Печать Бастет: Осколки душ

Остролистая терпеть не могла преступников. Работа в армии научила её расценивать любого из них, как ничтожество, недостойное её внимания, поэтому, хоть Сэттер и не испытывала какой-то личной неприязни к арестованным, в их временную тюрьму она заходила с отвращением на лице, которое не столько выражало её истинное к ним отношение, сколько указывало на ощутимую социальную разницу между ней и теми, кто сидел сейчас за ржавой решеткой, подавленный и обреченный. Девушка действительно не знала, для чего Пеплогривка так сильно умоляла её прийти сюда и, вдохнув затхлый воздух этой части катакомб, думала даже повернуть назад и выйти. Неважно, что после ссоры с подругами, находясь на взводе, она не могла придумать, как быть дальше и пришла сюда только от растерянности и безысходности… Даже так, стоило ли тратить время на общение с отбросами общества… теми, кто решил воспротивиться самой армии?.. В этой стране Армия пишет закон. Ничто не проходит без её ведома. Каждый шаг, случайный вздох не в ту сторону будет замечен. Наказание ждет любого, кто ослушается установленного порядка. Армия умеет наказывать. Это истина, которую Остролистой диктовали с самого раннего детства, которой запугивали и восторгали – потому-то она и не представляла себе иного мира, мира без военных, под чьим строгим контролем Леон существовал и процветал. Ей казалось, что без Армии всё в стране рухнет, начнутся беспорядки, и всё общество покатиться вниз по наклонной, будучи неспособным сдерживать само себя. Отсутствие порядка порождало хаос – это естественно, а значит, единственный способ сохранить мир – подчиниться военной силе. Раньше Остролистая не находила эту фразу хоть сколько-нибудь нелогичной и именно поэтому сама с охотой вступила в ряды военных, а не стала отсиживаться в офисе Бастет для вида, как это делали некоторые. Девушка искренне считала, что, подчиняя Леон правилам, придуманным Звездоцапом, она способна принести в эту страну мир. Сохранить то хрупкое равновесие, что прежде не давало людям провалиться во тьму. А теперь сама же нарушала свои убеждения. И ведь даже не заметила, как ступила на этот скользкий путь, не успела опомниться, а уже окунула руки в кровь. Потому что поддалась эмоциям, которые копила так долго, сорвалась, не имея другой возможности выплеснуть накопившуюся в душе злость. Если раньше Остролистая не понимала, как люди вообще могут нарушать законы и становиться преступниками, то теперь вполне ясно осознавала, что на почве этого всегда стояло стремление защитить что-то иное – гораздо более важное, чем какой-то невнятный «мир во всем мире», о котором все так любят говорить. Когда речь заходит о том, что храниться глубоко в душе – это ли любовь, к семье или второй половинке, а может, жажда богатства и славы, все люди почему-то становятся эгоистами, и даже она сама - не исключение. Не тонкая решетка, а один неверный шаг отделял Остролистую от тех, кто смотрел на неё косо из темноты. Стоит ей сделать ошибку, и все тут же рухнет. Все её убеждения превратятся в труху, а громкие слова перестанут иметь цену. Ради чего она рисковала не только своим добрым именем, положением, честью, но и жизнью? Ради брата, с которым в последнее время практически не общалась? Ну что за глупость. Неужели все люди такие сумасшедшие или это только она слетела с катушек от всех тех волнений, что выпали на её долю? - Давайте, выкладывайте, чего хотели, - обратилась Остролистая к преступникам, сложив руки на груди. – Пеплогривка так меня уговаривала к вам явиться, что даже интересно стало, чего такого интересного от вас можно услышать. - Ничего нового мы тебе не скажем, - высокий мужчина со всколоченными волосами ржавого цвета и заметным шрамом на бледном лице поднялся со своего места и наградил её насмешливым взглядом. - Сама понимаешь, чего мы можем у тебя попросить, - добавила светловолосая женщина, которая, кажется, была среди преступников главной. – Свободы. «Вот так, Пеплогривка, а ты мне ещё что-то говорила», - пробурчала Остролистая про себя и сделала несколько шагов вперед, так что теперь ей приходилось смотреть на собеседников снизу вверх. - И вы правда думаете, что я так просто возьму и заставлю Звездоцапа вас пощадить? – Остролистая скривилась, попытавшись понять, чего преступники на самом деле добиваются, но их лица были совершенно непроницаемы. – Как вы себе это представляете? - Конечно, переубедить его никому не удастся, - согласилась женщина. – Но тебе это и не нужно – не забывай, где мы находимся. Эти катакомбы – наша территория, и мы знаем здесь каждый уголок, каждый потайной коридор. Если бы не эта решетка… если бы только появилась возможность выйти из этой комнаты в коридор, можно было бы… В общем, затем-то мы тебя и позвали. - Откуда такой самоуверенный тон? – девушка разозлилась не на шутку, ощутив себя задетой и ущемленной. – Я не стану вам помогать ни за какие деньги. - Да причем здесь деньги? – нахмурился рыжеволосый мужчина и приблизил лицо к решетке так, что теперь их разделяло сантиметров десять, не больше. – Тебе ведь уже приходилось нарушать законы и просто так. Остролистая удивленно насупилась, а затем резко отпрянула, заметив широкие, мерзкие улыбки на окрашенных полумраком бледных лицах. Она ничего не понимала. Ни этих прищуренных взглядов, в которых больше не было обреченности, ни слов, задевших сердце за живое, сразу запавших в душу… Осознание медленно настигало, страшные мысли приходили в голову, но верить им не хотелось – такого, конечно, не могло быть. Ясное дело, что все это - дурацкий блеф и ничего больше, необходимый для того, чтобы сыграть на её возможных слабостях и подчинить своей воле. - Ты не сможешь отказать нам в помощи, - неожиданно взяла слово молодая темноволосая девушка, держащая в руках какую-то маленькую металлическую коробочку. – Потому что иначе кто-нибудь может узнать твой секрет. Она нажала на кнопку сбоку устройства, и звенящая тишина заполнилась неразличимыми помехами. Легким нажатием пальца запись была отмотана назад, и из динамиков чётко прозвучали искаженные техникой, но вполне различимые слова: «Мне уже приходилось убивать». Затем был какой-то шум и громкие болезненные хрипы, чье-то очень тяжелое дыхание и тишина, снова сменившаяся громким скрежетом. Остролистая слушала это и стояла, как пораженная громом, не в силах поверить в то, что только что произошло – в ужасную правду о том, что её преступление не осталось тайной для всех, как она надеялась, а стало известным, причем не кому-то, а группе людей, что не подходили к дому Сэттер даже близко, а были арестованы на другом конце города за государственную измену ещё до того, как те страшные слова на записи были произнесены. Остролистая с ужасом осознала, что не знает ещё чего-то об этих людях, которых поначалу посчитала за глупых и вовсе недостойных её внимания. - Пеплогривка вообще оказалась для нас очень полезной, - заметила светловолосая женщина, когда сообщница передала устройство ей в руки. – Не только не заметила, как мы прикрепили микрофон к куртке, которую ей дали, но и оставила его в самом что ни на есть подходящем месте, чтобы можно было всё как следует расслышать. - Сама она даже понятия не имеет, как сильно нам помогла, - добавил ещё кто-то, но Остролистая всё ещё была слишком ошарашена, чтобы разбирать, чей это был голос. - Вы знакомы… С Пеплогривкой? – она едва нашла в себе силы выговорить эти слова, хотя на самом деле возможные связи преступников с Харлен в данный момент интересовали её меньше всего, а голова была занята совершенно другими мыслями. - Так уж получилось, что сама судьба в этот раз благоволила нам. Всё рухнуло. Край обрыва, по которому прошлась Остролистая, осыпался, и теперь её почти ничего не отделяло от неминуемого падения в глухую тьму. Мысли девушки покрылись кровавыми разводами, и её бросило в холод от мысли, что сделает Армия, когда узнает о её предательстве. Жизнь Остролистой будет разрушена под корень, всё для неё потеряет смысл, и не будет даже смысла молить о прощении, потому что та страшная сила, которая всю жизнь вызывала у нёе благоговейный трепет, существовала для наказания, а значит, не могла иметь благородства. Картины разрушенного будущего и настоящего, которые настойчиво рисовало взбудораженное сознание, даже не были самым страшным – гораздо сильнее в шок повергал факт неотвратимости смерти, поскольку только собственной жизнью можно было искупить вину за лишение чужой. Эти люди, что из-за своих идеалов упали ниже плинтуса, но даже оттуда смотрели на неё с высокомерием и усмешкой, могли повернуть её судьбу к худшему в считанные секунды – она стала зависимой в их руках и была вынуждена подчиняться, если не хотела, чтобы кошмары стали явью. Вот только… Разве не было иного выхода? Разве она не могла поступить иначе? Конечно, могла, осталось только избрать путь с меньшей степенью риска. Самостоятельно уничтожить несчастную коробочку, в которой содержались единственные доказательства – всё-таки гораздо проще, чем подключать кого-то ещё, поэтому, тщательно всё взвесив и обдумав, Остролистая рванулась обратно к решетке, намереваясь избавиться от замка. У нёе в кармане были нож и пистолет, от перевозбуждения страха возможности способности только возрастали, и даже ценой пары сломанных костей или выбитых зубов в случае чего… - Стой! – прежде чем Остролистая успела что-то сделать, темноволосая девушка схватила её за рукав через проем между прутьями. – Мы вовсе не собираемся тебя шантажировать. «Ложь» - оскалилась черноволосая, но, растеряв первоначальный запал, уже не смогла использовать на полную всю свою силу, и железная решетка оказалась для неё неприступна. - На что мы действительно рассчитывали, так это заключить равнозначный договор, основанный на наших общих стремлениях, - попробовал объяснить мужчина, которого поведение девушки определенно удивило и шокировало. – Эта запись с твоим участием стала только поводом согласиться поведать одно предложение, которое обязательно придется тебе по вкусу. Хоть нам, должно быть, нелегко поверить, особенно если ты до сих пор считаешь нас глупцами, но пойми и убедись, что это не совсем так. Мы совершили ошибку, не будучи достаточно предусмотрительны, и поэтому оказались в таком непростом положении, но сделали все возможное, чтобы не попасть в ещё большую передрягу. Мы только сделали вид, что нападение ваших людей застало нас врасплох и что нас ожидал проигрыш по всем пунктам, но ликование цепных псов было необходимо для того, чтобы они не поняли самого главного – того, что мы посчитали важнее нашей свободы и укрыли от их глаз. Именно это, я полагаю, так необходимо тебе и ради этого ты сможешь умерить свой пыл, подарив нам то, чего мы так сильно желаем. - Проще говоря, - взяла слово светловолосая женщина. – Мы всех обманули только для того, чтобы иметь шанс подкупить тех, кого по-настоящему заинтересовался нашей магией и нуждается в ней. Но Остролистая по-прежнему совершенно не понимала, о чём они говорили. До тех пор, пока кто-то не отодвинул от стены квадратную нишу и не вытащил оттуда сверток с какими-то блестящими предметами, которые оказались теми самыми ожерельями, которые, вообще-то, в данный момент должны были находиться у Листвички. - Если дашь нам уйти отсюда, всё это станет твоим, и ты сама сможешь спокойно провести Ритуал, чтобы поговорить с братом. - Как вы вообще… - от удивления девушка даже разжала побелевшие пальцы, напряженно сживающие прутья решетки, и попятилась назад. - Когда пришли военные, мы сразу вспомнили о том, что нам говорила Пеплогривка про силу магических предметов, поэтому приняли решение защитить их, а не отдавать в чужие руки, чтобы потом как-нибудь использовать. Для этого часть из нас разыгрывала спектакль с обреченными преступниками, загнанными в угол, а остальные, тем временем, спокойно подменили настоящие предметы – те, которые нам дал ещё сам Воробей, заранее заготовленными подделками и спрятали их здесь вместе с аппаратурой от микрофона. После чего только и надо было нам всем оказаться именно в этой камере, что было совсем несложно – мы с самого начала знали, что военным идея запереть нас в этой тюрьме покажется забавной, поэтому подали им идею, организовав здесь последнюю линию обороны, – женщина повертела одно из ожерелий в руках и вернула его к остальным. – Жаль, мы так и не поняли, что с их помощью можно сделать без Эхо, но как услышали ваш с Пеплогривкой разговор, поняли, что это наш шанс. Остролистую одолевали сомнения. Даже если все эти слова – правда… Наверное, раньше бы она не стала медлить и рассказала бы кому-нибудь об услышанном, но теперь, когда появился маленький просвет надежды, должна ли она была от него отказываться? Но только если окажется… - Какие могут быть гарантии, что вы не лжете? – задала Остролистая вопрос в лоб. - Никаких, - отозвался рыжеволосый мужчина. – Увы, никаких гарантий мы тебе дать не можем, поэтому тебе придется поверить нам на слово. - Тогда… И говорить не о чем. Я хорошо знаю Листвичку - она не могла не заметить подделку. - Может, и не могла, - неожиданно согласился тот. – Но дело в том, что ваша капитанша понятия не имеет, как должны выглядеть все эти устройства в оригинале – она видит их в первый раз и никак не может знать, что подделка, а что нет. Об этом нам сказал ещё Воробей – мол, никто в армии о таком не знает, и мы будем первыми, кто этой технологией воспользуется за последние лет двадцать. И подделки, между прочим, рабочие, хоть и работают совсем не так, как надо, так что это займет Листвичку на несколько часов, прежде она о чём-нибудь догадается. Именно это время мы должны использовать для побега – другого шанса уже не будет, так что советую тебе поторопиться с решением. Это был огромный риск. Остролистая вполне могла ошибиться и остаться ни с чем, но зато в случае выигрыша она получала всё то, чего желала, и поэтому такое предложение никак нельзя было оставить без внимания. Она старалась этого не показывать, но в душе по-прежнему была очень испуганна и плохо соображала. Вновь собираясь с мыслями, девушка взвешивала все за и против. Она уже понимала, что сделала нечто непростительное, сошла с прямой дороги без шанса вернуться, а значит, могла не беспокоиться о том, чтобы не пятнать свое имя ещё сильнее. Неважно, сколько плохих и хороших дел ты совершишь – если оступился раз, то так и останешься в тени и неважно, насколько черна она будет. Проще говоря, если Остролистая начала эту войну против всех, у неё не было причин пасовать теперь. - Ладно, - кивнула она, наконец. – Если ваше предложение действительно искреннее… Я помогу вам.

***

Пеплогривка оказалась в наглухо запертой комнате, где почти не было света, голые стены украшала облупившаяся во многих местах синяя штукатурка, а на белых просветах чем-то тёмным, может быть, углем, были начертаны неразборчивые слова и символы. Здесь явно пытался обжиться кто-то из приезжих – может, сам Ежевика, его сумка лежала в углу, раскрытая, на ободранном столе с тонкими покосившимися ножками были разбросаны какие-то бумажки. Пеплогривка подошла поближе и поняла, что это документы: что-то связанное с правами на владение зданием, тем, что под ним, а также план катакомб и лицензия какой-то компании на прокладку труб. Кажется, тех, кто устроил здесь это убежище, пытаются вывести на чистую воду. Пеплогривка просто из интереса пробегала взглядом по строчкам, но слова для неё сливались в одну непонятную массу, а ни одно из имен не было знакомо, так что девушка быстро оставила это дело. Она села на стул, стоящий у стены, и закрыла глаза. Мысли текли медленным потоком сквозь воспоминания обо всем случившемся, но, так или иначе, раз за разом возвращались к Остролистой – наверное, потому, что Пеплогривка до сих пор отчасти винила себя в том, что с ней случилось. Из-за того что она не углядела, не смогла вовремя понять и заслужить доверие… Только поэтому она сейчас здесь, в темноте и наедине с собой, а Остролистая, возможно, совершает самую страшную ошибку в своей жизни. И Орешницу тоже в какой-то степени можно понять, хоть она и поступила отчасти подло, отказавшись помогать подруге. Просто Велингтон всегда старалась мыслить разумно, хоть этого и не было видно за её привычной маской простодушия. А кого из них троих действительно стоило бы называть наивной – так это её, Пеплогривку. Увлеченная собой, девушка не была достаточно внимательна к подругам и серьезно за это поплатилась. На стене тикали часы. Правда, они показывали какую-то чушь вместо времени – механизму явно был не один десяток лет, и он перестал нормально работать, пустив длинные железные стрелки в свободный пляс по белому циферблату. Пеплогривке было трудно понять, сколько она сидела в полной тишине, занятая своими мыслями, но, должно быть, никак не меньше часа – дребезжащий тикающий звук повторился уже не одну тысячу раз, и это, вообще-то, начинало ужасно нервировать. Про Пеплогривку либо забыли, либо нарочно решили оставить её тут, как в тюрьме, чтобы подумала, как следует, над своим поведением. На Ежевику это было непохоже, но даже он умел злиться, а узнав о непослушании бывшей подопечной, мог и применить к ней решительные меры. В момент, когда отчаяние Пеплогривки начало достигать своего апогея, и до депрессии ей оставался один шаг, кто-то вставил ключ в замок двери и несколько раз его повернул. Девушка не знала, кто-то мог быть, и не знала даже, кого она бы хотела увидеть – то ли Остролистую, передумавшую совершать опрометчивые действия, то ли Орешницу, извиняющуюся за свое поведение, то ли Ежевику, который мог хоть как-то скрасить это гнетущее одиночество… Но в дверном проеме стояли не они, а, кто бы мог подумать, Львиносвет, которого Пеплогривка не видела уже давно, с дня своего первого побега. Но ощущение складывалось такое, будто их от последней встречи отделяли годы: парень заметно ссутулился, поник и словно постарел лет на пять, его светлые волосы выглядели неухоженными и растрепанными, а форменная одежда была покрыта темными пятнами то ли грязи, то ли крови. Весьма удручающее зрелище, хотя Пеплогривка сомневалась, что и сама в данный момент выглядела лучше. - Как ты тут? – спросил Львиносвет хриплым голосом и закрыл за собой дверь – значит, он пришел не затем, чтобы её выпустить. - Ты и сам, наверное, видишь, - огорченно отозвалась Пеплогривка и приложила затылок к холодной стене. - Плохо, если честно – света почти нет, так что лампочку надо подкрутить. Львиносвет достал откуда-то другой стул, выволок его на середину комнаты, встал прямо с ногами и принялся налаживать освещение. Некоторое время после каждой его манипуляции лампочка гасла вообще, но раз на пятый, наконец, зажглась в полную силу, и стало видно гораздо лучше – Пеплогривка, например, сразу заметила, какой бледной была кожа Львиносвета и как сильно на ней выделялись синяки под заплывшими медовыми глазами. Закончив с лампочкой, он слез на пол и подставил свой стул к стулу девушки и, даже не спросив разрешения, сел рядом. Но Пеплогривка, на самом деле, была не против – сидеть вдвоем и лучше, чем в полном одиночестве слушая дурацкое тиканье дурацких часов. - Что происходит? – прежде чем Пеплогривка снова ушла в себя, тихий голос Львиносвета спугнул её мысли. Девушка удивленно скосила на него глаза. - В каком смысле? – что он имел в виду под этими словами, она поняла не сразу. – Ты об аресте? Или о том, что Уголька убили? Львиносвет сморщился, и девушка осеклась, сразу догадавшись, что это известие причиняет ему ощутимую душевную боль. Да, верно, Уголек ведь был его начальником… Но и для других здешних военных тоже, но никто из них не выглядел настолько расстроенным и подавленным. Для Львиносвета Уголек, возможно, значил что-то большее, и на самом деле Пеплогривке очень хотелось узнать, что, ведь она так мало знала об их обоих, но девушка предпочла промолчать, чтобы не ворошить ещё сильнее эту неприятную тему. - Я сначала когда услышал, то не поверил, - как ни странно, но Львиносвет начал сам. – Думал, такого не может быть… Знаешь, ведь Уголек всегда был для меня идеалом. Сильный, целеустремленный и прекрасно владел оружием – на такого трудно не хотеть быть похожим. Сестра говорила мне, что он ненормальный, а я не верил. Хоть и стал замечать в нем нечто жуткое, какие-то странные наклонности, но делал вид, будто ничего этого не было, чтобы не рушить в голове этот возвышенный образ, что приводил меня в восторг. И после того, как он вернулся из Столицы, даже несмотря на слухи о каких-то грязных делах с законом, я продолжал смотреть на него, как на того, к кому мне необходимо тянуться. Все мои успехи - только из-за желания выделиться перед ним, сделать так, чтобы он меня заметил. Я так надеялся, что однажды встану с ним на одну ступень, плечом к плечу, а теперь, когда осознаю, что его больше нет… - Ты потерял смысл жизни? – подсказала Пеплогривка. - Нет, все не столь плачевно, - он покачал головой и даже, кажется, усмехнулся. – Я потерял не смысл, а… мечту. Навязчивое желание, которое стимулировало и заставляло меня действовать, так что теперь я совершенно не знаю, к чему стремиться. - Неужели так обязательно стремиться к чему-то в жизни? - Пеплогривка прищурилась и взглянула на него вопросительно. Она только сейчас задумалась о том, что сама не имела никакой твердой цели или желания: только здесь и сейчас и никаких планов на будущее. И девушка не сказала бы, что без этого ей чего-то не доставало. - Вовсе нет, я знаю массу людей, которые прекрасно обходятся и без этого, - Львиносвет будто озвучил её мысли. – Но страстное желание совершить что-то или чего-то достичь способно сделать человека сильнее. Пеплогривка чуть приподнялась с места и удивленно нахмурилась. Последнее время она всё время старалась отыскать в себе силу, бросаясь для этого в авантюры или принимая на себя непосильную ответственность, но ей ни разу не приходило в голову использовать какой-нибудь другой способ, вроде этого, например – она ведь могла поставить себе цель и идти к ней вместо того, чтобы хвататься за всё подряд, бесконечно испытывая на прочность тело и душу. - Но самое страшное знаешь что? – спросил Львиносвет шепотом, и от его тона становилось не по себе. – Я не чувствую, что действительно скорблю о самой смерти Уголька. Скорее, об упущенных возможностях. - Проще говоря, пока он был жив, ты просто использовал его, чтобы иметь стимул двигаться вперед, - заключила Пеплогривка. - В твоих устах это звучит крайне жутко. Пеплогривка кивнула. Она вообще неплохо умела утрировать, излагая лишь саму суть, скрытую, как правило, за обликом красивых слов. Девушка нечасто делилась откровениями и совершенно не умела на них отвечать, но настроение было до того паршивое, что появилось желание помочь Львиносвету с им же придуманными проблемами, чтобы хоть ненадолго отвлечься от своих собственных. - Глупо жить, всё время подражая кому-то, потому что это уже не жизнь, а так, жалкая пародия, - начала она с заумными видом. – Можно стараться походить на взрослых, если ты ребенок, но когда перешагиваешь определенный порог, необходимо начинать искать свой стиль, свое предназначение. В конце концов, всякое же может оказаться… Вдруг ты так стремишься стать хорошим военным, потому что облик Уголька произвел на тебя сильное впечатление в детстве, а на самом деле твое истинное призвание – быть поваром и печь кексики с черникой. - Кексики? – Львиносвет, казалось, искренне засмеялся. – Вот уж не думаю. Что до выпечки, то у тебя это определенно получается лучше. - О, так ты пробовал мой торт? – Пеплогривка совсем про него забыла, но после этих слов в её памяти всплыл тот день, когда она вернулась в дом после первого посещения «Сластей» и, не застав никого, только увидев записку от Львиносвета, решила испечь что-нибудь, чтобы по возвращению он и подруги не так сильно на неё злились. - Мы все пробовали, - кивнул Львиносвет с улыбкой. – И всем очень понравилось… - Это хорошо, - улыбнулась Пеплогривка в ответ. – Хорошо, что хоть одна моя идея не вышла кому-то боком. Парень взглянул на неё с удивлением, но почему-то не стал ничего спрашивать. А Пеплогривка почувствовала, что в компании Львиносвета даже тишина не кажется ей гнетущей и угрожающей. Совсем наоборот, она помогала собраться с мыслями и решить, что говорить дальше. - Рад, что смог выговориться тебе, но, вообще-то, я вовсе не за этим сюда пришел, - и снова Львиносвет продолжил прерванный разговор. – Когда я спросил, что происходит, то имел в виду нечто другое… - он поймал вопросительный взгляд девушки и замер, словно не решаясь сказать. – Я знаю, что происходит нечто, связанное с Бастет – недаром же мама здесь, и вообще… Вы же тоже приехали в этот город неспроста. - Вообще-то, нет, - Пеплогривка осеклась, потому что поняла – она честна не до конца, даже с самой собой. – Вернее, неспроста мы покинули Столицу, но отправиться в отпуск могли куда угодно. Чистая случайность, что мы здесь оказались в такое время. - А может, и нет, - покачал головой Львиносвет. – Каждый, кто хоть сколько-нибудь знает Остролистую, должен понимать, что при любой возможности она решит рвануть именно сюда. - Что ты хочешь сказать? – девушка постаралась не думать о том, что, видимо, знает Сэттер недостаточно хорошо даже по меркам Львиносвета. - Я когда шел сюда по коридору, она бежала мне навстречу и выглядела при этом… Странно, - он будто проигнорировал её вопрос. - Сестра была словно не в себе, она никак на меня не отреагировала, а просто пронеслась мимо, источая во все стороны неприкрытую злобу. Чуть дальше стояла Орешница, тоже какая-то не такая, но та выглядела, будто вот-вот заплачет… Я мог бы решить, конечно, что вы поссорились из-за какой-нибудь сущей ерунды, но что-то во всем этом не дает мне покоя. Мама и все остальные на взводе, Уголек мертв, но что самое главное, я никак не могу дозвониться до Воробья, словно его и вовсе не было на месте преступления… «Уж он-то точно был, можешь мне поверить», - подумала Пеплогривка про себя. Она действительно не знала, что ему на всё это ответить. - Мама ничего про него не сказала, когда звонила кому-то из ваших, а я с ней поговорить не могу, потому что она, как всегда, слишком занята, чтобы брать телефон и отвечать. К Остролистой даже подходить страшно, я тебе уже сказал, а возвращаться домой… Уголек же наверняка ещё там. А я сомневаюсь, что хочу это видеть и вообще выдержу, если взгляну на его тело или даже на то место, где он был убит. А ты не торчала здесь всё время, как я, даже, кажется, была с сестрой, а значит, должна что-то знать… Вот я, собственно, и решил попросить Ежевику позволить мне за тобой следить, а заодно и спросить про брата, если ты в курсе, где он. - Так-так, значит, за мной всё-таки следят? – нахмурилась Пеплогривка. - Ну, Ежевика решил, что бесчеловечно просто так тебя запирать, поэтому решил найти кого-нибудь, кто мог бы составить тебе компанию. - Какой он добрый, - фыркнула девушка и сложила руки на груди, вновь прикрыв глаза. Ей предстояло как следует всё обдумать. Не хотелось снова совершать ошибку. Но с другой стороны… Львиносвет был тем единственным (хотя Пеплогривка не была уверена, в этот круг могли входить также Ежевика или Белка) кроме Воробья, кто по-настоящему мог понять Остролистую - семья, всё-таки. Но если черноволосая так глобально тронулась умом после того, как узнала правду… Безопасно ли откровенничать с Львиносветом? Его Пеплогривка знала ещё меньше, но понадеялась, что этот хотя бы не страдает резкими перепадами настроения и не имеет каких-то скрытых мотивов. В конце концов, его сила – именно в незнании. Если Львиносвет не сможет понять всю серьезность происходящего, с ним будет гораздо легче разговаривать. - Ладно, но прежде чем начать рассказывать… - Пеплогривка заглянула Львиносвету в глаза и постаралась выглядеть максимально серьезной. – Давай я кое-что тебе пообещаю. - Зачем? – удивился он. - Я, конечно, могу обратиться и к самой себе, но велик будет соблазн оступиться с выбранного пути, - объяснила девушка. - А если ты станешь хранителем моего обещания, мне будет стыдно его не выполнить. - Ну… если ты так считаешь… - Может, для тебя это не так уж важно, но я обещаю сделать всё для того, чтобы мы трое: я, Остролистая и Орешница, снова могли улыбнуться друг другу, как раньше, - отчеканила Пеплогривка и даже поднялась с места. – Как считаешь, это достойное стремление? - Как по мне, какая-то мелочь для жизненной цели, - честно признался Львиносвет. – Её не так уж сложно достичь. - Ты просто ничего не понимаешь, - вздохнула девушка и опустилась обратно на стул. – Но после того, как я расскажу, возможно, изменишь свое мнение. Львиносвет явно был весь во внимании. Что бы он там себе уже не придумал, Пеплогривка знала, что с правдой это не пойдет ни в какое сравнение, потому что нечто подобное ни один человек вообразить, пожалуй, не в состоянии. - Воробей сотворил нечто ужасное, - девушка приняла решение на всякий случай не изъясняться конкретно, оставив лишь тонкие намеки. – Об этом узнали только я и Остролистая. И твоя сестра, уверенная, что её брат просто попал под дурное влияние, решила сделать всё для того, чтобы никто больше ни о чём не узнал, избрав для этого не самые… гхм… законные методы. Я сглупила и рассказала обо всем Орешнице, надеясь на её помощь, но она не смогла понять и принять услышанное и попыталась Остролистой помешать, не вникнув даже в суть проблемы. Та, разумеется, сильно на меня разозлилась и, швырнув Орешницу на стул, умчалась в неизвестном направлении с не самыми хорошими намерениями. Побитая Орешница сказала, что теперь это не её дело и ушла. А меня… Ту, кто заварил эту кашу и ту, кто способен что-то изменить, заперли здесь в четырех стенах, пока Воробей ходит черт знает где, волоча на себе груз преступлений, Остролистая только готовится их совершить, а Орешница… Я, если честно, даже не знаю, чем она занята. - Что значит «груз преступлений»? – Львиносвет отреагировал на удивление спокойно. - Как хочешь, так это и понимай, - ответила ему Пеплогривка. – Выбери тот максимум, в который ты в состоянии поверить без впадения в ступор или психоз и придерживайся его. - Только не говори мне, что Воробей… - Тсс, - прервала его девушка. – Не говори больше вслух. Вдруг ты правильно подумал, и я подтвержу твои догадки – ничем хорошим это не закончится. А если неправильно, и того хуже - тебе придется не только удивляться, но и разочаровываться. - Но как же я могу… Я и так не в состоянии ничего сделать… - Львиносвет схватился за голову, но не от растерянности, а, скорее, собственной обреченности. - Просто положись на меня, - Пеплогривка не знала, зачем она произнесла эти слова, но они определенно подействовали. Он поднял на неё глаза, полные немой мольбы, и встретился с уверенным взглядом, в который девушка вложила все свои силы. Она знала, что сможет помочь Львиносвету только в том случае, если сама будет сильной или хотя бы покажется ему таковой. Не говоря ни слова, всё ещё не сводя с девушки глаз, парень поднялся с места и подошел к двери. - Бред какой-то, - выговорил он, наконец. – Я по-прежнему совершенно ничего не понимаю, но мне действительно очень хочется тебе поверить. Я с самого начала понял, что ты просто удивительная девушка и теперь снова очень хочу в этом убедиться… Дашь ли ты мне ещё одно обещание? - Всё будет хорошо, - улыбнулась Пеплогривка, поднимаясь ему навстречу. – Пришло время исправить ошибки. Львиносвет молча повернул ручку и распахнул перед ней дверь. Девушка встала у порога, огляделась и, убедившись, что на горизонте всё чисто, выпорхнула из своей тюрьмы навстречу неизбежному столкновению с последствиями своих решений. Глядя ей вслед, светловолосый парень одними губами прошептал «будь осторожна», но Пеплогривка его уже не слышала.