Мать ветров

На Веселом острове, зимой года 1228-го Милошу не спалось. Он покинул гостиницу еще до рассвета, посмотрел на башню ратуши, почти черную на фоне густой синевы неба, миновал хижины из бамбука, глины и всякого сора, укутанные сизой дымкой, и вышел к морю, когда воздух сделался прозрачно-голубым и в то же время будто пыльным. Прямо-таки утро имени Али. Из-за красок брат страдал всегда, но вот синий — о, синий доводил до бешенства даже эту нежную пери. На ромалийский ультрамарин и тем более индиго из дедушкиной Саори у фёнов попросту не хватило бы денег, а искать магические краски в Грюнланде было чуть менее перспективно, чем ловить в темной комнате отсутствующую черную кошку. Поэтому, следуя советам художников-кустарей, Али использовал для создания синей краски листья вайды. Увы, наиглавнейший совет — заливать растения мочой пьяного человека — в условиях лагеря оказался совершенно невыполнимым. И Али замучил себя, а заодно и Шалома, чтобы получить желанный цвет. На самые разные оттенки синевы, от грозовых туч до побитого дождем цикория, Милош насмотрелся в избытке. Мягкая лазурь неба, сбрызнутая первыми лучами, манила его пройти дальше мрачных валунов, где накануне он разговаривал с Джоном. Вскоре Милош нашел место, где к морю вели слоистые белые камни. Внизу они образовывали мелкие, от одной до десяти ладоней, озерца, и вода здесь не плескалась в неумолимом ритме прибоя, а журчала будто бы в ручейках и водопадиках. В самом большом озерце Милош заметил трех прозрачных медуз. Он уже знал от бывалых матросов, что иные невинные на первый взгляд медузы обжигают кожу до повреждений и даже до смерти. Но точно так же он знал от О'Рейли и Шеннона, какие из них безопасны. Холодный, почти ледяной комочек лег в его ладонь. Милош не представлял, насколько крепка эта плоть, поэтому погладил ее очень осторожно. Медуза. Что она или кто она? Эти странные существа были определенно живыми, но отличались от столь же холодных рыб или ужей. Пойманная рыба подпрыгивает на ладони, ей тяжело, смертельно тяжело без привычной среды. Уж извивается и шипит как Саид, то есть матом, но рука для него не опасна. Просто, наверное, бесит. Медуза же на его ладони бездвижна. Ей плохо, неприятно, удивительно, никак? Милош на всякий случай вернул прозрачный сгусток льда в воду. Он захотел встать и перейти к следующему озеру, как вдруг боковым зрением приметил какую-то тень. Обернулся. Шагах в десяти от него сидела серая кошка с коротким хвостом. Вернее, для подобной позы следовало бы подобрать какой-то особый глагол. Нет, она не окаменела и не застыла как изваяние, она была живым изваянием, в котором каждый известняковый или же мраморный мускул незримо трепетал. А потом камень прыгнул, и через несколько мгновений мир Милоша перевернулся. В Грюнланде говорили: «шарахается, как кошка от воды» или «что кошку в реку кинуть». Кошка Веселого острова явно ничего не знала о заморском фольклоре. Живность, которую она выслеживала в озерце, вероятно, спряталась среди камней, но кошка успела что-то высмотреть в море — и прыгнула прямо в воду. И поплыла, спокойно, уверенно, будто ничем не отличалась от дельфина. Милош немного понаблюдал за невероятным зверем, увидел, что охота, увы, окончилась ничем, дождался, пока раздосадованное животное не выбралось на берег, и лениво побрел вверх по камням, а потом — в сторону города. Шеннон и Дик пили накануне, и если Шеннон меру знал и лишь храпел допоздна после попойки, то Дик в хмельном частенько не находил берегов. Ну и кому, кроме Милоша, нести для него с рынка квас, пахту, рассол или чем тут спасаются от похмелья? Дорога до рынка вела от рыбацких хибар через более-менее приличный квартал. Домики здесь были добротные, светлые, балясины веранд и заборы обвивали лианы, а в садах росли цитрусы и какие-то неизвестные Милошу деревья. Вдруг откуда-то послышалось жалобное мяуканье. Сначала Милош подумал о серой кошке, с которой познакомился на берегу, но вскоре сообразил, что голос принадлежал не взрослому животному, а котенку. Он свернул за угол, откуда доносились звуки — и перехватил детскую руку с зажатым в кулачке камнем. — Ай! — взвизгнул загорелый мальчишка с добела выцветшими на солнце вихрами. — Пусти! — обернулся и застыл, явно напуганный видом огромного матроса. Двое его приятелей побросали камни и прижались к забору. Однако третий, на вид лет тринадцати или четырнадцати, швырнул свой снаряд в Милоша. Тот уклонился и одной рукой скрутил подростка. У забора вновь мяукнул котенок. Передняя лапа израненного комочка была зажата капканом. — Вы что творите?! — прикрикнул на детей Милош. — Не стыдно? — А ну живо отпустил моего сына! — рявкнуло из-за забора. Через сад к ним пробиралась дородная женщина в пышной юбке. Она была невысокая и, похоже, не очень поворотливая, но Милош по Зосе знал, какую силу обретала даже самая маленькая ростом женщина, если обижали ее ребенка. — Ваш сын и его приятели мучают слабое живое существо. Я не желаю им зла, поверьте. Всего лишь прекратил эти издевательства. — Мама, мама, он в капкан у курятника попался! Точно он кур таскал! — запищал загорелый мальчишка. — Он не то что курицу не задавит, он с крысой не справится, — возразил Милош. Он хотел было добавить что-то еще о том, что недопустимо издеваться над зверем в любом случае, но вдруг уловил по ту сторону забора то движение, которое меньше всего ожидал увидеть здесь и сейчас. — А ну пусти, сукин сын! — повторила женщина, не слишком грациозно, зато уверенно поднимая заряженный арбалет. Однако! На Веселом острове, определенно, были свои порядки. В грюнландских городах и деревнях посреди бела дня носили оружие только дворяне, воины ордена и люди вроде стражников и солдат. Этот конкретный арбалет Милошу угрожал условно, но кто его знает, что там имелось у соседей, которые уже высовывали из-за заборов свои носы. — Когда один из этих ребят изнасилует соседскую девчонку или поднимет руку на вас, воспитывать будет поздно, — сказал он. Отпустил парней, поднял с земли котенка и покинул гостеприимный квартал. Милош нашел ближайшее место в тени и относительной тишине, сел на землю и осмотрел свою неожиданную находку. Ей была полосатая короткохвостая кошечка четырех или пяти месяцев от роду. Капкан и мальчишки ее изранили, но в остальном она казалась совершенно здоровой: глазки и ушки чистенькие, шерстка блестящая, под хвостом не находилось следов нарушенного пищеварения, а бешенства на Веселом острове не зафиксировали ни разу. Милош посчитал котенка безопасным и для себя, и для команды «Гринстар», а потому приступил к спасению. Он снял с лапки капкан и крепко обмотал ее одним из чистых лоскутов, которые всегда носил с собой. Остальные царапины кровоточили не слишком, кое-где кровь уже запеклась корочкой. Все это вполне могло подождать до гостиницы и запасов О'Рейли. — Ну что, зверь, пойдем-ка добудем тебе еды, а бедняге Дику — кваса. Ты что ешь, кроха? — Мяу? — отозвалась кошечка. На рынке нашлись: кислое молоко, нечто, напоминающее скир или творог, и, разумеется, рыба. Милош покормил котенка тут же, а остальные продукты вручил в гостинице помятому, но по всем признакам живому Шеннону и отправился наверх, в самую приличную комнату, к старшему коллеге. — А, юноша, ты уже бодр и свеж, в отличие от остальной команды! Прекрати это немедленно, не то перетянешь меня однажды в стан трезвенников, и как мне тогда жить без… Ого, — Джон оборвал свой поток иронии, когда увидел, как Милош положил на стол кошечку. — Эту представительницу местной фауны, похоже, не вспугнул твой рост, — он говорил и одновременно перебирал снадобья в своем сундучке. — Вот, возьми, эта настойка подойдет для обработки ран. С ней приключилось кое-что пострашнее великана, верно? — Благодарю, Джон. Тише, тише, — он крепко обхватил свою полосатую пациентку рукой и провел смоченной в настойке тряпочкой по самым серьезным ранам от капкана. О'Рейли помог ему придержать котенка, и вдвоем они быстро обработали все ссадины и царапины, а также убедились, что лапку немного вывернул не перелом, а вывих. Вскоре кошечка успокоилась и даже замурчала, свернувшись в клубок на коленях у Милоша, и дотошный Джон вернулся к своему вопросу: — Так и от чего же пострадало это милейшее создание? — По случайности — от капкана, и уже неслучайно — от человеческой жестокости. Ее хотели забросать камнями дети. Плохо. — Плохо? Брось, Милош! — Джон добродушно улыбнулся, хотя тут же его улыбка стала горькой. — Не знаю, как в твоем Грюнланде, а в моей Лимерии до сих пор проводят иногда публичные вивисекции на потеху толпе — несмотря на прямой запрет на это изуверство, наложенный нашими священниками. Так чего ты хочешь от детей? Разве они поймут? Каюсь, грешен, но твой покорный слуга в детстве довольно метко стрелял из пращи по птицам. — Я тоже стрелял по птицам, когда нечего было есть. От этих детей, по понятным причинам, мне странно было бы чего-то хотеть, но в целом… Дети понимают. Если им действительно объяснять, а не пороть или, наоборот, отмахиваться от воспитания. По крайней мере, у моих родителей кое-что получалось. Больше трех месяцев они не видят маму и папу. Третий день рождения подряд у двойняшек — без родителей. Али и Саид беззаботно веселятся, будто ничего такого и не происходит. Они же фёны, они бойцы, пусть и девяти лет от роду! И только Али недавно мучили кошмары по ночам, а в карих глазах Саида притаилась недетская тоска. Рашид, сам Милош и его подруга Искра расстарались, чтобы порадовать ребят. Напекли пирогов, нарвали букеты, они на пару с Искрой вышили мишени в виде физиономий злодеев. Дедушка, разумеется, ворчит и закатывает глаза, но в итоге разрешает метать в них ножи. А мама и папа все-таки приезжают. Поздно вечером, усталые, пыльные, смешливые. Родные. На следующий день Раджи отчитывает Милоша. Он умеет ругать, не повышая тона и тем более не оскорбляя, но так, что зарыться бы под землю и долго-долго оттуда не вылезать. — Папа, мы честно соблюдали все правила безопасности. Ты же знаешь дедушку, он не допустит, чтобы кто-то из нас пострадал! — Да, о безопасности физической вы позаботились, не спорю. А что с безопасностью душевной? Ладно, Искра этого не понимает. Но ты, Милош. Ты уже взрослый, ты прекрасно знаешь, что мы — бойцы, а значит, убийцы. Либо состоявшиеся, либо будущие. И расстояние между бойцом-подпольщиком и кровожадным чудовищем гораздо меньше, чем нам хотелось бы. Вчера вы метали ножи в вышитые лица. Но что если завтра ты или Али или Саид посмотрите на противника как на простую куклу? Разумеется, Джон О'Рейли услышал эту историю в сильно отредактированном варианте, без подробностей жизни Фёна. Тем не менее он с искренним восхищением сказал: — Ты победил в этом споре, юноша. Дети действительно могут кое-что понять, а у тебя потрясающий отец. — Да. Был. Вы не против, если я спущусь и проведаю Дика? Думаю, он уже проснулся. Внизу в общей комнате, пропитанной насквозь давним стойким запахом кислятины, кисло было и по вине постояльцев нынешних. Джек блевал в углу, Норман, который считал, что для профилактики цинги лучше всего не мыться, вонял в принципе, безотносительно количества выпитого, а Дик уныло глядел в кружку с кислым молоком, поднесенную Шенноном. — Пей уже! — Шеннон настойчиво пихнул приятелю кружку. — Вот что ты за человек такой, а? Вчера-то бухал, не разбирая, что наливают, а сегодня глядишь на молоко как богач на ящик для пожертвований! — Так то ж молоко! Ты не слыхал что ли про холеру в Лидерри? Сколько народу болело, ужас! А кто не пил ничего кроме пива у «Мамы Молли», того-то напасть и миновала! Милош присел на кровать рядом с Диком: — Если верить некоторым ученым мужам, с тем же успехом можно было пить кипяченую воду или воду из родников за городом. Пей, не бойся. Мы с этим зверем уже попробовали. Дик выдохнул, опрокинул залпом всю кружку, произнес несколько неласковых слов, но заметно приободрился и даже спросил, указывая на кошечку: — И чего это за морда? — Это — Баська, новый член экипажа «Гринстар». — Милош, ты точно вчера не пил? — поинтересовался Дик. — Она ж паруса обдерет. Да и какая кошка тебе добровольно выйдет в море! — Попробую объяснить ей, что паруса драть не стоит, — пожал плечами Милош. — А насчет добровольности — так у нее выбора-то нету, — он посадил кошку поближе к приятелю и показал ему ее раны. — Здесь она точно не жилец. А в пути... Ну, если не приживется, всегда придушить успею. Баська, муркнув, запрыгнула обратно на колени к своему хозяину. К счастью, она не знала смысла слова «придушить». В море, в конце зимы года 1228-го Баська отнеслась с полнейшим равнодушием к парусам и качке, полюбила всей душой койку Милоша и заинтересовалась курами в трюме — но кто б ее туда пускал! Лишь раз она побывала в этом прекрасном месте со своим хозяином. Сегодня, как и при любом ветре крепче десяти узлов, она отсыпалась в кубрике. Милоша это вполне устраивало, поскольку выполнять обычные распоряжения старпома и присматривать одновременно за Баськой и Диком было бы перебором. Даже с поддержкой. — Да откуда у тебя столько рома-то? — спрашивал Шеннон у зеленого с похмелья приятеля, которому по-хорошему досыпать бы внизу, если бы не качка. — С заначки моей... Я ж тебе показывал! — простонал Дик. — Именно что показывал. На твои гроши тебе б налили разве что бутылку. Я помню цены на рынке Веселого. — Дык то на рынке… Милош прикинул, что если бы в дешевом пойле было достаточно того яда, который давала порой, например, плодовая бражка, то Дик бы уже ослеп. Как минимум. Но все же стоило напомнить ему в третий — или в десятый раз — чем грозит хмельное низкого качества. — Дик, я говорил тебе… Каракку тряхнуло и накренило на бок. Одновременно что-то очень громко хлопнуло. «Парус», — мелькнуло в голове у Милоша, пока он ловил Дика и пытался удержаться сам. — Э-эй, парни. Грот, — Шеннон кивнул им на мачту, которая прямо на глазах разделилась надвое. — От грота в стороны! — заорал Рой. — Шеннон, Стив, Милош, Краб, ко мне! Фред, за капитаном! Пока старпом давал им указания, что делать со сломанной мачтой и парусами, все пятеро нет-нет, а поглядывали на небо. Оно было серым, как с самого утра, может, лишь малость потемнело, но ведь и день шел на убыль. Стив, бывший стражник какой-то лимерийской крепости, спросил: — Что скажете, господин Рой? Одним шквалом обошлись, или ждать второго? — Они разве предупреждают? Раздувает что ли. Ладно, ребята, за дело. Господин капитан! — повернулся он к Фрэнсису О'Конору. О чем старпом говорил с капитаном, Милош уже не услышал. Он спешил к обломку грота, который следовало освободить от парусов. По дороге успел лишь отыскать глазами «Комету»: она чуть обогнала их и выглядела совершенно целой. Работали споро. Вместе с Крабом, который получил свое прозвище за пудовые кулаки-клешни, Милош почти сложил марсель, когда задуло всерьез. Парусина опасно дернулась в руках, но ее подхватил Шеннон. — Ну что, парни, — осклабился он. — Похоже, повеселимся? — В жопу кракену такое веселье, — буркнул Краб. — Кого, думаешь, за штормовыми сейчас пошлют? — К гадалке не ходи, нас, силачей! — добродушно ответил Шеннон. Они потащили марсель вниз и по дороге и впрямь перехватили приказ взять штормовые паруса. Милош спросил у Шеннона: — Сильная буря намечается? — С фоком и бизанью? Вот даже не представляю! Я думал, ты спросишь, где у кракена жопа. Они рассмеялись и понесли наверх новинку, один из прочных и маленьких парусов, которые значительно повышали управляемость судна в непогоду. Далеко не все каракки и тем более когги располагали подобной роскошью, но Фрэнсис расстарался. И вроде бы убедил капитана «Кометы» последовать своему примеру. Нести сравнительно маленький, но все равно тяжелый фок было куда проще, чем ставить его под натиском воды и ветра. Нижняя шкаторина рвалась из рук, наверху, на рее, верещал Гай, парень отнюдь не из пугливых, в легких творилась какая-то ерунда, будто вокруг разом иссяк воздух, и просто нечего было вдохнуть. Наконец, команда поставила паруса. Старший помощник Рой стоял за штурвалом с таким видом, словно бы вел судно не в шторм, а стабильным бакштагом не больше десяти-двенадцати узлов. Капитан как-то незаметно оказывался то тут, то там, и отдавал приказы. Лорда Эдварда Лионийского естественно на верхней палубе не было, зато Джон О'Рейли, сонный и не слишком довольный, поднялся из своей каюты. Качка много меньше терзала снаружи. «Гринстар» весьма неплохо справлялась со штормом, и только две мысли тревожили Милоша. Во-первых, он понятия не имел, что происходило с Баськой в кубрике, а во-вторых, они окончательно потеряли из виду «Комету». Очередная волна, правда, выше предыдущих, рухнула на них, и Милош встретил ее, вцепившись в ванты. Легкие более-менее освоились с бурей, и остальное тело уже не пыталось выжить, а, наоборот, дрожало в азарте: кто кого? Сбоку закричали матросы. Двое или трое бросились к подветренному борту, Милош побежал за ними. Там, снаружи, прямо над бездной, уцепившись руками за фальшборт, висел Дик. Милош нагнулся, схватил приятеля за запястья. Его самого держали другие товарищи. И без того большие глаза Дика сделались от страха огромными, безумными, он почти не помогал спасать себя, но такого легкого парня ничего не стоило бы вернуть обратно на палубу. Если бы внезапно судно не завалило на бок. Одна рука Дика выскользнула из хватки Милоша и беспомощно повисла вдоль его тела. Он то ли оцепенел от страха, то ли был на грани обморока и ощущался жутко тяжелым. Милош стиснул его вторую руку, почувствовал, как заскользили его собственные ноги, а легкие снова заработали на пределе — но его удержали за шиворот, и через несколько мгновений он уже втаскивал Дика на «Гринстар». До них долетел глухой, едва различимый голос капитана: — Рубить фок! Рубить бизань! Рядом с Диком вдруг нарисовался Норман. — Я отведу его в кубрик, гляньте, хреново мужику! — Веди, — хмыкнул Шеннон, который все еще машинально придерживал Милоша за воротник. Лицо сердобольного Нормана было белее лица полуобморочного Дика. Похоже, он жаждал отсидеться внизу. — Плавучий якорь! — старпом крикнул прямо у них над головами. — Бегом! Матросы, которые со всей возможной скоростью плели аж два плавучих якоря замерзшими пальцами, не видели того, что творится впереди. Но догадывались, что капитан забрал штурвал у своего помощника не по доброте душевной. Они срубили все паруса, они снизили скорость якорями, но буря упрямо несла «Гринстар» туда, где, судя по воплям на баке, их ждала верная смерть. Вдруг каракку будто подняла огромная рука. Кто-то заорал: — Кракен!!! Никаких щупалец и зубов за бортом Милош не увидел. Зато почувствовал, как судно рухнуло вниз и затрещало. И замерло. Ветер еще атаковал их, но «Гринстар» больше никуда не летела. На каракке «Гринстар» на следующее утро К восходу солнца они подсчитали свои убытки и более-менее поняли, что произошло. Каракка осталась без грот-мачты, значительно пострадал трисель, треснул фальшборт, кое-где порвались ванты. Однако судно оставалось вполне пригодным для дальнейшего плавания — конечно, после ремонта. Команда «Гринстар» не потеряла ни одного человека. Больше всех пострадали сидевшие в кубрике Дик и Норман: первому пришлось вправлять плечо, второму — зашивать рассеченную щеку. Лорд Эдвард Лионийский оставил в каюте все содержимое своего желудка, но был целехонек. Каким-то чудом уцелела и Баська. Правда, она потом долго орала на руках у Милоша и держалась за него всеми когтями. Курам не так повезло, погибло около трети. Увы, вода уничтожила много запасов. Залило несколько мешков с крупами, мукой, травами, сушеными ягодами, лопнули две бочки с сидром, промокла квашеная капуста. Кое-что они могли попытаться спасти, но все же матросы явно приуныли. Откровенно говоря, потерянная еда печалила их куда больше, чем потерянная «Комета». Да, в последний раз капитан видел ее совершенно невредимой, и скорее всего они просто разминулись в шторм, но все же судно могло и затонуть, вместе со всей командой из тридцати шести человек. Вроде бы товарищей по экспедиции было жаль, но своя рубашка ближе к телу. И все же им повезло. Лорд Эдвард возносил хвалу Великому Оку и своему другу капитану Фрэнсису, не особо верующий Джон что-то бормотал о пользе молитвы в исключительных случаях, а среди матросов прошел слух о действенности черной молитвы кракену. Шеннон откопал у себя остатки сухого табака и говорил, попыхивая самокруткой, что они спаслись волей случая. Как когда-то весь экипаж когга «Лисица», на который летела страшная волна. Как бы то ни было, нечто — море, кракен или божественная длань — нечто буквально перебросило их через скалы и уронило в бухте, а затем швырнуло к берегу. К совершенно неизвестному берегу, которого не находилось ни на одном из портуланов Фрэнсиса О'Конора. Несколько человек во главе с Роем отправились на разведку. Остальных капитан оставил, чтобы вытащить «Гринстар» на берег, очистить ее от щепок и обломков, а главное — заготовить мясо. Многие из погибших кур вполне для этого годились. К вечеру вернулись Стив, Гай и Джек. Фрэнсис вопросительно поднял бровь: — Где остальные? — Там, господин капитан! — Стив махнул рукой себе за спину. — У господина Роя вроде мыслишка появилась… — У господина Роя появилась мысль, — спокойно поправил подчиненного Фрэнсис. — Какая? — Да с провизией! Потерпите чуток, вот-вот явятся! — Подождем. Итак, мы на острове или полуострове? — Море повсюду, господин капитан. Вот вообще докуда глаз хватает! И скалы еще эти. Вот вашими молитвами-то нас на песок выкинуло, вот ведь удача! — Значит, мы на острове, — сухо кивнул О'Конор и продолжил разговаривать со Стивом в своей обычной манере: по одному вопросу за раз. «Гринстар» выбросило на остров с несколькими бухтами, лесом, который вполне годился для ремонта, обилием маленьких водопадов, речушек и родников и полным отсутствием следов какой-либо дичи. Но не успел капитан задать очередной вопрос о том, какую же провизию нашел его старший помощник, как Рой явился собственной персоной. За ним Шеннон, Краб, Дик и еще несколько матросов волокли невероятных размеров тушу. Пока господа беседовали между собой, Дик тараторил, заискивающе заглядывая в глаза товарищам, которые накануне его спасли: — Да их тут тьма-тьмущая! В воде живут, в бухте на востоке! Смирные, что телки, подходи, забивай кого надо! Не пропадем, а, ребята? Милош и Джон переглянулись. Они оба кое-что знали о той беде, которую не могло отвести от них никакое мясо, но как-то синхронно решили не портить настроение товарищам. Мясо диковинного животного оказалось очень нежным, вода из родника — сладкой, море в бухте ласково ворковало, и ему вторил шепот сухой травы. Команда «Гринстар» заслужила эту передышку.