Проклятье Посейдона

             Слова матери запали юноше в душу. Стал он тревожен и беспокоен. Тяжелые думы обуяли его ясную голову. Нефритовые глаза затуманились нелегкими мыслями. Печально было смотреть Келею на погибающую родину. Никогда не видел он славных времен Сифноса. Не видел, как цвело маленькое государство, как веселы, сыты и довольны были его жители. Он родился уже в Темное Время. Но хотел он лучшего для этого острова. Скоро должен был юноша стать царем, но что достанется ему в наследство, если остров канет в темные морские воды?       Да, печально было Келею понимать, что Сифнос погибнет в скором времени. Но еще печальнее ему было видеть грусть, не сходившую со светлого лика матери ни днем, ни ночью. Ему казалось несправедливым, что люди должны страдать неизвестно за что. Все чаще уходил он в храм, построенный на отвесной скале и скрытый от чужих глаз густой листвой. Храм отца своего, юного бога ветров — легкокрылого Эола. Сидя на мраморных ступенях у заветного алтаря, окруженный благовониями и запахами фимиама, струившегося из курильниц по обе стороны от алтаря, Келей задумчиво перебирал струны маленькой золотой арфы, с которой он никогда не расставался.       Своего настоящего отца он не видел ни разу. И хотя не редкость было увидеть в это время героев и монстров настоящего бога, но все же ни разу не доводилось юноше хоть одним глазом взглянуть на Эола. Он не получал от него посланий и благословения. И ничем бог ветров не выказывал того, что знает о сыне. Но Келей не отчаивался. Он все равно почитал отца, уважал его и был бы благодарен хотя бы за одну короткую встречу…       Эол не был тем богом, которому поклоняются многие люди. Эолу поклонялись только моряки, прося попутного ветра в море. И Келей сам присматривал за храмом отца, каждый раз принося с собой свежие цветы и зажигая благовония. Жил здесь в храме старый нищий. Каждый раз, когда юноша приходил сюда, он подолгу разговаривал с ним, потому что был старик тот мудр и знал много всего интересного. Он давал ему хорошие советы, и не раз они помогали Келею в жизни. В благодарность юноша приносил ему еду.       Вот и в этот раз, едва заструилась по воздуху грустная мелодия золотой арфы, вышел из тени старый Эфокл и сел рядом с юношей. Его борода была нечесаной, густой и спускалась до самой груди. Одет он был в какие-то лохмотья, а во рту не хватало зубов. Он был похож на старого закаленного моряка, время которого уже прошло. Обветренная кожа, сухие потрескавшиеся губы, шершавые мозолистые ладони…       — Здравствуй, Келей, — прокряхтел старик, с трудом опускаясь на ступени и постанывая от боли в спине. — Пришел-таки? Погода вон как разыгралась… Того и гляди, ветром снесет и в море утащит…       Юноша усмехнулся и ударил по струнам, наигрывая теперь веселую мелодию, чтобы поднять старику настроение.       — Не утащит. Эфокл, я принес тебе каравай свежего хлеба, кефальского вина и фрукты. Возьми, они в сумке. — Он протянул нищему сумку, в которой обычно приносил ему пищу.       — Спасибо, спасибо, сынок, — благодарно усмехаясь в густую бороду, ответил старик и взял сумку.       — Эфокл, я хотел тебя спросить… Ты так много знаешь. Ответь мне, почему владыка Посейдон гневается на прибрежных и островных жителей?       Старик прищурил необыкновенно серые глаза, похожие на грозовое небо, что со старостью совсем не затуманились, надкусил румяное яблоко и отломил ломоть хлеба. Он жевал так долго и так тщательно, что Келей уже почти потерял терпение, думая, что тот не собирается отвечать на его вопрос. Но Эфокл все же ответил через несколько минут:       — Это старая легенда, Келей. Старая морская легенда. Неужто ты, морской житель, ни разу не слышал о ней?       — Ни разу. — Юноша со вздохом покачал головой, в последний раз коснулся струн арфы и отложил ее в сторону.       — Это очень удивительно, ибо каждый островной или прибрежный житель вскормлен на ней.       — Так расскажи же мне! — пылко воскликнул Келей. — Я так хочу узнать! Пожалуйста, расскажи во всех подробностях все, что ты знаешь.       Эфокл снова прищурил удивительно серые глаза и задумчиво пожевал хлеб. Отпил из фляжки немного вина. Он все делал с продуманной тщательностью и тягучей медлительностью, что порой ужасно раздражало сифносского принца.       — Ну, так и быть, сынок, я расскажу. Легенда эта уходит корнями в седую древность. Никто не знает, кто является матерью морского дракона, но всем точно известно, что отец его сам владыка морей и океанов — Посейдон. Когда родился морской дракон, Посейдон поселил его на сказочном цветущем острове — Астипалее. Знаешь, там живут прекрасные нимфы, которые целый день играют в прятки, устраивают для Ладона лесные сценки и представления, чтобы ему не было скучно. Наяды напевают ему колыбельную. Там он был окружен заботой и любовью. Низшие лесные и водные божества не боялись его истинной сущности. Думается мне, что дриады, музы и нимфы его любили. Но Ладону все равно было скучно на своем райском острове. Он хотел повидать мир. Хотел познакомиться с другими существами. Сблизиться с людьми и добиться их дружбы. Отец предупреждал его, что люди его убьют. Но Ладон все равно желал явить себя миру. Тогда Посейдон даровал ему способность превращаться в человека. И в человеческом обличии был морской дракон прекраснее любого смертного. Но не нужно было юному дракону, чтобы люди любили его таким. Хотел он, чтобы они признали его в истинной сущности. И явил он им свой настоящий облик. Разумеется, смертные пришли в ужас. Нашелся среди них герой, который сразился с ним. И жестоко ранил в самое сердце. Вот тогда-то и разгневался Посейдон. Сына он забрал обратно на остров Астипалею, а на смертных обрушил свой гнев, который и по сей день сотрясает землю, нагоняя на людей страх и ужас. Видишь, как живем мы сейчас? Темное Время продолжается. Проклятье Посейдона настигло нас и не отпускает.       — Но, Эфокл… Неужели никто из людей не сумел умилостивить Посейдона? — спросил юноша.       — Думаешь, они не пытались? — Старик снова отпил вина из фляги. — Все без толку. Они посылали на остров Ладона дары, несметные богатства и даже принесли ему в жертву сотню прекрасных девственниц. И что в итоге? Астипалея окружена кладбищем погибших кораблей. Сирены охраняют остров. Девы были отосланы Ладоном обратно, но, наверное, погибли в море во время шторма. А все сокровища покоятся на морском дне. И с тех пор никто больше не сумел найти Астипалею.       — Я бы… я бы, наверное, тоже попросил Посейдона скрыть остров от людских глаз, если бы был на месте Ладона, — задумчиво произнес Келей.       — Да неужели? — Эфокл усмехнулся, доедая хлеб и запивая его вином. — Почему же?       — Люди ведь жестоко ранили его в сердце не только физически, — ответил юноша. — Но и душевно. Ведь он к ним обратился с открытой душой. Наивно полагая, что они встретят его с распростертыми объятиями. Он хотел лишь поделиться с ними знаниями, а они… Знаешь, Эфокл, мне стыдно за человеческий род. Порою люди бывают так глупы…       — Келей, не зарекаешься ли ты?       — Что ты имеешь в виду?       — Ты ведь наполовину бог, не так ли? Стоит ли так высокомерно говорить о людях…       — Эфокл, ты меня не понял. — Юноша даже привстал от негодования. — Я лишь хотел сказать, что люди были неправы по отношению к Ладону и нанесли ему очень серьезную обиду.       — То есть все наши страдания сейчас, Темное Время, Проклятье Посейдона — все это бремя мы несем справедливо. Это ты хочешь сказать, юный мой принц? — Серые глаза старика снова прищурились.       Келей в отчаянии закусил губу.       — Эфокл… если следовать легенде, то да, я так считаю. Конечно, мы уже достаточно долго несем это тяжкое бремя и, думается мне, сполна расплатились за ошибку. Но все же и Ладона понять можно… Ведь по сути он был в то время наивным и добрым существом, разве я не прав?       — За такую прямолинейность могут и голову снести, — добродушно усмехнулся старик. — Будь у тебя возможность искупить перед ним вину человечества, что бы ты сделал?       Келей снова сел на мраморные ступеньки и задумчиво погладил струны арфы.       — Я бы попытался найти остров Астипалею. И попросил бы у Ладона прощения.       — Думаешь, это бы помогло?       — Не знаю, — вздохнул юноша. — Вряд ли. Но я бы сделал все, что в моих силах, чтобы он хотя бы выслушал меня, прежде чем убить или отослать обратно.       — Келей, — протянул Эфокл задумчиво. — Ты либо отважен и смел, либо глуп сверх всякой меры.