О Долге и Терпении

Румпельштильцхен волновался о ее руках, представлявших жуткое зрелище. Почему всегда достается именно им? - Бей, сынок, принеси, пожалуйста, чайник и чистую ткань, и сбегай к Дороти за банкой мази. – дал он указания сыну. Тот кивнул и бросился выполнять, подтащив чайник и выбежав в дверь по направлению к соседке. Румпельштильцхен посадил Белль на лавку за стол, и осторожно положил ее покрытые кровью руки на обеденную поверхность. Девушка беспрекословно подчинялась, легкая улыбка играла на ee губах. - Неужели тебе не больно, Белль? – покачал головой мужчина, смачивая ткань в чистой воде. Он, еле касаясь, стирал кровь с рук, меняя мутную красную воду почти каждый раз, выполоскав тряпку. - Почти не больно. Я знаю, что скоро все пройдет. – ответила девушка, склонив голову набок. Румпельштильцхен продолжал свою работу, с каждым чистым участком кожи ощущая нарастающее облегчение. По-видимому, крови было много, но и только – он обнаружил всего один глубокий порез на правой ладони, видимо, свезенной о землю в падении, и несколько поверхностных ссадин на тыльных сторонах кистей и рук, оставленных камнями. Порез до сих пор кровоточил, остальные же травмы были пустяковыми. Сколько же всего перенесла девочка, думал он, когда боль для нее так привычна? Он смотрел на тонкие, нежные женские пальчики, такие бледные на фоне его смуглых, грубых, мозолистых крестьянских рук. Эти пальчики должны были бы сталкиваться с шелками, пуховыми подушками, шершавыми страницами книг, но не с брошенными камнями и землей. Поддавшись внезапному порыву, он взял ее ладони в свои и, наклонившись, поцеловал. В ту же секунду, как он ощутил гладкость ее кожи губами, все внутренности сжались в один тугой горячий комок, а кости превратились в желе. Он едва не застонал от внезапно нахлынувшей слабости, но, не в силах остановиться, покрывал поцелуями один пальчик, другой, все холмики на ладонях, запястья, голубые линии вен на тыльной стороне кисти. Он, забыв обо всем на свете, прикасался губами к ее коже, наслаждаясь этим ощущением, как изысканной сладостью. Внезапно он ощутил вкус крови на языке и ладонь Белль дернулась. Открыв глаза и выпрямившись, он понял, что задел глубокий порез на ладони, который не переставал кровоточить. Он не решался поднять голову, все так же глупо держа ее ладони в своих, чувствуя, как обжигающие волны стыда захлестывают с головой. Он совершенно определенно чувствовал глубочайшую нежность к Белль, но это не означало, что она должна ощущать то же самое. Она вынула руки из его ладоней, только для того, чтобы взять его все еще склоненное, закрытое волосами лицо. - Прости, не знаю, что на меня нашло… - пробормотал он, не поднимая глаз. Девушка только улыбнулась и попыталась приподнять его залившееся краской лицо, притягивая к себе. Он взглянул ей в глаза и подумал, что целовать свою жену – самое правильное, что существует в мире. - Папа! Я принес мазь, Дороти еще дала моток отрезков ткани на повязки, и говорит, что если все плохо, то надо идти к ней, она посмотрит. Румпельштильцхен отпрянул от Белль, смутившись появления сына в этот странный, похожий на сон миг. *** Гастон был настроен весьма решительно. Он разузнал все, что мог, у Марты. Он не встречал хромого прядильщика раньше, но сына его видел несколько раз у тёщи. Конечно, думал Гастон с ненавистью, свою кровинушку-то он не тронет, а несчастную жену поколотить – то-то потеха! Но каким монстром нужно быть, чтобы избивать такую красавицу? Выяснил, что жена Румпельштильцхена, оказывается, была слаба умом, что разгневало его еще больше. Подлец пользуется ее беззащитностью! Но это натолкнуло его на одну мысль, и он надеялся сегодня же ее осуществить. Гастон наблюдал за двором из-за ближайшего забора. Хозяин дома уже ушел в поле, дома остались только ребенок с девчонкой. Мальчик ушел кормить кур на задний двор, девушка же сидела на порожке в белом с черной строчкой сарафане, обняв колени перевязанными ладонями и мурлыкая какую-то песенку под нос. Бедняжка покорно сносит все издевательства, и даже находит в себе силы радоваться жизни, думал Гастон. Но он собирался ей помочь. Тихо, чтобы не вызвать шума, он подкрался к девушке, затем резко подскочил и зажал ей рот. Крики ему были не нужны, а объяснять было некогда. Девушка смотрела на него круглыми от испуга глазами и пыталась оторвать его огромные ладони от своего лица и затылка. - Не кричи! – громким шепотом попытался объяснить он ей. – Сейчас ты пойдешь со мной, и не будешь дергаться. Я хочу тебе помочь. Понимаешь? Чтобы тебя больше не били, - медленно говорил Гастон, надеясь, что девочка поймет его речь. Белль успокоилась и взирала на него уже скорее с любопытством и замешательством. Она опустила руки и кивнула. Гастон обрадовался быстро наступившему взаимопониманию и, пригибаясь, быстро пошел обратно к забору, где стояла его лошадь. Белль, спотыкаясь, еле поспевала за ним. Гастон забрался в седло своего вороного коня, коим он очень гордился, и усадил девушку сзади себя. Белль с тоской оглянулась на домик с соломенной крышей. Но красивый и вежливый юноша обещал ей помочь, и она не могла отказаться. *** - Папа! Белль пропала! Румпельштильцхен вынырнул из полудремы, сидя в тени раскидистого клена. К нему со всех ног бежал сын, размахивая руками и крича. Он потер глаза руками, пытаясь сосредоточиться. Куда она могла пропасть? - Стой, Бей, расскажи все по порядку. Как это пропала? - Вот так. – мальчик развел руками. – Я только ушел кормить кур, потом пришел – а ее нет! И в доме нет, и во дворе, и в амбаре, и вокруг нигде не видно! – По лицу Бея катились слезы, он ее потерял, не уследил! Румпельштильцхен чувствовал, как земля уходит из-под ног. Сам виноват, остолоп! Все из-за того, что он вчера сорвался, не утерпел, и напугал девочку, и теперь она снова убежала. А ведь он уже успел сотню раз проклясть себя за необдуманный поступок, и две сотни - прокрутить в голове тот миг, когда она подняла его лицо и будто собиралась поцеловать, сама, и каждый раз воспоминание отдавало слабостью в коленки. С тяжелым сердцем он погнал овец обратно. Он обыщет все, чтобы найти ее, но в этот раз может не так повезти, как в прошлый. *** Гастон и Белль сидели друг напротив друга за его обеденным столом. Между ними стояла миска с рагу из гороха, тыквы и говядины. Гастон подвинул тарелку к ней. - Ешь. Белль отодвинула блюдо обратно. - Не буду. Гастон скрипнул зубами. - Еще раз повторяю – ешь! Миска скрипнула по столу. - Еще раз повторю – не буду. – ответила Белль и снова отодвинула аппетитный обед. Гастон вскочил, не в силах сидеть спокойно. Эта девчонка сводила его с ума. - Да почему?! – вскричал он. Белль только улыбнулась. Румпельштильцхен и Бей в первые дни терпеливо предлагали ей скудные варианты еды, в надежде накормить ее, и, после долгих попыток, выяснили, что она не ест ничего круглого или оранжевого. Сейчас она, может быть, и повыбирала бы из рагу вкусную говядину, но слишком много гороха и тыквы ее пугали, и не такой уж и голодной она себя чувствовала. Она продолжала терпеливо ждать, когда юноша ей поможет, как обещал, но, хоть убей, не понимала как. Гастон мучился с ней уже несколько часов, пытаясь накормить, сменить перевязку, от чего она упорно отказывалась, а, главное, отвести в город. Она наотрез отказывалась туда идти. - Почему ты не хочешь идти? Ты понимаешь, что только городской голова может дать разрешение на развод? - Развод? - недоуменно переспросила девушка. - Почему мне его дадут? Гастон устало сел. Стоило сначала объяснить все, решил он, и она поймет его план. - Скажи…- он замялся. – вы…хм…подтверждали брак? Кон-су-мировали? – вспомнил правильное, но сложное слово он. Белль изогнула одну бровь. У нее в библиотеке было много книг, и почти все она перечитала, и много помнила, но про кон-су-мировали там ничего не было. Гастон, видя замешательство девушки, решил подойти с другой стороны, и покраснел еще больше. - Ну вот вы с Румпель…как там его… спите? - Конечно. – Белль решила, что этот парень не так умен, как она думала. И, вместо того, чтобы ей помогать, задает какие-то глупые вопросы. - Ну, я имею ввиду…. Вдвоем? Наедине? – Гастон краснел, как помидор. Но это нужно было узнать. Он знал, что развестись можно, только если брак не был законно завершен, а делалось это весьма определенным образом. - Нет, - подумав, ответила Белль. С ними рядом всегда был мальчик. - Мы спим втроем. - Оох…Ну…- Гастон вцепился пальцами в волосы. – Делите постель? - Нет, мы не делим. Мы ее соединяем, из двух, а сверху… - Белль продолжала объяснять устройство их спального места, затем и остальной мебели, поражаясь незнанию юноши устройства самой простой мебели. Гастон застонал. Уже полдня он не мог добиться от нее ровным счетом ничего. Он начинал звереть, и глотки крепкой зерновой настойки, за которыми он периодически отлучался, чтобы успокоить нервы, никак не помогали его раздражению. Девчонка была тупа, как пробка, и он уже начал понимать мотивы колотившего ее мужа. Он силился помочь ей, освободить от ненавистного брака, но эта пигалица никак не хотела ему содействовать. Он отлучился за очередным глотком и вернулся обратно, уже некрепко стоя на ногах и продолжил, хриплым и почти рычащим голосом: - Еще раз спрашиваю…. *** Румпельштильцхен стоял перед воротами недавно выстроенного дома Марты и Гастона. Он потратил половину утра, разыскивая Белль в лесу, но чувствовал, что это ни к чему не приведет. Он снова вернулся к дому и, на счастье, заметил ее платок, лежавший чуть в отделении на земле, в направлении деревни. Он повернул к домам, стучался в двери, расспрашивал селян, и ему показали путь, куда ускакала искомая девушка в белом с черной строчкой сарафане позади черноволосого парня, сына фермера. Он не решался войти в ворота. То, что Белль добровольно ушла с широкоплечим красавцем, могло означать только одно – она действительно от него сбежала, но в этот раз по-настоящему. Он был готов развернуться и отпустить ее, но горькая обида переполняла его, заглушая любое слово рассудка. Он даже не вспомнил, что у Гастона уже есть жена. Румпельштильцхен уже развернулся и собирался уходить, но внезапно услышал вскрик из недр дома. Голос его Белль. Забыв про все обиды и рассуждения, он помчался, спотыкаясь, в дом. То, что открылось его взгляду, рассеивало его теорию о добровольном побеге Белль на корню – она полулежала на тахте, отстраняясь и отворачиваясь, над ней склонился Гастон с красным лицом, тряся ее за плечи и рыча что-то нечленораздельное. Комната закружилась перед его глазами, застеленными пеленой гнева и странного нарастающего возбуждения, но он твердо встал на ноги и перехватил свой посох двумя руками, превращая его в оружие. Он должен был защитить свое. - Отпусти ее! – он со стыдом понял что его голос звучал скорее как визг. Гастон обернулся на распахнутую дверь. Ему не нужно было больше знаков, чтобы с кулаками броситься на вошедшего. Румпельштильцхен встретил его ударом посоха, нанесенным из всей силы, но неумелым, и всего на чуть замедлившим кулак Гастона, с треском врезавшийся ему в челюсть. Не в силах устоять на ногах, с темнеющим сознанием Румпельштильцхен свалился на пол, теряя посох, и увлекая Гастона за собой. Он отключился на пару секунд, только чтобы очнуться и увидеть разъяренного верзилу верхом на себе, схватившего его за ворот рубахи и заносящего кулак для следующего удара, несомненно, достаточно мощного, чтобы проломить череп. Что, бесспорно, и случилось бы, если бы не его посох, вдруг со звонким гулом опустившийся на голову Гастона, когда поверженный противник только успел вскинуть руки для защиты. Тот обернулся, отвлеченный неожиданной атакой со спины. Позади него стояла Белль, сжимая посох в дрожащих руках. Она подбежала к нему и принялась оттаскивать от лежащего на полу Румпельштильцхена за рукав рубашки. Отпихнув Гастона, наконец, в сторону, она упала на колени рядом с оглушенным спасителем и обняла его, закрывая собой от возможного нападения. Гастон ошарашено взирал на эту сцену, ярость закипала в его мутном сознании как чайник на костре. Он вскочил на ноги. - Вы.… Двое….- он силился выразить все, что думает об этих двоих, которые просто посмеялись над его самыми благородными намерениями. Похоже, этой девчонке не нужна была помощь, она ему только голову морочила! Румпельштильцхена шатало из стороны в сторону по дороге домой, а голова раскалывалась и гудела, как спелая дыня, но чувство словно из ниоткуда взявшейся гордости переполняло его. Белль шла рядом, пытаясь поддерживать, когда он нестойко держал прямую. Еще недавно он бы скорее на коленях умолял и унижался перед обидчиком, но сегодня он попытался постоять за себя и свою семью. Будто бы Белль вытаскивала на свет дневной ту сторону его, которою он еще никогда не видел. - Румпельштильцхен, я хочу спросить. – Белль задумчиво глядела вперед, шагая рядом с ним. - Да, Белль? - А что такое кон-су-мация? Румпельштильцхен споткнулся и присел, перезавязывая шнурок у своих сапог, низко наклонившись, чтобы она не видела как его бросило в жар от смущения.