Мать ветров

Я кубарем качусь с волной вперегонки, Раскрытым ртом ловлю меж ураганов продых. Но буду плыть вперед, и горизонта провод Мне шею захлестнет, ломая позвонки. Жан Жене

В главном лагере Фёна, неделю спустя Саид сидел на краю обрыва и смотрел вниз, на волны реки, которые прыгали по камням стадом веселых барашков. Час назад его выпустили из одиночки. Он успел зацеловать руки мамы и наконец-то обнять Али, а теперь пришел сюда в ожидании разговора со своим отцом, своим командиром. За двадцать два года существования Фёна бойцов наказывали периодически. Армия есть армия, даже если они сами себе куда больше напоминали огромную семью. Но чаще всего за мелкие проступки сажали под замок на несколько дней. Серьезно, плетью, до крови секли шесть раз. Трижды — при первом командире, дважды — при втором, и была еще одна порка, тайная. Первого командира Фёна, Кахала, несмотря на всю его солнечную силу и железный характер, буквально пожирало изнутри чувство вины за давний ужас. Бывало, на своему посту он допускал ошибки, потому что не мог из-за этого чувства трезво мыслить, и плеть в какой-то мере вернула ему разум. Он словно бы услышал: все, тебя уже казнили, ты имеешь право больше не казнить себя ежечасно. Однако поскольку преступление Кахала не имело никакого отношения к Фёну, бойцов не стали мучить зрелищем этой порки. Все взял на себя один человек. Пожалуй, теперь Саид понял первого командира, погибшего на виселице восемь лет назад. Наказание позволило ему не есть себя поедом, а потратить неделю в одиночке только на анализ своего поступка и его последствий. Ну и на тщетные попытки не замечать боль. По крайней мере, так было днем. А вот по ночам... — Теперь и ты знаешь, что такое кошмары? Раджи появился на обрыве совершенно бесшумно. Ну, недаром ведь подразделение фёнов — мастеров на все руки — звали Призраками. Саид порывисто вскочил и кинулся оправдываться: — Я ничего не говорил маме! Она молча обрабатывала мне спину, как и положено, и я не жаловался! Откуда ты взял?.. — Неужели нашей ведьме недостаточно просто взглянуть на твое лицо, чтобы понять, что ты не спал, и догадаться о причине? — Раджи взял сына за руку и потянул его вниз, приглашая сесть. — Я не подозреваю тебя в нарушении дисциплины. Только не в этом случае. Что тебе снилось? — Что Арджуна не отменил операцию и погиб. И Мария с ним, и Ганс… Потом еще что какая-то рука протягивала мне золото, и меня хвалили за донос… Что на лагерь напали… — Саид стиснул кулаки и сосредоточенно посмотрел вниз, на реку. — Я хотел, чтобы мои товарищи рисковали меньше, поэтому нарушил устав. А выходит, что этим чуть не подвел их. Потому что еще не слишком силен в политике, потому что пока больше стреляю, чем читаю, потому что Тень, а не Призрак. — Да. Ребенок, я не буду утешать тебя и говорить, что твои кошмары — лишь игра воображения. Это не так, опасность была бы реальной, если бы Арджуна не развернул вас в лагерь. Но твой проступок — в прошлом. Ты меня слышишь? Саид, посмотри на меня. Этого не произошло и никогда не произойдет, потому что ты все верно понял в одиночке, ты не жалел себя и не злился на меня, маму и Ганса. Ты рос над собой, делал выводы. Я ведь правильно тебя понял? Саид смущенно улыбнулся, все еще не до конца веря, что ужас одиночества позади, что кровавые картины из страшных снов останутся только снами. Он заговорил, он рассказывал о том, что надумал за эту неделю в тишине крохотной пещеры, забранной решеткой, а в мыслях мелькало: так вот она какая, традиционная беседа с командиром после наказания. Так вот она зачем. Его родители на заре Фёна сдружились, обсуждая в том числе судебную систему. Они разрабатывали ее как для внутреннего пользования в подполье, так и для тех деревень, где их слово имело хоть какой-то вес. Они хотели понять: в каких ситуациях какое наказание действительно исправляет преступника или глупца, а в каких является просто местью, бессмысленной и жестокой. — И еще я впервые засомневался: мне точно место в Тенях с моим вспыльчивым характером? На тренировки уходит так много времени, а еще работать надо, вон, с резьбой к ярмарке торопиться, а еще… Я просто не успеваю учиться политике! — Ты хочешь перейти в отряд Призраков? — в медовом глазу Раджи мелькнуло что-то среднее между сочувствием и иронией. — Нет, конечно! Куда я без лука и наших вылазок? Да и они без меня. Пока я дружу с головой, я нужен Теням, ты же знаешь. — Знаю, Арджуна позволил тебя запереть всего лишь на неделю с формулировкой «твоего упрямого олуха убить желательно, а заменить трудно». Саид расхохотался: — Ну Арджуна! Вот как мы его колючки под языком терпим? — Сам удивляюсь, — Раджи привлек к себе сына и поцеловал в висок. — Милый мой, тебе всего семнадцать. Посмотри на нашего несносного Арджуну, взгляни на Марию. Они тоже стрелки, но разве они не умеют мыслить политически? Еще как умеют. Просто вам нужно чуть больше времени и чуть больше терпения. — Я тебя понял, — вздохнул Саид. — А ты меня понимаешь? Каково это — расти рядом с легендами? В Черном Пределе болтают, мол, фёны трусы, прячутся по лесам и в горах. Еще говорят, мол, мы надежда честных ремесленников и крепостных крестьян. Тебя называют смертельно опасным змеем подполья, да и ведьму нашу поминают ласковым словом. Папа, ты — второй командир, но мы — первое серьезное сопротивление в этих краях. Вы с мамой — уже легенды, а мы растем рядом с вами и тоже хотим… Это не оправдание моему промаху, моей глупости. Но я не желаю, чтобы ты думал, будто я подставил Фён из-за неуемных амбиций! Я просто хочу тянуться за вами. А не выходит… Раджи слушал сына, сильно изменившись в лице. Он хмурился, поправлял повязку на пустой глазнице и явно нервничал. — Саид, я действительно не подозревал этого. Разумеется, я прекрасно знаю, что о нас говорят, но я анализировал эти слухи в ином ключе. Мы ведь всегда ищем баланс между нашими силами, поддержкой в среде крестьян — и тем, кто мы в глазах наших врагов. Если местные чиновники и мелкие бароны будут воспринимать Фён как рядовую шайку приграничья, то мы ничем не поможем трудящемуся народу. Если же они начнут нас по-настоящему опасаться и если на нас преждевременно обратят внимание в Шварцбурге или в самой столице, то нас попросту раздавят. Что-то меняется. Наша армия крепнет, о нас говорят и чиновники в Блюменштадте, и барон Теодор. Это желанно и трудно. Я слежу, чтобы они не выступили против нас прежде, чем мы будем готовы к открытой борьбе за власть. А ты рассказал мне о совсем другом восприятии слухов… Почему я не понял этого раньше? — Потому что ты работаешь на износ, да? — Саид обнял отца со спины и уткнулся лицом в его шелковые локоны. — И потому что мы разговариваем с тобой намного реже, чем нам хотелось бы? Из-за кривой лапы можжевельника показалась виновато-сияющая мордашка Али. — Простите, я помешал? Или можно к вам? Раджи поймал согласный темный взгляд Саида и поманил второго ребенка: — Иди сюда, поделись, почему такой счастливый. Али подбежал к ним, присел рядом, и его зеленые глаза из виноватых сделались лукавыми: — Вам до счастья осталось буквально несколько слов… и мое милосердие. Саид дернул брата за длинный черный локон: — У меня руки больше не связаны. Не буди во мне зверя, колись давай! — Того зверя, который с ушами и кролик? Эй, чур, без щекотки! — Али перехватил руки брата. — Наш великан вернулся, пошли его выручать? На нем виснет весь лагерь! Раджи вздрогнул от частого стука собственного сердца. С весны он не видел Милоша, своего старшего сына. За двадцать два года Фён проделал немалый путь, и Саид вовсе не из лести говорил о легендах. Они сформировались как маленький боевой отряд еще на равнине, надорвались, бежали от княжеских людей и начали все едва ли не с нуля здесь, в горах Черного Предела. Кахал преобразовал отряд в армию, у них был богатый опыт подполья. И вот восемь лет назад, тоже летом, на связь с ними вышли повстанцы с далекого острова Шинни, который насиловали захватчики. Кахал вместе со своим любовником и ближайшим помощником Гораном, а также вместе с отцом Раджи Рашидом отправился на остров, помогать тамошнему сопротивлению. Они погибли как герои, а связь между Фёном и островитянами сохранилась до сих пор. Этой весной Милош вместе с двумя старшими товарищами из второго отряда ездил на побережье, чтобы вновь обменяться опытом. И вот он вернулся… Но почему один? — Али, а что неразлучники? Сначала поехали домой, во второй отряд? — Ревнуешь, командир? — томно протянул нахальный засранец. — Не беспокойся, они обещали отдохнуть пару деньков у себя и потом к нам. Раджи удовлетворенно кивнул. Все складывалось не так уж и плохо. Пока Саид отсиживался в одиночке, он пораньше сбегал в третий отряд, передал Мариушу то, что они с Зосей слышали от барона Теодора, и договорился с ним о следующей встрече через месяц. Так что теперь он вполне мог побыть неделю, а то и две, дома, вместе со своей семьей, и дождаться приезда товарищей из второго отряда. Он встал и потянул за собой двойняшек: — Давайте же спасать нашего великана! Милош пошел ростом в своего деда, отца Зоси, которого догнал еще в отрочестве, а сейчас в свои девятнадцать перегнал мало не на целую голову. Силушки у него с детства было столько, что перед отъездом первой экспедиции на Шинни он пробовал бороться с Гораном, самым могучим бойцом Фёна. Тогда Раджи пошутил, что через несколько лет его сын победит Горана в честной схватке. Сейчас он растроганно смотрел на то, как на Милоше помещались чуть ли не все фёны, бывшие в лагере. — Эй, бесстыдники, а никого не волнует, что я мать? — смеялась Зося, уютно устроившаяся под правой рукой сына. — Волнует, конечно, — высокая Мария сумела положить подбородок на плечо Милоша. Стоя на цыпочках. — Волнует, а что теперь прикажешь? Не тискать то, что так замечательно тискается? Левую руку великана забрал себе Ганс, рядом суетился Ждан, и еще, и еще ребята… В стороне были только Марта, которая пока не совсем привыкла к вольным отношениям между парнями и девчатами, и вечно ледяной Арджуна. Раджи замер напротив всего этого безобразия, полюбовался им, а потом вкрадчиво спросил: — Прекрасные мои товарищи, не хотите ли слабительного в похлебку или мяты в кружку из тиса? Нет? Тогда кыш с моего ребенка! Забираем его себе до вечера! Сегодня мечта Раджи наконец стала явью. Он был дома, со своей семьей. Он расчесывал тяжелые светлые волосы жены, упивался звуками голоса старшего сына, который рассказывал ему о путешествии через горы и о повстанцах с Шинни, наблюдал восторг в глазах двойняшек и вовсе не удивлялся тому, что ни одно из бесчисленных объятий и касаний не потревожило исполосованную спину Саида. Милош умолк, чтобы попить и перевести дыхание. В пещере разливалась теплая тишина, которую нарушал лишь треск костра, и Раджи так не хотел спрашивать… За него это сделала Зося: — А как тебе море, сын? Смуглые щеки Милоша залила краска. Он уставился в свою кружку и долго молчал, прежде чем ответить: — Ты догадалась, да? — Что ты мечтал о нем с детства, когда слушал рассказы папы, и твоя мечта теперь сбылась? — Да, но… Не так, как вы бы хотели. Раджи попросил: — Не скрывай, пожалуйста. Мы тебя слушаем. Кажется, двойняшки тоже что-то почуяли. Они не удивились, только обняли старшего брата с двух сторон. — Вы же помните, что год назад в Лимерию прибыл корабль с запада. Из тех краев, про которые нам почти ничего не известно, — все четверо согласно кивнули. — Так вот... Туда отправилось уже три экспедиции, а скоро отплывает четвертая. На каракках «Гринстар» и «Комета». Уютная тишина сделалась пугающей. — Но каракки идут не только к западным берегам. Капитаны хотят попасть на Скалистые острова, доплыть до Драконьих земель... Путь неблизкий, набрать команду непросто, — продолжал Милош. — Я познакомился с судовым врачом на «Гринстар», лимерийцем Джоном О'Рейли. Он убедил капитана в том, что мои медицинские познания и физическая сила им пригодятся. Я не связан никакими обязательствами, но... в случае чего — они меня ждут. Раджи переплел пальцы с похолодевшими пальцами жены. Уточнил у сына: — Когда ты должен выехать, чтобы успеть на судно? — Через пять-шесть недель. — Хорошо. Я успею навестить отряд Мариуша и как раз вернусь к твоему отъезду. Милош поднял на него свои глаза, тоже цвета гречишного меда. — То есть вы отпускаете меня? — Разумеется, — кивнул Раджи. — Милош, посмотри вокруг. Мы живем в Дебрянке? Или в Хаиве? Мы с твоей мамой покинули родные места, так неужели мы имеем право заставлять тебя отказаться от мечты? — Но у вас на родине не было Фёна. — А что такое Фён? Кроме того, что армия. — Ветер. Мечта о лучшей доле для тех, у кого ничего нет. Борьба с нищетой, жестокостью, безграмотностью... — … и невежеством, — закончил за сына Раджи. — Так скажи, пожалуйста, разве твоя экспедиция не поможет бороться с невежеством? Разве ты ищешь не новых знаний? Милош несколько раз открыл и закрыл рот, но так и не решился задать самый трудный вопрос. Раджи поймал измученный взгляд Зоси и ответил сыну: — Да, конечно, мы понимаем, что ты можешь не вернуться. Ребенок, мы уже отпускали на Шинни наших с мамой самых дорогих друзей. Я вот этими руками не удержал моего Рашида. Их забрала у нас виселица, и мы до смерти боимся, что в экспедиции что-нибудь заберет тебя. И мы тебя отпускаем. В горах Черного Предела, четыре недели спустя Вишня в очередной раз споткнулась обо что-то. Она давным-давно привыкла к горным тропам, но не к тому грузу, который сейчас везла. И, наверное, не к тому, что с ней случилось. Ганс придержал свою кобылу и потянулся, чтобы погладить Вишню по вспотевшей на жаре морде: — Бедная ты лошадь, как ты все это пережила? Потерпи, хорошая, нам ведь поскорее нужно в лагерь. Вон как припекает. Вишня доверчиво фыркнула в его руку, пошла вновь. Ганс смахнул слезы радости и тронул бока своей кобылы. Они ехали домой. Он в самом деле был счастлив. Первый командир Фёна, Кахал, и его Горан погибли далеко-далеко, за горами, равнинами и проливом. Чужие руки вынимали их из петель. Равнодушные пальцы посмели коснуться светлых локонов и темных с проседью волос. Почему-то эти мысли до сих пор не давали Гансу покоя. А сейчас его сердце пело! Он сам, собственными руками заботливо отмыл смуглую кожу от крови, заплел в косу черные шелковые локоны, чтобы они не растрепались в пути, и возвращал своего друга домой. Они условились встретиться в Блюменштадте и вместе поехать в лагерь. Раджи должен был вернуться из отряда Мариуша, а Ганс потрудился плотником в новом храме и хотел порадовать командира неплохим заработком. Встретились же намного раньше. На одной из полузаброшенных лесных дорог Ганс наткнулся на шесть трупов. Двое оказались рыцарятами из не слишком важных, но наглых семей, трое, наверное, их приятелями. И последний был — Раджи. Его стерегла Вишня, раненая, но не заподпруженная. Оставалось лишь читать по следам, что здесь произошло. На примятой траве и плотной сухой земле Ганс различил отпечатки колес крестьянской телеги. С чего вдруг на крестьян позарились рыцарята — кто теперь разберет? Вряд ли по пьяни, иначе Раджи перебил бы их, не получив и царапины. Может, приглянулись девушки или еще какая блажь взбрела в голову, но деревенские тут были наверняка. Вилы превращались в руках Раджи в оружие пострашнее пики, и как раз двоих он уложил именно так. Одного зарезал. Из глазницы белобрысого рыцаря торчал нож, а шея его была свернута. Второго рыцаря Раджи достал уже ценой собственной жизни. Его тело пролежало, наверное, меньше суток в тени леса, но по такой жаре Ганс торопился в лагерь. И все-таки в начале крутой узкой тропки он спешился. Подошел к Вишне поправить на седле груз, взглянул на мертвое лицо. Сорок два года. Кахалу, их незабвенному первому командиру, было сорок три. — Да что вы как сговорились, проклятые! — в сердцах выкрикнул Ганс и зашагал вперед, ведя в поводу обеих кобыл. Юный саориец, тоненький, на вид совсем еще ребенок, проходит самое жестокое испытание, прежде чем попасть в Фён. В первые дни бойцы отряда, не шибко нежные дикие парни, просто не знают, как реагировать на его покладистый, уступчивый характер. В первой же драке в медовых глазах мелькает змеиная жестокость. Первую потерю он обеспечивает собственной рукой, когда по приказу Кахала добивает смертельно раненого товарища. Ночью после поминок Ганс сидит на его лежанке, утишая его холодную бесслезную истерику. Бойцы догадываются, откуда румянец на круглых щеках Зоси и туман в медовых глазах Раджи, гораздо раньше них самих. Они — первая пара, которая образовалась в отряде. Первая семья. Первые дети фёнов. И второй командир. Раджи никогда не говорил об этом, но Ганс чувствовал. Видел, с какой тоской тот порой вглядывался и вслушивался в ночь, будто еще надеялся уловить родной злой смех того, первого... Воспоминания Ганса прервал привычный условный свист. Он ответил и увидел, как из укрытия вышел Арджуна. Нервная перепуганная Вишня наконец успокоилась, ткнувшись мордой в плечо эльфа. Тот осторожно погладил Раджи по волосам и спросил у Ганса: — Ты понимаешь, как подготовить Зосю и мальчиков? Ганс криво усмехнулся: — Эх, Арджуна. Да разве к такому подготовишь?