Эра людей...

Багряные языки пламени, взметаясь над догорающим костром, пляшут вокруг чёрного от копоти лезвия простого солдатского меча, отбрасывая причудливые, зловещие тени на огромные шерстяные коконы паучьих яиц и серый саван паутины, изорванным театральным занавесом скрывающий рассыпающиеся обломками кладки стены небольшого зала. Горбатый, будто диковинные долговязые кони караванщиков Капры, изуродованный отвратительными паразитами калека, противно причмокивая растрескавшимися сухими губами, шумно возится у входа, устраивая удобнее обтянутую пергаментной жёлтой кожей лысую голову в пыли и острой каменной крошке, устилающих гранитные плиты пола. Натужно втягивая в сдавленные лёгкие воздух распахнутым беззубым ртом, он внимательно, исподлобья наблюдает за мной, словно опасаясь, что я осмелюсь поднять руку на его умирающее божество…  — Я помню… — Мертвенно-бледное лицо ослепшей ведьмы озаряет грустная улыбка — отблеск давних, выцветших воспоминаний. — Перламутровые облака вокруг пылающих золотом и бронзой острых шпилей Анор-Лондо, подпирающих небесную лазурь… Залитые солнечным светом анфилады залов, где в янтарном зареве витражей плывут, то падая, то вновь взмывая ввысь, сверкающие бриллиантами пылинки… Присциллу-Полукровку, дочь Хранителя Архива — маленькую девочку с забавным толстеньким хвостиком и коротенькими рожками, непоседливую и одинокую… Тихий, надломленный голос совсем не напоминает прежнюю, уверенную в себе могущественную Дочь Хаоса, одну из грозных соправительниц древнего Изалита и ветерана многочисленных кровопролитных войн.  — Вот уж не сказала бы, что она сейчас маленькая, — хмыкает Квелаг, оценивающе взглянув на меня, — в самый раз за какого-нибудь великана замуж выдавать.  — Не осталось уже тех великанов… Один лишь старый придворный кузнец всё так же, словно и не заметив прошедших столетий, сидит под лестницей в Соборе Света, разгоняя вязкую тишину мелодичным звоном металла о металл. По-прежнему могучий, угрюмый и влюблённый в своё ремесло. То, что никто не приходит к нему за клинками, старика, похоже, нисколько не озадачивает и не огорчает. — Я стараюсь перевести разговор с неприятной для меня темы замужества. К счастью, успешно…  — Ты пришла с поверхности? Мы бесконечно давно не поднимались туда… Века или тысячелетия? Время перестало идти для нас. Ты видела… Скажи, выстоял ли Город на вершине Горы? Есть ли надежда… — Новости ожидаемо интересуют Квелару куда сильнее, чем матримониальные планы в отношении моей персоны. О чём я могу рассказать ей? О том, что лишь немногие авантюристы, отчаянные смельчаки или ищущие смерти безумцы осмеливаются ныне забрести в разграбленные сотни лет назад руины величественных городов и неприступных, грозных крепостей Лордрана, павших, мертвых и пустынных, словно красные песчаные барханы Капры, в надежде на сказочные сокровища, славные подвиги или неминуемую и скорую погибель? О давно умерших купцах в истлевших грязных лохмотьях некогда богатых одеяний, которые, затаившись в редких укромных уголках, веками чахнут над своим скудным «товаром» — со всей округи собранным никчёмным хламом и изъеденным ржавчиной оружием, покрытым пятнами засохшей крови — тщетно ожидая покупателей, которые никогда к ним не придут? Об отрядах воинов-клириков ордена Ллойда, что везут отмеченных пылающим клеймом Тёмного знака беспокойных мертвецов из ставших теперь суверенными королевствами бывших провинций в старую, полуразрушенную самим неумолимым временем крепость-тюрьму среди обрывистых пепельных скал? Я видела такую процессию, понуро бредущую по узкой тропинке вдоль горной реки у подножия Храма Огня, мрачную, будто и сами конвоиры уже смирились с волей богов, обрекающей их остаться навеки в этих проклятых, заколдованных землях, разделив судьбу своих закованных в ржавые цепи неупокоенных спутников… Боюсь, она знает о том — или догадывается.  — Великий Анор-Лондо покинут своими правителями и высокородными вельможами, жрецами бесчисленных храмов и простым мещанским людом много веков назад, и на его опустевших улицах царят лишь звенящая тишина и безмолвные призраки Серебряных рыцарей. — Вздохнув, я пожимаю плечами, на мгновение позабыв, что собеседница не увидит этого. — Вассальные королевства уцелели, отгородившись от павшей метрополии Великой стеной. Воюют между собой и против демонов Хаоса, заключают нерушимые союзы и бьют в спину при первой возможности, гибнут от моровых поветрий и нашествий обезумевшей нежити… Истово верят, что когда-нибудь на руины Лордрана придёт предсказанный неким пророчеством великий воин, и, ударив в оба Колокола Пробуждения, исполнит судьбу нежити: вновь возожжёт огонь в Горниле Первородного пламени, вернув былое процветание человеческим землям. И многие рыцари, отмеченные Тёмным знаком, отправляются сюда в надежде, что именно они окажутся достойны чести стать тем самым героем, чья смерть была лишь прелюдией к настоящему бессмертному подвигу. — Уж не знаю, удался ли мне столь же напыщенный и высокопарный слог, каким говорил надменный служитель Клинка Тёмной Луны, встреченный мною у поверженных в дорожную пыль ворот Анор-Лондо.  — Значит, Столицу всё же не смогли удержать… — в её голосе нет даже разочарования, лишь безмерная усталость.  — Само собой. — Фыркает Квелаг. — Иначе доблестные гвардейцы Гвина давно вернулись бы сюда — освобождать развалины нашего города от демонов Хаоса. Заодно и нас добили бы — из милосердия к бывшим союзницам.  — Возможно, это было бы лучшим исходом… избавлением… — едва слышно шепчет Квелара. — Огонь угасает, уступая мир наступающей Тьме, а мы — лишь хранители древних могил, осколки уходящего прошлого, великой и славной эпохи, что кончилась, едва начавшись. Яйца… так больно… их нет… Боюсь, может быть слишком поздно… Мне так жаль, сестрёнка… -Так! Прекрати немедленно! Даже не думай об этом, слышишь?! — Черноволосая Дочь Хаоса, грозно нахмурившись, буравит взглядом сестру… Но та не замечает, лишь вздрагивают зажмуренные веки и мерно покачиваются ослабевшие паучьи лапы. Похоже, младшая ведьма безумно боится остаться одна. В зале воцарилась не слишком весёлая тишина. Квелара ещё ниже склоняет голову, и кажется, будто она молится слабеющему пламени костра, превращённого в простое воинское надгробие вонзившимся в груду серого пепла мечом. Прислонив к стене свой клинок, я сажусь к огню, обвивая тёплым хвостом колени, и смотрю на трепещущее пламя. Невесомая, словно выпавший за ночь снег, зола размеренно мерцает алым, потрескивают угли, взрываясь облачками пепла и стремительными яркими стайками горячих искр. — Всё так же не расстаёшься со своей косой? Поверь моему опыту, это не самое удобное в бою оружие. — Квелаг скептически разглядывает неровную чёрную рукоять и кривое тяжёлое лезвие, некогда напугавшее божественных правителей Лордрана яростной, буквально физически ощутимой жаждой мести, исходящей от кости Каменного дракона, из которой оно было создано. Этот страх перед способным убить даже бессмертного обладателя Великой души проклятым клинком в моих руках, — руках существа, способного становиться невидимым и незамеченным пройти даже в опочивальню Великого лорда, — и привёл, по всей видимости, в итоге к моему тысячелетнему заточению в сумрачном полуразрушенном замке на вершине скалы. Всё могло закончиться намного печальнее, однако мою жизнь спасла кровь одной из дочерей Гвина, перемешавшаяся в моих венах с драконьей кровью его Поверенного. Повелитель Лордрана отнюдь не желал создавать прецедент убийства кровного родственника, пусть даже бастарда и полукровки. — Зато первое, выкованное мною и несущее в себе частицу моей души. Тогда я ужасно возгордилась собой и нарекла косу Похищающей жизнь… — Я усмехаюсь, вспоминая себя прежнюю… В те годы голова моя была забита не столько грёзами о великой любви и счастливом браке, и даже не жаждой славных подвигов и ратных свершений, подобных тем, которыми навеки прославились Четыре Рыцаря лорда Гвина… Я хотела стать кузнецом. Совершенно неподобающее занятие для девицы вообще, и благородной дочери герцога в частности. Конечно, случалось, что искусством ковки оружия или доспехов увлекались аристократы — тот же сэр Арстор, граф Карима, прославившийся созданием серповидных мечей, ставших впоследствии ритуальным оружием последователей Фины-Жницы, и даже сам Наследник Престола, уделявший больше времени наковальне и кузнечному молоту, нежели делам государственным… Но, всё же, я была единственной представительницей прекрасного пола, избравшей для себя ремесло кузнеца. В очередной раз убежав от надоедливых учителей, я могла, умостившись на мраморных перилах, часами наблюдать за тем, как кузнец-гигант, напевая что-то себе под нос, превращает простой кусок стали, бронзы, каменного дерева или кости поверженного Серебряными рыцарями демона Хаоса в красивое, хищное, наделённое собственной душой оружие. Там меня, созерцающую настоящую магию создания, чаще всего и ловили шестиглазые слуги отца, чтобы препроводить обратно на урок. Моя мечта сбылась, и клинок, связанный со своей создательницей узами более прочными, чем даже кровные, все эти бесчисленные годы изгнания рос вместе со мной. Росла и его жажда крови… Черноволосая Дочь Хаоса о чём-то думает, рассеянно настукивая пальцами по многоглазой щетинистой голове демона старинный военный марш, пришедший из столь давних времён, что даже названия государств и народов, участвовавших в войне, в честь победы в которой он был сочинён, бесследно стёрлись из людской памяти.  — Пожалуй, я ненадолго вас покину, сударыни: скрыть иллюзией выход на болота будет не лишним. Незваные гости сюда приходят редко, но всё же иногда появляются, и всякий раз — совершенно не кстати… — говорит она, задумчиво глядя в коридор, и, кивнув самой себе, решительно направляется туда, откуда мы только недавно пришли, подхватив оставленный у входа уродливый чёрный меч, покрытое острыми шипами кривое лезвие которого кажется порождением её демонической половины…  — Квелаг, тебя что-то беспокоит? — седая ведьма с тревогой спрашивает сестру, но та уже уходит, и мы слушаем затихающий цокот её шагов. — Прошу, береги себя… И вновь молчание. Обезображенный человек из своего угла не сводит с меня налитых кровью глаз. Он выглядит опустошённым, хоть и сохраняет разум. Калека будто колеблется, но, наконец, решив для себя что-то, всё с тем же ужасающим визгливым акцентом обращается ко мне:  — Вы говорите на одном языке с Прекрасной леди… Честно говоря, я завидую. Как я могу утешить её, не владея языком? Но, сударыня, не пренебрегайте Прекрасной госпожой! Она нуждается в компании… Я смотрю на него.  — Её зовут Квелара. Человек замолкает и некоторое время чавкает, будто пробуя имя на вкус.  — Квелара… Красивое имя… Позвольте представиться — Энжи, пиромант из Великой топи. Великая топь… Помню, помню. Незадолго до моего исчезновения из Столицы божественные властители Лордрана решили принести свет нашей великой цивилизации в ту нелюдимую и почти непригодную для жизни местность, приняв под свою руку обитавших на болотах дикарей, а заодно слегка выпрямить границы… Весьма неприятным сюрпризом для экспедиционного корпуса Серебряных рыцарей оказалось отчаянно упорное сопротивление неразумных племён, населявших топь, и коварство полубезумных шаманов, виртуозно владевших искажёнными и странными, неизвестными даже огненным магистрам Изалита сторонами магии огненной стихии. Однако, хоть недооценка противника и стоила гвардии Гвина жизни многих достойных сыновей прославленных родов, чьи белые кости и потускневшие доспехи устлали бездонные глубины малярийных болот, Анор-Лондо всё же добился своего, а немногие выжившие обитатели островков среди трясины стали подданными повелителей Лордрана. — Кхм… Вам, сударыня, интересна пиромантия? — Знать бы ещё, что это такое… — Если да, я охотно разделю с вами своё пламя… Пламя? — Благодарю, но, право, не стоит… Отказ нисколько не огорчает словоохотливого колдуна. — Говорят, под нами лежат руины легендарного города Изалит… Там огненный великан бережёт покой Пламени Хаоса. Наша Прекрасная Госпожа и леди Квелаг бежали оттуда. Я не знаю подробностей… и я не прошу… Я смотрю в огонь, но это ничуть не смущает болтливого уродца, ведь он, наконец, нашёл себе собеседника. Для мертвеца не первой свежести он на удивление разговорчив. Прочая нежить обычно не тратит времени на болтовню, а сразу либо переходит к делу, пытаясь вцепиться в глотку, либо, напротив, обхватив руками голову, сидит, отрешённо уставившись в стену и монотонно покачиваясь. Пиромант, — что бы это ни значило, — продолжает, будто читая мои мысли: — Нет, госпожа, мы не опустошённые, мы хуже нежити… Мы больны, отвратительны, как чёрная болотная грязь Чумного города. Но моя дорогая, Прекрасная Леди! Она плакала из-за меня… И поглотила отравленный гной Чумы, несмотря на запрет госпожи Квелаг. Энжи замолкает, хрипло дыша — недолгий монолог утомил его. Наверное, это действительно тяжело — не иметь возможности даже поблагодарить свою спасительницу… Ещё до моего рождения, спустя считанные сотни лет после переселения обитателей древних подземных крепостей в основанные среди покрытых снегом горных вершин города Лордрана, единый язык разделился на две ветви. Певучий, «классический» диалект жителей Изалита и Нового Лондо, оставшийся практически неизменным и уходящий корнями к мёртвым языкам давно канувших в Лету королевств, всё более вытеснялся на поверхности молодой «грубой» речью, возникшей под влиянием варварских наречий присоединённых провинций, в узкую нишу языка блистательной аристократии, пыльных летописей и церковных служб… Прошедшие же века окончательно превратили разрыв между ними в пропасть. Ведьма с интересом прислушивается к нашему разговору. — О чём он говорит? — Он благодарен тебе за спасение. Ты действительно исцелила этих людей? — Да, я… пыталась исправить зло, причинённое нами. Нашими амбициями, самоуверенностью, небрежностью. Верила, что смогу им помочь. — А теперь? — Не знаю. Квелаг всё это бесконечное время проедает мне плешь, доказывая всю меру бессмысленности моего самопожертвования. Она говорит, что никого я не спасла, что сама попытка была заранее обречена на провал, как и самосожжение Гвина, и что наша семья уже сполна расплатилась за все ошибки… Но я всё же верю, что поступила правильно.