь? – слабо останавливает жадную хватку, пока смуглые пальцы до треска стягивают с плеч футболку. Выкатив грудь с торчащими сосками из белья, легко стиснув тонкую девчачью шейку, прижимает затылком к стене. А сам впивается горячими губами в высвобожденную молочную белизну. Она завороженно наблюдает, как синеволосый жадно обсасывает грудь, изредка приходясь зубами по изнывающим от удовольствия соскам. Мучительно-сладко теребит кончиком языка и давит победоносную улыбку, когда расслабившаяся девушка наконец издаёт первый звучный стон. Руки безвольно повисают, чтобы тут же быть пригвождёнными к холодной каменной глади. - Аомине… - Ты же знаешь правила, милая… - краем губ прихватив мочку раскрасневшегося ушка, - по имени, - хрипло требует Дайки. И это игра приходится ей по вкусу. Хочется дыхнуть эротизмом в широкую сильную шею, пройтись язычком по раковине уха, но внимание рыжей перехватывает втиснувшийся в переулок прохожий. В мгновение: мутный карий и ошарашенный голубой пересекаются и оба опадают на асфальт. Девушка вспыхивает угольком и затихает, устыдившись застанной врасплох страсти. Замечает третьего лишнего и Аомине. «Какое веселье!» - мелькает искрой в потемневших глазах. Подрагивающими от предвкушения пальцами, он ныряет под подол. Рывком, до ощутимого треска, сдирает с бёдер трусики и вставляет сразу три пальца. Девушка выгибается в беззвучном стоне. Дайки любуется зажатым у стены телом, обожающе водит пальцами по высокой шее и, как бы невзначай, кидает раскалённый взгляд на изумлённо застывшего путника. - Прекрати… не надо, - лихорадочно бормочет новоиспечённая пассия, слабыми попытками силясь оторвать пальцы от груди. - Так уж не надо? – Дайки даже не старается скрыть усмешки, когда влажно поблёскивающие пальцы выныривают из-под юбчонки. – Но ведь тебе нравится, когда смотрят. Жарко и головокружительно. С губ предательски срывается стон. Низ живота болит и крутит от неумолимого желания. Ежедневной изнуряющей жажды, что ломит тело столь же давно, сколько они знакомы. - Дайки, - свистяще пробивается через сцепленные зубы. Превозмогая судорогу в горле и сухость во рту, с губ почти срывается: «возьми меня», когда со стороны людной улицы обозначается очередная «помеха». Обрюзгшая мамаша огромной паучихой затаскивала вяло перебирающую ногами дочь в тенистый переулок. Протолкнув ребёнка вперёд, она и сама привалилась к стене с видом довольного ламантина. Девочка обречённо застыла рядом, украдкой обтирая влажную ладонь о сборки кружевной юбчёнки. А мать, пыхтя и утирая пот, пыталась возобновить прерванное чтение морали. И вот уже мощная грудная клетка расширилась от забранного воздуха, а безобразный рот открылся в преддверии продолжения, когда осекшаяся на первом слове и беззвучно хватая ртом воздух, женщина уставилась в одно место. Её раскрасневшееся лицо вытянулось. И маленькие злые глазки замельтешили по распалённой паре. Распластанная у стены девушка: бессильно отдающаяся на волю похоти, и парень над ней, чей упругий зад не скрыть шортам, не спрятать рельефного торса за хлопковой майкой. А прямой дерзкий взгляд, с вызовом брошенный на почерневшую от возмущения разведёнку, не стереть со смуглого лица. Показательно потеревшись стоящим членом об обнажённое девичье бедро, Аомине недобро сверкнул глазами на мамашу. Смущённая девушка жарко зашептала, что лучше бы им прекратить, лучше бы уйти. - Разве так не интереснее? Порою рыжей казалось, что тяжёлый форвард абсолютно не пробиваем не только в баскетболе, но и в жизни. Не в силах вынести недовольных повизгиваний, кареглазая категорично покачала головой. Высвободившись из мужской хватки, девушка дала понять, что хочет покинуть это место. - Как же с тобой скучно, - прошипел презрительно. Поравнявшись с вспыхнувшим мясистым лицом, бросив короткий взгляд на прибившуюся к стене девчушку, синеволосый исчез в полоске дневного пекла. Оставляя свою спутницу стоять в растерянности. Вздохнув, девушка поправила помятую одежду, пригладила волосы и досадливо пробурчав, что это его ничего, кроме баскетбола и секса не интересует, уныло поплелась следом.***
В разгар дня солнце обжигает кожу и иссушает улицы. Мало радует тошнотворно-тёплая бутилированная вода. Не приносит облегчения растекающиеся по пальцам мороженое. Да и девушка больше не отметает мысли растечься по асфальту вслед за ним. Горячая хватка возвращает в реальность, и оживившийся Аомине бодро уводит изнемогающую малышку в конкретном направлении. Нахлынывает готовность сдаться жадным домоганиям, быть распятой огненным телом, когда изумрудная листва расступается, являя уставшим от слепящего зноя глазам невысокую постройку. Прочитав надпись, рыжая непонимающе оглядывается на баскетболиста, украдкой надеясь, что они всё же хоть на минуточку заскочат внутрь: понежиться под прохладой кондиционеров, прежде чем направить вялый свой шаг домой. - Ну, проходи. - В смысле? - несколько опешив, она опять вскинула глаза на вывеску, чуть ли не по слогам читая: «Riunione». Итальянский ресторан. – Это ресторан. - Тогда считай, что я приглашаю тебя на ужин, - самодовольно потер подбородок парень и, зачесав назад короткие жёсткие волосы, направился к входу. Поразмыслив, что девчачье: «я неподобающе одета или плохо выгляжу» не возымеет никакой силы, рыжая тут же приняла приглашение на «свидание». «О, это божественное ощущение прохлады. О, великий кондиционер!», - наверняка думал каждый, затекая с дневного пекла в подобное заведение. Кстати, весьма презентабельное. Выплывший к пренебрежительно окрещенным «школьниками» клиентам, официант поначалу бросал на новоприбывшую пару подозрительные взгляды, но встретившись с красноречивым оскалом Аомине, мгновенно стушевался и больше на счёт их финансового положения не сомневался, даже про себя. Себе дороже. Галантно усадив посетителей за единственный свободный столик, бедолага унёсся за заказом. Усевшись поудобнее, Дайки штатно намеревался поинтересоваться впечатлениями спутницы, когда рядом прозвучал обволакивающий бархатистый голос и за соседний столик присел высокий мужчина. Поверх напитанных сталью глаз поблескивали очки, а в руках сверкал глянцем экономический сводник за неделю. Прошло ещё немного времени, прежде чем баскетболист сумел подавить первичный ступор и, приподнявшись в кресле, не своим голосом произнести: «Давно не виделись. Отец… мама». И, словно вымуштрованный этой команде, опуститься обратно. - Взаимно, Дайки, - устало отозвался мужчина. Отложив журнал, он задумчиво окинул взглядом молодёжь. – Рассказывай, - наконец строго велел отец, складывая пальцы замочком у лица. Тон его означал, что прочего трёпа он не потерпит. – Учёба. - Идёт себе, - поморщившись, лениво отозвался тяжёлый форвард. Чтобы хоть как-то занять пальцы, он вывалил из деревянной подставки целую пригоршню зубочисток. - Меня интересует только твоя успеваемость. А не твоё к ней отношение. Я повторюсь: как учёба? – последняя фраза – с нажимом. - Школу заканчиваю и ладно, - досадливо буркнул сын, категорично ставя точку на этой теме. - Ладно, - снисходит мужчина, - Ты продолжаешь жить в общежитии, что я тебе подобрал? Девушка было подумала, что просторная двухкомнатная квартира с евроремонтом мало походит на общественное жилище, когда допрашиваемый сын, смиренно кивнув головой, подтвердил – живёт. Побарабанив пальцами по столешнице, мужчина передёрнул плечами. В блике света затемнённого помещения, рыжеволосая обратила внимание, что цвет его коротко стриженых волос даже имел что-то отдалённо схожее с оттенком сына. Но у старшего те лишь отливали синевой, а младший заполучил роскошество синего жемчуга целиком. - И чем оплачиваешь? - Работаю. – В ответ на раздражённо взметнувшиеся отцовские брови, Дайки предпочёл присовокупить, - грузчиком. А иногда и школьным лаборантом. Аомине-старшего ни на минуту не заинтересовало ни состояние здоровья, ни личные отношения сына. Одна не подпускающая к себе официальность и жёсткость. - То есть воруешь? – безжалостно уточнил родитель. Сидящая напротив кареглазая заметила, как на несколько мгновений опешивший Дайки утратил дар речи. Он замер с растрескавшейся зубочисткой в руках так, словно его ножом со спины пырнули. - Я задал вопрос, - повертев в руках вилку, отец продемонстрировал неожиданное напряжение. Колючий и сухой как первый снег, взгляд матери чиркнул по застывшему лицу сына и снова – упал на стол. - Да как ты мог подумать? – выдавил наконец тот сквозь сомкнутые зубы. Сейчас его глаза казались под стать цвету отцовской шевелюры. – Я же тебе сказал – я работаю, - и шипение его, как у растревоженной кобры, не предвещало ничего хорошего. - Проблемы с законом? – но не вопрос то был, а утверждение. От сухого голоса и бессердечной констатации даже ей, не имеющей никакого отношения к семье Аомине, захотелось заткнуть уши и, выскочив из-за стола, поскорее покинуть этот змеюшник. - Может, хватит?! – не вынес, вспылил парень. Прогудел отъехавший стул и брякнули ножи с вилками, когда широкие ладони с силой упёрлись в столешницу. Со сгорбленной спиной нависая над родительским столиком, прожигая потемневшее лицо отца яростью, баскетболист скорее готов был вцепиться в горло, чем оправдываться под оскорбительными заявлениями. – Да. Пожалуй, - Выдержав взгляд, мужчина сам разорвал зрительный контакт. Похрустев сильной нижней челюстью, доставшейся и сыну, родитель на какое-то время задумался. Грустно, что спустя столько лет Дайки всё ещё демонстрирует, как недалеко ушёл от пятилетнего мальчишки. Официант давно принёс заказ. Словно извиняясь за неподобающее отношение, подлил в бокалы сока. С удивлением тут же получив оплату счёта с увесистыми чаевыми, благодарно расплылся и тут же умчался. Отхлебнув сока, Дайки едва взглянул на истекающий мясным соком стейк. Куда там до еды, когда даже кусок в горло не лезет? - Какие достижения? – и сейчас в голосе Аомине-старшего гудела сталь. - Межшкольные, Зимний, Региональные, - немного погодя нехотя всё же бросил школьник. На отца он глаз не поднял. Только чересчур внимательно наблюдал, как между костяшек пальцев перекатывается сияющий чистотой нож. - Полным предложением, - внезапно: тихо, с тщательно скрываемым раздражением подала голос прямая женщина с вытянутыми в тонкую нить губами. Синеглазый искоса взглянул на мать: уцепившись взглядом за маленькие плечи и метнувшись к равнодушно опущенному лицу. Подобрался весь, подцепил двумя пальцами салфетку, и, набрав в лёгкие побольше воздуха, заговорил. И пока Аомине Дайки, подобно неразумному мальчику, распространёнными предложениями отчитывался, его всеми забытая спутница молча сидела на своём месте, старательно изображая из себя невидимку. Недоумевающую, куда подевался дерзкий и хамоватый форвард Тоуоу. - С этим ясно, - звеня металлом в голосе, оборвал отец. - Награды? – не слышно было нетерпения. Сосредоточенность и холод. Пугающий. - Нет, - в тон ему отозвался Дайки. Рыжеволосая, до этого теребившая в руках медный локон, вскинула на баскетболиста несмелый взгляд. Застывший на сильных пружинистых лапах, он – пантера. Мгновение – из горла вырвется раскатистый рык и тревожно затаившееся кошачье при первой же возможности задерёт неосторожно шевельнувшегося путника в кровавые лохмотья. Отец не выразил сожаления. Ни пытался подбодрить сына на будущие свершения. Разве что опасно зашевелились желваки под его такой же смуглой кожей, а густые брови сдвинулись ближе к переносице. - Предложения поступали? - слово "баскетбол" шло по молчанию. - Да. Дайки упрямо увёл точёный подбородок в сторону, намереваясь хотя бы на этом завершить «тёплое» семейное общение, но взгляд Аомине-старшего тяжким грузом навалился сверху, вынуждая отвечать: - Какие? - NBA, молодёжная сборная, - пробурчал буднично. И, будто припоминая, закатил глаза, - резерв. Вскинув голову, приунывшая подруга одарила мрачнеющего парня приятно-изумлённым, с проблесками восхищения взглядом. Она не так хорошо разбиралась в баскетболе, но понимала одно: если японского баскетболиста приглашали американцы, и не просто – комитет NBA, то он стоит много. И пускай в резерв, это всё равно значит, что его – Аомине Дайки, признавали на мировом уровне. Видя затухающее настроение друга, кареглазая не удержалась и шепнула, заговорщически отгородив рот ладонью: - Это же так здорово! Тебя признают не только у нас, но и в Америке. Ты такой молодец! Хотела бы и я быть в чём-то лучшей, - мечтательно подоткнула щёку рукой в желании перечислять, в чем особенно хотелось преуспеть, когда по скуле царапнуло колючим холодом. Подняв глаза, девушка в боголепском ужасе встретилась взглядом с мамой Дайки. Мать Аомине: маленькая и прямая как струна женщина, со сложенными в нить тонкими губами. Её глаза на протяжении всего разговора прочно увязли в белоснежной супнице, из которой она сосредоточенно вычерпывала кремовый изыск. Однако, рот для пищи она открывала бы с меньшим удовольствием, как если доведись ей одёргивать сына. Неподвижная и наводящая мистический ужас словно королевская кобра, она вперила в перепуганную девушку огромные, испепеляюще-синие глаза. Рука её, бледная, побелела ещё больше, когда госпожа Аомине сжала в ладони салфетку. - Дайки, как зовут эту девушку? – впервые задавая прямой вопрос, звеня льдом и обжигая неприязнью, поинтересовалась мать. Время от времени юркие официанты проскальзывали мимо, на доли секунды отделяя соседствующие столики. За одним из которых, скрипя зубами и сжимая под столом кулаки, обладатель жгучих синих глаз насильственно приковывал своё внимание к колким вопросам матери и заталкивал куда поглубже недобрый язык. Тихая музыка лилась по затемнённой зале, довольные посетители в предвкушении разворачивали столовые приборы, позвякивали бокалами. Но никто и предположить бы не смог, что в подобном тихом месте способно развернуться столь яростное противостояние. Промокнув губы салфеткой, первой из-за стола поднимается мать. Отбрасывает на столик скомканную бумажку, и, крутанувшись на каблуках, удаляется по направлению к выходу. Следом поднимается отец. Не глядя, бросает крупную купюру в услужливо раскрытый официантом счёт. Звякнув связкой ключей от машины, он всё же ненадолго замирает. Дайки спиной чуял его буравящий взгляд. Школьник остался скалой возвышаться над своим, не покинутым столиком. Синий напряжённый взгляд уставился в пустоту, а губы, и без того тонкие, вытянулись в нить, под стать материнским. Рыжая: наивная и чувствительная девушка, хотела бы ободряюще позвать зверя по имени, осторожно коснуться стиснутых в кулаки пальцев. Но от него, опасного сейчас и злого, броско разило гневом, металлом и молниями. Свиваясь клубком, нити напряжения почти искрили над синей макушкой. Когда входная дверь звучно захлопнулась, Дайки не выдержал: вздёрнулся. Прорычав что-то чёрное и злое, тяжёлым молотом обрушил на стол кулаки. Жалобно звякнули тонкие бокалы, громыхнули приборы, и дама за столиком справа, забывшись, вскрикнула от неожиданности. А официанты только переглянулись, когда Дайки – воплощение грозной стихии, опрометью мчится вслед за вальяжно удалившимся родителями. Дыша бешенством и обидой в давно скрывшуюся из вида спину отца. Наплевав на скрутивший было желудок голод, его спутница подрывается следом. Недоумевающими взглядами провожают официанты импульсивную девчонку, но той плевать. На бегу выставив руки вперёд, она толкается в широкие ресторанные двери и, щурясь, выныривает наружу. Дайки стоит посреди пустынной улицы, в клубу пыли, с опущенной головой. Его грудь часто вздымается, а напряжённые пальцы застыли в кулаках. Подруга понимает, что сам он не уйдёт. Поэтому ступает мягко, приближаясь к напряжённому своему кошачьему. Нежно обвивает ладошками крепкое предплечье и просит: «Пошли отсюда. Пожалуйста, Ао». Ласка и чуткость без труда уводят раздираемого эмоциями Дайки от места неприятной встречи, а между тем девушка невесело анализирует впечатления от старшего поколения семейства Аомине. - Ты как? Озабоченный взгляд из-под полуопущенных ресниц. Короткое утвердительное хмыканье – ответом на все вопросы. Тяжёлый форвард хмур чуть более обычного. Но не подавлен, не сломлен и не увлечён призраками прошлого. «Скоро всё пройдёт», - облегчённо бормочет себе под нос подружка и с расслабленной улыбкой припадает к плечу. - Разве мы не домой? – любопытная, как маленькая кошечка, она с интересом разглядывает большой тенистый парк, куда уверенной поступью ведёт синеволосый. - Как видишь, - шлёпнув девушку по аппетитной заднице, лыбится Аомине и «стряхивает» на близлежащую скамейку. Дайки вовсе не любит шататься по улицам, если не будет баскетбола. Не обращает внимание на взгляды прохожих со стороны. Плюёт на чужое мнение и, тем более, не задумывается, как порою устрашающе выглядит со стороны. Но он ей нравится. Настолько, что если он не рядом - то непременно в мыслях. Аомине не тот человек, с которым можно расслабиться или запустить себя. Он – хищник. Несущийся без оглядки, сокрушающий всё на своём пути. Он – стимул. Яростный и не дающий покоя, как свежевыжженное клеймо, тревожащее плоть. Она утыкается лбом в шею. Тянет носом свежий аромат парфюма, играющий на разгорячённой вечерним солнцем коже. Мускусно-пряный запах. Во влажно мерцающем взгляде лучится такая неприкрытая нежность, что взгляни сейчас Аомине в глаза – туда бы и расхохотался. Под пунцовыми губами влажной дорожкой тянутся поцелуи. Спускаются к тонкой раковине уха, куда скользит юркий язычок, а тёплое дыхание ласкает слух своим нетерпением. Пальчики пробираются под майку, оглаживая стальные грудные мышцы, ласкают вздымающиеся кубики пресса. - Тебе нравится? – мурчит и ластится, водя по гладко выбритой щеке. - О, безумно, - наигранно восхищается Дайки. Он знает куда более практичное применение сладкому ротику и мягким губкам, нежно вбирающим в себя мочку уха. Рывком левой руки рванув молнию на шортах, Аомине правой ухватывает за косматую гриву, вынуждая прижаться к эрегированному члену: - Так тебе больше идёт, - пошло лыбится и, сильнее надавив на затылок, велит заглотить головку. Недалеко, за фигурно стриженными кипарисами, проглядываются силуэты людей. Бесятся и хохочут дети, оживлённо беседуют взрослые. Но тяжёлая рука становится всё настойчивее, а раскрывшаяся головка члена – всё больше.Вот уж перед глазами начинает стелиться сизый туман от возбуждения. Поэтому девушка сладострастно посылает к чертям смущение. Смахнув лезущие в лицо волосы, с затаённым удовольствием размыкает налившиеся алым губы. Шершавым пластом языка, не дыша, скользит по всей длине. Самым кончиком трогает уздечку, недолго водит по ней, чтобы потом присосаться к солоноватой головке. Гладкой, нежно-розовой. Аомине до одури хорош на вкус. Настолько, что во рту снова и снова наворачивается слюна, а внизу живота начинает печь. Она нетерпеливо сглатывает и вбирает в ротик налившуюся кровью головку. Язык ритмично трётся о ствол, пока девушка обсасывает конец члена, то сильно втягивая, то отпуская… - Хватит халтурить! – намотав на ладонь густую копну, Дайки глубоко и с силой насаживает. Девушка захлёбывается молитвенным стоном. Рыжие волны жалостливо волочатся по разведённым ногам баскетболиста, но тот неумолим. Сверкая синими глазами, остервенело бормочет: - Соси. Бери глубже - упирающаяся в темя ладонь вынуждает снова и снова нанизываться на толстый член. Парализованная грубой силой, она старается уйти от удушья: цепляется за ворот майки, узорами рисует царапины на смуглых плечах. Дайки даже бровью не ведёт. Приставив к губам пальцы, наспех смачивает. Длинная рука без труда ныряет девушке за спину. Бесстыдно вздёргивается с округлых бёдер юбка и, вздорная сучка, вздрогнув, издаёт слабый стон. Отодвинув пальцами кружевные трусики, парень добирается до клитора. Продолжая толкаться в горло, Дайки ощущает нарастающее в основании члена напряжение. Изумительное томительное ощущение закипает в основании ствола. Аомине прогибается, широкой ладонью вцепляясь в волосы. Иступлённые толчки. Старательный язычок на головке: слизывает капли смазки, трётся о ствол. В преддверие оглушительного оргазма Дайки выпрямляется. Член едва ли не разрывается чудовищным напряжением, но он терпит. Толчок из последних сил. В предоргазменных судорогах напрягается тело и … Густая сперма выстреливает из пульсирующей головки, орошая податливую глотку. Утробно зарычав, Дайки запрокидывает голову, вынуждая девушку заглотить как можно глубже. Аомине млеет от бурного оргазма. Широко раздвинув ноги и разложив ручищи, он до сих пор чувствует струйки спермы, вытекающие из головки. Дождавшись, когда красотка проглотит всё до последней капли и благодарно почистит член развратными ротиком, Аомине хозяйским жестом проводит по раскрасневшемуся личику. - Ты доволен? - тяжело дышит и облизывает припухшие губы. - А ты считаешь - это всё? – оживляется разнеженный зверь, и ухмылка бесстыдной издёвкой выплывает на хищном лице. – Так скучно? – Дайки обожающе пропускает сквозь пальцы разметавшиеся по плечам волосы. Зрачок топит радужку, оставляя после себя угольно-чёрную бездну. Где в самом центре, пленницей - она.***
В разнузданной позе, с широко разведёнными ножками, она играет роль жертвы его прихоти и прогибается в пояснице, выставляя напоказ аппетитную задницу. - Задери юбку, - хриплый почти приказ, которому нельзя не подчиниться. Пылающая смущением, девушка обводит плывущим взглядом окрестности. Люди всё так же прохаживаются недалеко, хохочут дети. Но, кажется, всё это - в другой реальности. Потому что в ушах набатом звенит тёмное и раздражённое: «Слишком скучно». И именно сейчас развратная сущность берёт своё: шепча и уверяя, что сейчас не существует ничего, кроме пульсации крови в висках, и его дыхания – за выгнутой спиной. «Вздёрни юбку», - сипло повторяет Аомине. И голос его уверяет, что баскетболист не намерен повторять трижды. В теле вихрем закипает возбуждение, когда дрожащие бледные пальцы медленно утаскивают подол вверх. Ощущение, что их могли увидеть добавляет ещё больше жара в кровь. Нетерпеливо обкусывая губы, рыжая тяготится нарастающий жаждой проникновения, что начинает требовать насквозь промокшая киска. Страстно подавшись назад, роняет с коралловых губ стон. Торчащие соски трутся о деревяшку, что очень нравится кареглазой развратнице. Аомине обходит её кругом. Оглаживает круглую белую задницу, ласкает раскрывшуюся киску, водит пальцами по обнажённым плечам и целует в шею. И всё это – взглядами. Пылая развратом, подруга вскидывается навстречу, отчаянно цепляется за руки, пытаясь хоть к ним прильнуть пылким узким ртом. Но искушение бессердечно проплывает мимо, дозволяя лишь иллюзию прикосновения. Аомине сзади. Она загнанной добычей улавливает дыхание. От рычащих ноток бурлит кровь и уносит крышу. Палец проскальзывает между влажных половых губ, задевает клитор и поднимается к сжавшемуся анальному колечку. «Расслабься», - просит, шире раздвигая пышные ягодицы. Старшеклассница дёргается и почти сразу задыхается стоном. Нутро, кажется, раскалённым шилом прошивают, когда в анус вклинивается жадный язык. Извивается, толкается вглубь. Девушка захлёбывается кайфом и давится смущением. Мечется, бедняжка. До белых пятен кусает запястья... Изящные плечи подрагивают от всхлипов. Девочка горячечно мечется под сильными требовательными ладонями. Крутит попкой, самостоятельно насаживаясь на сильный язык. «Не думал, что тебе это так нравится», - изогнув бровь, улыбается Дайки. Длинные пальцы грубо вдалбливаются в подрагивающее влагалище. Язык гуляет в попке. И если Аомине сейчас не достанет увитый венами член не вставит в заходящуюся спазмами киску, она точно лишится рассудка. Пару раз ещё насадив узенькое анальное колечко, Аомине отстраняется. Ему нравится смотреть, как пульсирует покрасневший от стимуляции анус. Отвесив шлепок по знатной заднице, тяжёлый форвард проводит языком между ягодиц, щедро смачивая сфинктер слюной. Равномерно распределив «смазку», он медленно и плавно начинает вводить палец: всё глубже, не забывая стимулировать клитор. Однако, сразу же сходят на нет сладкие девичьи стоны, и ожившее было разгорячённое тело напряжённо замирает. До красных отпечатков хлестнув по ягодице, Дайки следом вставляет средний. Движения «ножницами». Жёсткие глубокие фрикции. Увлажнение нежных стеночек. Всего этого кажется для Дайки более чем достаточным. В штанах совершенно невыносимо истекает похотью член. И мутные облака туманом стелются перед глазами… Услышав тихое хлюпанье разработанной попки, Аомине, наконец, дарует мнимое облегчение напряжённой девушке. - Ты ведь знаешь, что будет следом? Утерев влажный от испарины лоб, он нетерпеливо отстёгивает ремень. Рыжая от его дыхания на лопатках как в омут с головой падает. Горячая дрожь проносится по телу и гулкий звон встаёт в ушах. Кивнув, она прикусывает губу. Ей кажется, она знает. Лёгкое касание нежит выгнутую спинку. Прикрыв глаза, девушка отдается ощущениям. Слух трогает звук шурхнувшей джинсовой ткани, спустившейся к сильным крепким ногам. И следом она уже задыхается от восторга, чувствуя уткнувшийся в промежность напряжённый член. Показывая своё неимоверное желание, девушка подаётся следом, призывно крутит бёдрами. И, точно в награду, Дайки пристраивается к киске. Тёплая головка многообещающе спускается к клитору, позволяя и партнёрше испытать удовольствие. Ласкает. Поднимается к узкой дырочке и, искупавшись в соках, - снова к клитору. - Дайки, - окликает кареглазая, выгибая шею. В предзакатных лучах солнца глаза приобретают мистический оттенок янтаря, превращая образ милой тихони в поистине блядский, достойный суккубы, – Пожаалуйста, - и шепчет так томно, сладострастно заламывая бровки, что внутри всё вздрагивает и натягивается. Будь ещё и грудь побольше – вполне на обложку одного из любимых журналов. Сглотнув, Аомине более не церемонится. Нетерпеливо обмазав слюной возбуждённую головку, он одной рукой ухватывает девицу за плечо, а другой отодвигает ягодицу. Несильно продавив, влажная головка проникает в тугую попку. Никак не ожидая такого поворота, новоявленная суккуба шипит сквозь зубы и умоляет вытащить. Дайки скептически скалится на любые последующие уговоры и, войдя больше чем на половину, останавливается. - Ты – сучка. И ты – моя. Так что замолкни и получай удовольствие. В страхе колотилось сердце, а следом нахлынувший адреналин заставил часто-часто дышать. Из глаз неуправляемо лились слёзы боли и обиды, когда… расставив хоть для какого-то облегчения шире колени и совершив более глубокий прогиб, она сладко вздрогнула. Тихий стон, мягче и слаще обычного, сошёл с краснеющих губ. К дискомфорту и боли добавилось ещё одно ощущение. Совершенно новое. Дайки знал, что говорил. Дав сфинктеру привыкнуть, Аомине задвигался в более привычном для себя темпе. Поначалу неспешно, через минуту он сорвался в бешенный ритм, долбя упругую попку всё глубже и глубже. Разводя ягодицы и засаживая уже по самые яйца. Вытаскивая до самой головки и снова вбиваясь вглубь. - А-аах, ммн, даааа, - бесстыдно и жарко рвалось из ротика. Нутро разрывало сладко-острыми ощущениями. Боль и удовольствие смешались в коктейль неисчерпаемого блаженства, вмиг став неотделимыми друг от друга. И это тянущее, перехватывающее дыхание ощущение проникновения. Позади, за деревьями, зазвенел нежный девичий смех. Весёлый мужской тембр - следом. Потом какой-то старик предлагал влюблённой паре нарисовать портрет. Плаксиво играл одинокий скрипач поодаль. И даже мысли, что люди вот-вот могут заглянуть, присесть на скамейку рядом, не вызывали у извивающейся и громко стонущей рыжей ничего, кроме животного возбуждения и дополнительного кайфа, затмевающего все шесть органов чувств. Она жалобно всхлипывает, упрашивает остановиться, чтобы ещё через мгновение уже умолять не останавливаться. - Дайки… я … аах, да. Жёстче. Прошу… Но когда дрожащие пальцы по привычке нащупывают набухший клитор, удовольствие становится неуправляемым. Девушка мечется под сильными бёдрами любовника, закусывает пальцы, терзает губы. Не в силах сдерживаться, она отпускает себя в последний миг перед великолепнейшим в её жизни оргазмом. Чтобы громко и зычно простонать любимое имя. Чтобы едва ли не полпарка известить, как сладко она кончает. Подстёгиваемый их кроваво-красной похотью, следом до черных звёзд перед глазами кончает Дайки. О, эта изумительная картина. Силящиеся отдышаться двое в тихом парке. Он – ещё не успевший выйти, с барабанящим сердцем полулежит на нежном расслабленном теле. Она – полуголая и блаженствующая под его пальцами, готовая выцеловывать каждый лоскуток тела. И они – оба одинаково ошарашенные: миловидная блондинка и высокий блондин с живым лицом. Всё бы ничего, если бы в выпавших в ступор лицах не вспыхнуло узнавание. - Аомине! – воскликнул Вакамацу, переводя глаза попеременно то на форварда Тоуоу, то на девушку. - Это же Аомине Дайки, - потрясённо пробормотала следом новоиспечённая поклонница чёрной пантеры. - Какого чёрта?! – недолго думая, взревел Аомине.Занавес.
***
- Ублюдки! Выведенный из себя, синеволосый так и пышет гневом. Но, ровно до тех пор, пока в кармане не запиликал телефон. Проворно выудив мобильник из кармана, Дайки большим пальцем откидывает «кнопку» блокировки и, пробежавшись глазами по только что вскрытой увесистой смсине, меняется в лице. - Что-то случилось? Будучи истинной девушкой, она задаёт вопрос уже после того, как перевесившись через широкую спину, всё же выхватывает часть текста: «Заеду сегодня вечером». - Что-то важное? – изобразить неведение легко. Гораздо сложнее грамотно истолковать тот туманный ответ, что не глядя бросает потемневший Дайки, прежде чем, затолкав руки в карманы, поспешно удалиться по направлению к дому. «Поживи, несколько дней у подруги». И, как будто осекшись, добавляет сухое: «пожалуйста». Связано ли это как-то с их «забавным» столкновением с центровым Тоуоу, или же, срикошетила встреча с родителями? А, может, причина не столь глубока и выйдет без последствий? С полной головой подобных мыслей, рыжая устало откинула с лица волосы и, натыкав на дисплее телефон подружки, приготовилась говорить.