Проклятье Посейдона

      Веки были ужасно тяжелыми. Не хотели открываться. Келей с трудом приподнял ресницы, тут же заморгав от солнечного света. В комнату влетал в раскрытое незашторенное окно свежий ветерок с моря. Приятно обдувал все еще разгоряченное тело. И хотя в спальне было прохладно, до сих пор стоял этот тяжелый возбуждающий запах секса. В голове было мутно. Юноша попытался пошевелиться, и все тело отозвалось мгновенной болью, особенно где-то в области поясницы, вырвав у него тихий стон. Бледная рука тут же прижала его к кровати, надавив легонько на живот. Келей вздрогнул и послушно лег снова, закрыв глаза и прислушиваясь к равномерному ритму дыхания Ладона, прижимаясь к его горячему боку. Он прокрутил в голове вчерашние события, уже ощущая, как к щекам приливает кровь. Удивительно, но он все еще мог краснеть после всего случившегося. Видимо, его грозный любовник посчитал это забавным, потому что Келей услышал тихий смешок Ладона. А потом его рука осторожно откинула со лба прядь каштановых волос. Келей спрятал лицо у него на груди, перекинув через нее руку, и попытался притвориться спящим. Ладон милостиво это ему позволил и щедро сделал вид, что поверил.       После того его собственнического поведения за ужином Келей не раз еще боролся с его замашками дракона. Скорее из опасения, что Ладон привыкнет, чем из негодования. Куда бы он ни пошел, что бы он ни делал, Ладон всюду сопровождал его, в лучшем случае позволяя юноше вообще куда-то идти. А потом Келей привык. Смирился. Даже обрадовался. Всегда находиться с драконом, каждую минуту своего существования, — это представлялось для него наиприятнейшей перспективой. И сидеть у него на коленях, было несложно привыкнуть. И есть с ним из одной тарелки, тоже. И спать с ним — о боги, — величайшее удовольствие. Ладон внял его притворным мольбам. Не заставлял его больше спать в его пещере. Даже сам перешел в дом. И чтобы иметь возможность присматривать за своим драгоценным сокровищем, почти постоянно теперь находился в человеческом облике. Уходя в море, как и прежде, оставлял его ждать на берегу, но был там недолго, и у Келея складывалось такое впечатление, что дракон даже из-под воды за ним наблюдает. Такое неусыпное внимание ужасно льстило его самолюбию.       Он постепенно привык к тому, что засыпает и просыпается в его объятиях. И вскоре уже даже не помнил, как раньше обходился без этого. Все больше и больше он убеждался в том, что рядом с Ладоном его держит не сделка. Хотя… Он это знал уже давно. И вообще, уже больше не было у него поводов отрицать очевидное.       И результатом всех этих размышлений, — а времени подумать у него было даже более, чем предостаточно, — стало вчерашнее утро. После которого он вырубился на весь день и всю ночь. Никогда еще Келей так не изматывался, даже на ежегодных состязаниях в честь златокудрого Аполлона. Опытность Ладона заставила его крепко призадуматься. И он пришел к выводу, что дракон тоже не в ладушки играл, пока гулял по свету. Это вызвало у него жгучую ревность. А с другой стороны, все эти его интрижки были бог знает сколько лет назад. К кому же теперь ревновать? К тому же, он твердо знал, что один лишь владеет сердцем дракона, причем в самом прямом смысле.       Сердцем дракона, но не Ладона…       Он тихонько вздохнул. Он помнил, что сказал вчера. Но вспоминать, как отреагировал Ладон, у него не было сил. Да и в принципе, не имело это больше никакого значения после того, что произошло. В любом случае он все равно никуда от него не денется. Теперь уже об аметистовой серьге с изумрудами он думал с благодарностью. Забыв, что «спит», Келей потянулся и потер мочку уха, легонько проведя по серьге пальцем почти с нежностью. Знак Ладона… Как же приятно знать, что он теперь принадлежит ему. Это было прекрасно.       Неожиданно его руку перехватили и поднесли к горячим губам. Юноша поднял голову, почувствовав на себе жадный золотой взгляд. Несмело улыбнулся и, не сдержавшись, поцеловал Ладона в подбородок, потянувшись вперед. В ответ его обняли крепче, прижимая к себе.       — С добрым утром, — Келей шевельнулся, проведя пальцем по его груди, и смущенно закрыл глаза.       Ладон не ответил. Просто прижал его пальчики к своим жарким губам и больше не отпускал.       Вернулись ощущения реальности, как бы он этого ни хотел. Чувство голода захлестнуло с головой. А еще ужасно хотелось принять ванну, потому что между ног все саднило. Но покидать гостеприимные объятия не хотелось.       Бездумно лаская ладонью горячую кожу, он просто наслаждался всеми этими ощущениями. Но нужно было встать.       Вздохнув, Келей приподнялся, поморщившись от легкой боли. Поясницу обожгло огнем.       — Лежи. — Ладон снова укладывает его на подушки, нависнув над ним. Длинные белые волосы щекочут лицо. Приятно.       Келей улыбнулся слегка. Обвил руками его шею.       — Я хотел искупаться, — пробормотал он смущенно.       Ладон кивнул и осторожно поднял его. К удивлению юноши, на полу уже ждала бадья с водой, правда, она немного остыла. На столе — поднос с завтраком. Ладон опустил его в огромную бадью. Теплая вода приятно ласкала тело. Сам дракон уже был одет в свои привычные белые штаны и пах, как обычно, морем и свежестью. Юноша облегченно расслабился и закрыл глаза. Открыл, только когда почувствовал у губ прохладную ягоду винограда. Он послушно приоткрыл рот и проглотил ее, с благодарностью посмотрев на дракона. Тот сидел рядом на корточках с тарелкой, на которой лежали спелые гроздья винограда, и с улыбкой наблюдал за ним. Он скормил ему почти целую кисть. Келей был очень голоден, но не настолько, чтобы не заметить, как удивительно заботлив сегодня Ладон.       Он даже помог ему искупаться к его великому смущению, а потом унес в другую спальню, в деталях повторяющую предыдущую. Там на постели были свежие простыни. Поднос с едой дракон забрал с собой. Сам накормил Келея, которому было все еще непривычно видеть такое проявление заботы с его стороны. А потом юноша снова нежился в его объятиях, отогреваемый вниманием, лаской и уютом. Со вздохом прижимаясь к горячей груди, свернулся в его объятиях маленьким трогательным клубочком, прислушиваясь к биению сердца. Сегодня Ладон был такой спокойный, такой… умиротворенный. И Келею нравился такой Ладон. Словно дракон, наконец, обрел покой. Он был сегодня удивительно молчалив, но каждое его прикосновение, взгляд и загадочная улыбка, почти не сходящая с губ, говорили за него все, что Келею требовалось знать. Его прикосновения были трогательно нежны и осторожны. Взгляд горел непривычной заботой. О да, по-прежнему Келей мог видеть в них эту извечную драконью жадность, лихорадочную одержимость и страсть, но вместе с тем, в них удивительным образом сочеталась еще и нежность. А улыбка просто заводила. Все время хотелось приподняться и поцеловать ее, почувствовать своими губами. Она была загадочной, манящей, задумчивой и даже… мечтательной? В это с трудом верилось.       За месяц его пребывания здесь Келей лично убедился в том, что вера в то, будто драконы могут показать сотни лиц, была справедлива. Он видел Ладона таким разным… Властным, могущественным, грозным, устрашающим, яростным, жадным, алчным, разгневанным, эгоистичным, жестоким, страстным, скучающим, хандрящим, болеющим, отчаявшимся… А сегодня нежным и заботливым. И, казалось, дракон нисколько не стеснялся проявления своих эмоций. Он мог с таким же успехом, легко и играючи спрятать их, да так, что ни в жизнь бы Келей не догадался, о чем он думает. Но он одинаково сильно выказывал все, что чувствует. В равной степени он проявлял свой гнев и заботу. Жадность и щедрость. Ярость и нежность. Он не был скуп как на плохое, так и на хорошее. И, наверное, именно это так сильно привлекало Келея в нем. Быть жестоким и могущественным, властным и яростным — легко. Но у кого хватит духу показать свою доброту и щедрость? Ведь у сильных считается слабостью проявление таких положительных качеств. Однако Ладон нисколько не боялся проявить нежность. Ему было плевать, осознает ли Келей, какую власть имеет над ним. Он прекрасно знал, что юноша может воспользоваться ею. Но казалось, что его это абсолютно не волновало. Он лишь желал показать — или, наоборот, не желал скрывать, — что для него значит принц Сифноса.       И все это не могло не тронуть юное сердце Келея.       Лениво нежась у него в руках, не испытывая желания куда-либо идти и что-то делать, Келей позволил своими мыслям течь в том направлении, в каком им заблагорассудится. А мысли его захотели вернуться ко вчерашнему утру…       — Ты знаешь… Люблю тебя.       Золотые глаза расширяются. А потом его так быстро приподнимают с постели и прижимают к горячему страстному телу, что Келей испуганно жмурится. Тихонько всхлипывает, потому что от этого движения Ладон еще глубже проникает в него. Он крепче обвивает руками бледную шею, зарываясь пальцами в пепельные волосы. До боли стискивает белоснежные пряди, оттягивая их назад, заставляя дракона отстраниться и посмотреть на него. Ладон подчиняется.       — Я люблю тебя, — снова и снова, как заклинание, повторяет юноша без стеснения, смущения и робости.       Не стыдно говорить о своих чувствах, когда они так очевидны и так сильны. Он хотел, чтобы Ладон знал об этом. С наслаждением он пьет этот удивленный золотой взгляд, полный ошеломленного недоверия и неподдельной нежности. Нет, дракон не говорит ему ответных слов. И даже если никогда не скажет, Келею вполне будет достаточно его драконьей всепоглощающей ревности. Ведь это означает, что Ладон его никогда не оставит, что никогда он ему не надоест, что всегда они будут вместе…       Он почти сидит на его бедрах, ощущая, как горячо и полно внутри него. Он заполнен до отказа, и это чувство просто ослепительно прекрасно во всем своем проявлении. Теснее прижавшись к его телу, Келей прячет лицо у Ладона на шее, прильнув к ней губами. Он уже не осознает что делает. Покусывает, лижет, целует бледную кожу, не понимая, что доводит этим дракона до сумасшествия. Сам раз за разом насаживается на его жаркую плоть. Беспорядочно ерошит белые волосы. Сжимает пальчиками сильные руки, поглаживая его плечи. Стонет, выгибается дугой, кричит, страстно и искренне отдаваясь. Отдавая всего себя, без остатка. Душу, тело, чувства, эмоции, страсть, любовь… И даже смущение. Нежный румянец, цветущий на его щеках и разгорающийся все сильнее, предназначен только для него, только для Ладона. Он цепляется за него, как утопающий за спасительный круг. И грань уже так близко… Так маняще ослепительно близко.       Он осознает, что Ладон хрипло с перебоями дышит. Что сжимает его со всей своей силой в стальных объятиях, а он хочет, чтобы было еще сильнее! Чтобы он не мог дышать! И с губ безостановочно срывается заветное любимое имя: Ладон, Ладон, Ладон…       — Еще! О боги! Да! Только не останавливайся!       Как удивительно сочетаются в нем эта застенчивая стыдливость и эта неподдельная искренняя страсть, жаркая несдержанность… Это сочетание сводит дракона с ума. Снова повалив юношу на кровать, он уже сам входит в него, быстро, часто, интенсивно. Ритм, рваный, жаркий, безостановочный, резкий, сводящий с ума. Выходить до конца и снова врываться, заполняя до отказа. Истинное кристально-чистое наслаждение, не смешанное более ни с какими эмоциями внезапно захлестывает оглушающей волной, словно цунами, словно землетрясение, врываясь в их души, тела, заставляя содрогаться в конвульсиях и тяжело дышать.       Келей ощущает, как внутри него разливается горячее, обжигающее, густое семя дракона. Он обессиленно обмякает и, всхлипывая, просто теряет сознание.