О Долге и Терпении

      Дни шли своим чередом. На рассвете Румпельштильцхен выгонял свои девять овец на луг пастись в компании их старого пастушьего пса, дома оставался Бей и Белль. Мальчик, как обычно, занимался своими обязанностями: вычищал шерсть, раскладывал ее по моткам, занимался маленьким огородом, где росли тыквы, репа, лук, морковь, капуста и две груши, кормил трех кур и петуха, а иногда рыбачил в озере. Когда Бейфаер подрос, отцу стало легче, мальчик с удовольствием брался за домашнюю работу и помогал отцу.       Румпельштильцхен наказал Бею не оставлять Белль одну, но девушка больше не делала попыток сбежать. С утра она садилась на порог дома, и наблюдала за хлопотами парнишки в огороде, пока он рассказывал ей сказки и разыгрывал с ней истории, наконец заимев пусть и пассивную в его играх, но все же настоящую принцессу. Каждый день, когда Румпельштильцхен возвращался домой, Бей приветствовал его радостными новостями о том, что Белль сделала сегодня – помогала ему пропалывать морковку, пришивала пуговицу, собирала орехи на опушке, однажды даже пела. Румпельштильцхен был рад, что она делает что-то, а не сидит неподвижно, как в первые дни. Но все остальное время она сидела в уголке тихой тенью, почти не напоминая о своем существовании, отвечая изредка, только на прямые вопросы. Белль явно чувствовала себя свободнее в присутствии мальчика, чем хозяина дома. Рядом с Румпельштильцхеном она отводила глаза, хотя он замечал, как она искоса подсматривает за ним, думая, что он не смотрит.       Только лишь по ночам, когда, незадолго до рассвета, он останавливал колесо прялки и падал в постель, она просыпалась и снова засыпала с ним, прижав к себе его руку. Он все никак не мог привыкнуть к чудесному ощущению теплого женского тела, спящего рядом с ним, к ее ладошкам, обхватившим его руку, к ее щеке, прижатой к его плечу. Каждую ночь он заново чувствовал, как что-то сладко-горячее разливается в его животе в тот момент, когда она закрывает свои синие глаза, подтягивает его ближе и засыпает. Он боролся, как мог, с желанием обнять ее в ответ, боясь, что это напугает девушку.       Сегодня предстоял тяжелый день. Вечером Румпельштильцхен собирался нанести, наконец, давно откладываемый визит к Дороти, с извинениями. Бей не уставал ему постоянно об этом напоминать. Финли украдкой поведал ему, что мать очень сердита, и даже не разрешает ему играть с его лучшим другом.       Близился полдень, и желудок Румпельштильцхена неудовлетворенно урчал. Он сидел, опершись о ствол дерева на бревне возле своих овец. Неподалеку паслось стадо другого пастуха, односельчанина, который с аппетитом уплетал слышимое по запаху даже сюда вяленое мясо. Со вчерашнего обеда он сам не ел ни крошки, забыв сегодня взять еду и флягу с собой на выпас. Его пес Джек лежал рядом, положив голову на лапы, пока овцы вели себя хорошо и взбучка им не требовалась.       Джек вывел его из полудремы, гавкнув куда-то вдаль. Проследив взгляд пса, он увидел вдалеке Бейфаера и Белль. Мальчик что-то говорил ей, подталкивая в направлении отца. Белль кивнула и пошла к нему. Румпельштильцхен закрыл глаза, сделав вид, что ничего не заметил.       Сквозь закрытые глаза он почувствовал, как тень упала на него. Девушка стояла рядом, переминаясь с ноги на ногу. На цыпочках приблизившись, она нагнулась над ним, и Румпельштильцхен почувствовал ее дыхание на своем лице.       С полминуты они не шевелились, и он уже хотел открыть глаза и поприветствовать Белль, но тут кончики ее пальцев коснулись его лба. Она провела пальцами по морщинкам, будто расправляя их, желая стереть жизнь, полную горя, с его лица, вдоль длинного носа, топнув на горбинке, вдоль скул.        Румпельштильцхен оцепенел, будто зачарованный, не в силах не получать какое-то возвышенное, изысканное удовольствие от ее касаний, таких желанных. Белль легко коснулась его тонких губ подушечками пальцев – Румпельштильцхен задержал дыхание – слегка поглаживая их большими пальцами от центра к краям, будто бы силясь придать им положение улыбки.       Пальцы скользнули дальше, слегка царапая ногтями его шею и опускаясь по ключицам и груди в низко вырезанный для лета ворот рубахи.       Внезапно послышался лай Джека и касание исчезло. Магия рассеялась. Румпельштильцхен резко сел, открыв глаза. Джек махал хвостом и ластился к Белль, тоже желая быть поглаженным.       - Привет, Белль! – Румпельштильцхен попытался звучать беспечно, будто внутри у него не разливалась пульсирующая слабость, туманящая разум. – Что ты здесь делаешь?       - Я принесла тебе обед. – Белль вынула из сумки Бея, повешенной на плечо, завернутый в ткань сверток и его флягу и протянула ему, сев рядом.       Губы Румпельштильцхена мимовольно расплылись в довольной улыбке. Он развернул обертку, в удивлении уставившись на его обед, в котором, кроме привычной ячменной лепешки, были две птичьи ножки.       - А птица-то то откуда взялась? – удивился он.       - Птичку рыжий кот во дворе поймал. Перепелка. Прилетела к курам на зерно. – как обычно тихо и нараспев объяснила Белль.       Румпельштильцхен с нетерпением вгрызся в сочную, ароматную ножку, закусывая лепешкой. Давно он не ел мяса – это была редкость, не чаще раза в месяц-два им удавалось купить кусок птицы или свиньи, в основном обходясь овечьим сыром с овощами и кашей и, иногда, рыбой, которую ловил Бей.       - А готовил кто? - Он знал, что Бей мясо готовить не умеет, отец запрещал ему, боясь, что сын испортит ценный продукт.       - Я готовила. – ответила Белль.       - Как ты научилась-то?       - Отец приносил дичь домой на обед. Я смотрела, как повара готовят.       Румпельштильцхен сначала не понял, о чем она. Он уже забыл о ее истории, о ее прошлом в качестве любимой дочери богатого купца.       - Ты сама-то ела?       Белль покачала головой. Румпельштильцхен собрал импровизированную скатерть и переложил к ней на колени. Она посмотрела на оставшуюся ножку и опять на него.       - Я тебе готовила. Я хочу быть хорошей женой.       - Ешь, говорю. Смотри, как коленки торчат-то, - он расправил юбку, слегка задравшуюся, обнажив коленку.       Белль послушно схватила ножку и с удовольствием смаковала ею, вытирая руки о подол платья. «И где же ваши манеры, леди?» - беззвучно посмеивался про себя Румпельштильцхен.       Девушка встала, свернув тряпку с колен в комок.       -Я пойду обратно. Бей наказал долго не ходить.       Она, словно услышав мысли мужчины, отвесила реверанс, неловко балансируя, и побежала обратно к мальчику, сверкая босыми пятками.       Мимо Румпельштильцхена пробежал чужой пес, охранявший свое стадо, а за ним, сдвинув шляпу на затылок, тот самый пастух, дразнивший его запахом вяленого мяса.       - Эй! – приветственно помахал ему усатый мужик, как было принято.       Румпельштильцхен ответил на приветствие.       - А это кто такая была?       - Кто? – Уже отвернувшись от пастуха, он не думал услышать вопрос.       - Ну, девка эта. Неужто ты себе служанку завел? Ну и оборванка, скажу я тебе, ты б ее поостерегся – авось украдет что. Грязная вся, в рванье, волосы непокрыты, коленки светят – фу, стыдоба! – пастух неодобрительно покачал головой и пошел дальше, рассуждая об обормотах, которые, так и смотри, украдут что-то.       Возмущение и стыд нахлынули на Румпельштильцхена. Это была его жена, и не какая-то оборванка, а самая красивая девушка в мире! Пусть это и не видно за слоем пыли и заживающих шрамов, но он-то знал, он сотню раз уже украдкой изучил ее лицо, когда думал, что она не смотрит, он знал, что она – совершенство.       Он быстро погнал овец к ручью на водопой, и вернулся домой на несколько часов раньше обычного.       - Есть дело, Бей, – решительно сообщил он удивленному его ранним появлением сыну. - Неси ковш, и найди то мыло, что мы делали.       Бей развернулся и исчез в дверях, побежав к сараю.       Румпельштильцхен тем временем отпер сундук Милы, который недавно он открыл впервые за много лет, ради тарелки, и разложил на крышке имевшиеся вещи. Выбрав хлопковый халат с запахом, тонкую от старости и долгой носки белую сорочку и легкий светлый сарафан с темной отстрочкой по краям, спускавшийся до середины икры он, подумав, захватил еще деревянный гребень и легкие туфли.       Бей вернулся с ковшом и куском душистого мыла, которое они с отцом как-то пробовали делать сами, но бросили, осознав сложность процесса, предпочитая мыльный корень.       - Что теперь, пап?       - Теперь я поведу Белль на озеро. Ты оставайся тут. – Румпельштильцхен засунул в сумку аккуратно сложенную одежду и предметы и взял за руку наблюдавшую за суматохой Белль.       - Пошли, будем делать из тебя красавицу.       На берегу озера, в небольшом укрытии, образованном небольшой скалой и густыми деревьями, удобном для купания и скрытом от глаз, Румпельштильцхен остановился, раздумывая, как поступить дальше. Он не один десяток раз мыл летом в теплом озере сына, но раздевать Белль, пусть она и была его женой перед небесами, он не решался.       - Ты знаешь, что с этим делать? – попытал счастья он, протягивая девушке мыло, ковшик, и кусок грубой льняной ткани для мытья.       - Конечно, я умею мыться. – уверенно кивнула Белль, и принялась развязывать свой пеньковый поясок. Румпельштильцхен быстро развернулся на пятках и уставился на дерево, стараясь не думать о звуке ткани, скользящей по коже. Он протянул руку с ковшом назад, Белль, выхватив его, резво зашагала к воде. Ее платье, валявшееся на песке, он засунул в сумку. Только услышав, как звуки плещущей воды отдалились, Румпельштильцхен осторожно глянул на водную гладь.       Голова девушки торчала над водой на глубине, руки загребали воду одна за другой, и иногда она погружалась под воду полностью, ныряя. Он нервничал, волнуясь, чтобы она не утонула, каждый раз напряженно высматривая ее голову, когда она скрывалась под поверхностью воды.. Какое-то время девушка с наслаждением плавала по озеру в приятной прохладе после жаркого летнего дня. Румпельштильцхен сидел на берегу, не спуская с нее глаз. Она увидела его, улыбнулась, и, помахав рукой, поплыла к камням, на которых она оставила ковш с мылом. Когда она начала забираться на плоский камень, совсем немного скрытый под водой, на котором так удобно мыться, Румпельштильцхен снова повернулся к ней спиной.       - Я все. – провозгласила девушка прямо за ним.       Румпельштильцхен обернулся и увидел Белль, такую чисто вымытую, облепленную потемневшими от воды волосами, сверкающую капельками воды, и такую обнаженную Белль. Секунду он провел в оцепенении, затем быстро расправил уже лежавший на коленях халат,и завернул ее в него вместе с руками, запахнув полы. Белль снова распахнула полы, продела руки в рукава и завязала пояс.       Румпельштильцхен потряс головой, пытаясь забыть стоящее перед глазами видение, хотя и совершенно не смог бы описать, что он увидел, больше пораженный самим фактом нагой девушки перед ним, чем какими-то деталями.       Решив, что надевать одежду, пока волосы не высохли, глупо, он повел ее обратно к дому.       За столом сидел Бей, и строгал себе новый меч своим любимым ножом.       -Привет, папа, привет, Белль! - и мальчик снова вернулся к изготовлению нового рыцарского снаряжения.       Румпельштильцхен усадил девушку на стульчик от прялки у огня, чтобы она не простудилась. Он взял в руки гребень и принялся за ее волосы. Ближе к голове волосы еще можно было расчесать, но концы были настолько спутаны, что мужчина, как ни старался, не смог довести гребень до самого конца первой же пряди, которую он взялся чесать. Белль терпела, не дергаясь, но все же он видел, что ей больно.       - Бей, неси сюда ножницы.       - Зачем? Что мы будем делать? – с любопытством спросил он.       - Стричь одну очень кроткую овечку, - тихо засмеялся Румпельштильцхен.