За резной дверью из белой акации

Весна. Молодое солнышко припекает, игриво заглядывает в маленькое окошко старинного поместья. Оно плотно окутано свежей листвой, такой нежной и чистой, в воздухе витает сладкая пыльца. Прозрачный тюль чуть колыхается пот струйками тёплого ветерка, проникающего в маленькую комнату. Этот опьяняющий аромат, нежная анестезия. Её жадно глотает, наполняет ею лёгкие хрупкий юноша, стоящий на коленях посреди комнаты. Озорные лучи дневной звезды переливаются в его светлых вьющихся волосах, скользят по ним, светясь от счастья. Неподалёку, облокотившись на спинку старенького кресла, сидит, закинув ногу на ногу, юноша постарше. Его внимательные глаза следят за этими лучиками, он растянул рот в улыбке и склонил голову набок. Беззаботные птицы пропели несколько своих пронзительных нот совсем рядом с окном и унеслись куда-то вдаль. Сидящий в кресле вздохнул. Ленивым движением он оторвал спину от кресла и наклонился поближе к мальчику, сидящему на полу. Тот настороженно задержал дыхание. Взгляд старшего блуждал теперь по бледной шее паренька, по тонким линиям вен, уходящим под рубашку, по мягким розовым губам, чуть приоткрытым сейчас. Снова улыбается своим мыслям, и эта улыбка выглядит как-то угрожающе. Постепенно все звуки делись куда-то сами собой, осталось лишь безжалостное тиканье часов, разрывающее барабанные перепонки. Парень, сидящий в кресле, рывком схватил блондина за волосы и притянул к себе. Улыбка превратилась в оскал, глаза жадно сверкали. Он резко толкнул блондина на пол, тот не удержал равновесие и больно ударился локтем. Это вызвало смех старшего, который тем временем уже успел устроиться поудобней в кресле, положив руки на подлокотники. - Иди сюда, - тихо приказал он. Мальчик нерешительно и испуганно приподнялся. Сидящий в кресле расстегнул ширинку дорогих модных штанов, избавляясь от заметного стеснения. Его член срочно требовал разрядки. Блондин испуганно глянул на парня. Тот уже не на шутку разозлился, опять схватил светлые пряди на затылке и с силой приблизил лицо мальчика к своему паху. Паренёк вцепился тонкими пальчиками в запястье своего мучителя в попытке вырваться, которая ни к чему не привела. Вторая рука его напряжённо упиралась в пол, не давая совсем упасть. На неё тут же опустился острый каблук ботинка старшего, медленно и с силой провернулся пару раз из стороны в сторону. На отражающие весеннее небо глаза мальчика навернулись слёзы, но он не издал ни звука. Мука эта продолжалась недолго, вскоре паренёк сдался и прильнул розовыми губами к разгорячённой плоти брата. Тот ухмыльнулся и надавил на светлую голову сильнее. Упоительное чувство вседозволенности, ощущение сладкой власти, когда тебе подчиняются. Член скользнул в маленький ротик. Сидящий в кресле ощутил нежный неуверенный язык и пухленькие губы, прикрыл глаза и ослабил давление, но лишь сильнее впился каблуком в маленькую ладонь, подрагивающую на полу. Её обладатель с внутренним содроганием понял намёк и медленно подался навстречу блестящему от смазки члену, позволяя ему войти глубже, чем в прошлый раз. По щеке скатилась слеза, мальчик зажмурил свои глаза и заскользил губками вверх-вниз, почти задыхаясь. Старший не спешил убирать каблук, каждый новый его поворот вызывал немедленную реакцию на действиях мальчика. Слёзы бежали уже ручьём, с губ сорвалась капелька слюны. Их волосы шевелил нежный ветер, проникший в комнату, а яркие лучи подсматривали из окошка, слегка касаясь тюля.

***

Ни ветра, ни дождя, ни единого звука с улицы. Как будто каким-то невероятным образом дом Ричарда Гамельтона перенёсся в бескрайние пески пустыни или в столь же необъятные льды Арктики. Скорее конечно последнее, поскольку в воздухе явственно ощущалась прохлада, в здании едва уловимая, но на улице, без сомнения, вполне ощутимая. Едва проснувшись, врач отметил про себя, что отопительный сезон можно считать открытым, и решил непременно надеть сегодня пиджак потеплее. Так же про себя он скромно молился, чтобы Уолди, дежуривший сегодня ночью, додумался если не запустить централизованную систему отопления, то хотя бы затопить пару печей и каминов, коими в обилии были обеспечены многие помещения больницы. Благо ещё, что Ричард буквально пару недель назад настоял на капитальной проверке всех дымоходов и пробном прогоне всей системы. Хотя, на сколько Гамельтон мог судить, большинство сотрудников больницы абсолютно ничего не смыслили в этой сфере, а слепо доверять штатному кочегару тоже не решались, следовательно честь запустить главную печь, скорее всего, решили предоставить Ричарду, который досконально изучил устройство этого хитрого изобретения, разобрался в чертежах и даже при необходимости мог произвести мелкий несложный ремонт. Всё это не вписывалось в планы врача, поскольку он намеревался всё утро посвятить пациентам, после обеда разобраться с бумагами, а после отправиться домой, но вот теперь эта злодейка – погода вносит свои коррективы. Ричард как раз размышлял о том, чем ему придётся пожертвовать в пользу тепла во всей больнице, когда спускался в столовую к завтраку. Непременно нужно было решить проблему с холодом в больничных помещениях до вечера, для этого следовало заняться печами в первой половине дня, а это вынуждало невролога переложить свои врачебные обязанности на младших сотрудников. Поразмыслив немного, тщательно пережёвывая свои блинчики, врач пришёл к выводу, что штат его подчинённых специалистов прекрасно справится с задачей и сам, к тому же с бумажной работой никто, кроме главного врача не управится, и поэтому она приоритетнее. Как бы цинично это не было, но пациенты сейчас на последнем месте. Из двери, ведущей на кухню приятно веяло теплом и готовящейся едой, в то время как в самой столовой всё ещё было прохладно, Клара всё никак не могла как следует растопить камин. Поёживаясь от холода, она сидела на корточках и жалась к слабенькому еле тлеющему огоньку, не давая теплу распространиться по комнате. Она активно ковырялась в топке кочергой, создавая видимость активной деятельности, под пристальным взором работодателя. Ричард задумчиво курил, наблюдая за забавным действием, развернувшимся у выложенного разноцветными камушками портала камина, потом решительным движением затушил сигарету, взглянул на часы и пошёл собираться на работу. На улице действительно было чересчур свежо, даже как-то слишком резко ливни сменились морозами. Холодный воздух звенел, как хрусталь, вглядевшись вдаль, в толщу кислорода, почти можно было разглядеть его замысловатые разводы, действительно напоминающие узоры на хрупкой тонкой вазе. Чуть ниже, над самой линией горизонта, очерченной восходящим солнцем, стояло плотное, густое как масло, марево, клубилось и переливалось над городом. Люди, наводнявшие улицу, впрочем вечно недовольные погодой, сегодня просто изнывали, отчаянно стучали зубами, но при этом ощущали что-то общее, понимали друг друга без слов и сопереживали, вместе противостояли общей напасти. Приятное зрелище. Но Ричард этой общности не ощущал, поскольку совершенно не мёрз, его прекрасная физическая форма и тёплая одежда согревали лучше любого камина. То здесь, то там над крышами поднимался дымок затапливаемых печей, по нему можно было определить, в каких домах уже проснулись и сейчас торопливо предпринимали меры по утеплению жилища, а где сони – жильцы ещё досыпали свои сны и даже не подозревали о для кого-то приятном, а для кого-то досадном, метеорологическом сюрпризе. Из-за отсутствия ветра, этот дымок поднимался в промёрзшее небо ровными вертикальными полосами, начинал понемножку разделять горизонт на неровные стройные полоски. Нахохлившиеся голуби боролись за места на карнизах поближе к спасительным тёплым дымовым трубам, жались друг к дружке и недовольно крутили головами, рассматривая забавную толпу внизу, у подножия домов. Неуклюжие люди, снующие по улице, были и сами похожи на голубей, куча тёплой одежды, скованность движений по вине мороза, так же неуклюже спешили они по своим делам. Изо рта валил густой белёсый пар, из-за отсутствия ветра долго не растворяющийся в воздухе, почти как туман закрывающий обзор. В отличие от статичного пара, толпа торопилась и спешила, в попытках согреться лилась безудержным водопадом, грозившим вот-вот схватиться льдом. Лошади, запряжённые в кэбы, нетерпеливо храпели, трясли большими головами, потряхивали густыми гривами и хвостами. Мальчишки, торгующие газетами, припрыгивали на месте, тёрли друг о друга ладони, дули на них, чтобы согреться. На том же месте, что и вчера, Ричард купил газету, мальчонка – продавец стоял, втянув голову в плечи, и стучал зубами. Тонкая газетная бумага тоже продрогла и похрустывала, плохо гнулась, поэтому, когда Гамельтон положил её в карман пальто, при любом движении начал раздаваться шелестящий звук, обозначающий такт шагов врача. На морозе каблуки его ботинок стучали сильнее обычного, мостовая под ногами готова была в любую секунду треснуть, расколоться, как крошится тонкий лёд на лужицах по утрам, шутка ли, но для его образования на улице всё ещё было не достаточно холодно. Не обременённый медлительными парочками, плавно бредущими по тротуару, или радостными детишками, вертящимися под ногами, Ричард добрался до работы быстро и без происшествий. Надо отдать ему должное, он быстро справился со своей сигаретой, которую непременно надо было выкурить у входа в больницу, может быть сказался холод, на котором, не смотря на всяческие утеплительные мероприятия, врачу совсем не хотелось стоять. Большая гостеприимная дверь больницы Святого Рафаэля призывно выпускала тепло, когда через неё проходили посетители или прибывающий на работу персонал. Вскоре и Ричард окунулся в приятную суматоху утренних дел и тонкий запах каминного дыма, так кстати согревающий толстые каменные стены и людей, скрывающихся за ними. Медсёстры суетливо сновали по коридорам, неся в руках одеяла, суровые нахмуренные кочегары то здесь, то там таскали вёдра с углём и связки дров, на вкус Гамельтона, несколько нарушая стерильность медицинского учреждения. Всюду царила деятельность, никто в кои-то веки не шлялся без дела, что не могло не радовать невролога. Приятно было пройтись по родным уже ступеням в свой уютный тихий кабинет, где конечно же никто ничего не затапливал и стоял жуткий холод. Должно быть, не нашлось желающих вторгнуться в личный кабинет грозного главного врача, а может до него ещё попросту не добрались, посчитав это помещение не столь важным, чтобы затопить его в первую очередь, с чем впрочем Гамельтон был полностью согласен, поскольку находиться здесь в ближайшее время всё равно не собирался. Оставив верхнюю одежду здесь, он торопливо прихватил чертежи отопительной системы и бланки для отчётов кочегарам, надел белоснежный халат, коих в его кабинете висело в избытке, и отправился на поиски главного кочегара. Конечно же, тот отыскался в сестринской, единственная худощавая персона, нарушавшая всеобщую трудовую идиллию, а заодно и отвлекавшая других, пытаясь смутить неокрепшие умы наивных сестёр предложениями «испить с ним чайку». Сия картина маслом ввела Ричарда сначала в лёгкий ступор, а потом в неописуемую ярость, сопровождавшуюся нелестными эпитетами в сторону кочегара, по возможности конечно сдержанными, ведь рядом находились дамы. Этот бессовестный лентяй по имени Джек сначала оправдывался изо всех сил, а потом бросил это бесполезное занятие и с виноватым видом поплёлся за врачом в подвалы запускать систему. Вход в подземные этажи был хитроумно запрятан в переплетениях самых отдалённых и малопосещаемых коридоров больницы, замок на тяжёлой железной двери был тугой и неподатливый, ведь желающих ежедневно его разрабатывать не было. Даже сам Гамельтон, хоть и следил по возможности за состоянием всего и вся во вверенном его заботам учреждении, но навещал котельную не чаще пары раз в год. Да и сами кочегары предпочитали проводить время в подсобке, находящейся на одном из наземных этажей, это, по их словам, было «полезнее для здоровья», что поделать – больница! Джек с мужеством бросился открывать неприступный замок, наверное, чтобы искупить вину и задобрить врача, честно провозился минут десять, потом церемонно доверил это занятие Ричарду и не менее мужественно вызвался сбегать за ребятами – помощниками. Не спеша, невролог открыл замок, орудую ключом точно ланцетом, с хирургической точностью, словно это и было его настоящей специальностью. Сколь не приводил он в порядок это пропащее место, но в котельной вечно было холодно, на стенах скапливалась вода, по углам таилась плесень. Затхлый воздух пахнул из открывшейся двери и тут же замер, потревоженное было спокойствие снова завладело подвалами. Тут же, как по сигналу, подоспели бравые кочегары, с энтузиазмом тащившие фонари, уголь, по-видимому, Джек решил совсем уж отличиться в глазах начальства и выполнять впредь свои обязанности как положено. Похоже, ребятам только что прочитали проникновенную лекцию о пользе упорного труда, а может быть о понижении зарплаты и увольнении, но, как бы то ни было, кочегары, отлично мотивированные Джеком, с азартом принялись за дело. К вечеру их старание сдуется как воздушный шарик, Ричард это предвидел, а поэтому старался использовать ситуацию максимально выгодно. Уже через полчаса главная печь разгорелась, разошлась, начала греть воду, бегущую по трубам, ещё через пару часов эти достижения стали ощутимы в некоторых комнатах больницы, которые находились ближе всего к котельной. Сама она преобразилась: воздух прогрелся, даже по углам, куда не смог пробраться тускловатый свет фонарей, даже там стало тепло, и плесень довольно распушилась. Потихоньку натаскали угля дня на два, свалили его перед печью, время от времени Джек подходил к ней и с важным видом перемешивал горящие угли здоровенной кочергой. К обеду Ричард отпустил половину кочегаров, они брели уставшие и перемазанные углём наверх, в столовую. Джек, как начальник этой братии, должен был продежурить у печи до конца дня, чем был весьма опечален, в связи с чем демонстративно начал хомячить свои бутерброды, заботливо приготовленные для него женой, сидя прямо на куче угля, не покидая, так сказать, рабочее место. Так же в котельной остались три кочегара, которые должны были периодически подбрасывать уголь в топку, а к вечеру их сменят другие трое. Система дежурств напоминала действо, круглосуточно творящееся этажами выше, в самой клинике, в которой круглосуточно находились врачи и сёстры. На этом настоял сам Ричард, когда порядки больницы Святого Рафаэля ещё только устанавливались. Тем временем Гамельтон, хоть и устроил для простых рабочих аттракцион невиданной щедрости, сам же посетил невиданное множество различных помещений, проверяя идёт ли тепло по трубам, навестил невероятное количество каких-то приборчиков, датчиков, то и дело сверялся с какими-то бумагами, инструкциями. Хоть это и было изматывающее, но зато могло вовремя предупредить неполадки в системе, дать тревожный сигнал, который нельзя ни в коем случае игнорировать, а потому, как бы ни хотел Ричард пойти пообедать вслед за кочегарами, но долг требовал сначала закончить профилактический осмотр здания. Действо это, несомненно, было похоже на деятельность врача, которому в руки попал пациент, сражённый болезнью под воздействием внешних факторов, если конечно целую больницу можно сравнивать с пациентом, а систему отопления – с лекарством, прописанным нашим Ричардом и начавшим уже действовать. Врач же внимательно наблюдает за реакцией организма – здания на эту «таблетку», и если не возникнет никаких проблем, то какое-то время зданию придётся полностью довериться чудесной силе печи, спрятанной под землёй и охраняемой четырьмя кочегарами. Как бы то ни было, уставший и раздражённый Гамельтон попал в столовую только под самый конец обеденного перерыва, который, между прочим, был совсем не маленьким. Но никого естественно не смущал тот факт, что пора бы уже возобновить трудовую деятельность, люди продолжали беззаботно сидеть за столиками, неторопливо жевать свои обеды, вести какие-то великосветские беседы, словно тут не больница, а ресторан какой-нибудь! Окинув беглым взглядом это безобразие, Ричард отметил про себя, что отыскать свободное местечко будет непросто, заказал себе обед посытнее и направился дрейфовать по бескрайнему морю предметов мебели, еды и едоков с подносом в руках. Вскоре он наткнулся на особенно весёлый стол, беседа за ним велась не просто занимательная, а ещё и довольно весёлая, поскольку хохотом своим главные врачи почти в полном составе оглашали всю столовую, задавая общий дух всему собравшемуся здесь обществу. Кто же ещё мог так бессовестно нарушать порядок, как не те, кто его устанавливал? Не смотря на внутреннее неодобрение такого пренебрежения расписанием, Ричард поспешил присоединиться к милой компании, благо, что свободное место было. Первым, кто обратился к неврологу, выражение лица которого излучало угрозу для жизни каждого живого существа, находящегося в радиусе двадцати метров, оказался Гилберт Чандлер, дежуривший всю эту холодную ночь, что конечно не могло не отразиться на его измученной физиономии. Бедняге, очевидно, уже всё равно что с ним будет: - А нам тут птичка на хвостике принесла свежие новости о тебе, Ричард. - И ты специально решил остаться и лично сообщить мне об этом? – холодно спросил Гамельтон, всё-таки легкомысленность стоматолога здорово его раздражала, особенно когда он был и без того не в лучшем настроении. - Да нет, просто засиделся что-то… - начал было Гилберт, но его перебил вездесущий Эдвард: - Не занудничай, говори прямо: был ты у Лэрдов или это просто сплетня? Вот оно, то, чего Ричард так ждал. Такое плохо скрываемое любопытство с нотками зависти. Эта детская реакция извечного соперника бальзамом пролилась на душу невролога, ради этого стоило побегать всё утро, ведь ожидание лишь распалило интерес Эдварда, так бы он прибежал в кабинет Гамельтона раньше, чем в свой. А потому Ричард решил извлечь максимальное удовольствие из момента. - А не надоело ли тебе, друг мой, сплетни коллекционировать? Совать нос в чужие дела очень нехорошо. - Да ладно тебе, не тяни! – вмешался Уильям, тоже по всей видимости сгоравший от любопытства. - Ну расскажи!! - заныл Кристофер, - У тебя же на лице написано, что ты там был! Ричард вздохнул, глянул поверх очков на друзей, теперь ход разговора был полностью в его руках, и торжественно начал: - Я не хотел афишировать этот бесспорно приятный факт так скоро, чтобы не показаться хвастуном, но вы не оставляете мне выбора, - Эдвард взмахнул в воздухе кулаком то ли в победном пассе, то ли в жесте разочарования. – Приглашение пришло мне вчера утром, и уже вечером мне посчастливилось оказаться в обществе семейства Лэрдов, в частности познакомиться с их дочерью Меган, - тут Ричард сделал милосердную паузу, чтобы благодарные слушатели смогли переварить информацию, а заодно чтобы самому всё-таки успеть насладиться обедом, пока тот не остыл окончательно. - Лихо ты, - покачал головой Уильям. - Но ты же даже не знаком с ними! – возмутился Гилберт, на беднягу было страшно смотреть, казалось, что попытки понять причину приглашения Лэрдов отправят его на тот свет, такой он был замученный. - Теперь знаком, - самодовольно заявил Ричард. - И что такого надо сделать, чтобы попасть на вечеринку Лэрдов? – спросил Кристофер. – Это ведь не у каждого получается, некоторые годами набиваются к ним в друзья, чтобы попасть туда. - Надо просто быть собой, – с видом знатока изрёк Гамельтон, разламывая душистый ломоть хлеба на ломтики поменьше, - А точнее быть мной. Или хотя бы быть достойным кандидатом в мужья. - Аа, ну понятно теперь всё, - протянул лукаво Уильям, - дочку свою выдать за тебя решили? - Разговора об этом естественно не было, - серьёзно сказал Ричард, - Не думаю, что эта затея удастся. Всё-таки такие методы слишком навязчивы, на мой взгляд. - Ну ты и глупец! – вдруг оживился Эдвард, - такой шанс упускать, разреши я займу твоё место в списке кандидатов на руку и сердце принцессы. - Не уверен, что тебя можно назвать достойным кандидатом на руку и сердце, - улыбнулся Ричард. - А эта Меган правда такая красивая, как говорят? – очень вовремя встрял Гилберт. - Ничего особенного, - заявил Ричард, - зато умна. - С тобой невозможно разговаривать о женщинах, - заключил Уильям, - Даже беседа о косоглазии и катаракте будет куда интереснее. - Ой, действительно пора уже, - спохватился Кристофер и торопливо подхватил поднос, - ещё увидимся. Таким образом, Ричард остался наедине со своими экстравагантными представлениями о женщинах и необычными вкусами в этом вопросе и был вынужден доедать свой обед в одиночестве. Хотя длилось оно недолго, едва добравшись до выхода из столовой, Эдвард стремительно развернулся на каблуках и поспешил назад. Он вальяжно плюхнулся на место, на котором сидел минуту назад и уставился на Ричарда, в свою очередь не отрывающего взгляд от свежего собеседника, так мило соблаговолившего составить ему компанию. - Я вот что вспомнил, - начал вполне серьёзно Эдвард. – Помнишь, в твоё дежурство мы с Уилом мальчишку приволокли? - Помню конечно, - так же серьёзно ответил Ричард. - Так вот, проблемы с ним возникли, - задумчиво проговорил отоларинголог и нервно потёр висок, - Родственников найти не можем, даже имени его не знаем. - Потеря памяти? – заинтересовался невролог, а по совместительству и психолог. - Да чёрт его знает, - бросил Эдвард. – Он пришёл в сознание уже вчера к утру и так и ни слова не вымолвил. - Так ребята по голосовым связкам у тебя под началом работают, - отмахнулся Ричард, - Пусть они проверят. - Да проверяли они уже, проверяли! – разозлился Эдвард, - всё в порядке у него со связками! А сегодня перед обедом как раз сестра пошла укол ставить, а он там истерить начал, напугал бедняжку до смерти. Пришлось ей выходной дать. Боюсь, как бы психом не оказался. - Хочешь, чтобы я его осмотрел? – уточнил Гамельтон. - Да уж, будь добр поскорее. - Ладно, завтра загляну. - Нет, так дело не пойдёт, давай прямо сейчас, уверенно сказал Эдвард, - А вдруг он ещё чего устроит? Пусть лучше устраивает в твоём отделении. Там хоть медбратья работают, обученные. - Какой ты нетерпеливый! – поморщился Ричард, всё-таки опять все планы рушились. - Давай, не ленись! – воскликнул Эдвард. О, он отлично знал, что делал. Уж обвинений в лени Ричард никак не мог перенести, старый, проверенный тысячу раз метод работал безотказно. - Ну что с тобой сделаешь, - рассеянно протянул невролог и потащил пустой поднос на мойку. Всё-таки с утра он был настроен на работу с пациентами, вот и получил возможность. Не совсем то, конечно, на что оно рассчитывал, но всё же. Врачи шли по теплеющим коридорам больницы, после обеда здесь царило сытое спокойствие и дружелюбие. Одеяла уже были разнесены заботливыми сёстрами по палатам, у каждого камина лежала кучка дров, спасибо кочегарам, и теперь коридоры несколько опустели, атмосфера бурной деятельности пропала, и Ричард с ужасом подозревал, что большая часть персонала в эту минуту бессовестно бездельничала.