Драбблосборник

Первый раз надеть доспех - это как доза лириума после недели поисков и попрошайничейства. Нет. Лучше. Выжженная пустыня, все сгорело, сплавилось - и хлынула вода. Сила. Все возможно. - Тебе удобно? - спрашивает Мэддокс. Он смотрит очень внимательно. На Самсона, не на доспех: Самсон всегда знает, когда Мэддокс смотрит именно на него. С тех пор, как выволок его из Казематов то на себе, то таща за руку, каждую секунду чувствуя этот взгляд. Маги побросали усмиренных, когда разбегались; что делать в городе, они не знали, как жить снаружи, они не знали. А усмиренных было много: Мередит постаралась. Наверное, все, кроме Мэддокса, погибли. Внутри доспеха сила так и хлещет. Не больно. Песня не оглушает, она поддерживает и ведет. Мередит свихнулась, но у нее не было Мэддокса. Ее меч не спрашивал: тебе удобно? Тебе не больно? А так тебе лучше? - Так правильно, - отвечает Мэддокс на вопрос, почему его волнует удобство. - Это же для тебя. Тебе должно быть удобно и не больно. Когда он увлечен работой, то кажется почти... прежним. Целым. Глубоко в себе, задумался, сосредоточен - Самсон видел его таким за книгой или за письмом, пока Мередит их не накрыла. Кажется, что он просто увлекся, и если окликнуть - обернется снова совсем живым. Поэтому Самсон любит смотреть, как он работает. Времени, чтобы просто наблюдать, у него не так много: надо собирать войска, надо искать тех, кого оттолкнула Церковь, а это письма, встречи и разъезды. Но каждый раз время находится. В доспехе кажется, что все возможно. Все-все. Быть может, усмирение тоже возможно обратить; несколько раз Самсон отгонял мысль дать Мэддоксу лириум. Нет. Кто-то обретает силу и сохраняет себя, а кто-то теряет рассудок. Вряд ли песнь поможет Мэддоксу снова найти себя, а вот потерять окончательно он точно может. Старший говорит: все возможно вернуть. Он много чего говорит - венатори и рады слушать. Для Самсона это просто средство. Просто путь для тех, кому в мире Церкви не нашлось ни места, ни приюта, ни пути. Если Старший однажды заговорит о награде - тогда, наверное, можно попросить. Но чудес не бывает. Исцеление невозможно. Поэтому он делает то, что в силах сделать сам. Называет другом. Разговаривает. И дает работу. Остается надеяться: быть может, если Мэддокс похож на себя прежнего - может, и чувства похожи. То, что осталось от чувств. Мэддокс мягко кивает ему - и чертит новые руны.