Бегущий в Азкабан

Удобно, так хорошо и тепло и сил нет вернуться обратно. Где Лорд хозяйничает в родном доме, где моя семья не вместе, а разбросаны, как гости по домам с чужими, пусть и отчасти, людьми. Друзья оказались врагами, а я сам стал убийцей. Здесь лучше. Ты уж прости, Поттер, твои губы сладки, пусть и имеют привкус крови. Я всегда дрожу от каждого твоего прикосновения, схожу с ума от голоса, но здесь и вправду лучше. Ты шепчешь мое имя между выдохами… И яростно выкрикиваешь Непростительное, хотя голос дрожит. Не помню, когда это точно было… Кровь, о Мерлин, её слишком много и она теплая, стекает по коже, остывая, забирая из меня саму жизнь. Неужели он меня убил? Трясусь от страха, сдавленно дышу и неожиданно понимаю, что щекой прижимаюсь к накрахмаленной наволочке, в окне ярким оранжевым пятном горит на ночном небе умирающая луна. Полнолуние… Сивый укусил меня. Вздрагиваю, покрываюсь потом и дрожу. Меня бьет озноб, не могу решиться дотронуться до своей шеи. Если шрам, если это правда?! Испещренная шрамами кожа откликается жжением, когда я прикасаюсь к ней. Неестественно гладкие куски кожи, прерывающиеся очередной полоской шрама. Из груди вырывается полузадушенный всхлип, прижимаю ноги к груди, слезы текут из глаз, обжигая кожу. Всё реально. Меня укусил оборотень. — Малфой. Я вжался лицом в подушку, почти не дыша, паникуя, что Грейнджер услышит мои жалкие всхлипывания. Она позвала еще раз хриплым ото сна голосом, но я никак не отреагировал, вцепившись зубами в угол подушки, задушено, безмолвно плача. Я пропал. *** Брожу на границах сна и яви. Выныриваю из ужасов, наполненных звуком рвущейся плоти, криков Поттера, раз за разом, и моих собственных. В комнате тихо, только из-за стены доносятся приглушенный камнями разговор на повышенных тонах. Два мужчины, один точно Поттер. Второй, наверное, Уизли. Все рушится благодаря нашим стараниям, нашей скрытности и недоверию. Я не мог простить, в моих венах пузырился коктейль гордости и ревности, я ничего не желал изменить. Но я не ушёл, хотя в действительности мог, даже к тому же Нотту. Его дом защищён, если Тео послушал меня, темной магией, или магией крови, через которую почти невозможно пробраться. Хотя дом Блэков настоящий бастион, защищённый идеальной вязью щитов. Помимо министерской, древней защиты, тяжелейший купол заклятий, созданный моим предком. Но мне наплевать, я остаюсь здесь не поэтому. Здесь я рядом… Я даже изредка разговаривал с Грейнджер, которая часто отлавливала меня в библиотеке, когда у меня в комнате заканчивались книги. Я терпел Уизела, который любил прохаживаться на тему «Хорьков-Пожирателей» особенно громко, когда вечером они поднимались из гостиной в свои спальни и шествовали мимо моей двери. Радует, что Уизли жался к своей огромной семейке и почти постоянно пропадал там. Хотя нужно признать, что отчасти, но я его понимаю. Я курил, пил Кальвадос, Полли и Арманьяк и в целом был рад, что мои предки имели такой запас бренди. Потому что близость Поттера была обманкой, я не дотягивался до него сквозь собственноручно воздвигнутую стену, а боль в груди становилась всепожирающей, и только алкоголь помогал ее скрыть, а изредка и усиливал. Неизвестно, где Поттер прогуливался, пока я скрывался от всего мира в пропитавшейся туманами и сигаретным дымом комнате. Как легко обвинить кого-то в своих бедах. Словно бальзам на израненную душу — сделать вид, что ты невиновен. Хотя сердце обжигающе стучит и краснеют щёки от осознания, что ты всё-таки слишком много прегрешений перевешиваешь на других. Зато не нужно думать, что следовало поговорить с отцом начистоту, выбить у проклятых охранников и Визенгамота пропуск в Азкабан и спросить: «Что мне делать, отец?». И, несмотря на старания, я до сих пор уверен, что разочаровал его своим поступком. Метка… всего лишь рисунок, который не сравнится со свободой. Я — о, наивный — думал, что когда отец будет дома, я буду свободен. Сам себя загнал в угол, легковерный идиот. Люциус прав, я слишком похож на мать, поддаюсь чувствам, не просчитываю ходы. Стоило отказать, принять все обязанности, отвергнуть Лорда и остаться нейтральным. Не было бы приказов, женитьбы, Метки, убийств. И Поттера тоже бы не было. К сожалению, если бы его не было, я бы не понял, что так можно. Что иногда нужно быть сильным. Что иногда верный путь сложен, страшен и тернист. Что стоит знать, зачем тебе это — свобода, мир. Знать, ради чего ты готов отдать молодость и даже жизнь войне. Я пытался понять, для чего это делают другие, понимая, что на самом деле мне это ни черта не нужно. Поттер… Поттер мог сделать из меня шпиона, как намеревался сделать Дамблдор. Мог бросить разбираться со всем самому, в конце концов. Но он этого не сделал. Мерлин знает, что им движет. Любовь… слишком сладкое и невероятное слово в окружающей нас действительности. Грейнджер что-то бурчит себе под нос, накладывая Заглушающее на двери и удобней усаживаясь на диване. А я создаю полную иллюзию сна, не желая общаться с ней, объяснять причины своего поведения и тем более не хочу даже думать, что она слышала, как я плакал ночью. Дверь тихо скрипнула, я приоткрыл глаз, надеясь, что Поттер наконец-то пришел. Но это Снейп. Он хмурится, вынимая из широких карманов флаконы с зельем и выставляя их в ряд на прикроватный столик. — Он просыпался? — Один раз ночью, — отчеканила грязнокровка, и я мысленно дал ей пинка. — Спасибо, мисс Грейнджер. Вы свободны. — Да, директор. Она вышла, аккуратно прикрыв дверь. — Директор? — язвительно спрашиваю я, но из горла вырывается лишь тихое хрипение. Сердце гулко ударилось о ребра от страха. Подпрыгиваю на кровати, сажусь, кончиками пальцев прикасаясь к шее, пытаюсь говорить, но раздается лишь шепот, а все горло дерет от боли. — Хватит, мистер Малфой, вам нельзя разговаривать, — бросает Снейп, легонько ударяя ладонью по нижней челюсти, заставляя умолкнуть. — Вы сможете говорить, когда связки восстановятся. И прости за шрамы, — он махнул рукой в сторону шеи. — Я все же не колдомедик, — язвительно. — Простите, я вас не звал, — ядовито и почти беззвучно выплевываю я, но Снейп не смотрит в мою сторону, разглядывая наполненный темной жидкостью фиал на свет и капая в него густое зелье аквамаринового цвета. Мордред, как страшно. Опускаю голову, закутываясь в одеяло, как в кокон. — Теперь вы и слышать не хотите?! — злобно спрашивает Снейп, сдирая с моей головы одеяло и приподнимая лицо за подбородок. — Мерлин мой, какой ребенок, — его голос дрогнул, но он, держа за подбородок цепкими сухими пальцами, заставил откинуть голову назад и влил в горло вязкое зелье. Словно мед со вкусом ментола скользнул по горлу, замораживая все ощущения. — Вы не сможете говорить один день. Ваши рука и ребра зажили, пока вы были без сознания, но прошу вас — никаких тяжестей в течение недели. Ребра? Неужели Фенрир переломал мне еще и ребра? — И вы не оборотень, но ваши вкусы или чувства могут измениться. Мясо с кровью, как у Уизли, — удивленно вскидываю бровь, пытаясь проглотить вязкую от зелья слюну, в горле будто встал ком. — Врожденная жестокость… Толкаю Снейпа в плечо и хмурю брови. — Не врожденная, конечно, — соглашается он с тем, что привел неверную формулировку. — Скорее сказать — паразитирующая жестокость. Она присуща также и оборотням, например, как Фенриру, да упокой Мерлин его жалкую душонку. Да прекратите меня дёргать! Разжимаю пальцы, выпуская широкий рукав сюртука, и поднимаю на Снейпа глаза, вздрагивая, увидев полный ярости взгляд. Просто мне нужно время, чтобы поверить в это! Мне снилось слишком много противоречивых вещей. — Поттер убил Фенрира, — подтвердил мои страхи Снейп. — Он же отправил ко мне Патронуса и делал вам искусственное дыхание и непрямой массаж сердца все время, пока я был в пути. Непрямой массаж сердца… звучит страшно. Рассеянно киваю сам себе, вспоминая вкус губ Поттера и его руки. Снейп хватает за подбородок, почти выплевывая в лицо полный гнева вопрос: — Какого драккла вы не ушли, мистер Малфой? Гриффиндорские замашки передаются воздушно-капельным путем, и вы заразились, скрываясь здесь? Мотаю головой, сцепив зубы и нахмурившись, в попытке скрыть слезы. Если от слизеринца меня отличает то, что я не захотел бросить Поттера в беде, в которую сам и затащил, то я не слизеринец больше. — Зачем? — сухо интересуется Снейп. Передергиваю плечами, не имея возможности объяснить. Лишь опускаю руку, прижимая ладонь к груди, пытаясь закрыть ту зияющую холодом и ужасом дыру. Невозможно объяснить словами и тем более жестом. О Мерлин, это так глупо. Рука безжизненно обвисла вдоль тела, а я лег на бок, зажимая одеяло между ног. Мне было плевать, что Снейп видит мою слабость и никчемность. После моей попытки объясниться, он лишь отшатнулся и задумчиво уставился в зеркало в растрескавшейся позолоте. — Они обладают… — Снейп замолчал, прижав палец к губам, — они обладают какой-то сумасшедшей притягательностью для таких, как мы. Таких, как мы? И кто «они»? — Выздоравливайте, мистер Малфой. Я больше не могу здесь находиться, я потребуюсь в школе. Мистер Уизли любезно согласился дежурить у вас после мисс Грейнджер. Через пару дней прекратить курс зелий, — он покрутил в руке кубок и протянул мне. Жидкость скользнула по горлу, высушивая язык каким-то посторонним зельем, примешанным в Кроветворное. — Но пока никаких разговоров и криков, — Снейп откинул упавшую на глаза челку, записывая что-то на клочке пергамента, прижатого к оконному стеклу. — Вас никто не услышит, а вы сделаете только хуже своим порванным связкам, удерживаемых силой заклинания, — он положил записку под один из флаконов. — Его обновлять нет необходимости. До свидания. — Профессор, — но за стремительным, словно порыв ветра, Снейпом уже закрылась дверь. И тут же отворилась, и я уже подумал, что смогу выспросить подробности у забывшего что-то Снейпа. Но в дверь вошел Уизел, едва заметно кивнул и сел на диван. Охрана, Мордред их раздери. Откидываюсь на подушки, прикрывая глаза, пытаясь не думать о злобно сопящем невежестве в своей комнате. Несколько томительных минут проходят в тишине, пока до меня не доходит простая до абсурдности мысль. — А где Поттер? — я опять шиплю. Поднимаюсь, оглядываясь в поиске волшебной палочки. Нахожу ее и кидаю в Уизела подушкой. — Чего тебе, Малфой? — злобно спрашивает он. А я уже черчу огненными буквами в воздухе вопрос. «Где Поттер?» — Скрывается у Сириуса в комнате, — нехотя отчитался Уизли. «Почему?» — от спешки буквы выходят корявыми. — Он плохо себя чувствует. И это нормальная реакция на убийство собственными руками, — отмахивается от меня Уизел. «Ты говорил ему это?» — Да, — мгновенно отвечает он и прищуривается, с подозрением смотря на меня: — А тебе вообще какое дело, Малфой, о моем отношении к Непростительным? «Вокруг война», — пишу, закатывая глаза от его беспросветной узколобости. — О да. Но это значит, — спасение жизни Пожирателей дело рук самих Пожирателей, — он даже вскочил, размахивая руками. — Гарри никогда бы не убил! Ты что-то сделал с ним. «А как же Лорд?» — Это другое… — Уизли даже едва заметно вздрогнул, — из-за пророчества. «Какого?» — Иди к черту, Малфой, я не буду тебе этого рассказывать. «А если бы вас…?» — вопрос завис в воздухе, Уизел прочел и покосился на меня, а я просто приложил палец к ране на шее. — «Нас» — это совершенно другое дело, — выплюнул он. — Двойные идеалы, — шепчу я, но горло пронзает боль. Морщусь, поднимаясь с кровати, расслабленно подходя к гардеробу, в котором на медных плечиках развешена новая одежда. Надеваю брюки, жаккардовый жилет поверх рубашки, накладываю на шею Маскирующее. Мне не хватает сил посмотреть в зеркало. Я вынимаю из-под пузырька с почти черным зельем записку от Снейпа, но пергамент остается чист. Верчу его в руках, пытаясь вспомнить, видел ли я чернила на металлическом пере. В каком-то отчаянном порыве прижимаю клочок пергамента к стеклу. Солнце просвечивает сквозь него, перекручиваясь и превращаясь в буквы: «Один раз в день, чайная ложка, утром. Это зелье со временем избавит от последствий, оставленных Сивым. Пока ты был без сознания, я даже неосознанно перехватывал потоки твоих мыслей и образов. У оборотня голова работает по-иному, и возможно, что в полнолуние так или иначе твоё сознание может открыться любому магу, сколько бы нещадно скудны ни были бы его познания в окклюменции. Одного мы такого знаем. Береги себя и не смотри в глаза кому попало». Твою мать. Лучше бы у меня был весь комплект, чем такая неприглядная альтернатива. Я смотрю в окно, отстраненно наблюдая, как в нашу сторону плывут тяжелые грозовые облака, грозя скрыть солнце. Не смотреть Поттеру в глаза… Сниму с него очки. В конце концов, должен же я с ним увидеться. — Далеко собрался? — окликает Уизел, стоя у бюро и не оборачиваясь. Черчу в воздухе ответ, но он даже не повернул головы. Пришлось кинуть в него Жалящее. — Ах ты хорёчья рожа, — прошипел он, схватившись за бедро. Демонстрирую ему ответ: «Ты свободен». — Тебя забыл спросить, — зарычал Уизли. «Тебе подарить одежду, чтоб понятнее?» — Ах ты же, с-су…— его речь заглушила хлопнувшая дверь. Посылаю за спину заклинание, представляя во всех красках, как Уизли краснеет, сжимает от ненависти кулаки, рассматривая гаснущую надпись: «Зря отказываешься». Оглядываюсь. Интересно, комната Сириуса Блэка не та ли самая, в которой жил сам Поттер? Я подхожу к его спальне, дверь открыта настежь, на полу валяется всё та же куча вещей. На этом этаже остались только лоджия и спальни рыжего и будущей миссис Уизли. Закрываю дверь и поднимаюсь по лестнице на четвертый этаж. Две двери — Регулуса и Сириуса Блэков. Я лишь на миг замираю около дверей мертвых родственников, но делаю шаг и стучу. — Убирайтесь, — приглушенно говорит Поттер, а я толкаю дверь и вхожу, гордо вскинув подбородок. Но моего красивого появления никто не оценил. Поттер сидит на широком диване, руками зарывшись в волосы, и смотрит в пол. Свитки на полу, разномастные книги, постеры с мотоциклами на стенах. Отец прощал мне много вольностей, но подобного в комнате родового дома — никогда. Большая часть комнаты утопает в темноте, которую не может разбить свет одинокой свечи, парящей под сводчатым потолком, а окно за спиной Поттера закрыто шторами, слабо пропускающими неяркий дневной свет. Магия дома сменяет рисунок на потолке, показывая ночное небо, созвездия меняются местами, движутся, звезды гаснут и загораются вновь, их сменяют туманности, лиловыми, синими, бирюзовыми пушистыми пятнами разбивая непроглядную тьму бесконечности. Страшно красиво. Я опускаю голову, закрывая непроизвольно открывшийся от восторга рот, и подхожу к Поттеру. У его ног стоит несколько полупустых бутылок из-под бренди, бокал и ведро с растаявшим льдом. Развлекался, значит. От прикосновения к плечу Поттер испуганно сжимается, убирает руки от лица и поднимает взгляд. О Мерлин великий! Мука, страдание в его глазах затопили ледяной волной. Будто не Сивый умер, а сам Поттер: столько смертельного, почти трупного холода в этих глазах. Бровь и висок рассечены тремя шрамами, скрывающимися в волосах. Меня передергивает. Да, Поттер, покромсал старый оборотень нашу красоту. Мне хочется встряхнуть его, расколоть толстую корку льда во взгляде. — Поттер, — меня не слышно и я, едва касаясь, провожу пальцами по гладкому шраму. Поттер отпрянул, встревоженно смотря на меня, покачал головой. Идиот. «Не убивайся из-за этого куска дерьма», — вспыхнуло перед лицом Поттера, а он аж вздрогнул. — Ты не можешь говорить?.. Покачиваю головой, убирая от него руки. Не навещал, не рад меня видеть. О, Мерлин, я сорвался, рисковал своей жизнью и безопасностью, а он… Хватает меня за предплечья, наклоняя к себе, утыкается лицом в шею. Дергаюсь, как от удара, почувствовав жар на изуродованной коже. — Прости меня… прости, — в глазах Поттера блеснули слезы, и задрожал голос. Несколько раз, благодаря Поттеру, я закрывал глаза в готовности умереть. Смиряясь с тем, что мои мечты — тщетны, надежды — разрушены, мир — мертв. Подобное состояние невероятно отрезвляет. А его присутствие, напротив, опьяняет, как крепленое вино, а я пытаюсь сбежать, не дать оплести, врасти в себя. И у меня совсем не получается. — Я должен был объяснить тебе, не дать выйти из дома. Обязан, — он разжимает пальцы, отпуская меня. — Я не подумал. Не думал, что ты пойдешь за мной… К щекам прилила кровь, отворачиваюсь, разглядывая древнюю карту какого-то острова на стене. — Я сломал тебе ребра. Вскидываю бровь. Нашел время вспомнить. Поттер между тем поднимает на меня взгляд и качает головой. — Не тогда. Ты перестал дышать, — его голос дрогнул, сорвался, мое сердце рухнуло вслед. — Я попытался делать искусственное дыхание, — в его голосе сталь и страх, он втянул голову в плечи и ссутулился. — Перестарался… Но ты дышал со мной! — он хватает меня за руку, поглаживая ладонь, рассматривает пальцы. И быстро, словно бы я попытался отдернуть руку, целует в середину ладони, опаляя дыханием, и отпускает, оставляя покалывание в кончиках пальцев. — Ты будешь прав, если никогда не простишь. Мордредов тугодум! Я ни в чем тебя не виню, даже в идиотизме, ты, чертов Герой, спас меня, мою жизнь и свободу, убил ради меня. О Мерлин, я никогда не думал, что это будет чем-то приятным, но Поттер, ради меня переступивший через все заветы Дамблдора и Ордена, — это то, что на самом деле сводит с ума. Он подскакивает с места в каком-то безумном броске, прижимается ко мне, рукой зарываясь в волосы, и шепчет: — Ты же чуть не умер… — рука на затылке скользнула к шее, а Поттер исступленно заговорил: — Никогда, никогда, Драко, слышишь? Если ты умрешь… — в его голосе слишком много боли, чтобы скрыть ее попыткой говорить серьезно, продолжая объяснять мне: — Боюсь представить миг, когда я пойму, что ты мертв и ничего не смогу сделать, не смогу спасти, не смогу вернуть. И я сдохну в мучениях, потому что твоя смерть — наибольший страх, который живет во мне, — он скользнул пальцами по спине и сделал шаг назад. Грудь и щеки затопил болезненный жар, захотелось, чтобы Поттер стоял безумно близко и говорил что угодно. Вечность. — Никогда не пытайся спасти мне жизнь. Я этого недостоин. В любом случае… Он замолчал и сел обратно на диван. И я чувствую, что он не сказал чего-то невероятно важного. Но лишь бесшумно открываю рот, понимая, что, будучи немым, я не смогу выудить из него это. Пытаюсь недовольно рычать и сажусь рядом, пожимая плечами. — Выпьем? — хрипло спрашивает он. Киваю, не желая отказывать вторично. Поттер робко сжимает мою руку и поднимается. — Не убегай. Почувствовав на лице взгляд, качаю головой. — А я вот не верю, — шепчет Поттер. — Что тебе принести? «Куда ты, мудак, собрался?» — Принесу тебе пижамку и глинтвейн… — он делает уморительно милое лицо, зажигая еще одну парящую под потолком свечу взмахом руки. «Сигарет», — возникает в воздухе. — Хорошо, — Поттер скрывается за дверью. Он возвращается быстро, кидает на диван желанную пачку сигарет. Надеюсь, горло не будет болеть. С зажатой в зубах сигаретой осматриваюсь вокруг в поиске отброшенной палочки, но Поттер щелкает возле носа пальцами и подносит огонь, горящий в руке. Отшатываюсь, в шоке смотря на него. Поттер хмыкает и подносит огонь ближе. — Я не обожгу, — заявляет он, не отрывая от меня взгляда, и я все же подкуриваю. Горло щиплет и режет от дыма, делаю глубокую затяжку, спрашивая на выдохе: — Давно у тебя такое? — раздается хрип, я кашляю, отмахиваясь. — Недавно. Книжек перечитал, — неожиданно отвечает он, смущаясь, присаживается рядом и взмахивает палочкой. Хрустальный бокал вылетел из открывшегося и тут же хлопнувшего дверью серванта и приземлился на кофейный столик, рядом с бутылкой Арманьяка. Поттер наливает нам выпить, а я немного расфокусированно смотрю в стену и напряженно курю. Поттер и беспалочковая магия. Телесная беспалочковая магия! Не просто открыть дверь, левитировать, взрывать что-то, — использовать себя как палочку. Поттер теперь может пить с помощью рук, если Агуаменти разучит. И, честно говоря, мне жутко завидно, потому что я смог выучить только Жалящее и некоторые из простейших. Мы пьем бренди, вкусом которого невозможно не восхищаться. Я перекатываю на языке обжигающую, пряную жидкость, расслабляясь. По сравнению с этим Арманьяком тот, что я выпил до нападения, — дешевое пойло. — Я нашел у Сириуса большую заначку, — рассказывает Поттер, подкладывая под спину думку и пряча взгляд. При упоминании моего дяди в голосе Поттера столько боли, что щемит сердце. — Думаю… — из горла вырывается тихий хрип, и я подвигаюсь к Поттеру, прижимаясь плечом. Я рядом. Путь сложно объяснить ненавязчивым касанием, дрожью, взглядом, что мне жаль Сириуса, жаль, что ты стал убийцей, жаль, что всё так сложно. За окном разбушевался ливень, комнату изредка навещают вспышки света и гром, еле слышимый сквозь Заглушающие. Свечи окрашивают все вокруг таинственными пятнами теней. Где мы? Комната мёртвого предка, приют для одиноких, убежище слабых? Наплевать. Мы рядом.