Пеплогривка открыла глаза и поняла, что стоит среди топорщащихся колючих зарослей – над её головой чернел бездонный провал, а кости пронизывал мороз, несмотря на то что девушка как могла куталась в свою тонкую холщевую куртку. Она огляделась, замечая знакомые силуэты громадных деревьев, уже порядком осточертевших, и тяжело вздохнула – ещё чуть-чуть, и всё это станет привычным, почти рутинным делом.
И всё-таки, это была не Пропасть. Спустя столько перемещений, Пеплогривка успела запомнить: в Пропасти не бывает острых ощущений – она может почувствовать усталость, но не боль, задыхаться в зловонном тумане, но не ощутить, ни тепла, ни холода на коже. Но что ещё важнее – это полная потеря ориентации в пространстве и времени, которую она должна испытывать, потому что в измерении, единственные постоянные жители которого – бестелесные признаки, таких понятий не может быть и вовсе. Раньше, из-за своей неопытности, Пеплогривка и вовсе не обращала на это внимания, но после разговора с Листвичкой и своего предыдущего путешествия сквозь портал наконец-то поняла, в чём отличие истинного перемещения от мнимого. Сейчас она не просто ёжилась от гадкого мороза и морщила лоб от частых и коротких порывов ветра, а точно определяла при этом, что в какой стороне находится, отличала право и лево, могла спокойно считать в голове секунды и не сбиваться. В Пропасти, где все мешалось в единую кашу, неясный хаос, путающий сознание, ориентироваться было гораздо труднее.
Листвичка объясняла, что существует только одно доступное место за пределами обоих измерений, которые связывает портал, и оно условно зовется Границей, потому что отделяет друг от друга эти самые миры. Именно здесь Пеплогривка училась брать под контроль свою способность, здесь она встречалась с Пепелицей, уже, кажется, дважды, и здесь же совсем недавно провели какое-то время контракторы из отряда Листвяной Звезды. Хотя, говорить «здесь» - не совсем правильно, потому что Граница, как Пеплогривка позже вычитала в книге – это часть сознания каждого отдельного человека, имеющего связь с Пропастью, начало истока связи с нею. Это мир, постоянно меняющийся и представляющий собой нечто совершенно непредсказуемое, проявляющее себя совершенно по-разному в зависимости от ситуации. Единственное, что оставалось в нём неизменным – это барьер, невидимый, но вполне осязаемый, который не давал никому пробиться сквозь Границу в Пропасть – он ставил преграды перед каждым, и ещё никому до сих пор не удалось их преодолеть.
Но Пеплогривка, на удивление, не чувствовала ни малейшей связи с этим местом. Несмотря на знакомые ощущения, оно казалось ей чужим, каким-то пустым и холодным – прежде Граница хоть как-то реагировала на её появление, создавала странные образы, приходила в движение, но теперь… Ничего. Как будто то, что Пеплогривка оказалась здесь, не имело никакого значения.
«И всё-таки, это хорошо, когда в голове есть хоть какие-то знания, - подумала девушка, внутренне успокаивая себя. – В первый раз радуюсь тому, что торчала в библиотеке последние три недели вместо того чтобы тренироваться».
Пеплогривка хорошо помнила, при каких обстоятельствах оказалась здесь – она бежала по длинному коридору наперегонки с девушкой в плаще, с которой уже дважды сражалась прежде – они обе достигли странной капсулы с человеческим силуэтом внутри и тут же провалились во тьму, потеряв друг друга из виду. И теперь оглядываясь по сторонам, Пеплогривка также никого не видела и не слышала – она была совершенно одна среди громадных стволов и слышала только треск сухих веток, да громкие, протяжные завывания ветра.
- Нужно во всем разобраться, - пробормотала девушка вслух, в первую очередь для того, чтобы проверить, слушается ли её голос.
Она попробовала сделать шаг, но не смогла – колючие ветви, вросшие в промерзшую землю, оказалось, опутали её ноги и теперь впивались в кожу прямо через ботинки при любой малейшей попытке двинуться с места. Что ж, в какой-то степени это даже радовало: если она испытывает трудности, значит, Граница замечает её существование, делает именно то, что нужно – задерживает девушку, мешает ей свободно двигаться и приближаться к барьеру.
- У меня с собой даже ножа нет, - окончательно убедившись в том, что голос у неё не пропал, а звучал достаточно звонко и ясно, так что даже заглушал ветер, Пеплогривка подумала уже про себя, что когти – не всегда наилучшая замена обычному стальному лезвию, потому что с их помощью ей ни за что не удастся так просто освободиться, не поранив рук.
Она достала из-за пояса пистолет и повертела его в руках – совершенно бесполезная вещь, как она и предполагала, уж лучше бы какой клинок взять вместо него. Но жалеть было поздно, и девушка, морщась каждый раз, когда приходилось задевать колючие шипы пальцами, медленно, сантиметр за сантиметром, освобождала ноги от колючего плена. Пеплогривка справилась с этим достаточно быстро – быстрее, чем рассчитывала, и, выбравшись на расчищенную местность, облегченно выдохнула, потому что теперь уже ничто не мешало покинуть ей это неприветливое место, обдуваемое беспощадными сухими ветрами со всех сторон. Девушка спустилась со склона в низину, где земля была мягкой, проваливалась под ногами и издавала при этом мерзкие чавкающие звуки – здесь было влажно, даже слишком, и на обветренном лице Пеплогривки проступили капли пота.
«Да что за чертовщина здесь происходит? – нахмурилась она, решительно направившись вперед. – Как-то жутко».
Девушка морщилась, как будто от отвращения, но на самом деле – от страха, потому что одиночество в этой гнетущей тишине очень сильно действовало на нервы. Пеплогривка всегда старалась держать себя в руках, но сейчас это было просто выше её сил – она побежала, чтобы согнать прочь навязчивые мысли, и едва не растянулась на земле, споткнувшись о торчащий из земли корень. Она плохо понимала теперь, что делать и как себя вести, потому что с каждым шагом атмосфера вокруг становилась всё неприветливее, но на пике растерянности и зарождающейся паники какая-то неведомая сила, как будто услышав её безмолвные мольбы, послала ей весточку – что-то вспыхнуло впереди и тут же угасло, оставив за собой чуть заметный свет из мерцающих искр.
Пеплогривка махнула рукой на осторожность, потому что просто хотела отыскать хоть что-нибудь кроме грязи и деревьев – она бросилась на это мерцание и последовала за маленькой вспышкой света, то ярко-ярко искрящейся, то вновь исчезающей в темноте. Девушка не знала точно, куда её приведет неведомо кем посланный знак, но была твёрдо уверена – он появился перед ней не просто так. С ней в последнее время вообще ничего не происходило без причины, потому следовало держать ухо востро и быть готовой к чему угодно.
Она взобралась на склон, цепляясь за торчащие из земли корни, затем остановилась на возвышении, скрытом со всех сторон густыми зарослями – вопреки ожиданиям, ветра не было, и вместо пронзительного свиста Пеплогривка услышала нечто другое – голоса, звучащие где-то совсем рядом. Девушка замерла и прислушалась, пытаясь понять, откуда исходит звук – она удивилась, потому что не ожидала встретить в окрестности никого кроме той девушки, вместе с которой сюда провалилась, но, судя по всему, где-то рядом помимо неё было ещё как минимум два человека.
Пеплогривка услышала громкий, пронзительный смех. Она вздрогнула, съёжившись, и почти на цыпочках приблизилась к зарослям. Интерес в ней боролся с испугом и до сих пор побеждал, поэтому девушка решительно пригнулась пониже к земле и отыскала меж скрюченных, переплетенных ветвей небольшой просвет, через который выглянула наружу из своего укрытия: она увидела впереди чистое, будто выжженное пространство, окруженное сухими стволами, а ещё – два человеческих силуэта, замерших двух напротив друга – один был повыше, другой пониже. В последнем Пеплогривка узнала свою таинственную соперницу – та стояла к ней спиной, но неизменный длинный плащ выдавал её. Правда, теперь капюшон от него болтался сзади, и на спину падали собранные в хвост гладкие чёрные волосы.
Обладательницу второго силуэта Пеплогривка признала не сразу. Она долго вглядывалась в её светлые одежды, так же висящие свободно на тонкой фигуре, в бледное лицо, окаймленное серебристыми прядями, и только потом, прищурившись и как бы оглядев незнакомку целиком, поняла, что видит перед собой Эхо.
«Что… Что это значит?» – прошептала Пеплогривка про себя, с трудом удерживая изумленный вздох. Ей не хотелось выдавать своего присутствия сейчас.
Эхо что-то говорила своей собеседнице, не сдерживая эмоций – это её смех, пронзительный и громкий, Пеплогривка слышала чуть раньше – он заставил её содрогнуться, потому что был насквозь пропитан холодом и чем-то потусторонним, словно принадлежал вовсе не живому человеку, а призраку.
«А что если Эхо уже мертва?» - подумала девушка, и эта мысль вполне объясняла появление женщины здесь, у Границы, где соприкасались, сплетаясь, жизнь и смерть.
Пеплогривка внимательнее вглядывалась в худую фигурку, и не могла понять издалека, похожа ли в самом деле Эхо на призрака, хотя определить точно бывало непросто даже вблизи. Как бы то ни было, сейчас не это было важнее, а тот разговор, который вели Эхо и девушка в плаще в нескольких шагах от неё – в конце концов, Пеплогривка хотела убедиться наверняка в своих предположениях и напрягла слух – ставшее привычным предвкушение мучило её, потому что девушка чувствовала: она близка к чему-то, к какой-то тайне, которая, возможно, многое сможет для неё перевернуть.
- И ты действительно веришь, что всё закончится хорошо? – донесся до неё голос, всё ещё полный насмешки. – Неужели понимаешь, каких результатов он ожидает?
- В конце концов, ты не знаешь его, - Пеплогривка ахнула от неожиданности, потому что голос черноволосой девушки звучал теперь гораздо пронзительнее и живее, чем тогда, во время их короткой битвы на верхних этажах. – Ты была простым паразитом. Такой, как ты, он ни за что не стал бы открывать истину.
- Он убивает людей, - заметила Эхо сухо, вернув голосу привычную ледяную серьезность. – Уж это-то я знаю наверняка и мне не нужна никакая истина, чтобы убедиться – в наш мир ничего кроме зла он не принесет.
- Ты так решила с чужих слов, - прошептала та, с трудом сдерживая ярость. – То, иное существо – оно гораздо страшнее, оно чужое любому миру, а ты случаешь его бредни и пытаешься помешать мне…
нам сделать то единственное, что ещё способно спасти этот сгнивший напрочь, лишенный смысла мир.
- Когда я попала в руки Бастет,
Он был тем, кто помог мне выбраться, - прошептала Эхо, и голос её стал таким тихим, что Пеплогривка едва ли смогла его расслышать. –
Он – мудрейший разум среди всех миров. Я боюсь его и боюсь истины, которую он мне открыл. Эта истина важнее твоей, она пронизывает разум и медленно разрушает твою сущность – чем больше ты знаешь, тем меньше в тебе остается человеческого. И ты можешь понять это, глядя на меня.
Девушка не отвечала. Она дышала тяжело, словно задыхалась, дрожала крупной дрожью и качала головой – наконец, сквозь её сухой напряженный кашель послышались странные булькающие звуки, переходящие в смех – Пеплогривке он показался ещё страшнее жуткого хихиканья Эхо, потому что именно так, она помнила, смеялась Остролистая перед тем как исчезнуть в неясном месиве извивающихся щупалец. Жгучая волна страха захлестнула девушку с головой, заставив замереть – она и так не понимала смысла разговора, но теперь даже не пыталась понять, потому что её разум полностью оцепенел и мысли покинули голову, оставив место лишь для этого ужасающе-пронзительного смеха и ярких видений, от которых не было покоя.
- А теперь взгляни на меня и скажи, на что я похожа, - процедила девушка каждое слово, и Эхо вздрогнула – выражение её лица переменилось, сделавшись на секунду испуганным, но потом плоская, ничего не выражающая ухмылка вновь заняла свое место.
- Ты одержима, знаешь? – протянула она медленно. – Одержима идеями, которые тебе не принадлежат.
- Хватит делать вид, словно знаешь и понимаешь всё на свете, - ответила та холодным, металлическим голосом и, сделав шаг вперед, резко одернула себя – Эхо так и стояла, не шевелясь, хотя видела, как и Пеплогривка, что в руке девушки мелькнуло широкое лезвие ножа.
- Ты очень похожа на Рябинку теперь, - произнесла она, наконец. – В твоей душе скопилось не меньше отчаяния и ненависти, чем было в ней когда-то - ещё до того, как она полностью лишилась способности испытывать эмоции.
- Ты никогда её не видела, - прошептала девушка, крепче сжимая в пальцах нож, но не в силах занести руку.
- Вот почему она так боится тебя, - продолжила Эхо, оставив без внимания слова собеседницы. – Вот почему она сбежала тогда, не вступая в битву. Только одно существо до сих пор наводит на неё ужас, и его отражения видит Рябинка в тебе, а это существо, как ты понимаешь, – она сама.
Девушка покачала головой и вновь усмехнулась, но усмешка, должно быть, выла настолько жалкой, что Эхо даже не шелохнулась. Пеплогривка изумленно ахнула, когда поняла, о чём они говорили.
Вот кто напал на убежище Рябинки и устроил там погром, привлекший даже внимание Бастет. На самом деле, не так уж и удивительно. Увидев, что способна девушка-тень в бою, Пеплогривка не сомневалась, что ей вполне под силу выступить даже против той, перед кем все прочие люди теряли волю, а иногда и рассудок.
- Просто оставь нас, - прошептала та, наконец. – Мы все равно не отступим. Мы приняли на себя то, что никто больше не примет, мы решились защитить мир, который всей душой ненавидим, а почему…
- Потому что иначе ваше существование окажется бессмысленным? – произнесла Эхо холодно, склонив голову набок. Голос черноволосой девушки исказился.
- Листопад всегда желал людям добра! – закричала она что есть мочи, и сразу несколько стремительных мыслей, одна изумительнее другой, вонзились в разум Пеплогривки. Этот отчаянный крик пробудил в ней что-то, чего она пока не могла объяснить.
Девушка вспомнила запись воспоминаний Пепелицы – ту самую, которую получила от Пестроцветик в день своего побега из школы. Она просмотрела её буквально пару дней назад, отыскав злополучную кассету в одной из машин Листвяной Звезды – в той самой, в которой Пеплогривку увезли из «Новой высоты». На вид это была самая обыкновенная пленка с чёрно-белым кино на ней. Всё-таки, в Бастет не врали, когда восторгались способностью, считывающей память человека, преобразующей её и тут же переносящей на физический носитель – для Пеплогривки это было что-то немыслимое, и она не верила в подобную возможность до последнего, а потому каждые пять секунд останавливала кассету, перематывала её раз за разом, вслушивалась в одни и те же слова.
На записи были в основном воспоминания самой Пеплогривки – как до трагических летних событий, так и после них. Хотя Бастет определенно ставила своей целью добраться до памяти Пепелицы, у них вышло запечатлеть только какие-то неразборчивые обрывки фраз и мелькающие силуэты – на большее не хватило то ли времени, то ли возможностей. Среди всей бесполезной информации чётко, без помех, отпечатался лишь один единственный эпизод, связанный с Пепелицей, но это были даже не воспоминания из жизни ученой, а недавнее событие, произошедшее уже после того, как женщина стала Охотницей. По диалогу между Пепелицей и ещё одним существом, которого она уже видела прежде в чужом сознании, Пеплогривка догадалась, что это происходило именно в то время, когда она потеряла контакт с Охотницей – в течение того периода, пока она гостила в родном городе Остролистой и её братьев.
Пепелица разговаривала с существом, державшим в то время под контролем разум Воробья – у него была та же необыкновенная, можно сказать, экстравагантная внешность, как и в воспоминаниях юноши, тот же потусторонний взгляд изумрудных глаз и спокойное, почти не изменяющееся выражение светлого лица. Судя по всему, именно о нём шла речь в разговоре, который Пеплогривка подслушивала сейчас из-за кустов.
«Ты не должна выходить из этого состояния. Не сейчас, - говорил он Пепелице. – Если будешь рядом сейчас, она всё почувствует и поймет. Для этого слишком рано».
Пеплогривка слушала, задержав дыхание, и понимала, что речь идёт о ней.
«Ты не причинишь ей вреда, Листопад», - отвечала Охотница тихо, единственный раз назвав его по имени, и девушка отчетливо слышала её громкое, сбивчивое дыхание.
«Ни за что, - тот сказал это приглушенно и тут же зашел ей за спину, держась на некотором расстоянии. – Пока ты слушаешь, что я говорю, все в безопасности».
«
Он предупреждал, что ты будешь так себя вести, - шептала Пепелица. – И просил не перечить».
«Не говори мне о
нём! – тогда Листопад внезапно взорвался, грубо схватил её за плечо и развернул к себе. – Старик ничего не понимает, и ты знаешь, с вашего последнего контакта прошло так много времени…».
«Когда речь идет о
Нём, глупо употреблять такие понятия, - заметила Пепелица тихо. - Его слова навсегда отпечатаны в моей памяти».
Листопад, кажется, собирался грубо оттолкнуть Пепелицу, но вовремя одернул себя и спокойно отстранил её от себя. Охотница смотрела в его глубокие, нечеловеческие глаза и не двигалась места, как будто не хотела вновь его провоцировать. Листопад смотрел не так, как смотрели обычные люди, и Пеплогривка буквально содрогалась, не в силах прочитать и понять его взгляд – и она боялась даже представить, что в этот момент чувствовала Пепелица.
«
Он не должен вмешиваться… - произнес тот неожиданно спокойно, буквально за секунду до того, как запись оборвалась. – Если он появится, всё будет напрасно, напрасно!»
Пепелица склонила голову набок, и сильные помехи исказили изображение, которое тут же сменилось на другой эпизод – какое-то воспоминание из жизни самой Пеплогривки, на которое девушка уже не обращала внимания, потому что сидела, завороженная, и пыталась понять, что только что увидела. Что ж, во-первых, она поняла наконец-то, по какой причине Пепелица разорвала с ней связь. Во-вторых, твердо убедилась в том, что овладевшее Воробьем существо, Листопад, напрямую контролировало ход летних событий во имя каких-то своих целей, и его воле, вполне возможно, были подчинены, прямо или косвенно, не только Пепелица и Воробей, но многие из тех, кто их окружал. Но чего именно он добивался? От какого запретного знания пытался оградить её, Пеплогривку? И, что важнее всего, о каком
Нём они всё время говорили?
- Понятия добра и зла относительны и потому очень часто пересекаются, - Пеплогривка не сразу поняла, что этот голос звучал уже не в её мыслях – гнетущая тишина была нарушена, и Эхо снова начала говорить. – Что для одного справедливость, для другого – величайший порок. Мы можем говорить о правильности своих намерений только если действуем без опоры на эмоции, рационально и вдумчиво.
- Как
он? – насмешливо произнесла черноволосая девушка, и Пеплогривку почти взбесило постоянное упоминание этого местоимения так, словно за ним крылось имя того, кого нельзя называть. – Но ты знаешь, на самом деле, эмоциям подвержены только люди. Глупые, потерянные люди, как ты, как я и как Рябинка… Будь она хоть сто раз поехавшей. Ни Охотники, ни существа, стоящие даже выше них, не знают об этой болезни. Для них рассудок – превыше всего. И они держатся за него, в отличие от нас, они не отступают никогда и поддаются тьме, проваливаясь безвозвратно в бездну. Именно поэтому они лучше нас. Именно поэтому я следую за Листопадом и отрицаю то существо, для которого один единственный мир среди десятков и сотен – просто крупица, поскольку ему не под силу понять и осознать важность простой человеческой жизни, сущность мысли любого из нас, низших для него существ.
Пеплогривка слушала эти слова, и с каждым мгновением неясная уверенность всё сильнее крепла в ней. Девушка вспотела, её руки тряслись, и сердце билось в бешеном темпе, но она не смела даже вздохнуть, ожидая ответа. Ей казалось, сейчас Эхо снова начнет защищать невиданное существо, которым так восхищалась. Но она не стала.
- Если хочешь, могу открыть тебе одну тайну, - прошептала она и, прежде чем собеседница успела перебить её, начала говорить очень громко, словно хотела, чтобы её услышала не только черноволосая девушка, но и вся Граница, эти деревья и тени, скрывающиеся за изогнутыми ветвями. - И это не просто какая-то чушь, которую можно пропустить мимо ушей, а часть той самой истины, которая открылась мне по
Его воле.
Девушка склонила голову набок, определенно не доверяя подобному заявлению, а Пеплогривка напряглась в своем укрытии, потому что почувствовала: у неё появился шанс узнать что-то важное, сделать ещё шаг к правде, которая откуда-то была известна Эхо, личности не менее таинственной, чем те, о которых шел разговор.
- Просто представь, - начала женщина, выдержав короткую паузу. – Однажды двое совершенно неприметных с виду, но очень талантливых ученых возомнили, будто простому человеку возможно не только познать тайны мироздания, но и изменить его суть, нарушить сами законы жизни и ничем не заплатить за это. Это было очень большой ошибкой с их стороны. Молодые, горячие умы, гении – они создали то, что никому не под силу, чего боятся и одновременно страшно желают в этом мире такие люди, как Листвичка, Рябинка или Сумеречница. Они не раз получали предупреждения, не только от
Него, но упорно шли к своей цели, наплевав на здравый смысл, которым ты так дорожишь. Эти ученые сделали то, чего до них никто не делал, и их поступок повлек за собой такие последствия, что с ними мы боремся до сих пор, даже здесь, в этом мире, и эти последствия, в первую очередь, и есть то самое столкновение миров, породившее ошибку, ложное измерение, стремящееся занять место из настоящих – ту самую Пропасть, на Границе которой мы с тобой сейчас находимся. Тридцать один год назад. Именно тогда, если считать относительного нашего мира, была порвана та сеть, на которой держалась вся Вселенная.
Он не хотел допускать этого, но ученые не внимали
Его предостережениям, потому что были одержимы идеей. В конце концов, они, разумеется, жестоко поплатились за все, что сделали.
Они – больше не часть собственного мира. Один из них – изгой, другой живет под чужой личностью, в чужом ему мире. Один из них помнит всё и страдает, другой – остается в неведении, но гораздо сильнее мучается оттого, что не может понять сам себя. Оба они живут во тьме, оба полны необъяснимой ненависти и хотят изменить мир к лучшему, исправить свою ошибку, но не знают как.
Как тебе такая история? Поверишь ли ты в неё? – Эхо впервые за весь свой монолог замолчала и произнесла уже тише, с улыбкой: – Первым ученым был Листопад. Кстати, ты уже догадалась, кто второй?
Её собеседница замотала головой, как будто отмахиваясь от слов женщины, от этой странной истории и так называемой истины, которая прозвучала как какая-то безвкусная фантастика. И если бы Пеплогривка находилась не позади неё, то заметила бы, что та нервно и быстро перебирала дрожащими израненными пальцами, стараясь скрыть оттенок необъяснимого страха, родившегося в ней.
- Я просто хочу сказать, что эмоции движут Листопадом сильнее чего-либо ещё. Он не перед чем не остановится, но сделает только хуже. Не ему решать судьбу миров.
- Почему я должна верить тебе и этой истории? Кто ты вообще такая? – черноволосая девушка спросила об этом таким тоном, словно на самом деле впервые за весь разговор задалась этим вопросом. – Кто ты вообще, черт возьми, такая, чтобы вот так просто стоять передо мной и рассуждать об истине мироздания?!
Резко, без малейшего предупреждения, она ринулась вперед, высоко занесла руку с зажатым в ней лезвием и опустила на грудь Эхо, вонзив его даже больше чем наполовину. Женщина не вздрогнула. Нож с пронзительным свистом пронзил воздух и выпал из рук нападавшей, которая замерла на месте, медленно качая головой, не в силах понять, что только что произошло.
- Я – всего лишь образ, - произнесла женщина с неизменной улыбкой на губах. - Часть сознания, что уже приняла неизбежное.
Девушка сделала несколько шагов назад, но нож не подняла. Она не сводила глаз с Эхо и была совершенно растеряна. Пеплогривка на мгновение тоже задумалась: зачем она здесь, для чего? Невиданная сила намеренно дала ей возможность услышать этот разговор или все произошло случайно? Что ей делать теперь со всей этой информацией, с пугающим до смерти осознанием, пришедшим к ней на ум? Должна ли она просто встать и уйти? Но куда? А если ей нужно действовать, то как именно?
- Постой, - от раздумий Пеплогривку вновь отвлек тихий голос Эхо. - Здесь есть кое-кто ещё.
Заметила. Может быть, вовсе не только что, а ещё раньше, просто была слишком увечена, чтобы прерываться. Потому что Пеплогривка именно в тот момент ничем не выдавала своего присутствия – она сидела, пригнувшись, и почти дыхание задержала, не находя в себе сил сделать шаг вперед. Девушка боялась встретиться теперь с кошмаром, с ещё одной страшной правдой, которая была даже в тысячу раз страшнее, чем эта холеная всеми истина, потому что касалась Пеплогривки напрямую, затрагивала её чувства, казалось бы, скрытые под коркой льда.
«Это правда. Эмоции – зло, - думала она, выдыхая с отчаянием. – Я не хочу возвращаться к ним».
- Покажись, - произнесла Эхо громко и даже властно.
Пеплогривка пересилила себя и поднялась на ноги. Конечно, она могла бы убежать сейчас, но какой от этого толк на Границе, в этой замкнутой ловушке, из которой ей, может быть, самой ни за что не выбраться? Кроме того, голос разума говорил ей, что это правильно - поставить на всём точку прямо сейчас, не оттягивая момент. Поэтому Пеплогривка решительно вышла из зарослей и направилась к Эхо, нарочно не глядя на её собеседницу. Черноволосая резко обернулась и вздрогнула, увидев девушку, затем сильно напряглась, нащупывая на поясе нож. Пеплогривка остановилась, внимательно наблюдая за её действиями и, всеми силами скрывая предательскую дрожь в ладонях, указала на лезвие, так и оставшееся лежать на земле между ней и Эхо.
- Я ожидала увидеть здесь именно тебя, - произнесла женщина, не обращая ни малейшего внимания на напряжение, повисшее между её собеседницей и Пеплогривкой. –
Он не мог просто так всё оставить.
- Что всё это значит? – произнесла она спокойно и тихо, на мгновение ощутив в себе сильный прилив уверенности.
Эхо не успела ответить. Черноволосая девушка достала из складки плаща другой нож, на вид гораздо хуже предыдущего, и с ним ринулась на Пеплогривку, как будто просто не могла позволить себе стоять и смотреть на неё, молча, ничего не предпринимая. Пеплогривка была готова к этому, но на самом деле ей просто нечего было противопоставить нападавшей теперь, в своем растерянном состоянии, и она, не придумав ничего лучше, рванулась ей навстречу, но на самом деле попыталась догнать Эхо, которая неожиданно развернулась и направилась прочь.
- Моё участие здесь не понадобится, - произнесла женщина, протяжно вздыхая и качая головой. – Всё что могла, я уже сделала.
- Но всё же, кто ты всё-таки такая и что знаешь?! – закричала Пеплогривка ей вслед и остановилась, а в следующую секунду лезвие ножа скользнуло по её куртке – легко, поверхностно, словно рука нападавшей совсем не слушалась её.
Они остановились друг напротив друга, замерев на единственное мгновение, и Пеплогривка отчетливо видела пронзительные зеленые глаза противницы в отверстиях треснувшей маски – они были почти как глаза Листопада, глубокие и пронзительные, с нечеловечески вытянутыми зрачками, но теперь Пеплогривка не проваливалась в глубокую темную бездну, а читала каждую эмоцию, отразившуюся в них. Прежде взгляд этой девушки не выражал ничего, как стеклянный, но сейчас в нём странно сочетались самые разные эмоции: и страх, и растерянность, даже злоба, но сильнее всего проявлялось непонимание – противница смотрела на Пеплогривку устало, как будто никак не могла найти для себя причину, заставляющую её теперь сражаться, словно она забыла про Осколок, за которым так настойчиво охотилась, и хотела просто прекратить всё это, сесть и отдохнуть, собраться с мыслями.
Пеплогривке тоже не нравилось сражаться, но они обе понимали, что будут делать это просто так, без всякой причины, пока не оправятся от разговора с Эхо и не вернуться в реальность, где черноволосая девушка вспомнит, наконец, о своей без сомнения великой цели и не будет медлить, а Пеплогривка вынырнет из омута и перестанет пропускать удары, не в силах уловить траекторию тупого зазубренного лезвия, сверкающего в мутном сером тумане, окутавшем их.
«Зачем всё это? – неожиданно спросила Пеплогривка сама в своей голове, и что-то треснуло внутри неё, что-то вдруг взорвалось. – Я должна остановить это, остановить сейчас!»
Она не знала, как всё закончить, как остановить механизм её тела, бездумно следующий сигналам разума, слепо противостоящий неточным, слабым ударам - для неё все слилось в одну бесконечную череду шагов и контрударов, из-за которых перчатки на руках противно трещали и, казалось, были готовы вот-вот порваться.
Из этого монотонного, почти бесконечного круга её вывело чьё-то стремительное появление – светлый, гибкий силуэт ворвался в пространство между ними, и клинок, ярко сияющий зеленым, прорвал насквозь глухую туманную завесу. Противница вздрогнула и отскочила – Пеплогривка поймала её взгляд и по изумленному, чуть недоуменному и растерянному выражению глаз, ещё не взглянув на вмешавшегося, начала догадываться, кто это был.
- Я обошла всю Границу только для того, чтобы найти тебя, - Орешница остановилась и, игнорируя растерянный возглас черноволосой девушки, встала к ней спиной. – Наконец-то я здесь.
- Как ты вообще… могла сюда попасть? – Пеплогривке казалось, она должна сильнее удивляться появлению Велингтон сейчас, в этом месте, но её, на самом деле, гораздо сильнее интересовало то, как девушка смогла оказаться на Границе, чем то, для чего она это сделала.
- Я заберу тебя отсюда, и мы спокойно поговорим, хорошо? – произнесла та, улыбаясь, и напряглась, резко обернувшись на черноволосую девушку, которая вдруг опомнилась и была готова сражаться теперь хоть с двумя противниками разом.
Но Орешница не дала Пеплогривке продолжить бой. Неистовым вихрем она сама бросилась на её соперницу, и казалось, была готова уничтожить ту, раздавить – все её движения были отточены, наполнены силы, и против вялых ударов черноволосой она ощущала себя гораздо сильнее. Пеплогривка стояла в стороне и не знала, как ей прервать это, как не дать Орешнице ненароком убить ослабшую девушку, но та сама вдруг, будто сбросив с себя сонное наваждение, вернулась к своему прежнему непобедимому образу, ускорилась и завертелась в воздухе, будто в танце. Теперь они обе были примерно наравне и, если преимущество Орешнице давал её необыкновенный клинок, который было даже глупо сравнивать со ржавым обрубком железа, то её противница, прекрасно орудующая даже таким бестолковым оружием, была впереди за счёт скорости и прежней мгновенной реакции.
Пеплогривка нахмурилась и внимательнее вгляделась в движения Орешницы, в неё саму, и ей пришла в голову мысль, что это, разумеется, не сама Велингтон, а её образ, призрак, покинувший тело, которое осталось, как и должно, спокойно лежать где-то в их мире.
На Границе же нельзя умереть. Эта мысль пришла Пеплогривке впервые, и она раздосадовано фыркнула – нечего было бояться, незачем было так активно отражать удары, потому что максимум, к чему они могли привести здесь – так это к тому, что её душа попросту вернется обратно в тело.
Впрочем, как бы там ни было, Пеплогривка ещё не все завершила на Границе с этой черноволосой девушкой, и Орешница со своими пока ещё совсем не ясными намерениями пришлась здесь очень некстати. Зачем бы она ни пришла, было ещё слишком рано уходить с ней, и девушка понимала это, поэтому, поражаясь сама своей же находчивости и одновременно – жестокости, нащупала на поясе пистолет.
- Ты не забыла, кто тебе нужен?! – воскликнула Пеплогривка, обращаясь к черноволосой, и та, резко опомнившись, оставила Орешницу, которая в тот момент буквально вошла в раж, орудуя клинком, словно продолжением руки.
- Не позволю! – с отчаянным криком Велингтон бросилась ей наперерез и встала спиной перед Пеплогривкой, как бы загораживая её собой.
Где-то около секунды девушка колебалась. Затем примерила расстояние - пять шагов, почти невозможно не попасть. Она подняла пистолет и, не прицеливаясь, чтобы не тратить время, выстрелила. Орешница вздрогнула и покачнулась, затем оглянулась на Пеплогривку, но, не успела даже поймать её безразличный взгляд, а уже упала на живот, зажимая рукой рану, из которой не текла кровь. Всё её тело содрогнулось и побледнело, словно став на мгновение прозрачным, она издала какой-то странный звук и практически растворилась, исчезла на глазах, не оставив после себя даже примятой травы.
Всё это случилось слишком быстро.
- С ней ведь ничего не случится? – спросила Пеплогривка с сомнением, глядя прямо на черноволосую девушку, которая смотрела теперь на неё с таким изумлением и ужасом, что, казалось, в любой момент была готова в испуге убежать прочь. Но она только покачала головой и попятилась, а затем закричала – страшным, полным злобы голосом:
- Да что с тобой, чёрт возьми, такое?!
Пеплогривка не сразу поняла причины этой ярости. А когда до неё дошло полное осознание того, что она только что сделала, девушка испугано вздрогнула, выронила пистолет из одеревеневших пальцев и посмотрела на свои руки так, словно они были перепачканы в крови.
Ржавый зазубренный нож вонзился ей в руку чуть пониже локтя, но Пеплогривка почти не ощутила боли – никакой крови тем более не было, да и быть не могло. Место ранения на секунду стало прозрачным, и Пеплогривка вздрогнула от странных ощущений, а затем перевела взгляд на лицо нападавшей и даже под маской, казалось, могла увидеть её изумленное и испуганное выражение.
- Где? – прошептала та почти одними губами и крепко, в отчаянной злобе, сжала руку Пеплогривки, как будто была готова прямо сейчас заставить девушку отдать ей то, ради чего она так долго старалась.
- Листвичка его вытащила, - ответила она, догадавшись, о чём шла речь.
Девушка разжала пальцы и, не говоря ничего, сделала несколько шагов в сторону. Судя по выражению лица, для неё в тот момент, кажется, всё потеряло смысл.
- Как бы то ни было, с того столкновения в Номвейте я знала, что мы встретимся ещё хоть однажды, - продолжила девушка говорить ей в спину. – Мне сейчас очень надо поговорить с тобой.
Та не отвечала, а лишь молча смотрела перед собой стеклянным взглядом.
- Просто скажи мне, - Пеплогривка невольно перешла на шёпот. – Это правда ты, Остролистая?
С возгласом, похожим одновременно на крик и на вой, девушка подняла вверх руку с зажатым в ней ножом и бросила его на землю, сморщившись от противного звука удара, и резко обернулась к Пеплогривке лицом.
Маска треснула ещё сильнее.
***
Дым ещё не осел. Полупрозрачные туманные клочья висели мутной завесой, скрывая за собой лица людей, склонившихся у стен в приступах кашля. На полу была кровь. Ветерок размазал её пальцем, подумав было, что она его собственная, но уже через мгновение вспомнил, что не ранен, и в ужасе попытался стереть её, оставляя всё новые отпечатки на белом кафельном полу.
Он знал, что Пеплогривка, Сокол, Птицекрыл и ещё один их товарищ сбежали – слышал, что за ними пришли другие люди, чьих лиц он уже не мог разобрать, видел также, что два члена Искры получили легкие ранения от осколков его гранаты, которая должна была быть дымовой, но почему-то взорвалась со снопом сверкающих искр. Ветерок чувствовал, что он не может встать – не из-за усталости или давящей боли во всем теле, а из-за страха, зарождающегося где-то под рёбрами, заставляющего цепенеть и лежать неподвижно в странной позе, которую он принял, спасаясь от летящих во все стороны осколков.
- Где этот чертов ублюдок?! – услышал он пронзительный, визгливый голос человека, один вид которого приводил его в дрожь, и съежился, зная, что речь шла о нём.
Чьи-то торопливые шаги приблизились, и тяжелая подошва ботинка надавила ему прямо на ноющие ребра, заставляя лечь навзничь. Ветерок хотел закрыть глаза, чтобы не встречаться взглядом с мучителями, но не успел и только зажмурился, удивившись тому, как светло стало вокруг после того, как дым рассеялся.
Тем, кто перевернул его, был Костяк – на бледном, морщинистом лице мужчины застыло вечное каменно-спокойное выражение, но с оттенком презрения в пылающем взгляде пронзительных зеленых глаз. Впрочем, по сравнению с грозной ненавистью Кирпича, который зажимал дрожащими пальцами кровоточащую руку, или Острозуба, напряженно перекладывающего из одной руки в другую пистолет, Костяк не выглядел так уж устрашающе, и Ветерок даже внутренне обрадовался, понадеявшись сделать ещё несколько лишних вздохов до того как отправиться на тот свет.
Дальше всех стоял Бич, и грязно-белая рубашка, плотно облегающая его тощую фигуру, пестрела темными кровавыми пятнами. Лидер был ранен – этого Ветерок не знал.
Он лежал, глядя куда-то за широкую фигуру Косяка, далеко за пределы этого громадного зала, и думал о том, что сделал. Или, скорее, зачем. Вообще, чем он руководствовался с самого начала, когда только сбегал из «Новой Высоты»? Хотел избавиться от давления матери? Да, возможно, но неужели всё это того стоило? Из-за чего он продолжал ввязываться в авантюры, не приносившие ему пользы? А ведь мог бы, если уж сунулся во всё это дело, хотя бы не просить Листвяную Звезду брать его с собой на это дело. Сидел бы и дальше у неё в заложниках, зато в безопасности и далеко от Сумеречницы.
Так почему?
- Вот больная тварь, - процедил Бич, разминая раненое плечо и совершено не заботясь о том, что оно всё ещё кровоточило. – Догнать…
- Вот же он, - оборвав лидера на половине фразы, Косяк кивнул на прижатого к полу Ветерка.
- Да причем здесь он?! – взвыл тот, чуть не скалясь от злобы. – Я про девку, которая разорвала мне плечо.
Ветерок оживился. Он был почти уверен, что речь шла о Пеплогривке – в отряде была только одна девушка, и именно её способности позволяли рвать плоть противника острыми когтями – ещё похуже, чем у самого Бича. Внутренне он даже обрадовался тому, что ей удалось хорошенько задеть этого психа напоследок. Вот только… Не ранена ли она сама? Он заволновался, подумав об этом, и вновь перевел взгляд на пол в кровавых разводах. К горлу подступил ком.
- Ну ладно, а с этим что делать?! – нахмурился Костяк уже в нетерпении, но Бич только отмахнулся, ожидая возвращения преследователей. Поймать Пеплогривку для него сейчас было гораздо важнее, чем разбираться с пленным – и не потому, что в этом заключалась часть задания, а потому, что ему было просто необходимо во что бы то ни стало отплатить девушке за её дерзость.
- Ушли, - кто-то громко хлопнул дверью, и Ветерок снова услышал шаги, но даже не взглянул в их сторону.
Затем он услышал хлопок и сдавленный вой. Кто-то рядом испуганно ахнул.
- Там, должно быть, есть какой-то секретный ход… - прошептал несчастный с усилием и глухо захрипел.
- Тогда почему вы не нашли его?! – взвизгнул Бич и снова ударил, на этот раз ещё сильнее, затем добавил с остервенением: – Почему вы все такие бестолковые?!
- Прекращай, - раздраженно буркнул Костяк. – Ушли и ушли. Мы должны радоваться хотя бы тому, что все наши целы.
Если бы кто-то другой обратился к лидеру с подобными словами, то получил бы трепку ещё хуже той, что досталась неудачливому преследователю, но Бич всегда лояльно относился к Костяку и пожал плечами, мгновенно успокаиваясь, хотя не переменяя пылающего взгляда ледяных глаз.
- Целы? – как только лидер затих, раненный в плечо Кирпич подал свой громкий, скрипучий голос. Ветерок даже сморщился от отвращения. – Я не чувствую себя целым, как не посмотри!
Бич кивнул и наконец обратил внимание на Ветерка. Тот пожал плечами и решил, что ничего не будет, если сейчас взглянуть лидеру в глаза – жизнь ему всё равно вряд ли оставят, и хуже не станет точно. Обычно Бич не терпел такой наглости, но сейчас только улыбнулся, самыми уголками губ, и чуть наклонил голову, в свою очередь встречаясь взглядам с пленником – Ветерок понял, что не следовало ему этого делать, потому что страх, сумасшедший и всепоглощающий, окутал его в тот самый момент. Какое-то время он находился словно в прострации, не думал ни о себе, ни о чем вокруг кроме испуганных и удивленных глаз Пеплогривки, отпечатавшихся в его памяти, но теперь вдруг четко осознал, что его ожидает, и понял, что хочет жить.
«Не дрожать. Только не дрожать. Вести себя спокойно, - впрочем, даже его мысли вскоре стали срываться на крик. – Не могу. Не могу… Как же мне страшно из-за всего этого!»
- И тебе не жаль? – трескучий голос Бича прозвучал для него словно из-за глухой стены. Лидер явно ждал ответа, но Ветерок не мог выдавить из себя ни звука и продолжал слепо смотреть в ледяную бездну его глаз. – В конце концов, тебя все возненавидели. Ты не был ни в чём виноват, а стал козлом отпущения из-за своего происхождения.
- Зачем вы с ним разговариваете? – недоуменно нахмурился Кирпич, явно с нетерпением ожидавший жестокой расправы.
- Вот я не понимаю, зачем ты это сделал, - отмахнувшись от ответа, продолжил Бич. – Мы предлагали тебе спасение. Тебе и той девушке. Но вы отказались. Учитывая обстоятельства, её можно понять, всё-таки, но ты… Что с тобой не так, а?
«Я не знаю», - произнес Ветерок, думая, что вслух, но оказалось – про себя.
- Вот так слепо жертвовать собой ради людей, которые на ложных основаниях обвинили тебя в предательстве… Ну и ну, а ты глупее, чем я думал.
«А ведь он прав. Он чертовски прав…»
- Ты знаешь, кто на самом деле передавал Звездоцапу информацию о ваших планах? – неожиданно поинтересовался Бич. – Да-да, я уверен, ты уже догадался.
Ветерок с трудом произнес короткое имя и, хотя он сделал это почти одними губами, Бич всё понял и с улыбкой кивнул. Страх перерос в жгучую ненависть, и захотелось догнать, схватить, разорвать на части этого человека, только бы отомстить, испепелить, обменять свою жизнь на чужую, такую темную и прогнившую, но всё-таки
жизнь, которую Ветерок так отчаянно желал. Он не мог понять, взять в толк причину вопиющей несправедливости: почему же он должен был погибать из-за кого-то другого, оставшегося безнаказанным, за кого-то, кто ещё увидит солнце и улыбнется самому себе, собственной удаче. А он будет смотреть только на проклятую тьму и эту мерзкую темную кровь перед тем, как окончательно погрузиться в забытье.
- По какой-то причине мне даже не хочется его убивать, - пробормотал Бич, отводя взгляд в сторону. – Мне лень, да и я слишком зол сейчас из-за результатов нашей операции, чтобы веселиться… А без веселья это даже противно – совсем не то.
- Это из-за него мы потерпели неудачу, - заметил Костяк, нахмурившись.
- Наверное, ты прав… - протянул тот, вздыхая. – Но мне все равно лень. И голова кружится…
Кто-то рядом опомнился и подхватил лидера, который в течение разговора потерял слишком много крови и шатался теперь, теряя сознание. В тот момент ослепительный луч надежды ворвался в разум Ветерка, на мгновение оживив его. Он подумал, что может, всё было не напрасно, что он ещё успеет увидеть и солнце, и небо, вдохнуть лишний раз, потерпеть ещё немного и отречься от всего этого, обезопасить себя навеки и жить, жить дальше так, словно ничего не происходило. Но его надежда треснула и рассыпалась на осколки.
- Я сам убью его! – обезумивший от боли и злобы Кирпич рванулся вперед с ножом в руках, и Ветерок зажмурился, готовый к всплеску боли и темноте.
Какая-то гибкая тень встала между ним и несостоявшимся убийцей – тот замер, оторопев от неожиданности, затем опомнился и замахнулся оружием на того, кто ему помешал, но промахнулся. Ветерок моргнул и увидел Искристую – да, это точно была она, потому что ни у кого больше не было с собой револьвера, ствол которого девушка приложила прямо ко лбу мужчины. В другой руке она держала переносной коммуникатор.
- Это что за дела? – процедил Кирпич и, к счастью, не стал спешить с необдуманными действиями.
- Только что мне пришло сообщение от Сумеречницы, - произнесла та, стараясь всеми силами сохранять самообладание. – Она пишет, чтобы мы доставили её сына в целости и сохранности. Не нужно его убивать.
- Ты в своем уме? – продолжил мужчина. – Посмотри на меня!
Ветерок нахмурился. Всего лишь небольшая царапина, а этот придурок орет так, словно ему руку оторвало. Что за позор.
- Какого черта мы должны слушаться приказов какой-то Сумеречницы? – вставил свое слово Острозуб. – Даже Зведоцап…
- Не нужно, - произнес Бич слабым голосом, изо всех сил стараясь не потерять сознание. – Оставьте это, не будем ни с кем ссориться. И вид этой крови…
Ветерок нахмурился. Однако… Выходит, что и у непобедимого лидера случаются моменты слабости. Согласно всеобщему представлению, раненый, он должен был озвереть ещё сильнее, и начать крошить любого, кто попадется под руку, но вместо этого Бич заметно ослаб и побледнел – да-да, он все-таки человек, а не какой-то монстр, за которого его обычно принимают. Собственная неосторожность сыграла с ним злую шутку, и теперь от вида крови, не только своей, но и чужой тоже, его, похоже, начинало мутить, так что он не понимал ничего толком и, кажется, хотел только расслабиться поскорее, прекратить всё это…
- Эээ-эй… - произнес Костяк, вновь подхватывая Бича на лету. Тот распластался на руках у своего помощника и стер пот со лба. – Ребята, дело плохо. Надо…
- Где-нибудь есть врач? – Кирпич резко подскочил и побледнел не хуже своего лидера, как будто только сейчас понял, что происходит.
Искристая сказала, что умеет перевязывать раны и попросила кусок чистой ткани. Эта девушка была представительницей Бастет в Искре, и ей не слишком-то доверяли, но сейчас все покорно расступились, позволяя заняться раной Бича. Ветерок продолжал лежать в стороне, не двигаясь, и смотрел на его бледное лицо, на плотно сжатые губы – на секунду ему показалось, что лидер произнес едва различимым шепотом «Не прощу». Ветерок вздрогнул. Конечно, Бич говорил не о нём.
- Звездоцап не посчитал нужным отправлять сюда ещё кого-то нам на помощь, - вдруг произнес кто-то издалека. – Он считает, исследовательский центр уже отжил свое, и нам пора отсюда убираться.
- Н-но… Как же эти… которые сбежали? – изумленно нахмурился Острозуб.
- Сейчас это не в приоритете. Я только что получил известия о каких-то волнениях в Столице. Военные силы со всей страны сейчас стягиваются туда, и мне кажется, что нас также задействуют для урегулирования беспорядков. Конечно, в Бастет хотят продолжать поиски Пеплогривки Харлен, но для Звездоцапа Столица важнее всего. Остальное может подождать.
- Волнения? – послышалось с другой стороны. – Неужели народ всё-таки взбунтовался?
Никто не ответил. Ветерок слабо понимал, о чем шла речь. Он видел, что Костяка и Кирпича всё это тоже мало заботило – они были слишком обеспокоены состоянием своего лидера. Но остальные выглядели взволнованными. Известия, полученные из Столицы, как будто не были ни для кого неожиданностью, но всё равно напрягли всех. Кругом слышался шепот, Искристая стояла в стороне с нахмуренным видом и что-то быстро печатала на своем коммуникаторе.
- Сейчас сюда спустятся оставшиеся в здании ученые, - произнес всё тот же далекий и спокойный голос. – Они нашли один рабочий челнок у крайнего тоннеля. Покинем центр на нём все вместе… и этого тоже прихватим с собой.
Именно в тот момент Ветерок, наконец, осознал, что он спасен. Возможно, лишь на какое-то время, до того момента, как он встретился с матерью или пока Бич не придет в себя, но каждый лишний вздох, каждая секунда в этом мире была для него теперь необычайно ценной. Пускай его схватили грубо, связали, пускай бросили на пол челнока и нарочно пнули пару раз под ребра, это всё не имело никакого значения, потому что он был жив по милости Бича и Сумеречницы.
Теперь он снова увидит и солнце, и небо. Одна эта мысль вызвала в нём невероятное чувство.
«Так значит, теперь я больше ни во что не ввязываюсь, да?» - думал Ветерок, вслушиваясь в монотонный стук рельсов под железными колесами, морщась от стонов Бича, которому на соседнем кресле какая-то старая, сморщенная женщина из персонала центра обрабатывала рану.
Но почему-то эти слова, вместо ожидаемого успокоения, принесли ему только раздражение.
***
- Это в самом деле был ты? – Сумеречница чуть склонила голову набок, явно недоверчиво оглядывая сына с ног до головы. Тот всё ещё выглядел помятым, но смотрел на мать прямо и уверенно, стараясь не обращать внимания на боль из-за лилового синяка под глазом, которым всё-таки успел наградить его Острозуб перед тем, как они расстались на пороге Главного штаба.
- Я только хотел быть полезным и доказать свою преданность, - произнес Ветерок тихо. Его взгляд был направлен вперед, но не на Сумеречницу, а сквозь грязное стекло, на город в едком тумане, на столб черного дыма, поднимающийся вдалеке.
- Но ты мог погибнуть, - произнесла женщина тихо и сделала шаг вперед – она положила ему на плечо свою теплую руку, и на секунду в её холодных синих глаза отразилась эмоция, которой Ветерок не видел и не знал с глубокого детства.
Он хотел отдаться этой эмоции, обнять мать и улыбнуться ей, как раньше, но вместо этого снова перевел взгляд на окно и сморщился. Резкие, пронзительные крики снаружи заставили его очнуться. Он с трудом выдержал крепкие объятия Сумеречницы, не оттолкнул её, а только вздрогнул, испугавшись на секунду, что мать почувствует его страх. Но она только покачала головой и отошла к окну. Её лицо вновь застыло в подобии бледной, каменной маски.
- Что будет теперь? – выдержав короткую, многозначительную паузу, тихо спросил Ветерок.
- Это нужно прекратить и как можно скорее, - резко и громко ответила Сумеречница. – Нужно как можно скорее всё уничтожить.
Он не совсем понял, о чём она говорила, но не стал ничего спрашивать. Он просто был рад, что она поверила в его преданность.
А ведь ему пришлось солгать. Если бы Сумеречница с порога не спросила, правда ли он передавал Звездоцапу сведения о действиях организации Листвяной Звезды, Ветерок, должно быть, вовсе бы раскаялся и едва ли получил бы теперь этот теплый взгляд и благосклонность матери. Если бы не глупость этого ублюдка, из-за которого Ветерок едва не лишился жизни, то теперь он точно отправился бы под трибунал. Хотя предатель, вполне возможно, думал, что умно поступил, когда решил действовать анонимно.
- Заниматься урегулированием беспорядков – не наше дело, - фыркнула Сумеречница, неожиданно бросаясь к Ветерку. – Мы должны во что бы то ни стало найти Пеплогривку и… разобраться с Пропастью как можно скорее.
- Я видел одну девушку, мам… ту, у которой сейчас один из Осколков. Нам с ней просто не справится.
- Не говори ерунды, - фыркнула та, впрочем, заметно бледнея. – В конце концов, у нас ещё есть время… наши люди…
- Листвичка сейчас работает на Листвяную Звезду, ты же знаешь? – продолжил он, не изменяя голоса. – И я слышал, Орешница тоже сбежала… Ещё чуть-чуть, и они окажутся на шаг впереди нас. Уверен, в том исследовательском центре…
- Хватит! – Сумеречница ударила ладонью по столу и судорожно огляделась. – Время… да, куда нам торопиться сейчас? Я должна позвонить в «Новую Высоту»…
Она вдруг бросилась к двери, но затормозила рядом с Ветерком, бросила на него затуманенный, совершенно отсутствующий взгляд, полный волнения и даже страха, а затем произнесла теплым, сладостно тягучим голосом, с трудом выдавливая из себя улыбку:
- Ты… с тебя хватит пока. Оставайся здесь. Не ходи никуда. Весь мой кабинет, весь Бастет… всё в твоем распоряжении. Только будь здесь, в безопасности, прошу тебя.
Она закусила губу, отвернулась и вышла. Ветерок смотрел ей вслед, и его душу одолевали совершенно противоречивые эмоции. Кажется, он получил то, что хотел. Спокойствие. Безопасность. Отсутствие всякой угрозы жизни. Но ему было нехорошо. Словно здесь, в четырех стенах, он упускал что-то важное, эгоистично отгораживался от того мира, который прямо сейчас там, за грязным стеклом, страдал, истекая кровью. Выпрашивая у высших сил жизнь, которой он был готов лишиться, Ветерок клялся, что будет беречь её, будто зеницу ока, но теперь, лишь узнав, что от смерти можно спастись, ощутил в себе силу и уверенность.
«Я спасся один раз, значит и в другой смогу, - думал он, с трудом сдерживая волнение. – А сидеть здесь, когда
такое происходит… Да, я слишком много знаю теперь, чтобы просто отступить».
Ветерку нужен был телефон, чтобы сделать важный звонок. Он знал, что в столе у Сумеречницы лежал один, лишенный прослушки. Он хотел найти его и случайно заметил, что женщина не выключила компьютер. На экране было письмо, адресованное непонятному адресату, написанное непонятным языком, но в нём больше десятка раз встречалось имя Пеплогривки и подробно описывалось, что именно необходимо сделать с ней, чтобы воспоминания Пепелицы, наконец, пробудились. Он читал напряженно, не понимая и половины, но твердо осознал одно – Харлен сейчас находится в очень большой опасности.
В тот момент он уже ясно понимал, зачем делал всё
это и страшно разозлился на то, что прочитал.
- Да-да, - послышался звонкий голос на том конце провода после того, как Ветерок набрал нужный номер.
- Я согласен, - выпалил он сходу, не выдержав паузы.
- Ааа, это ты, - послышался в трубке бодрый женский голос. Собеседница перекинулась с кем-то парой фраз и добавила, чуть погодя: - Ну, как тебе нравится происходящее в городе?
- Ты где сейчас? – максимально нетерпеливо, только бы показать, что у него нет ни времени, ни желания сейчас что-то обсуждать, спросил Ветерок.
- Там же, где и всегда, - протянула та. – В «Новой Высоте».
- Тогда я скоро буду.
Несколько секунд ответа не было. Но в конце концов, глубоко вздохнув, собеседница ответила – Ветерок был готов поклясться, что с улыбкой:
- Конечно, буду ждать.
Он положил телефон на стол и понял, что у него дрожат руки. Важность принятого им решения только сейчас была в полной мере им осознана.
«Что же я делаю со своей жизнью?»
