Печать Бастет: Осколки душ

Худая, чуть сгорбленная фигура. Дрожащие, покрытые следами от ожогов руки, нервно перебирающие грубую ткань изодранного плаща. Но главное – лицо, бледное, с прозрачными, едва видимыми шрамами, тонкие искусанные губы, практически белые, и глаза, отражающие ясное и ослепительное сияние – пылающую душу, скрытую за уродливой оболочкой. Пеплогривка никогда бы не подумала, что однажды увидит Остролистую такой. Хотя, чего уж тут говорить, она вообще не надеялась её увидеть. - Что все это значит? – собственный голос прозвучал неожиданно спокойно и донесся до неё как будто откуда-то издалека – девушка сморщилась, поразившись своему безразличию, но всё равно ощутила, что не испытывает ничего кроме злобы. Никакой радости. Никакого страха. Недоумение… Совсем чуть-чуть, может быть. А Остролистая смотрела на неё и молчала, даже не злилась больше. Не стыдилась. Просто вздохнула, глубоко и протяжно, затем щелкнула застёжкой на кожаном ремне и убрала за спину свободно болтающийся и видно совсем осточертевший ей этим плащ. Коротко пробежавшись взглядом по таким же израненным рукам и шее девушки, Пеплогривка с некоторым интересом рассмотрела, в чём та была одета – в похожем наряде она видела Листопада в воспоминаниях Воробья и Пепелицы. Темная туника, подвязанная на поясе, очень узкие штаны и высокие сапоги на каблуке, инкрустированные вверху - там, где раньше закрывал плащ - блестящими камнями. - О чём ты думаешь, глядя на меня сейчас? – произнесла Остролистая своим прежним, сухим и бесцветным голосом. - Думаю, что я спятила, - произнесла Пеплогривка громко и раздраженно, отпрянув назад, и с некоторым облегчением для себя решила, что все происходящее – одна большая галлюцинация. Даже разговор с Эхо, её рассказ и таинственное исчезновение – всё это могло оказаться простой иллюзией, созданной Границей. Но… Что в таком случае вообще происходило на самом деле? Черноволосая девушка засмеялась, и в этом смехе отчетливо почудилась безумная ярость – такая же, которая одолевала саму Пеплогривку до того момента, пока к ней не прибавился испуг. Как бы то ни было, сила Остролистой не знала предела. Она могла выкинуть что угодно в любой момент, напасть снова, оглушить внезапным ударом. Все ли было в порядке с её рассудком? Это вряд ли. Хотя не Пеплогривке следовало теперь рассуждать об этом, и Сэттер считала также – именно осознание того, что сама Харлен отчасти сошла с ума, и злило её, выводило из себя… даже, наверное, сильнее, чем потеря Осколка, потому что о нём девушка даже не заикнулась. - А ты на самом деле спятила, - заметила она, плотно сжимая губы и дрожащие кулаки. – Чокнулась. Вконец. Ну, надо же. Листвичка предупреждала меня когда-то, что всё может так кончится, а я не верила. - О чём ты говоришь? – прошептала Пеплогривка и невольно напряглась, а про себя продолжала твердить одно: «это все сон, это галлюцинации». - Когда я смотрю на тебя, я вижу опустевшую, серую душу – чувствую холод на коже, как будто ты не Пеплогривка Харлен, вечный борец за справедливость, готовый прийти на помощь кому угодно, не терпящий зла и презирающий притворство, а только её бледная, выцветшая тень, - она вздрогнула и внезапно нахмурилась. – А ты точно Пеплогривка или мне кажется? - Тебя вообще не существует, - вырвалось у девушки само собой. «Да как она посмела? – отчаянно билось в мозгу. - О чём она говорит? Подделка. Одно из Испытаний Границы. Или же… Нет. Всё просто не может быть так». - В самом деле? – лже-Остролистая выразительно приподняла тонкие брови. – А что насчет твоей руки? Взгляни на неё. Тот шрам, оставленный мной в подвале лаборатории – его тоже не существует? - Я не знаю, - прошептала девушка, вглядываясь в тёмную полосу посредине предплечья. Затем она вздрогнула и схватилась за голову. – Хватит. - Нет, и всё-таки я не ошиблась, - Сэттер выдохнула даже с каким-то облегчением, но почти сразу нахмурилась вновь. – Это в самом деле ты. Но что печалит, так это… Произошедшее с тобой, - она резко рванулась вперед и, даже прежде чем Пеплогривка успела испугаться, схватила её за подбородок. – Тебе промыли мозги, да? Кошмарно. Я должна была понять, что так случится. Мне… Стыдно за то, что я об этом не думала. - Что за чушь, - она уперлась ладонями лже-Остролистой в грудь и снова усомнилась в этой приставке «лже», которую добавляла мысленно, потому что девушка была вполне осязаемой, в отличие от той же самой Эхо. Но лже-Пепелица тоже была осязаемой во время самого первого испытания на Границе, так что это ещё ничего не доказывало. - Я знаю, тебе очень страшно сейчас… Из-за того, что произошло… из-за многого… Ужас. Я даже не представляю, что Бастет могла сделать с тобой. - Мне вовсе не промывали мозги, - решительно заявила Пеплогривка и отскочила в сторону, выставив вперед руки, словно испуганный ребенок. – Если я и изменилась, то только потому, что многое пережила и увидела. За каких-то пару месяцев… целый ряд ужасных вещей, в корне переменивших мое отношение к жизни. Черноволосая девушка нахмурилась и склонила голову набок, слегка изумленная, даже растерянная. Но потом вздрогнула, как будто сбросив с себя наваждение, понимающе кивнула и улыбнулась до боли горькой улыбкой, от которой у Пеплогривки внутри всё снова перевернулось. - Ясно… Суровая реальность. Она всех нас сломала, - Остролистая говорила с усмешкой, растягивая слова. Ей определенно нравилось выдавать такие складные фразы – раньше она так никогда не делала – её речь была сухой, и в ней никогда не было места лишним эмоциям и лирике. «Да, это просто не может быть она, не может…» - вновь и вновь сомневалась Пеплогривка, не в силах избавиться от смятения. Но кое-что оставалось неизменным при любом раскладе. Сейчас они стояли друг напротив друга, как враги, и, пускай у Остролистой больше не было в руках оружия, нельзя было исключать возможность того, что та решит напасть снова. Пеплогривка не боялась новой схватки, хотя совсем не хотела этого, но в то же время она знала, что если перед ней в самом деле создание Границы, необходимо одолеть его, чтобы открыть себе путь в свой мир. А если нет, то тут и вовсе глупо расслабляться и проявлять снисходительность. - Ты пыталась меня убить, - произнесла она уверенно, не опуская рук, а Остролистая только возмущенно выдохнула, всё ещё хмуря лоб. - Вовсе нет, - слова звучали холодно, но уже не так сухо. – Даже не думала об этом. Всё, что мне нужно было – Осколок. Я должна была достать его. Но твоя смерть никогда не входила в мои планы. - А если бы я и дальше не давала тебе его забрать? Если бы продолжала сопротивляться вплоть до того, что у тебя не осталось бы никакого выбора? – произнесла Пеплогривка почти скороговоркой, надеясь ввести соперницу в замешательство. Остролистая на самом деле заколебалась. И, задумавшись ненадолго, в смятении оглядев лес вокруг и черный провал бездонного неба, ушла от прямого ответа: - Сейчас Осколка у тебя нет. А значит, у меня нет причин нападать. - Тогда почему ты не уходишь? – Пеплогривка попыталась подловить её на слове, но, еще до того как наткнулась на изумленный и даже слегка оскорбленный взгляд черноволосой девушки, поняла, что снова сказала что-то не то. – Какое тебе дело… - Ээй, Пеплогривка, послушай! – мгновенно сбросив с себя маску совершенного безразличия, та вновь резко сократила расстояние между ними и схватила девушку за плечи – встряхнула и заглянула в глаза, почти беззвучно шевеля губами. – Это же я. Я здесь. Ты как будто не помнишь. Неужели тебе всё равно? Даже я, лишенная души, лишенная человеческого облика, утратившая всё, что делало меня собой, я и то не могу принять спокойно нашу встречу спустя столько времени… Остролистая ещё что-то бормотала – какие-то фальшивые, искусственные речи, будто сказанные под диктовку, слышались из её уст. Но именно в этот момент кое-что вдруг проскочило, что-то, что вновь подтолкнуло Пеплогривку к очевидному выводу – да, перед ней именно Остролистая Сэттер и никто иной. Безумные воспоминания вихрем завертелись у неё в голове, заставили вернуться к тем ужасным моментам, к капитанской комнате в Бастет, где Пеплогривка впервые узнала о прошлом подруги, к дому, в котором та когда-то жила со своими братьями и где же тронулась умом, вознамерившись спасти одного из них. Внезапные перепады настроения, вспышки страха, злобы или отчаяния – вот что приходило на ум Пеплогривке в первую секунду, когда она думала об Остролистой. Черноволосая девушка не зря говорила Эхо о болезни, называемой эмоциями – сама она всю жизнь от них страдала, несмотря на то, что привыкла строить из себя каменное изваяние. - Нет, это не ты! – Пеплогривка всё-таки пересилила себя и решительно отказалась от правды, потому что ей это казалось наилучшим решением. – Не ты, всё это ложь, так что не обманывай меня! - Но… Это же были твои слова… - Остролистая вдруг растерялась, неожиданно даже для себя. - Ты же сама догадалась! А иначе я бы никогда не раскрыла перед тобой своего лица… - Я слупила. Поддалась эмоциям. Вот и всё, ничего больше. Пеплогривке показалось, девушка выглядела оскорбленной. Но она быстро справилась с собой и вернула на лицо каменную, ничего не выражающую маску, как будто мигом потеряла ко всему интерес. Остролистая отошла, покачиваясь, и что-то тихо бормотала себе под нос. Затем замерла, запрокинула голову и бросила уже через плечо: - Вот как, - и, вздохнув, добавила: - Ты так глупо ведешь себя, просто кошмар. - Я уже решила, что не приму этого, - ощутив внезапный приступ стыда и горечи, Пеплогривка постаралась оправдаться, в то время как подступавшие слёзы тисками сдавливали ей горло. – А если поверю, что это ты… то просто не выдержу этого, оступлюсь. Не смогу идти дальше… Для меня спокойствие сейчас – важнее всего. Мне нельзя поддаваться эмоциям. - Это бесполезно, - Остролистая была готова рассмеяться от услышанного, но сдержалась и спокойно объяснила: - Потому что ты уже потеряла его. Хотя и не сказала вслух, про себя уже всё признала, - она покачала головой и отвернулась. - Но как бы там ни было… если ты хочешь окружить себя иллюзиями – да пожалуйста. Можешь считать, что всё вокруг – бред, который не стоит внимания. Иди вперед к своей глупой цели, если она у тебя есть, конечно. Одним ударом Пеплогривке из легких выбило весь воздух, и она сорвалась. Остролистая была права кое в чем - справедливость для девушки значила очень много, и сильнее всего она ненавидела, когда без оснований обвиняли в чём-то её саму. Меньше всего ей хотелось выглядеть плохо в глазах Остролистой, слышать эти непонятные обвинения и смех в свою сторону, в то время как она просто старалась делать то, что должна была. Разве она могла поступать иначе сейчас, когда от её решений столько всего зависело? - Да к чёрту всё! – она сорвалась с места и схватила Остролистую за рукав, развернула её к себе и схватила за ворот, задрожав от злобы. – С какой стати я должна молчать в такой момент? - Не трогай меня, - та отозвалась холодно, и Пеплогривка получила удар в живот – не то что бы очень сильный, но неожиданный. – Я, наверное, совершила ошибку, когда заговорила с тобой. Ты… уже не та Пеплогривка, которую я знала когда-то. - Какое ты право вообще имеешь рассуждать о таких вещах?! – девушка не обратила внимания на боль и закрыла лицо руками. – Сначала пропала… умерла… теперь вдруг появляешься ни с того ни с сего и говоришь, будто я изменилась, хотя ты совсем на себя теперь не похожа! Говоришь странно, выглядишь иначе, связываешься с какими-то странными существами, да ещё и эта сила… Как я вообще должна реагировать, по-твоему? - Вот оно! Вот чего я ждала! – Остролистая неожиданно всплеснула руками и оживилась, но выражение её лица по-прежнему не менялось и выглядело застывшим. – Я знала, прежняя Пеплогривка всё ещё живет в тебе, значит ничего не потеряно… - Да что ты всё заладила?! – девушка разозлилась не на шутку. – Заткнись! Не помня себе, она отвесила Остролистой сильную пощечину, так что та даже покачнулась назад и схватилась за щеку рукой – Пеплогривка поздно спохватилась о том, что наверняка использовала когти. Её прошиб холодный пот, когда девушка распрямилась и скользящим движением стерла с лица кровь. Неровные алые царапины, к счастью, неглубокие, как будто не причинили Остролистой боли – наоборот, её глаза засияли азартом, и Пеплогривка испуганно отшатнулась, решив, что девушка сейчас наброситься на неё, чтобы ответить. - Нет уж, несмотря на всё, я, пожалуй, рада, что мы всё-таки смогли поговорить, - произнесла та совершенно спокойно, не показывая раздражения или агрессии. – Мне так хотелось хоть раз вернуться в былое время… Я смотрела на тебя и много спрашивала в мыслях… Что бы ты сказала мне после того, что произошло между нами летом? И… Ты знаешь, я почти угадала. Хотя, в конце концов, все же не думаю… что знаю тебя так уж хорошо. - Что с тобой случилось? – перешла Пеплогривка к сути – к тому самому, что интересовало её сильнее всего – и в ту же секунду ощутила, как к чертям летит всякое самообладание. – Я имею ввиду, тогда. П-почему… ты… - Ах, не продолжай, я сейчас отвечу, - Остролистая сменила взгляд на более благосклонный и спокойно пояснила: - Это случилось необъяснимым образом. Возвращаясь к этим воспоминаниям сейчас, я не могу утверждать, что помню всё достаточно хорошо… С уверенностью скажу одно: в момент своей так называемой «смерти» я смогла встретиться с существом, овладевшим разумом Воробья. С Листопадом. Даже поговорить с ним… Ты и сама, кажется, слышала. Он смотрел сквозь меня. Он понял, о чём я думала. Он указал на мои ошибки, которые, как оказалось, были так похожи на его собственные… И обещал, что оставит брата, если я помогу ему исправить их. У меня не было выбора, приходилось соглашаться, но значения это не имело, ведь всё-таки, я тогда… потеряла смысл жизни. Веру в людей, в систему, в Бастет и Звездоцапа… Всё, чего я желала – прекратить этот кошмар. Жестокость нашей жизни отравила меня, и я хотела одного – исчезнуть. Пеплогривка ахнула. Её сотрясала мекая дрожь, когда она пыталась вообразить эмоции, овладевшие Остролистой в тот момент. Но одновременно с этим другая, даже немного эгоистичная, мысль отчётливо билась в её сознании. - А как же я?- прошептала она одними губами. Да же не «мы». Чувства Орешницы не были так важны, как её собственные. - Но Листопад дал мне новую цель, единственно-верную... ту, за которую я поклялась отдать жизнь, если потребуется, - Остролистая всё-таки не услышала её и продолжала говорить. – Он не убил меня, не захватил мой разум, как я полагала, а позволил жить рядом с собой в неком подобии… междумирья. Но я не могла оставаться там долго, поскольку то место уже начинало менять мои тело и сознание, делать тенью, лишенной физического воплощения. Те дни, проведенные с Листопадом, были лучшими в моей жизни, потому что от него я узнала такие вещи, о которых никогда и не слышала здесь, среди людей… Я не знаю, кто он и откуда пришел, но это не имеет никакого значения. Я так хотела остаться с ним тогда, но не могла. Я дала ему обещание и должна была исполнить его. Пеплогривка внимательно слушала Остролистую и ловила себя на мысли, что не испытывает какого-то особого восторга или облегчения: теперь, со всеми этими речами и холодным безразличием в движениях, старая подруга казалась ей чужой, внешне и внутренне, словно совсем другим человеком, поэтому было по-прежнему трудно заставить себя поверить, что это была именно она. Но когда девушка раз за разом прокручивала в мыслях воспоминания о "смерти" Остролистой, когда подолгу задерживала взгляд на её лице, шее и руках, с трудом пересиливая желание протянуть ладонь, прикоснуться, сердце начинало стучать в груди, как бешеное, и Пеплогривка никак не могла объяснить, почему это с ней происходило. - Те вещи, которые ты имеешь в виду… - пробормотала она наконец, отчаянно удерживая спокойствие в голосе. – Та самая истина, о которой всё время твердила Эхо? - Не совсем, я думаю, - покачала головой Остролистая. – Из разговора было ясно, что наши с ней истины заметно различаются. - Но ты не можешь сказать точно, какая из них является верной? – девушка спросила осторожно, но не смогла избежать нахмуренного взгляда в свою сторону. - Я верю Листопаду – этого достаточно, - произнесла та с нажимом, указывая на то, что спор в данном случае не имел смысла, но всё же пришла к некоторому компромиссу: – Если задуматься, истин вообще не может быть несколько. Она одна, просто все видят её по-разному. И каковыми бы ни были интерпретации, основная суть везде одна и та же. Пеплогривка напряглась, заметив, как резко переменился голос Остролистой. Она чувствовала, что должна была узнать прямо сейчас, чем же действительно были так обеспокоены все высшие силы вокруг неё, поэтому спросила тихо, с оттенком страха и благоговения в голосе: - И в чём тогда заключается… Суть? - Мир стоит на пороге разрушения. Бессмысленно это отрицать. Пеплогривка кивнула. Она и сама уже догадывалась, что всё именно так. Многое говорило об этом, события складывались удивительным образом, образуя по-настоящему ужасающую общую картину, и то будущее, к которому они вели, просто не могло быть светлым и безрадужным. Но всё-таки, получив теперь такое прямое подтверждение, Пеплогривка, которая всё время старалась держать себя в руках, дала слабину и ощутила, как панический ужас охватывает её, сжимает изнутри, мешая вздохнуть. Ещё чуть-чуть, и мир может рухнуть. Все умрут. Ничего не останется. «Даже я умру», - думала она и хотела зажмуриться, но не смела. - Успокойся, - Остролистая заметила её состояние и без теплоты, но с твердой решимостью положила Пеплогривке на плечо свою холодную ладонь. – Мое обещание – изменить ход истории. Я знаю, что Осколки несут зло. Я должна собрать их. - И уничтожить? – прошептала Пеплогривка с оттенком надежды в голосе. - Вообще-то… Нет, - девушка явно смутилась и как будто не хотела говорить правду, но всё-таки созналась. – Для других целей. Это-то и рознит Листопада и меня с остальными, кому истина открылась в том или ином виде. С Рябинкой и Ловцами, с Эхо и Ним, в каком-то смысле с Сумеречницей и Бастет… - Эти люди, которых ты сейчас перечислила… - пробормотала Пеплогривка, сохраняя голос ровным, все еще стараясь отказаться от эмоций, - они все хотят собрать Осколки, чтобы использовать их для разных целей, я правильно понимаю? - Практически. Но, по правде говоря, Сумеречница – именно та, кто хочет их уничтожить, как ты говоришь. Я знаю, она решилась на это недавно, уже после того, как ты сбежала из «Новой Высоты». Она слишком мало знает об Осколках, чтобы как-то их использовать, в отличие от остальных, но тоже не хочет просто оставаться в стороне после того, что узнала. - Но разве… Это не верное решение? – спросила Пеплогривка в замешательстве. – Я имею в виду, если в них кроется корень зла, то не правильно ли будет… - Ты тоже мало что знаешь, так что лучше молчи. Пеплогривку, разумеется, оскорбило подобное замечание, но она не стала никак на него реагировать, во-первых, из-за его справедливости, во-вторых – из осторожности. Ей отчаянно хотелось попросить Остролистую рассказать всё прямо сейчас, но она не посмела, потому что инстинктивно чувствовала, что девушка подошла к той грани, за которую заходить уже не желала, всячески показывая, что и без того делает одолжение, открывая практически постороннему человеку (для них с Листопадом, по крайней мере) столь важную информацию. - Ну а что же Звездоцап? – спросила она всё-таки, решив не углубляться, а пойти в иную сторону. – Он тоже ничего не знает, выходит? - Со Звездоцапом всё сложно, - тяжело вздохнула Остролистая. – Тайна Осколков и множественных миров ему действительно неизвестна, но его окружают люди разной степени осведомленности, готовые сделать всё, что угодно за деньги, власть или во имя собственных целей… - она сделала паузу, будто задумавшись. – Кстати, в последнем весьма преуспела Рябинка. Ты знаешь, тот секретный проект в «Новой Высоте»… Это она его задумала, поэтому сейчас, по сути, руками Звездоцапа и его людей воплощает свои намерения: благодаря усилиям внедрившихся в его штаб шпионов он считает, будто создает какое-то сверхоружие на основе технологий Пропасти, но на деле, пожалуй, нечто еще более страшное и совершенно ему непонятное… - С-серьезно? – Пеплогривка искренне изумилась, когда услышала об этом. – Выходит, Рябинка прямо сейчас манипулирует самим главнокомандующим? - Это можно так называть, я думаю. Тем не менее, если правда ему откроется, Рябинка окажется не в самом выгодном положении, потому что даже её армия Ловцов… Не настолько сильна, в самом деле, как может показаться, и против всех сил настоящей Армии ей не выстоять. Но сама Рябинка, по правде говоря… Совсем не такая, как я думала. Она может постоять за себя, - с этими Словами Остролистая подняла руку, разглядывая совсем ещё свежие рубцы на мраморно-белой коже. – Она быстро сбежала, и я не успела понять толком, насколько она может быть сильна, но подозреваю, что на одном уровне со мной… Это вполне возможно. «Такого высокого о себе мнения», - подметила Пеплогривка, но не удивилась, потому что ей было нечем на него возразить, а вместо этого уточнила: - Ты напала на Рябинку затем, чтобы забрать у неё Осколок? Остролистая кивнула. - Жаль, что у меня не вышло, - она протяжно вздохнула и продолжила: - Если честно, я не знаю, где она сейчас, но думаю, что вполне могла отправиться прямо в «Новую высоту». Проект подходит к своей крайней фазе, да и мир уже на самом пороге бездны – осталось только рукой подать. - Значит ли это, что ученики в опасности? – впервые за долгое время Пеплогривка вспомнила о семье. Все те ссоры, связанные с сестрами и родителями, казавшиеся когда-то чем-то сродни конца света, выглядели теперь такими мелочными на фоне всех прочих событий, что в душе Пеплогривки теперь почти не осталось обиды и ненависти. Она действительно волновалась за них. - Вполне возможно, - согласилась Остролистая. – Но я не могу сказать наверняка, потому что… Как бы и сама знаю не все. Я не заботилась о том, чтобы разбираться в намерениях Рябинки, мне хватает того, чтобы знать: они не совпадают с моими. Есть вещи, которые важны для меня. Например, быть уверенной, что ты все ещё жива и здорова – это важно. А вот, допустим, мысли о здоровье Орешницы… они, в конце концов, вызваны теми остатками человеческого, от которых я не могу и не хочу избавляться, поэтому мне приходится думать и об этом. Я могла бы сказать, что мне плевать на неё, но поняла, что это не так, когда ты в неё выстрелила… Ужасный поступок. - Но почему ты всё-таки относишься ко мне лучше, чем к ней? – намеренно опуская разговор о том, что она сделала, Пеплогривка постаралась скрыть внезапно возникший на лице стыд. – Неужели только потому, что вы поссорились перед тем, как ты исчезла? - Ах, вовсе нет! – Остролистая почти засмеялась в ответ. – С этой точки зрения я отношусь к вам совершенно одинаково, и какие-то старые ссоры совершенно меня не волнуют, но дело в том… что мой дополнительный интерес Пеплогривке Харлен обусловлен той ролью в происходящем, которая ей может быть отведена. - Точно… Листопад, кажется, считает, что я могу спасти мир. - На самом деле, мне было неприятно слышать от него что-то подобное, - честно призналась Остролистая. – Я надеялась, что он отведет эту роль мне, но как бы то ни было… это лишь предположения. Пеплогривка нахмурилась. На самом деле она охотно отдала бы роль мессии Остролистой, будь у неё такая возможность. - То есть, он не знает, что именно я должна сделать? – уточнила она на всякий случай. - Не знает или не хочет говорить… Может, это и вовсе не нужно. Ты, наверное, должна сама разобраться. - И как же? Остролистая неопределенно пожала плечами. - Твоя беда в том, что у тебя нет цели. Тебе незачем собирать Осколки, незачем их защищать. Ты не знаешь, что делать с ними, но не можешь свернуть с дороги, по которой мы все пошли… я имею в виду меня, Рябинку, Эхо и Бастет… потому что всё время ощущаешь себя частью происходящего и знаешь, что не сможешь спать спокойно, если выбросишь все это из головы. Твоя участь незавидна… Ты, в конце концов, путешествуешь вместе с Листвяной Звездой и её компанией, которой на Осколки вообще до лампочки, а интересна только власть. В какой-то степени это даже наилучший выбор. Поверь мне, лучше не пытаться делать то, в чём не разбираешься, а плыть по течению и действовать уверено… и может быть, кто знает, тот самый шанс повлиять на судьбу мира подвернется тебе сам собой. - Это значит, помочь тебе, скажем, я не могу? – спросила Пеплогривка скорее просто из интереса, но Остролистая как будто приняла её слова всерьез. - Что ты, конечно, нет! – запротестовала та. – Это моя ноша и мне её нести… Что-то такое я должна сказать, но на деле я просто знаю, ты будешь только мешаться, причем, не просто путаться под ногами, а по-настоящему, так что можешь поставить под угрозу мой успех. Ты не знаешь о моих намерениях, но могу заранее намекнуть, что даже если они и придутся тебе по душе, способы их достижения в восторг тебя не приведут, - выдержав короткую паузу, она пояснила, намеренно изменив голос и не по-человечески сузив глаза. – Ты видно забыла, Пеплогривка, но я убиваю людей. Пеплогривка поежилась, мгновенно напомнив себе о том, что перед ней вовсе не та Остролистая из воспоминаний, ограниченная рамками закона и морали, а истинный монстр, которому ничего не стоит расправиться за секунды с целым отрядом вооруженных охранников. Но эта мысль не приводила в ужас, нет, потому что те люди, на стороне которых она сейчас держалась (Листвяная Звезда и её товарищи), делали то же самое с не меньшей жестокостью - стоит только вспомнить захват лаборатории и участь её охранников… Похоже, такое попросту становилось нормальным в этом мире, а если так, то нечего было противиться эгоистичным желаниям окружающих добиться цели любой ценой – Пеплогривка считала так, хотя сама и не была готова к подобному. Сейчас, глядя на Остролистую, в глубине своего сознания она всё ещё видела в ней близкого человека и не могла просто взять и отречься от неё притом, что не отрекалась полностью ни от Орешницы, ни от Листвяной Звезды и её команды, хотя они тоже немало жизней загубили собственными руками. Но когда она поделилась с Остролистой своими рассуждениями, та неожиданно заметила: - Я не могу ничего сделать тебе, потому что связана по рукам и ногам очень сильными чувствами. Это же касается Орешницы, Воробья и Львиносвета в том числе – глупо отрицать такие вещи. Но на этом список людей, жизнь которых я отнять не смогу, заканчивается. У тебя есть друзья, я знаю, или просто близкие люди, так что тебе придется задуматься о том, что я могу перечеркнуть их жизни в любой момент, если потребуется, - Остролистая вздохнула, и на секунду горечь мелькнула в её глазах. – Я подвожу тебя к мысли, что мы больше не друзья, Пеплогривка. Ты – такой же враг для меня, как и все остальные люди в этом мире. Потому что нет для меня ничего теперь важнее цели, и к этой цели я буду стремиться, наплевав на всё, потому что именно в ней вижу спасение мира. Человеческие жертвы и слёзы ничто по сравнению с всеобщим спасением. Я очень надеюсь, что ты ещё не охладела настолько, чтобы считать также. Столь внезапное откровение сильно испугало Пеплогривку. Ей на ум пришли воспоминания о том дне, когда на железнодорожных путях Остролистая смертельно ранила Шиповницу, так что та смогла выжить только благодаря своей способности к регенерации, и поняла, что Сэттер имела в виду. Ей стало до дрожи противно, и кислый привкус встал во рту, когда Пеплогривка смогла окончательно разрушить в своей голове представления о прежней Остролистой и взглянуть на неё иначе – как на Рябинку, с которой, судя по словам Эхо, они теперь были очень похожи. Но как бы она не старалась, всё равно не могла ощутить такую же сильную ненависть к девушке, с которой у неё было связано столько светлых воспоминаний, как к ученой и Ловцам, и была готова возненавидеть себя за слабость и сентиментальность, но в конце концов подумала о том, что, может быть, это не так уж и важно. - Я не хочу тебя отпускать, - Пеплогривка взяла Остролистую за руку и коснулась щекой ледяной ладони. Девушка вздрогнула. – Скажи мне, что это сон. Заставь меня поверить, будто ничего не было. - Не ищи легких путей, - произнесла та холодно. – И однажды тебе воздастся. - Я всё равно буду считать тебя подругой, это ничего? – не став спрашивать, что именно воздастся, и совсем не удивившись тому, что Остролистая не одернула руку, хотя явно хотела, Пеплогривка улыбнулась и была почти уверена, что со стороны выглядела, как наивная дурочка в тот момент. - Что за чушь, - буркнула та и всё же отстранилась – на её лице изумление даже перемешивалось с отвращением, и Пеплогривка поспешила объяснить, чтобы не возникло недопонимания: - Истинный долг любого друга – уберечь другого от необдуманных поступков. В этом смысл дружбы, и пока я хочу помочь тебе… Да, я не дам тебе сделать глупостей. Даже если ты будешь против, даже если для этого мне придется вновь сразиться с тобой или вовсе… Пеплогривка не сказала слово «убить» вслух, но подразумевала его, и Остролистая поняла это, поэтому не смогла сдержать смеха. Слова девушки всерьез она явно не воспринимала, да и та сама наверняка почувствовала бы себя глупо, если бы услышала их со стороны, но в глубине души твердо знала, что не могла бы выразить чувства каким-то ещё более искренним образом. Пеплогривка поймала себя на мысли, что для неё сделать Остролистую чужой значило перестать думать о ней, интересоваться тем, что она делает и каким намерениям следует. Пытаться остановить её – значит быть озабоченным её судьбой, проявлять определенную близость и сочувствие. У Пеплогривки за всю жизнь не было никого, кого она могла бы назвать настоящим другом, кроме Остролистой, Орешницы, и, возможно, Ивушки, которой уже не было в живых, и она не хотела лишиться теперь ещё и Сэттер, а потому решила извратить само понятие дружбы, сделав его близким к вражде. Враг – это тот, кому мы хотим принести страдания. Друга от страданий хочется уберечь. Именно по этому правилу Пеплогривка и решила делить людей вокруг себя. Она боялась возненавидеть Остролистую за её поступки, но знала, что никогда и ни за что не сможет оборвать с ней все связи - была ли это слабость или последствия сильной духовной привязанности, девушка понимала, что это в любом случае было просто выше её сил. И если когда-нибудь выйдет так, что Остролистая перейдет черту (хотя, кажется, это уже случилось), Пеплогривка скорее предпочтет вновь сразиться с ней насмерть, чем признать про себя, что уже не хочет вернуть их прежние отношения, от которых теперь остались одни только воспоминания. - В последнее время мне все чаще кажется, что мы были плохими подругами раньше, - произнесла она, наконец, вызвав сильное удивление на лице Остролистой. – Может быть, с моей стороны это будет самый дружеский поступок за всю жизнь, если я уберегу тебя от очередной ошибки тем, что помешаю убить кого-нибудь. - Ты больше не боишься меня? – девушка заглянула прямо ей в глаза и прошептала, явно ощущая неуверенность. - Не думай, что неуязвима, я ведь могу и передумать… - Сама мне только что сказала, что не сможешь, - Пеплогривка позволила себе улыбнуться. – И я тоже это знаю, но всё равно не буду лезть на рожон… Я сейчас слишком слабая и глупая, чтобы сделать что-то, в любом случае. Но когда наши дороги пересекутся снова, когда ты захочешь навредить кому-то из тех, кого я знаю, обещаю… Я стану достойной соперницей, и ты пожалеешь о своих намерениях. - Ну и ну. Звучит весьма абсурдно, но будем считать, что я тебя поняла. Вот уж не знаю, что творится в твоей больной голове, и отчего ты вознамерилась спасти меня, но на всё твоя воля, делай, что хочешь. - Встреча с тобой сделала меня увереннее. - То есть? – девушка нахмурила брови, заметив, как ярко заблестел решительный взгляд Пеплогривки. - Я нашла цель. Остролистая, видно, не сразу поняла, что это значило, но когда до неё дошло, то даже, кажется, испугалась. Кому как не Сэттер было знать: если Пеплогривка всем сердцем чего-то захотела, она горы свернет только ради этого. И если главным её намерением стало теперь спасение Остролистой, той действительно следовало поостеречься, если не сейчас, то в ближайшем будущем уж точно. - Вынуждена признать, что за всю мою жизнь обо мне ещё никто так не заботился, - заметила Остролистая, уже уходя. – Знаешь, спасибо. Хотя оно тебе и незачем в сложившихся обстоятельствах. - Нет, мне приятно это слышать, - фыркнула Пеплогривка, пораженная тем, как спокойно у неё стало на душе. – И кстати… услышав про заботу… я кое о чём подумала… Ты же не собираешься сейчас нападать на Листвичку, у не ведь… Теперь Осколок, ты знаешь. - Нет, - отозвалась та. И добавила после непродолжительного молчания. – Хочу дать тебе больше времени на преображение. «Шутит?» - девушка с подозрением нахмурилась. - Я это к тому, что… твоя мама на самом деле очень дорожила тобой. И если можно, я хотела бы попросить… Оставь её в покое, прошу, только не трогай. Для неё узнать, кем ты стала, даже хуже, чем умереть сейчас. А ты непременно не сможешь её простить и пощадить… - Не говори со мной о матери. Как и о Белке с Ежевикой… - Они тоже важны для тебя? - Для меня ничего не важно кроме цели, - ответила Остролистая уклончиво и решительно направилась прочь. - Тогда я заберу у неё Осколок, хорошо? – крикнула Пеплогривка уже вдогонку. Как закончишь с другими делами, оставь её в покое, ищи меня! Она круто развернулась и нахмурилась. - Тебе теперь нет нужды становиться прежней. Я вижу, что смогла растопить холод в твоей душе и скажу на прощание вот что: не превращайся опять в то жалкое подобие себя, каким ты была в начале нашего разговора. Я желаю увидеть тебя сильной – сильнее, чем когда бы то ни было. Твое сердце должно быть стальным, а не ледяным – вот что запомни, если хочешь когда-нибудь порадовать меня. - Мне стыдно, правда, - Пеплогривка кивнула и не переставала улыбаться, наслаждаясь этим абсурдным моментом короткого единения их душ между собой, потому что отныне и впредь им предстояло стать пусть и не врагами, но отчаянными противниками. - И ещё… Не говори тогда ничего Орешнице. Она тоже расстроится, если узнает. - Не скажу, - пообещала Пеплогривка. Остролистая ускорила шаг и теперь уже больше не оборачивалась до тех пор, пока её силуэт не растаял среди деревьев. Странно, но Пеплогривка не ощутила пустоты в душе после её ухода. Наоборот, ей казалось, что какой-то недостающий пазл вдруг встал на свое место, наполнив её сердце теплотой и прежде невиданными светлыми чувствами. Если раньше Пеплогривка чувствовала себя так, будто шагала по веревочному мосту над бездной с завязанными глазами, то сейчас наконец встала на твердую землю, пусть и осталась в темноте. Какое-то время она стояла, не шевелясь и даже не думала о том, чтобы попытаться вернуться в свой мир, но затем увидела далеко впереди стройную фигурку Эхо: женщина махала ей рукой и, кажется, улыбалась. Пеплогривка сделала шаг ей навстречу, но нога будто бы провалилась в пустоту, коснувшись земли - опора исчезла, и девушка упала в неизвестность – на несколько секунд её словно охватило чувство невесомости, и водоворот воспоминаний ворвался в разум. «Пеплогривка, верно?» - именно с этих слов началось её знакомство с Остролистой. Впервые светлая память о том знаменательном дне предстала в сознании так ярко. «Мне в любом случае приятно с тобой общаться!» - другая фраза. И эмоции счастья от обретенной дружбы. «Я не хочу, чтобы другие увидели меня такой», - отчаяние и страх Остролистой. Ужас её прошлого. «Доверься мне», - тот самый день, когда Пеплогривка совершила непростительную ошибку, решив отчего-то, что Остролистая сможет справиться сама с ужасающим известием об истинной личности брата. Зеленые всполохи повсюду и безумный смех. Всё это не могло так закончиться. Пеплогривка ещё не сумела избавиться от ощущения вины за то, что случилось с подругой. Она помнила о своей непростительной ошибке и, прямо как раньше, была полна намерений исправить её во что бы то ни стало. Но… Как? Стоило девушке подумать об этом, и она испугалась. В конце концов, Пеплогривка понимала, что не сможет быть рядом с Остролистой. Сейчас она плетется далеко позади и не может ничего сделать для подруги. - Я помню, что уже давала обещание кому-то, - услышала она собственный голос. – Тогда пускай это будет тем, что я пообещаю самой себе. Вскоре обязательно стану лучше.