Исповедь

Вполне вероятно, что Джону пришлось бы долго приводить священника в себя, но их застопорившийся разговор прервали. Тяжелая дверь кабинета из красного дерева распахнулась, словно от пинка, и в нее кубарем влетело некое существо, которое поначалу никто из присутствующих внутри помещения не смог рассмотреть. Лишь только тогда, когда темный клубок, оставляющий за собой струю черного, густого дыма и запах гари, опустился в углу, Джон смог его узнать. - Габриэль?! Андрогинное существо, съежившееся в позе эмбриона в углу кабинета, приподняло голову. Джон тут же отвел длинные светлые волосы с лица ангела-полукровки и приподнял его голову еще выше, удерживая за подбородок. - Что с тобой случилось? Полукровка умоляюще взглянул на своего подопечного водянисто-голубыми глазами и, закрыв лицо руками, глухо застонал. Он опустил голову и вжал ее в плечи. Лишь сейчас Джон смог увидеть две обгорающие культи плоти, которые отчаянно трепыхались за плечами бывшего ангела. Там, где совсем недавно красовались белоснежные крылья с размахом в несколько метров, красовались теперь жалкие обрубки. Сам Габриэль выглядел растрепанным и явно очень удрученным. Его брючный костюм, который обыкновенно сверкал чистотой и лоском, теперь выглядел так, словно полукровка, по крайней мере, неделю жил на помойке. - Он не скажет тебе, -наконец обрел дар речи священник, подходя к парочке в углу и аккуратно усаживая Габриэля в кресло. - Почему? Джон прошел к своему креслу и развернул его от камина, усевшись лицом к своим собеседникам. Он непонимающе переводил взгляд от ангела на священника и обратно. - Он пал, ему отсекли благодать и спалили крылья, - потер небритую щеку отец Дэвид и с жалостью взглянул на ангела-полукровку. - Теперь он смертный, человек. Через пару дней обрубки крыльев отпадут и даже не останется шрамов. - Но...Что он такого сделал? Он же по сравнению со своим предшественником ангел во плоти. Ну, в прямом и переносном смысле этого слова, -недоумевал экзорцист. Бывший ангел-полукровка забрался в кресло с ногами и сел, подтянув колени к подбородку. Он обнял колени худыми руками с узкими кистями и начал раскачиваться взад-вперед, словно умалишенный. Его босые ступни были измазаны в гари и оставляли темные следы на бархате обивки кресла. - Это все ты виноват, Джон Константин... Будь ты проклят...