Event Reborn

      Том застонал и открыл глаза. Это оказалось плохой мыслью. Откуда-то тут же раздался электронный писк, как будто комар противно жужжал над ухом. Было сложно пошевелить рукой или ногой, во рту пересохло, а в глаза ударил яркий свет, как от вспышки фотоаппарата. — Он очнулся, — произнёс незнакомый голос, — позовите сюда его мать!       Послышались шаги, хлопнула дверь. Тома обступила тишина, но ненадолго. В коридоре тут же снова раздались шаги и дверь опять открылась. — Том! — прозвенел взволнованный голос над его ухом. — Наконец-то ты очнулся!       Том понятия не имел, где он оказался. Из знакомого было только лицо Симоны, которое появилось откуда-то слева, встревоженное и бледное.       «Мам» — хотел было сказать мальчик, но из сорванного горла донёсся лишь слабый хрип. — Он пытается заговорить! — Симона обернулась. — Пока нельзя, трубку нельзя вынимать.       «Больница» — понял Том. Тёплая рука легла на его лоб, мир помутился и поплыл, растворяя сознание в тёмном тумане.       В своем сонном бреду Том ходил. Во мраке мелькали смазанные лица, знакомые или незнакомые, сложно разобрать. В этой мгле он остался совершенно один. — Он скоро очнётся, доктор? — гулкое, будто из колодца, эхо. — Думаю, да. Он не так сильно пострадал в аварии, второму парню пришлось гораздо хуже. «Второму парню? Аварии?» — Я смогу остаться с ним сегодня? — Вообще-то, так не положено… — Пожалуйста. Он особый ребёнок, у него с детства проблемы с сознанием.       Пауза, растянувшаяся в липкой темноте на долгие минуты. — Я посмотрю, что можно сделать.       Громкие, как отбой молота, шаги. Удаляются куда-то. Всё стихло.       Том чувствовал будто изнутри его прожигает морозом, будто кости заледенели, а кубики льда плавали в крови. Было не по себе и трудно найти способ даже глотнуть воздуха. Тени вокруг шептались, словно пытались поговорить с ним. Они тянули свои руки, похожие на корявые ветви, приглашая в душные и тёмные объятия. Страшное ощущение. — Том, сынок, старайся не шевелиться, — тихий голос. Всё тот же.       Мрак начал потихоньку рассеиваться, становясь уже не чёрным, а серым. Том подавился и закашлялся. — Что с ним? — голос немедленно зазвенел прямо над ухом, будто становясь ближе. — Пытается сам дышать. Можно снять трубку, — чьи-то прикосновения, что-то противно ползет, прямо внутри горла.       Захотелось выплюнуть инородное тело. Том, прокашлялся и резко распахнул глаза, садясь на кровати. — Мааам, — произнес он, не узнавая свой голос.       К нему тут же слетелись какие-то люди, все в белых халатах. — Тихо, тихо. Мама с тобой… — врач силой уложил Тома на что-то мягкое. — Тебе повезло, парень, что ты сидел на заднем сидении, того, который находился на переднем сшивают по кусочкам.       Том пытался уловить хоть что-нибудь. Вспомнить, хотя бы отрывками. — Мы попали в аварию?       Симона переглянулась с врачом. Тот кивнул. — Да. Но вы все остались живы. Они не приходят в себя, но опасности больше нет. Ваша машина налетела на дерево. — Машина, на дерево?       В той реальности, что Том покидал, как ему показалось, час назад, он был в школе. Был Хэллоуин. А потом… — Никаких больше вопросов, — врач строго посмотрел на него. — Это не способствует выздоровлению, парень…       Том хотел поднять руку. Это удалось ему с большим трудом — конечности будто наскоро были пришиты от какого-то другого тела. Он провёл пальцами по металлическому поручню, ощущая прохладу. — Я должен проверить твоё глазное дно, — сказал врач. Яркий лучик фонаря достал прямо до самого мозга и Том зажмурился, отворачиваясь. — Всё в норме. Как ты сам чувствуешь себя? — Как… Труп? — Том! — гневно оборвала его Симона, всплеснув руками. — Нет, парень, у тебя хотя бы ничего не сломано. Какой сейчас месяц? — Ноябрь… — неуверенно прошептал Том. Его голова наливалась свинцовой тяжестью. — Не слышу? — Ноябрь! — Молодец. Думаю, опасности нет, он окончательно пришёл в себя. — Слава богу! — Симона всхлипнула, — я так боялась, что он не очнётся… — По ее щекам от облегчения и слабости побежали прозрачные дорожки слёз. — Очнется, куда денется. «Билл… Где Билл… » —  Том, обречённо откинулся на подушки. Эта мысль беспокоила его больше остальных.       Том периодически исчезал, растворяясь, словно морская пена в океане. Глаза матери угасли перед его взглядом, как последний лучик, ведущий к реальности. В этот раз сознание погружалось в серую вату, и это было неприятно. Что-то держало, будто цепкие пальцы вцепились, сдавливая горло, или холодный свинцовый металл лежал на груди многотонным брусом. Было странно, страшно и пусто. Словно не хватало чего-то. Кого-то.       Том промаялся в бреду до вечера. Он метался и комкал пальцами одеяло. Врач сказал — это хорошо, к мальчику возвращались рефлексы и функции мозга восстанавливали свою деятельность, но Симона не могла отделаться от странного ощущения — что-то было не так. Том всё время повторял одну фразу. — Не отпускай меня… Только не отпускай…       Несчастная мать сначала пыталась подержать его за руку, убеждая, что она рядом, но потом поняла, что слова эти адресованы не ей, а словно кому-то невидимому, незримо присутствующему лишь в сознании сына. Объяснение пришло неожиданно, хотя Симона отругала себя за то, что не догадалась сразу. — Билл… — глухо простонал Том, когда один из кошмаров заставил его скорчиться от боли.       Билл. Не мама. Билл. Всюду и везде этот черноволосый мальчишка, с которым Том был неразлучен с самого раннего детства, как с собственной головой, ногой, рукой, воздухом, водой или самой жизнью.       Симона села прямо. Так вот в чём дело. Снова он — призрак неприятностей который начал витать над домом МакГратов с момента их переезда, только в этот раз Том и его друзья перешли границу окончательно. Симона хмурилась все больше, слушая, как сын называет во сне имя соседского мальчишки.       Привязанность детей была слишком сильной. Том никогда не изменится, пока неправильная компания тянет его на свою сторону, это было понятно и без слов. А значит, и последствия всегда будут одинаковы, пока не изменится то, что вызывает их.       Наверное, именно в этот момент Симона приняла решение: так не могло больше продолжаться. Майк был прав. Другого выхода просто не осталось. Симона уже смогла однажды собрать волю в кулак и сделать это ради их с Томом общего блага. Женщина с сожалением посмотрела в окно на серое ноябрьское небо, холодное и тяжёлое. Отсутствие сна в последние дни давало о себе знать — голова была чугунной, веки — будто налились свинцом, но даже в таком состоянии она вдруг поняла с ужасающей отчетливостью: придется вдохнуть. Выдохнуть...       И попытаться начать всё заново.