Бегущий в Азкабан

Несколько дней я не вижу Поттера и посчитал бы это своей личной победой, только нутро разъедает желание увидеть его. В один из таких же одинаковых, разнящихся только погодой, дней я думаю скрыться в библиотеке, в надежде отвлечься и порыться в книгах. Хотя даже не представляю, что мне искать. Усиленное заклятье Подвластия? Или пролистать родовую Книгу Блэков в поиске родственников, подходящих для снятия обета? Но я знаю, что его невозможно снять, это нерушимая истина, из-за которой я страдал последние месяцы. А теперь нет разницы – сменили обет или нет, – Министерство считает меня убийцей, доблестный Аврорат тоже, и я очень сомневаюсь, что Визенгамот будет слушать меня или моего адвоката. Не уверен, что отец, будучи беглым Пожирателем, сможет нанять хорошего защитника. Нет, скорее всего, придется довольствоваться министерским адвокатом, а они, как падальщики, сдерут с тебя всю правду, словно кожу, а потом продадут тому, кто больше заплатит. И я знаю: в моем случае Министерство не будет скупиться на подкуп собственных сотрудников. Убийца Дамблдора должен гнить в тюрьме. О, Мерлин, эти мысли растаскивают всю выдержку на куски. Желание, замешанное надеждой, что отец спасет меня, крепнет. Я вхожу в длинную комнату с высокими потолками. В обе стороны от прохода растянулся шкаф, за ним еще два таких же. В окна бьет рассеянный свет, верхние полки шкафов скрыты лоскутами пыли и паутины. Я беру первую попавшуюся книгу и беззвучно ругаюсь: листы слиплись от влаги, бумага потемнела и покрылась пятнами плесени. Домовик не обновлял Защитные чары на заброшенном доме, но не беречь библиотеку Блэков – кощунство для домового эльфа. — Кричер! Рядом с громким хлопком возник домовик. — Да, мистер Малфой. — Обнови Согревающие на всем доме и залатай мордредовы дыры в стенах и потолке. Ты видел?! — я пихаю под его крючковатый нос древний том Истории магии. — Быстро. Или об этом узнает леди Вальбурга. Домовик сдавленно вздохнул, прижав длинные пальцы к губам. — Простите, хозяин, простите, — он упал, с размаху ударяясь лбом о дощатый пол. — Я тебе не хозяин, — выплевываю, вырывая из сучковатых пальцев край брючины. — Но если ты сейчас же не приступишь к уборке – хозяева узнают об этом. — Да, мистер Малфой, — кивнул эльф, покряхтывая и поднимаясь. Я отвернулся, обходя шкаф с исторической литературой. В узком кресле у пыльного окна сидит грязнокровка, читая пухлый том по Чарам. О Мордред, только ее не хватало для полного счастья. Разворачиваюсь, чтобы уйти, но меня останавливает окрик: — Малфой! Вскидываю бровь, оборачиваясь. — Ты же разбираешься в магической документации? За окном мелькает солнце, разрывая сумеречную хмарь на улице, обещающую дождь. — Допустим, — соглашаюсь я, рассматривая цветные пятна света, проходящие сквозь запыленные витражи окна. — Если Министерство требует явиться, чтобы получить наследство, как можно избежать этого? — Конкретней, — сухо бросаю я, Грейнджер краснеет, заправляя прядь волос за ухо, и серьезно смотрит на меня. — Как избежать похода в Министерство? Вызвать сотрудника сюда? — В вашей ситуации сотрудник Министерства в доме Блэков принесет большую опасность, чем ваша личная явка, — чеканю я, отворачиваясь и изучая книги на полке по Зельям. — Но ведь можно стереть ему память, — предлагает Грейнджер, пока я вожу пальцем по корешкам книг. — Удачи, — пожимаю плечами, снимая с полки редкий экземпляр «Тысячи невероятных открытий Зельеделия» и покидаю библиотеку. Спустившись в гостиную, долго не могу отвлечься от мыслей. Где мордредов Поттер? Я пытаюсь читать, но спустя минуту понимаю, что не прочел больше строчки. Захлопываю книгу и напряженно вглядываюсь в огонь. — Малфой. Я почти подпрыгиваю на месте, но, нацепив маску спокойствия, оборачиваюсь на мнущуюся в дверях Грейнджер. — Что не так? — О чем ты? — О твоем сарказме. Почему нельзя стирать сотрудникам Министерства память? — Например, потому, что, не обнаружив нужной информации, легилименты Министерства и высшие чины сочтут это провокацией и отправят в дом проверку. — Но зачем? — А что вам скрывать? Вы же законопослушные жители магической Британии. С точки зрения Министерства полутонов не бывает. Вы можете защищать свою жизнь и безопасность только одобренными Визенгамотом путями. — Действительно, — она села в кресло и откинула голову на спинку. — Дамблдор не оставил нам ничего,  кроме того, что рассказал. Но это – крупицы. И где кольцо? Ладно, дневник уничтожен, но у нас нет медальона, чаши, кольца, а об остальных мы вообще не имеем ни малейшего понятия. — Грейнджер, избавь меня от своих откровений, — язвительно бросаю, вновь пытаясь углубиться в чтение. — Зачем ты принял Метку? — скороговоркой спросила Грейнджер. — Потому что отвали. — Малфой, — почти рычит грязнокровка. — Грейнджер. — Какой ты… Не представляю, что он в тебе нашел. Меня словно током прошибает от ее слов. — Игрушку, — сухо констатирую я, приподнимая уголок губ и перелистывая затертую до мягкости страницу. — Ты упиваешься жалостью к себе, не так ли? — говорит Грейнджер, склонив голову набок. Волна ярости захлестывает меня, едва удерживаю маску спокойствия. Шиплю сквозь зубы: — Нет, Грейнджер, не упиваюсь. — Тебе просто нравится так думать, ты боишься признать реальность… — Да какую к Мордреду «реальность»? Какого драккла ты решила, что хоть что-то знаешь о наших отношениях? — достаю сигарету и оборачиваюсь в поиске огня. Неожиданно Грейнджер кидает мне свою палочку, ловлю ее, вопросительно приподнимая бровь. Грязнокровка передергивает плечами, а я подкуриваю от палочки и кладу ее на столик. — Ты не знаешь Гарри, Малфой. Он бы не сделал такого ради простого увлечения, коим ты намерен считать себя. Ты в курсе, каким было его детство, Малфой? У него ни-че-го не было, — по слогам говорит Грейнджер, смотря в стену перед собой. — И он считает, что никто не был до конца с ним искренен, только ты. А теперь он будет, как укушенный соплохвостом,  метаться, пытаясь вернуть твои чувства. — Да какие, к дракклам, чувства?.. — Думай, как тебе нравится, Малфой. Но ты еще пожалеешь, что не простил, — Грейнджер встает с кресла, поднимает со стола палочку и крутит в руках. — Война изменила Гарри. Теперь он готов пожертвовать дружбой ради тебя. Гарри стал… жестоким. Это приведет к непредвиденным последствиям. — Темный Лорд по сравнению с Поттером — пушистый котенок, — наигранно пугаюсь я, выкидывая окурок в камин. — Смотрю, ты любишь захламлять свой мозг ненужной информацией. — Пытаюсь понять твои мотивы. Мотивы. Как будто мне нужен Поттер, чтобы возглавить армию и захватить власть. Я фыркаю. — У меня их нет. Меня гоняют из стороны в сторону, не интересуясь, чего хочу я сам. Мой собственный отец шантажирует жизнью близких. То же самое делал Дамблдор. А Темный Лорд не прекращает поражать огромным словарным запасом, — саркастично заканчиваю я, поднимаясь на ноги. — А чего ты сам хочешь? Вытаскиваю из потайного кармана пиджака пачку сигарет и подкуриваю от горящей свечи. — Я? Я хочу хотя бы второй комплект одежды, — взмахиваю рукой в сторону брюк и пиджака, которые не имел возможности сменить, а только сдавал каждую ночь домовику на чистку. Затягиваюсь, игнорируя настойчивый взгляд. — Жить хочу, Грейнджер, как и вы все, — все-таки признаюсь, падая обратно в кресло и разглядывая вьющиеся струи дыма в свете камина. — Поэтому выбрал самую пагубную привычку, — кивнула она в сторону моей сигареты. Я не успел парировать, сказать, что плевать на мое здоровье и что вокруг полно людей, которые не побрезгуют убить меня. А сигареты… способ расслабиться, занять время, развеять пыльный запах помещения, создать иллюзию, что все вокруг – проще, чем кажется. В камине раздался треск, пламя полыхнуло зеленым, в огне материализовались две фигуры. Я подскочил в кресле, заметив Поттера, но замер, присмотревшись к брюнету, на котором повис будущий Герой Магической Британии. Затягиваюсь сигаретой, сжимаю зубы, выпуская дым из ноздрей, пытаясь унять отчаянно колотящееся сердце. — О, Малфой, — кивнул мне Крам, усаживая Поттера на диван напротив камина. — Что с ним? — встрепенулась Грейнджер, до этого внимательно вглядывающаяся мне в лицо. — Мы выпили, — заявил Поттер, пьяно улыбаясь. Я достаю еще одну сигарету, подкуриваю от тлеющего уголька и выбрасываю окурок. Выпускаю струю дыма, пытаясь не слушать пьяную речь Поттера. — С таким раскладом, — перебиваю его лепет о том, что они посетили Нурменгард, — Лорд скоро сам придет к тебе через этот самый камин. Крам молча разглядывает меня, Грейнджер сжала плечо друга, мешая встать. — Что, Малфой, подумал, что ты особенный? — язвительно интересуется Поттер, поднимаясь и стряхивая с себя руки подруги. — Да что ты, — я передернул плечами. — Где я и где Крам? Легендарный ловец сборной Болгарии более… почитаем, — затягиваюсь сигаретой, морщась от теплого дыма, терзающего легкие, — чем сын бывшего дипломата  с опороченной фамилией. О-о-о, Виктор может завербовать просто огромное количество пушечного мяса, Поттер. — Малфой, ты ничего не знаешь о моих приоритетах и не нужно делать вид, что это не так, — оборвал меня Крам, нахмурив брови. Я поднимаю руки в защитном жесте, отворачиваясь к посеревшему от пыли окну, по которому расползлись тонкие змейки начинающегося дождя. Ревность выедает меня, словно чьи-то острые когти царапают сердце, и мерзкий голос шепчет на ухо: «Ты – ничто. Это же святой Поттер. Он приманивает тебя, пытается облегчить будущую участь, не потому что ты ему нужен, а потому, что сдохнешь по его вине». — Все же, Поттер, я был о тебе лучшего мнения, — выплевываю я, выкидывая окурок в забытую кем-то чашку на комоде, разворачиваюсь и быстро покидаю комнату. К моему ужасу, Поттер рванул за мной. Не успеваю дойти до лестниц, как он хватает за плечо и дергает назад: — Я и без магии могу  тебя избить, Поттер, — шепчу сквозь зубы, отталкивая его. — Ну, так давай! Чего ты ждешь? Ты же так этого жаждешь в последнее время! — Поттер убрал руки, приближаясь. Замираю, смотря в полыхающие яростью глаза. Неужели Крам ему настолько дорог, что любое оскорбление его персоны так выводит из себя? Хмыкаю, пытаясь скрыть разочарование во взгляде. — Отвали, — пытаюсь уйти, но Поттер хватает меня и почти швыряет в стену. — Нет уж, Малфой. Я жду. — Ну что ж, — бросаю я, прежде чем размахнуться и ударить Поттера в челюсть. Он отшатывается, покачивая головой из стороны в сторону и небрежным жестом стирая выступившую на губе кровь. — Полегчало? — Нет, — кидаю я, сгибая и разгибая занывшие пальцы. — И не полегчает, — почти шепчет Поттер, приблизившись и облокотившись руками о стену за мной. — Хоть избей меня до полусмерти, это не избавит тебя от чувств. — Какое самомнение, — лениво тяну, внутренне сжавшись под взглядом Поттера, блуждающим по моему лицу. — Ну почему ты такая задница, Малфой? — спрашивает, касаясь губами щеки. — Это наследственное, — выдыхаю и замираю всем телом, почувствовав чужеродный запах, исходящий от Поттера. Запах черного перца и мускуса всколыхнул ненависть с новой силой. Отталкиваю Поттера, выплевывая: — Ты весь провонял им. Поттер ошарашено хлопает ресницами, тяжело опирается о стену и молчит, а я отворачиваюсь, продолжая подниматься по лестнице. Мордредов Крам, чем он ему приглянулся? Огромный шкаф с мордой мафиози, пальцы как сосиски. Воображение разыгралось не на шутку, подкидывая мне картины волосатых пальцев Крама на золотистой коже. Рычу, захлопывая дверь, размашистым шагом дохожу до столика и опрокидываю в себя виски в забытом с утра бокале. Теплая жидкость скользит по горлу, меня почти выворачивает, но я достаю последнюю сигарету и подкуриваю. Открываю окно и высовываюсь из него почти наполовину. Дождь хлещет по щекам, стекает отчего-то соленой водой по губам, вокруг так свежо и чисто, что мне хочется слиться со стихией и забыть обо всем. Злость сдавила грудь, сменяясь горьким отчаянием, – я слишком часто отталкивал Поттера. Неужели всё?.. *** Просыпаюсь от невыносимой боли в Метке. Сжимаю предплечье, переворачиваясь на спину. Кожа покрылась потом, меня выворачивает от боли. Закрываю глаза, пытаясь отвлечься, не позволить сумасшедшей силе Лорда вырвать меня из кровати. Я должен терпеть. Обязан. Раз, два, три, четыре… Считаю про себя, визуально представляя арабские и римские цифры, рисую их в своей фантазии, соотношу по цветам… Двадцать семь, двадцать восемь… Боль сокрушает, рвет жилы хуже, чем Круцио, потому что я могу видеть… Восемьдесят три, восемьдесят четыре… Меня раздражает свет луны, выглянувшей из-за облаков, он режет глаза. О Мордред, как больно… Сто пятьдесят, сто пятьдесят один, сто пятьдесят два… Когда же это кончится, что ему от меня нужно?.. Двести пять, двести шесть… Вскакиваю, не желая закрывать глаза, потому что тогда боль накатывает сильнее, окутывает веки красным маревом, щипцами вытягивает внутренности. Хватаюсь за пыльную штору, пытаюсь укрыться от света,  рвотные позывы сокрушают, тяжело дышу и снова дергаю. Ну, давай же, соплохвоста тебе в задницу, давай! Петли на шторе рвутся, она пыльной кучей падает к ногам, свет уличных фонарей хлещет по глазам словно плетью. Отшатываюсь, с трудом доходя до второй шторы. Хоть немного, капельку темноты… О Мерлин, за что? Разве можно страдать так? Лучше Круцио, лучше пусть мои сломанные ребра рвут легкие, не давая дышать, лучше тонуть в чужой холодной крови. Прошу… Штора поддается натиску ослабевших и дрожащих пальцев, тяжело валюсь на пол, прячась в кусочке темноты, прижимаюсь лицом к стене. Плотная жаккардовая ткань мокнет от пота. Глотаю ртом воздух, а боль никуда не уходит. Двести девять, двести десять, двести… Словно тысячи игл вонзили в голову, превращая мозг в кашу. Зелье… Обезболивающее, оно должно помочь. Почему я не попросил его у Снейпа? Решил, что я настолько безразличен Лорду? Приступ ярости на себя дает сил  подскочить, начать судорожно рыться в серванте, отбрасывая пустые, запыленные склянки. Ничего. Я перерываю комод, книжные полки, но чем мне помогут эти бессмысленные куски бумаги? Стекло хрустит под ногами, легкая пульсация  в стопах сопровождает каждый шаг. Сколько прошло? Минута? Вечность? Почему Лорд так долго призывает меня? — Я пешка, мой Лорд. Просто пешка, — шепчу, забираясь на кровать, слепну от яркой вспышки боли. Метка – она чужеродна, но под пальцами такая же гладкая, как и остальная кожа, впиваюсь в неё ногтями, скребу, прикусывая уголок подушки, чтобы не закричать. В голове словно выжигают раскаленным прутом мою полную родословную. Сколько можно… Сползаю с кровати, дрожащими пальцами нащупываю на полу стекло от разбитого флакона, щурю глаза, пытаясь унять усиливающуюся от света боль. Режу впитавшуюся в кожу Метку. Это не больно, легкое касание, как кончиком пера провести. Снять ее. Да, ведь она не могла въесться в кость. Боль оглушает, стучит набатом в голове, пот течет по лицу, падая каплями с носа на окровавленную руку. Я режу, не отрывая глаз от расходящихся под куском стекла слоев кожи. Легче не становится. С полузадушенным стоном отбрасываю от себя стекло. Меня пробирает озноб и я, оскальзываясь в собственной крови, перебираюсь на кровать, сворачиваюсь в клубок и лелею исполосованную порезами руку у груди. — Хватит, хватит, хватит… — шепчу, а покрывало мокнет от нескончаемого потока слез, запахи заброшенного дома становятся резче, с трудом сдерживаю рвоту. Как же больно… Боль выворачивает наизнанку, свешиваюсь с края кровати, меня рвет, мучительный спазм пронзает голодный желудок, резкий вкус желчи во рту вызывает все новые рвотные позывы. Задыхаюсь от кислого запаха, сплевываю, поднимаясь, на трясущихся ногах дохожу до окна, почти с легкостью открывая его. О Мерлин, отчего так светло? Глоток свежего воздуха немного утихомиривает боль, но она быстро возвращается, резким толчком опрокидывая меня на деревянный подоконник. Дождь бьет по голове, словно камнями, нет сил отпрянуть, страшно делать резкие движения. Открываю глаза, сквозь пелену слез различая каменную кладку под окнами. Третий этаж, если головой вниз, то почти мгновенная смерть. Это не может быть хуже того, что я испытываю. Дрожащими пальцами хватаюсь за оконную раму, последним усилием пытаясь вытолкнуть себя из пропахшего плесенью ада. Горячие пальцы смыкаются на запястье, тянут назад, я глотаю ртом воздух, чувствуя пустоту в голове. Боль ушла. Оборачиваюсь, замечая перекошенное от страха лицо Поттера, он привлекает меня к себе, сжимает в объятьях. — Пожалуйста, Драко, не делай этого. Уходи, если хочешь, но не делай этого, — он шепчет, целует в волосы, обдавая ароматом кофе и банного мыла. Я трясусь в его руках, пытаясь вырваться, в стопах скопилась острая, рваная боль, невыносимый запах вокруг щекочет ноздри. — Метка, — шепчу я и понимаю, что сорвал голос. Поттер хватает левое предплечье, смотрит на свет, в его глазах ужас. — Пошли, — он тянет меня прочь из комнаты, и я плетусь за ним. Потому что пока он держит меня за руку, эта сумасшедшая боль не посмеет вернуться. — Зачем ты запер дверь? Идиот, — ругается он, усаживая меня на край постели и отпуская руку. Боль. Как будто я вечность падал с Астрономической башни, ветер срывал с меня пласты кожи, и в момент, когда я думал, что умер, упал на раскаленные угли, обжигая оголенные нервы. Поттер кидается обратно, сжимает мои пальцы. Боль уходит, сознание проясняется. — Не кричи, — испугано просит он, убирая волосы с лица. Но я ведь не кричал… Так ведь? — Я никуда не уйду, — заверяет он. — Кричер! С громким хлопком рядом возникает домовик, а я пытаюсь согнать пелену слез с глаз, растерянно моргаю, разглядывая парящие снитчи на пижамных штанах Поттера. — Найди Снейпа, пусть даст какое-нибудь Заживляющее и Обезболивающее.  Поттер подхватывает меня, поднимает на руки, я слабо сопротивляюсь, пытаюсь сказать, чтобы он оставил меня на месте, но нет ни голоса, ни сил сопротивляться. Не убирая пальцев от моей кожи, Поттер расстегивает заляпанную кровью и рвотой рубашку, а я смотрю в зеркало позади него, испытывая жгучий стыд за свой внешний вид. Невыносимо страшно, что боль вернется, поэтому я стоически терплю все манипуляции Поттера с моим телом. — Выливай, — чеканит он, а я закрываю глаза, понимая, что выпадаю за границы действительности, не осознавая, что происходит вокруг. Переступаю через бортик ванной, погружаюсь в пропахшую зельями воду, Поттер поглаживает мое запястье, смывает кровь с рук, промывает раны. Скользит пальцами по коже, от его прикосновений по затылку бегут мурашки. — Потерпи, — просит он, заклинанием вынимая из моих стоп осколки. Заживающие раны жутко чешутся, но Поттер отводит мою руку от них и качает головой. Опускаю голову, рассматривая рябь на воде. — Зачем ты это сделал? — спрашивает он, выливая мне на голову воду из кувшина. Она стекает по лицу, смывая размазанные слезы и кровь. — Мне было больно, — хриплю в ответ. Поттер отставляет кувшин, поглаживая одной рукой затылок, тянется к шампуню, пытается открыть его зубами, но я выдираю его из рук. — Я сам. — Ну уж нет, — почти злобно бросает Поттер, протягивая мокрую ладонь. Между его бровей залегла морщинка, он так обеспокоенно смотрит. Прикусываю губу, наливая шампунь ему в ладонь. Поттер улыбается, наносит шампунь мне на волосы, массирует голову, продолжая другой рукой сжимать заднюю сторону шеи. По телу бродит истома от его горячих рук, струек теплой воды, стекающих по коже, пальцев на щеке. Зелье залечивает мои раны, я почти не шевелюсь и изредка вздыхаю, позволяя Поттеру вымыть себя. Громкий грохот заставляет подскочить и обернуться в поиске источника. — Это боггарт под раковиной, — отмахивается Поттер. — Кажется. Он вытирает меня полотенцем, убирает волосы со лба, целует, спускаясь к скулам. — Теперь ты пахнешь намного лучше, — говорит он, улыбаясь. — Трахать будет приятней? — выплевываю я, отшатываясь. Не чувствую его тепла и расслабленно выдыхаю, понимая, что избавился от этой странной зависимости. Или Лорд утомился ожидать меня. — Ненавижу тебя… — шепчет Поттер. — Знаю. — Почему ты думаешь обо мне так? — спрашивает он.  Я не думаю так. Просто пытаюсь сделать больно, чтобы ты понял. Только отчего-то больно мне. Плотнее запахиваю полотенце на бедрах, чувствуя на себе шальной взгляд. Кошусь на Поттера, пижамная рубашка промокла и прилипла к груди, волосы такие, словно к ним никогда не прикасалась расческа, закусанная, но трясущаяся губа, выдающая его чувства. — Я хотел отдать тебе это, — говорит он, вынимая из пижамных штанов черную волшебную палочку с витой рукояткой. — Потому и зашел… — он протягивает ее мне и передергивает плечом, отвечая на вопросительный взгляд: — Купил в Болгарии. Она не зарегистрирована, и тебя не отследят. — Хорошо, — говорю вместо благодарности и забираю палочку. Слабое тепло растекается по ладони. Киваю, прохожу мимо Поттера, задевая плечом, и выхожу за дверь. Меня трясет, а сердце сладко бьется в груди от остаточного ощущения губ Поттера на щеке, его горячих руках в мыле, бродивших по коже. Мордредова гордость, не дающая покоя. Чувство, что я беспросветный идиот, крепнет.