Бегущий в Азкабан

Аппарационная воронка выносит нас к воротам особняка Гойлов, и я отшатываюсь от Поттера, собрав все силы в кулак. Он светловолос и худ, словно Луна в мужской ипостаси. Улыбается, отворачиваясь и рассматривая стоящий перед нами дом. — Очень… — Поттер замялся, — мило. — О да. Сад зарос сорняками выше головы, на глади озера, занимавшего большую часть огороженного участка, расползлись черные пятна тины и водорослей, весь берег оказался покрыт камышом. Только трехэтажный каменный дом оказался неподвластен зелени, окружавшей его. Камни даже не обросли мхом, как это бывало в Малфой-мэноре с подветренной стороны. — Я тебе нужен? — голос Поттера отвлекает от изучения территории, и я ошарашенно смотрю на него. Мордред, сколько раз он готов спрашивать? — Я не об этом, — успокаивает, правильно истолковав взгляд и горько ухмыляясь. — Ты доступно объяснил. Мерлин, как у него выходит говорить с такой безнадежностью в голосе? — Нет, я справлюсь, — говорю, едва разлепив сжатые губы. — Тогда возьми. Поттер протянул маленький шарик размером с ноготь. — Вставь в ухо. У меня такой же. Так мы сможем слышать, что происходит вокруг, — твердо сказал он, открывая ворота и замирая, не сделав и шага. — Зови, если что. Киваю, испытывая легкий дискомфорт от вставленного шарика в ухо, и прохожу сквозь защиту дома. Возникнувший рядом домовик поклонился, протягивая мне свою лапку. Прежде чем взяться за нее, накидываю на дом и прилегающие к нему угодья Гоменум Ревелио. — Хозяйка дома одна, мистер Малфой, — угодливо говорит домовик. Как будто я лишился рассудка и стал верить на слово тем, кто дал магическую клятву о вечном служении. Но заклинание подтверждает слова домовика, и мне приходится сжать длинные пальцы, перемещаясь внутрь дома. *** Изысканная люстра под потолком сияет начищенными подвесками. Свет, бьющий в решетчатое окно, греет спину. Но хозяйка не под стать зала — старая рухлядь, способная только на то, чтобы поддерживать светский разговор. К моему глубочайшему неудовольствию, только таким разговором я способен выведать нужную информацию. — Миссис Гойл, у вас прекрасный чай, — приподнимаю украшенную красными кленовыми листьями чашку и блаженно улыбаюсь от мягкого запаха исходящего паром напитка. — Спасибо, милый. Он особенно хорош, когда созревает медуница, — рассеяно пробормотала леди Лукинда, небрежным движением стряхивая с расшитого золотом платья несуществующие пылинки. — Вы её добавляете в чай? — Нет, какой дурак будет есть бифштекс из каппы? — она поднимает на меня слегка расфокусированный взор. Я, нервничая, медленно отставляю чашку на парящий поднос. — Миссис Гойл, вы в порядке? Она дергает головой, поднимаясь и отчаянно срывая с себя декоративное жабо, расстегивая пуговицы на платье и обнажая обвислую грудь. Ужаснувшись, закрываю глаза и кричу: — Миссис Гойл, вы неправильно поняли мои мотивы! Она не обращает на меня внимания, оставаясь только в юбках и чепчике, садится на кофейный столик, стягивая с ноги, увитой фиолетовыми венами, чулок. Мерзость какая. — Тебя насилуют, что ли? — вздрагиваю от голоса Поттера. Оборачиваюсь, не сразу вспоминая, что к чему. — Всё в порядке, — чеканю, бросая в камин летучий порох, и ныряю в него головой. — Приемная Св. Мунго, добрый вечер. — Все нормально и поэтому ты отправился в Мунго?! — рыкнул мне в ухо Поттер, заставляя поморщиться. — Пришлите личного доктора миссис Гойл. — Миссис Гойл жива? — бездушным голосом спрашивает медиведьма, даже не посмотрев в мою сторону. — Меня это тоже интересует. — Конечно, она жива, просто помутнение рассудка! — рявкаю я на них обоих. — Доктор Шакпи скоро прибудет. Откройте камин. Я вытаскиваю голову, головокружение сменяется тошнотой, стоит краем глаза заметить миссис Гойл полностью обнаженной. О-о-о, она оставила чепчик. Как предусмотрительно. До самого прихода колдомедика не отрываю взгляда от окна, за которым вдалеке маячит замолчавший после моего крика Поттер. Доктор явился, когда танец миссис Гойл перешел на одиночный арочный проход. Сутулый, с мелкими пигментными пятнами на лысой макушке, он напоминает крупного домовика. — Добрый вечер, миссис Гойл. Зачем вы сняли свое чудное платье? Оно прекрасно на вас смотрится, я уверен, — не прекращая сюсюкать, он пожимает мою руку, легко кивнув. Миссис Гойл притихла, замерла в каком-то невероятном па. — Что с ней? — спрашиваю колдомедика, пока тот вынимает из саквояжа фиалы. — Старческая деменция, атрофия мозга, — он приподнял уголок губ. — Вы не знали? — Она… не моя родственница. — Я знаю, что вы не ее родственник, мистер Малфой. Мне потребовались все силы, чтобы не застонать в голос. Я, сумасшедший идиот, не сменил внешность! — Хотя, может, и были, поколений пять назад, — тем временем продолжил колдомедик. — До того, как началось кровосмешение. Мой учитель, да упокой Мерлин его магию, был доктором семьи Гойл еще при Лизе. Странная была женщина, смею заметить. Она выдала дочь за родного племянника, — Шакпи игриво вскинул бровь, вытирая морщинистые руки каким-то зельем. — И завещала всем делать так же. От союза первых несчастных детей родилась миссис Лукинда Гойл, которая, сейчас сверкая голыми щиколотками, наливает чай. А он не так прост. Имеет неоднозначное мнение насчет магии, кровосмешения. И пусть будет хоть тысячу раз лекарем матери Пожирателя, не откажется от вознаграждения за мою голову. Я кидаю взгляд в сторону окна, за которым остался Поттер — еще одна моя фатальная ошибка! — и говорю, решив не раскланиваться и не тратить время на попытку поддерживать разговор: — И что вам нужно? — Перепиши её имущество на меня, — сразу поняв, сказал Шакпи. — Она сейчас подпишет все что угодно. Я слишком часто видел ее голой, чтоб довольствоваться мизерными выплатами. — Или что? — Или я сдам тебя Темному Лорду, конечно же, — он ухмыльнулся. Я подавился воздухом. Лорду, а не Визенгамоту. — Вы можете меня сдать, получив желаемое. — Давай договоримся, парень. Я обладаю некой информацией, которая заинтересует тебя, — он кивает, заметив мое волнение. — Но я хочу избежать последствий и, желательно, где-то за пределами Европы. Если брать сухой расчет — Визенгамот будет ко мне более благосклонен. Но я не способен сделать то, что он требует. Зато, по крайней мере, я могу отстрочить посещение Лорда. — Я слушаю. — Сначала деньги. Потом информация. — Уходи, Драко, — послышался испуганный голос Поттера. — Авада Кедавра! — басовитый голос грянул в ухо, и я вздрогнул. Сердце гулко застучало о ребра. — Поттер, — шепчу, сжимая палочку и кидая быстрый взгляд на улицу. Он исчез. Нет. Нет, нет, нет. — Что? — удивленно вопрошает Шакпи, не поворачиваясь и продолжая капать пурпурное зелье в бокал с водой. — Пожиратели, — шепот в ухо. — Уходи через камин. Площадь Гриммо, 12. Мой идиотизм сегодня бьет все рекорды. Этот старый гад сдал меня, удерживая волнующей темой. — С чего вы взяли, что я могу вам помочь? — спрашиваю, делая медленные шаги в сторону двери и накладывая на себя Маскирующее. — Ты знаешь, потому что ты — Малфой, — нервно отчеканил Шакли, видимо, понимая, что подкрепление прибыло, хотя в комнату и не проникло ни звука. Зато в моей голове каждый выкрик, каждый шелест и треск под ногами. Беллатриса и Сивый. — Бесспорно, я — Малфой. Конфундус. Шакпи вздрогнул, выронив флакон, отчего миссис Гойл испуганно запричитала. — Такие грязнокровки, как ты, постоянно забывают о существовании магии, — выплевываю я, накладывая Обливиейт. — Ты пришел по вызову домовика Лукинды Гойл, дал успокоительное зелье, посмотрел на ее голые ступни и все, — произношу я. Обрываю заклятье и, не особо разбираясь, стираю миссис Гойл память и направляюсь к выходу. Минута, не больше, звенящей тишины внутри дома, пока я искал дверь, выводящую на задний двор. — Авада Кедавра! — почти падаю ничком на землю, не сразу понимая, что выкрик был внутри головы. — Поттер, мать твою, где ты? — шиплю, подскакивая и огибая дом. Беллатриса, едва завидев меня, швырнула Круцио, от которого я увернулся, кидая в неё Парализующим. — Найди его, Фенрир, — почти завизжала она на старого оборотня, застывшего в нескольких метрах от нас около высеченной из камня статуи. — Я разберусь, — протянула Беллатриса, кровожадно улыбаясь. — Уходи. — Деффиндо! — Щенок! — рассмеялась Беллатриса, отбрасывая мое заклинание щитом. — Круцио! Пришлось увильнуть в сторону, кидая взгляды в сторону поросшего камышом озера, где, судя по треску в ухе, скрывался Поттер. — За тобой идет Сивый, — шепчу, надеясь, что он услышит меня. — Что ты сказал? — лениво поинтересовалась тетка. — Редукто! Земля под ногами Беллатрисы взметнулась, расшвыривая черные куски вокруг, и я, воспользовавшись моментом, метнулся в сторону берега. — Здесь Поттер! — раздался рык Сивого чуть левее, и я рванул туда. В ухе слышен звук рвущейся ткани и испуганный вскрик. Ломлюсь сквозь слегка примятый камыш, слыша душераздирающие крики Поттера внутри головы и вокруг. Но не могу его найти, кидаясь то в одну, то в другую сторону, натыкаясь то на отражающую солнце водную гладь, то на развороченную моим заклятьем землю у дома Гойлов. Я проваливаюсь почти по колено в холодную воду, обломки камыша царапают лодыжку. Замираю, понимая, что Поттер замолк. — Гарри? — голос дрожит, и я, вытащив ногу из илистого дна, зову его: — Гарри! Второй раз за день Поттер умирает в моем сознании. Ну, давай же, ответь. На меня словно рушится скала, отбрасывая силой удара в бок. Падаю, спину и затылок опаляют царапинами впившиеся в кожу обломки камыша. Волосы мокнут, вода заливается в уши, и дыхание Поттера, прорвавшееся сквозь тишину, вновь затихло, на этот раз окончательно. Дрожу от страха, услышав громкий хруст ломающихся под тяжелыми ботинками камышей. Пытаюсь подняться, нащупывая выпавшую из пальцев волшебную палочку, понимая, что не справлюсь с Сивым в рукопашной борьбе. Мне лишь попадаются куски сломанного камыша, плавающие в луже, в которую я упал. Сивый подходит ближе и наклоняется, выдыхая тухлым дыханием на ухо: — Думал, я тебя не узнаю? Просто не подумал, что он предпочтет меня Поттеру. Фенрир, криво ухмыльнувшись, хватает меня за плечи, опрокидывает на спину и склоняется надо мной. Руки свело болью от сильного захвата, Сивый облизывает клыки, не замечая попыток вырваться. — Ты пахнешь так сладко, — он проводит скользким языком по щеке и меня парализует от страха.— Все Малфойчики так пахнут, — рычит он сквозь зубы и наклоняется, слушая мое сердце. — Думал обмануть. Но зверя не обманешь, — улыбается он и резким движением приникает к моей шее. Ее опаляет резкой болью, я кричу, но все равно слышу, как хрустит разрываемая клыками кожа. Становится нечем дышать, каждый вдох — глоток крови, скользящей по горлу и проникающей в легкие. Больно, о Мерлин, как же больно. Не могу сказать ни слова, давлюсь и кашляю, ощущая на языке металлический привкус и пытаясь наслать невербальное Жалящее на Фенрира. Он отрывается от шеи, вытирая рукавом старой мантии губы от крови. Мстительно улыбается, заламывая мне руки за спину. Выгибаюсь, краем уха слыша жуткий хруст, и острая боль вспышкой пронзает сознание — он сломал мне руку! Я скулю, захлебываюсь, изгибаясь в спине. Пытаюсь сделать болезненный захват легче, подчиняясь, только пусть прекратит гнуть сломанную конечность. Его желтые глаза светятся восторгом, а я задыхаюсь, мечтая прикрыть рану, словно это поможет. По груди, пропитывая рубашку, течет горячая кровь. Сивый хватает меня за волосы, заставляя выгибать шею, я кашляю и не могу вздохнуть. Он слизывает кровь с шеи и подбородка и шепчет: — Но ты слабый. А мне не нужны слабые волки… Быстро. Прошу тебя, Мерлин, позволь умереть быстро! — Авада Кедавра! Фенрир рухнул мне на грудь, ударом выбив кровь из легких и наполняя ей рот. Перед глазами пляшут цветные точки. Кто-то столкнул с меня Сивого, и я задыхаюсь от боли, когда его тяжелое тело приземляется на сломанную руку. — Драко, — слышу я голос Поттера над собой. — Драко, ты жив? Не закрывай глаза! — приказывает он. Я слушаюсь, но боль оглушает, а в глазах пестрят пятна, голова нестерпимо кружится. — Идиот, Малфой, какой же ты идиот! Почему ты не ушел?! — его голос срывается. — Открой глаза! Драко, прошу тебя, открой глаза, — Поттер умоляет, кричит, прижимая руку к шее. Мне хочется открыть глаза и попросить заткнуться, потому что от его криков в груди словно взорвался котел с гноем бубонтюбера. Но темнота накрывает тяжелым и почти знакомым одеялом, заглушает звуки, отдаляет от остального мира. Дарит драгоценное спокойствие.