Бегущий в Азкабан

Аппарация выносит меня к воротам Малфой-мэнора. Я почти не дышу, стиснув зубы до скрежета, а в голове крутятся заветные слова, которые должны спасти, но, кажется, убьют. Лучше бы кто-нибудь стер мне память, чем самому. Попросить отца? Потому что нет идеального момента, чтобы вычеркнуть из своей памяти болезненное, искреннее откровение. Прижимаю ладонь к вензелям на замке, по телу проходит волна магии, и я выдыхаю, почти ослепленный её силой. Я уже успел отвыкнуть. Кованые ворота открываются, медленней, чем обычно, но мне плевать — всё равно не могу сделать шаг вперед. Просто стою и смотрю перед собой, на мокрую от дождя вымощенную камнем дорожку, окрашенную оранжевыми пятнами фонарей вдоль нее, на дом, в редких окнах которого мерцает свет. Гостиная, спальня, Лимонная комната, кабинет отца. Место, роднее которого не существует. Кто-то быстро сбегает по ступеням, направляясь ко мне. Свет скачет бликами по белоснежным длинным волосам, судорожно сжатым губам, напряженным плечам отца, а я делаю шаг назад, задыхаясь, пугаясь. Аппарировать обратно? Сбежать, но куда? И, в конце концов, зачем? Чтобы спасти душу? Мерлин, звучит жалко. — Сын, — неподдельная тревога в голосе отца пугает, он резким движением обхватывает меня за плечи, обнимая, прижимая к груди. Я замер, нерешительно положив руку ему на грудь, то ли желая оттолкнуть, то ли мечтая привлечь ближе. Он не обнимал меня несколько лет. От него пахнет алкоголем с теплой виноградной нотой, пряным, острым одеколоном и табаком. Мир может меняться сколько угодно, но его запах всегда сильный, обволакивающий, пробуждающий доверие и странную неуверенность. Похлопав меня по спине, он отодвинулся, заглядывая в лицо. — Пойдем в дом, — он осмотрел меня, откинул волосы с глаз, заправляя пряди за уши. — Тебе пора подстричься, — бросил, криво ухмыльнувшись, и потянул меня к мэнору, сжимая плечо сильными пальцами. — Постой, отец, — я замолк, понимая, что сейчас не подходящее время для разговора и тем более для того, чтобы войти внутрь. — Где Лорд? — Далеко. Вчера он отправился в Болгарию и планировал после навестить своих друзей в Австрии, — отец стряхнул с моей мантии несуществующую пылинку. — Обещал вернуться завтра утром. Сердце гулко ударило в ребра, сметая всю выдержку и настрой, — вдруг я смогу уйти, смогу убедить отца в своей бесполезности? — Нам нужно серьезно поговорить, — бросаю, не глядя на него и направляясь к дому. — Иначе бы ты не вернулся, не так ли? — спрашивает Люциус, последовав за мной и опустив на плечо тяжелую ладонь, вынуждая замедлить шаг. Я подчинился, глядя себе под ноги. Задумчиво обронил: — Это странно. — Что именно? — Что только она теперь может заставить нас нормально разговаривать, — поднимаю взгляд на двери главного входа, которые распахнулись, едва я взошёл на первую ступень. — Разве когда-то было иначе? — риторически. — Было, — говорю уверенно, беспокойно оглядываясь. Я дома. В носу защипало; быстро моргаю, пытаясь скрыть предательскую влажность глаз. Я дома, в самом деле. — Я рад, что ты вернулся, — отец было направился к себе, но замер, услышав мой ответ: — Жаль, что я не могу сказать того же. Холодные глаза, в которых просквозило беспокойство, ясно дали понять, что он понял. — Нам нужно поговорить, — я пытаюсь сообщить это твердо, но голос все равно сипнет от его ледяного взгляда. — Сегодня. Отец задумчиво посмотрел наверх и качнул головой, призывая следовать за ним. Мы поднялись по главной лестнице, и я с удивлением отметил, что дом оказался на редкость пустынным. Таким, каким он был до возрождения Лорда. Неугомонная в последние минуты, острая ностальгия пробирает до слабости в ногах и жжения в носу. Место, где я всегда был лучшим. Место, где я всегда любим. Место, которое я знаю лучше, чем самого себя. Мы миновали полумрак коридора, поднялись по скрытым за портретом ступеням на несколько этажей выше — отец зачем-то вел меня в Вишневый кабинет. Помещение полностью соответствует названию — глубокие кресла у широкого камина, обтянутые крашенной темно-малиновой кожей, стеллажи из темного дерева, заставленные резными фигурками диковинных зверей. Деревянный пол устлан бордовым ковром с густым ворсом. Комнату освещают огромные пурпурные свечи, парящие по углам комнаты и источающие дивный аромат дикой вишни. Мелкие блики их пламени скачут на обитых отполированным деревом стенах. Отец накладывает по периметру комнаты Заглушающее, и я не сдерживаю разочарованного вздоха: мы всё-таки не одни. Сажусь в предложенное кресло, нервно рассматривая отца, наполняющего стеклянный кубок вином у встроенного в стену бара. — Никогда не думал, что мой сын сбежит из дома, — задумчиво обронил он, левитируя ко мне кубок. Принимаю чашу с вином, с трудом произнося: — Никогда не думал, что отец сделает бастарда мне на замену. — Эридан не замена тебе! — рявкнул Люциус, едва не выплеснув коньяк мимо пузатого бокала. — Эридан? — я дерзко вскинул бровь, пытаясь скрыть промелькнувший испуг. Бастард, названный в явных традициях Блэков. — Удивительно, как легко она смирилась со своей участью, — цежу сквозь зубы. Отец подходит к камину, покачивая бокал в руке и разжигая взмахом палочки поленья. — Не легко. В отличие от тебя, она помнит, что для меня нет ничего важнее семьи. — Ты пытаешься уберечь наследие, прикрываясь патетичными целями, — выплевываю, едва удерживая рвущуюся наружу ярость. — Я много чего делаю, — устало говорит отец, не обращая внимания на грубость и глядя в огонь, — но не отказываюсь от своего сына даже под страхом смерти. Обиженно молчу, незряче смотря в разгорающееся в камине пламя. Всегда одно и то же — изящные и не лишенные меткости удары по моей совести. Я, дракклы его растащи, тоже так умею. — Ты забыл о родовом Непреложном обете, — бросаю язвительно, почти не разжимая зубов. — И сделал бастарда, опасаясь, что я не справлюсь с заданием твоего Лорда. — Прости, — негромко сказал отец, впервые посмотрев на меня прямым взглядом, не скрытым за непроницаемой маской легкой заинтересованности. — Это выглядит до умопомрачения странно, но всё не так, как ты думаешь. У меня не было иного выбора. Его слова душат. Я так ждал их, так мечтал и надеялся. — Но почему? Объясни, пожалуйста, — прошу, рассматривая его лицо в свете камина. За последние годы это первый раз, когда я вижу просто своего отца, без всех личин и масок, так плотно въевшихся в его сущность. — Не могу, — Люциус отвернулся, сделав глоток из бокала. — Я уверен, что ты обязательно поймешь сам. Разочарованно вздыхаю, откидываясь в кресле. Упрашивать отца бессмысленно, это я уяснил еще в раннем детстве. Меня сотрясает догадка: Лорд со всех взял Непреложный обет. Это значит, что будет очень сложно добраться до правды. — Раз ты вернулся, — тон отца стал деловым в считаные секунды, — значит, домыслы Пожирателей о том, что ты продался Ордену Феникса, пусты и лживы, — в воздухе повис неозвученный вопрос. — Не совсем. Есть кое-что, способное не понравится Лорду, — говорю тихо, опасаясь опустить взгляд от лепнины на потолке. — Что же? Слишком порывисто он задал вопрос, слишком заинтересованно. Не праздное любопытство. Возможно, я был прав в своих умозаключениях по поводу проклятья Уизли. — Неважно, — говорю напряжённо, делая глоток сладкого вина. — Мама сказала, что тебе нужна моя свадьба... — Не мне — стране. — Мерлин, — не могу сдержать пораженную улыбку, глядя на него. — Отец, с моим отсутствием в твоих фразах стало больше пустой величественности. — А твоё совершеннолетие интересно окрасило твою речь, — язвительно вымолвил он, упрекая. Ухмылка сползает с губ, горький комок в горле не может перебить даже вино. Зачем я вернулся? Только ли затем, чтобы получить ответы на многочисленные вопросы? Нет. Дабы увериться, что нужен отцу. Мерлин, никогда не исчезнет эта сумасшедшая потребность. Стоило ли ради этого предавать Поттера? Даже думать не хочу. — Я не хочу жениться, — произношу тихо. — Не сейчас. — Ты хочешь повторения прошлой войны? — лениво интересуется Люциус, садясь в соседнее кресло. — Нет, — пораженно отвечаю. — Конечно, нет, — воротит от самих воспоминаний о ней, отец с дедом позаботились о том, чтобы я был идеальным знатоком прошлого. Мы часами сидели в малой столовой, просматривая думосбор. Абракас Малфой повидал многое, и успел собрать немало чужих воспоминаний из других стран. Там было всё: пытки маглорожденных и маглов, сотни гниющих трупов на старинных улицах крупных городов. И сами города — полыхающие огнем дома с зияющими черными воронками кругом. Тысячи умирающих людей с полей сражений — не то, что ожидает увидеть ребенок, изучая Историю магии, но мне пришлось. Тошнота накатывает и сейчас, даже спустя десять лет. — Никто не пожелает повторения подобного. — Не будь так уверен, сын. У Лорда полно людей, которые скрыты нами, чистокровными, первым потоком Пожирателей, ставшими близким кругом, — отец стряхивает с брюк пылинки. — За нашей спиной головорезы и убийцы, для которых деньги и власть — единственная ценность, существующая в мире. Если не дать Лорду то, что он хочет, начнется Вторая магическая война, и она будет поистине ужасающа. Маглы не стоят на месте и если они узнают о нас... — отец задумался, невидяще смотря вперед и прижимая к губам бокал с коньяком. — Сомневаюсь, что многие чистокровные выживут. Меня бросает в дрожь от его потерянного взгляда, в одно мгновение пропал сильный Люциус Малфой. — При чем здесь моя свадьба? — я пытаюсь отвлечь его, вогнать в холодные глаза каплю живости. — Что ты знаешь о Леграндах? — спрашивает, возвращая лицу привычную маску вежливой заинтересованности. — Ветвь дома Капетингов. Считалась порочной до принятия Статута секретности. — Королевская кровь. — Ты уходишь от темы, отец. Он улыбнулся, грея бокал в руке. — Твой тон неоправдан. Как ты думаешь, кто придет на свадьбу к волшебнице из королевской династии? Долго думать не пришлось. — Все, — пораженно выдыхаю я. — Никогда, ни в одной стране захват власти в Министерстве магии не был столь скор, — отец откровенно упивался своими идеями. — И что вы задумали? — Тебя не должно это беспокоить, — отмахнулся он. — Это твой праздник, будешь наслаждаться заслуженным вниманием к своей персоне. Некоторое время молчу, переваривая полученную информацию. Ничего удивительного, на самом деле. Ни один чистокровный не захочет новой войны. Власти — да, но не войны. — Если сделаю так, как ты хочешь... — боюсь спрашивать и боюсь услышать ответ: — я смогу уйти? — Так и запланировано. Думаю, Лорд будет в хорошем расположении к нам, если всё пройдет удачно, и позволит тебе остаться во Франции с беременной женой. Ты сам виноват, что этот пункт еще не выполнен. Я приподнял бровь в притворном удивлении. Конечно, Аурель не забеременела. Меня переполняет жгучее, пряное удовольствие — я смогу уехать! Не буду служить Лорду! Наплевать, что власть в стране будет подчинена ему, это только еще один плюс — мне не придется добиваться этого, скрываясь во Франции. — Приглашения отправлю сам, — говорю негромко, подтверждая свою окончательную капитуляцию. — Нет. Миссис Легранд отдала мне список гостей из Британии, ими займусь я. Правда... — Что? — Будущая миссис Малфой желает пригласить Гарри Поттера, — протянул он, не отрывая от меня насмешливого взгляда. Легкие стянуло узлом, паника накатывает. Говорю еле слышно, удерживая на лице маску бесстрастности: — Не нужно. — Неужели он настолько туп, что явится на свадьбу Малфоя? — Без понятия, — говорю отрешенно. Потому что я не знаю, на что он способен. В момент, когда казалось, что я изучил его, он заставил разувериться в этом. — Теперь я хочу это увидеть, — отец прикусил губы, сдерживая смех. — Враг номер один Темного Лорда пришел поздравить новообразовавшуюся семью, — он вдруг задумался. — Это обезопасит тебя перед почитателями Дамблдора во Франции. — Мне это ничем не поможет. — Скажи спасибо Поттеру, благодаря которому я попался аврорам! — повысил голос отец. — Ты знаешь наше положение в магической Британии, — сквозь зубы. — Пока что твое незапятнанное имя во Франции — это всё, что я могу сделать. — Спасибо, — говорю тихо и делаю глоток вина. — Отправляйся к себе, — бросает отец, легко поднимаясь и подходя к бару. — Не выходи из своей комнаты, пока я тебе этого не скажу. Я прикажу домовикам следить за комнатой. — Ты решил запереть меня? — интересуюсь, пытаясь погасить праведный гнев. Я пожертвовал всем, сам пришел, а он хочет заточить меня в комнате как... как ребенка! — Нет, конечно, — он удивленно приподнял бровь. — Ты должен появиться перед Лордом только на собрании. Иначе весь план полетит под откос. Я задумался, покачивая кубок в руке и разглядывая розовые потеки на толстых стенках. — Да, мама говорила, что ты... завел новых друзей, — нашелся я, не решившись использовать формулировку «завербовал», несмотря на наложенные Заглушающие. — Они подтвердят, что ты был под Империо, — спокойно подтвердил он, делая глоток янтарной жидкости. — Спокойной ночи, сын. Поднимаюсь, отставляя кубок на квадратный столик у кресла. — Тебя не интересует, что со мной происходило всё это время? — спрашиваю, напряженно смотря в пол. — Ты с детства всё рассказывал сам, — в голосе слышится усмешка. — Не думаю, что ты просто так отказался от привычки. — Спасибо, отец. За то, что не полез в душу. За то, что не заставил унижаться, рассказывая всё. — Не забудь потренироваться в окклюменции перед сном. — Конечно, — сипло бросаю, открывая дверь. — Я рад, что ты вернулся, — в спину. Сжимаю зубы до скрежета и поворачиваю голову, напряженно улыбаясь. — Спокойной ночи, пап. Почти выбегаю из комнаты. Гулкие удары сердца о ребра сбивают горячечное дыхание, я едва не падаю с винтовой лестницы, ослепнув от черных точек перед глазами. Надежда, такая раскалённая, что сжигает внутренности, зародилась во мне. А также ледяной холод, заполняющий разум. Одна ночь. Одна ночь, чтобы помнить. Глупость какая. Даже если бы мне дали годы, хватило бы их, чтобы смириться? Ответ однозначен и горчит на языке: нет. Я бреду словно во сне, выхватывая затуманенным взором родные и наполненные живыми воспоминаниями уголки дома. Вид из окна на любимое озеро матери слегка отрезвляет — как бы ни хотелось, какой бы сладкой ни был вкус будущей свободы, путь к ней будет нелегким. Все страхи перечеркивает факт того, что я скину с себя бремя Пожирателя. Всего лишь потеряв немного воспоминаний, которые даже не наполнили бутыль из-под вина. Всего лишь... Вхожу в свою комнату, вдыхая привычный аромат сандалового дыма. Свечи вспыхивают, встречая хозяина, и я не могу сдержать улыбки. Мерлин мой, как же я скучал. Падаю на кровать лицом вниз, втягивая носом родной запах собственной постели. Почти сразу накатывает осознание: лучше бы затхлость и плесень. Потому что это значит, что где-то рядом Поттер. Горечь, подкатывающая к горлу, душит, я зову, повернув лицо в сторону: — Норри. — Молодой господин! — радостно откликается домовик. Явно ждал вызова. Сажусь на постели, расстегивая мантию. — Наполни ванну. — Конечно, хозяин! — лепечет он, почти бегом направляясь к двери в ванную комнату. — Не мельтеши, — рычу я, лениво вставая и скидывая с плеч мантию. Домовик резко остановился и принялся выкручивать себе уши, глядя на меня во все глаза. — Принеси мне чай и пепельницу. — Да, хозяин, — спокойней сказал он, исчезая с хлопком. Нужно успокоиться. Брожу по комнате, открывая шкафы и поглаживая отполированное дерево, щупаю полог над кроватью, пытаясь поверить, что это не сон. Я скинул надоевшую одежду, которую тут же подхватил Норри, говоря, что ванна готова. Никогда домовики не исполняли мои приказы с такой прыткостью. Опускаюсь в горячую воду, чувствуя запах виноградного масла. Мерлин мой, как же хорошо. Блаженное состояние сразу перебивается настойчивыми воспоминаниями, почти ожогами по уставшему подсознанию. Поттер, моющий мне волосы. Поттер, шепчущий на ухо всякие пошлости и наслаждающийся видом растекающегося по моим щекам румянца. Как я без него? Набираю воду в ладони, с исступлением умываясь, пытаясь заглушить предательские всхлипы, вырывающиеся из горла. В груди палящий жар, слезы текут по щекам, почти вою в голос, понимая, что поступил верно. Правильно. И больно... В порыве ярости выбираюсь из ванной, быстро обтираюсь полотенцем и натягиваю оставленные на скамье домовиком шелковые пижамные штаны. Кусаю губы, с трудом вдыхая через нос. Быстро моргаю, пытаясь согнать пелену слез, оглядываясь и не находя снятую одежду. — Норри! — пытаюсь скрыть осипший голос изрядной порцией ярости, клокочущей внутри. Слева раздался хлопок, я метнулся, хватая домовика за длинное ухо, и почти поднял в воздух, спрашивая: — Сигареты. Где? Домовик, почти плача, но не пытаясь вырваться, зашептал: — На комоде, хозяин. Всё на комоде. Пальцы разжались. Резко разворачиваюсь, замечая на комоде у окна маску Пожирателя, две волшебные палочки, помятую пачку сигарет, исходящую паром чашку с чаем и пепельницу. — Спасибо, — шепчу обреченно, вытаскивая сигарету и подкуривая от свечи в настенном подсвечнике. — Что-нибудь еще, мой хозяин? — боязливо спрашивает Норри. — Нет. Иди. Он с тихим хлопком исчез, а я наконец затянулся терпким дымом. Любимый мятный чай скользнул по горлу, но я не почувствовал вкуса, лишь запах. Замираю, незрячим взглядом вперившись в собственные пальцы, обхватившие ручку чашки. — Знаешь, что в тебе самое красивое? — вопрошает Поттер, пока мы сидим около аляповато разросшегося рододендрона в саду. И тут же говорит: — Твои пальцы — самые красивые из всех, что мне приходилось видеть. — Ты просто мало видел, — бросаю, пытаясь вырвать свою руку, но он притягивает ее к груди, заставляя перегнуться через подлокотник трансфигурированного кресла, и мягко целует подушечки, поглаживая тыльную сторону ладони. — Такие тонкие и длинные... — Бледные и худые, — вставляю, не в силах добавить яда в голос. Он резко и сильно кусает мизинец. Шиплю, выкручивая его руку, почти ломая пальцы, а Поттер лишь шепчет, морщась от боли: — Обманчиво слабые. Как ты сам. Идиот. И аллегории у тебя идиотские. Слишком резко отставляю чашку на низкий столик у окна, расплескивая содержимое. Никто меня так не любил. Никто и никогда. Едва успокоившаяся боль сжимает тисками грудь и голову. Покусываю сигаретный фильтр, втягивая в себя дым, едва не ломая сигарету дрожащими пальцами. Сколько можно горевать по тому, что уже потерял? Не потерял. В том-то всё и дело. Тушу сигарету о дно пепельницы, в два шага подхожу к гардеробу и распахиваю дверь. Стопки сложенных джемперов летят на пол, пока я ищу спрятанную еще на пятом курсе бутылку виски. Украл из бара, получил от отца, но так и не признался. Так и не выпил, а относить обратно посчитал глупым. На полу целая куча сметенных с полок вещей. Висящие на плечиках мантии последовали бы примеру галстуков, путающихся под ногами, словно змеи, если бы я рукой не задел что-то твердое в кармане одной из парадных мантий. Выуживаю бутылку на свет, переступаю через беспорядок на полу и озадаченно замираю, уставившись в зеркало. — Не говори так. Когда ты так порыкиваешь, кусая щеки и смотря на меня своими невообразимыми глазами, — Поттер провел кончиками пальцев по моей скуле и, резко сжав заднюю сторону шеи, притянул к себе, — я забываю, как дышать. И еще у меня встаёт. Криво ухмыляюсь, рассматривая своё худое, бледное, как полотно, лицо с тонкими губами. Ни внутри, ни снаружи меня нет ничего такого, что ты так страстно любил. В комнате опустошаю чашку заклинанием и наполняю виски. В груди словно копошится клубок ядовитых змей, не отказывающих себе в удовольствии отщипнуть от меня кусок. Выматывает противостояние разума с душой, выматывает эта бесцельная игра. Снитч поймали до того, как я сел на метлу. Приподнимаю чашку с алкоголем, тихо шепча: — За тебя, Поттер. Сделай их всех. И... прости. В несколько глотков осушаю чашку, морщусь от алкогольных паров, обжигающих носоглотку. Обессиленно прижимаюсь лбом к прохладному витражу окна. Сквозь него видно размытые, освещенные фонарями деревья, на ветвях которых скачут вороны, хрипло перекрикиваясь. Неудивительно, что в мэноре завелись падальщики. Уже не страшно. Пусть хоть выклевывают глаза убитых Лордом и его приспешниками людей, отрывают куски гниющего мяса, открывая взору белоснежные кости. Сейчас, кажется, ничто не способно меня напугать в полной мере. Ты обрёк меня, Поттер, на вечное безумие. Оно окружает, вплетаясь своими раскаленными ветвями в мою сущность. Это ты называешь любовью? Ты последний, кого я должен любить. И единственный. Мордред бы тебя побрал, Поттер! Знаешь, отчего мне так страшно сейчас, страшно произнести три слова, которые спасут меня? Потому что без этого проклятого жара будет невыносимо пусто! — Damnum, — шепчу, закрыв глаза и пытаясь слиться, врасти в витражный рисунок на холодном стекле. Может, хоть тогда я стану частью прекрасного. — Privatio. Голос исчезает, а я хватаю ртом воздух, пытаясь собраться с силами. Прости. Правда, прости, что так получилось. Я всё верну. Ты, главное, прости меня. — Ablatione, — быстро, чтобы не передумать. Выдыхаю, с трудом выталкивая сгустившийся воздух из саднящей груди. Ничего не происходит. И в момент, когда какая-то сумасшедшая радость и разочарование смешиваются в пряный коктейль, голову пронзает игла боли. Слепну от ярких пятен перед глазами, почти падаю на пол, пальцами скользнув по оконному стеклу в попытке удержаться. Один за другим шипы пронзают, вынуждая прикусывать губы, чтобы не закричать. Что происходит, Мерлин? Что-то горячее течет по лицу и шее, провожу рукой под ухом и с ужасом смотрю на свои окровавленные пальцы. — Отец... — тихо. Я не слышу себя, уши словно набиты ватой. Надрывно зову: — Папа! Пытаюсь подняться, но боль отбрасывает меня обратно, вынуждая сжиматься в комок в надежде, что она просто исчезнет. Из носа хлещет кровь, я пытаюсь зажать его пальцами и встать, но руки не слушаются. Кто-то переворачивает на спину, кровь льется в горло, оставляя мерзкий привкус и навевая страшные воспоминания, от которых череп просто разламывает на куски. Отец склоняется надо мной, его волосы прилипают к мокрой щеке. Он держит меня за затылок, приподняв так, чтобы я мог дышать. В размытом мареве вижу его шевелящиеся губы и огромные, испуганные глаза. Судорога боли выкручивает меня, сжимаю зубы до боли в челюсти. — Смотри на меня, — голос в голове почти сводит с ума. Слишком грубо, слишком чувствительно. Уйди из моей головы! — Успокойся. Смотри на меня, — я подчиняюсь, смаргивая жгучие слезы, текущие по щекам. — Мальчишка! Что ты натворил?.. — взволнованно. Перестаю дышать, понимая, что боль по чуть-чуть покидает голову, оставляя слабость и пустоту. Неотрывно смотрю в светлые глаза над собой, рассматриваю мелкие пятнышки на радужке, словно боковым зрением наблюдая, как отец роется в моем сознании. И в каждом воспоминании — Поттер. При чем здесь он? Что он сделал со мной? Видимо, я произнес это вслух, потому что отец ответил: — Это я и пытаюсь понять. Несколько минут проходит в тишине, и отец прерывает ментальную атаку, отводя взгляд и вызывая домовика. Я все еще слышу плохо, но лучше, чем раньше. В голове полный сумбур, я пытаюсь отрешиться от этого, но у меня не выходит выстроить даже мало-мальски приличный щит. Отец, словно куклу, поднимает меня и усаживает на софу у изножья постели. Заставляет наклонить голову то в одну сторону, то в другую, закапывая принесенное домовиком зелье в уши. — Тебе всё еще больно? — неожиданно спрашивает он, смачивая ватный тампон в настойке Бадьяна. — Нет, — мотаю головой, и на синем шелке штанов разрастаются иссиня-чёрные цветы вновь закапавшей из носа крови. — Ты плачешь, — бросает он, поджав губы и запрокидывая мою голову назад. А я понимаю, отчего мне так тяжело дышать, не из-за кровоточащего носа, а рвущихся из груди иступленных рыданий, которым нет объяснения. Слезы прокладывают влажные дорожки по вискам, теряясь в волосах, пока Люциус обрабатывает мне нос. — Кто-то стер тебе память, основательно подпортив ментальный щит, — спокойно говорит отец, отпуская мой подбородок, и, приняв из рук домовика белоснежное полотенце, вытирает руки. — Кто? — спрашиваю, вставая на трясущихся ногах. — Скорее всего, ты сам. Смотрю на него ошарашенно, сглатывая вязкую, солоноватую слюну. — Зачем? Отец смотрит на меня снисходительно, между бровей залегла глубокая складка, показывая высшую степень его беспокойства. — Видимо, из-за Поттера, — цедит сквозь зубы отец. — Что там было? Задумываюсь, прикусывая изнутри щеку. — Он избил меня за то, что я убил директора, — говорю тихо, а потом спохватываюсь: — Я ведь не убил его. — Нет. Рассеянно киваю, хмурясь и пытаясь вспомнить всё, что было до моего возвращения домой. — Он сменил мой Непреложный обет. — На что? — Я должен был выполнять задания под его личиной. — Очень хорошо, — ухмыляясь, говорит отец. — Что хорошего? Лорд убьет меня, — говорю шокированно, присаживаясь обратно на софу, потому что ноги не держат. — Нет, не убьет. Ты выполнял его задания? — Да. Мы сражались с Пожирателями в Косой аллее, — замолкаю, осознав, что это все приказы, которые я помню. Остальная память подкидывает какие-то странные обрывки, я испуганно вздрагиваю, осознавая очень важный факт: — Я знаю! Знаю, где скрывается Поттер! — Прекрасно, — отец открыто улыбается, широкими шагами меряя комнату. — А то, что ты творил в Болгарии? — Я не помню приказа, — признаюсь с опаской. — Потому что Поттер стер тебе память. Ты был под Империо. — Разве? — спрашиваю, с недоверием косясь на лучащегося радостью отца. — Точно. Это подтвердят. Теперь я отчасти понимаю его радость, но что-то внутри не дает до конца верить каждой догадке. — Он держал меня в пленниках, но не захотел обменять на Уизли. — Какой-то Уизли! — отец всплеснул руками. — Поттер, конечно, полный идиот, но здесь он проявил чудеса стратегии. — Мне кажется, всё было не так. Кажется, я сам хотел там находиться. — Ты не мог уйти, потому что был под Непреложным и мог умереть, — настойчиво сказал отец, буравя взглядом искрящихся глаз. Такое ощущение, что мы играем в какую-то игру, правил которой мне не понять. — Я бросил в него Круцио, — руки задрожали, и я быстро сложил их на груди, испугавшись, что отец заметит. Он замер перед картиной, уставившись на нее невидящим взором. — Пойду, умоюсь, — говорю негромко, и, получив легкий кивок, скрываюсь в ванной. Что за бред? Зачем мне потребовалось стирать себе память? Неужели... Нет, Поттер же не мог издеваться надо мной так, чтобы моя память самоуничтожилась? Вдруг отец ошибся, и там стоит блок? Я набираю полные пригоршни воды, смывая с лица засохшую кровь и слезы. Мордред, ревел перед отцом, как ребенок. Понятно, что Поттер мог стирать мне память, чтобы я не наболтал лишнего в случае побега. Но почему я помню адрес? Почему не помню не только события, но и своего отношения к этому? Словно вслед за вырванным воспоминанием потянулись нити всех мыслей, связанных с ним. Неужели Поттер способен на что-то настолько страшное, что я решил исполосовать свое сознание в лоскуты? Не мог же я два месяца находиться в спячке. Что, всё время пил и читал? Я помню, что не прочел и пяти книг за это время. Что, Мордред, что я там делал все остальное время? Я выпрямляюсь, вытаращившись на себя в зеркало и глядя на красные потеки, скользнувшие по разорванной Сивым шее. Кошмар воплотился в жизнь. Провожу кончиками пальцев по розоватым рубцам, словно зеркало могло солгать. Воспоминание о яркой зеленой вспышке выбивает воздух из легких. Пытаюсь удержаться на ногах, схватившись за кафельную стену. Поттер убил Сивого. Золотой мальчик — убийца? Гарри Поттер убил, чтобы спасти меня? Дыхание вырывается из груди рваными вздохами, паника накатывает волнами. Зачем он это сделал? Не мог же я помогать ему? Вдруг я сдал всех Пожирателей Ордену Феникса или того хуже — Министерству магии? Мерлин, Лорд мог убить отца из-за моего предательства! Дрожь прошла по телу, и я, забыв вытереть лицо, выскочил из ванной комнаты, желая увериться, что это не сон и отец действительно там. Люциус стоит у открытого настежь окна, покручивая в пальцах помятую пачку сигарет. — С каких пор ты куришь? — Я... — обмираю, желая сжаться в комок от страха под его разочарованным взглядом. — Мне было плохо, — только я не помню, от чего. Поттер третировал? Или я пытался казаться взрослее, сидя в кабинетах Аврората? — Ладно, потом обсудим, тебе нужно прийти в себя, — достаточно мирно сказал отец, испепеляя пачку заклинанием. — Выпей, — кивнул он в сторону рабочего стола по правую руку, на котором оказался кубок. Кусаю губы, делая шаг к столу и беря кубок. Прохладные стенки приятно холодят пальцы. Под напряженным взглядом отца послушно делаю несколько глотков, удивляясь составу: вино, Успокоительное, Кроветворное и что-то еще, отдающее пряностью в нос. — Ты помнишь, что не должен покидать комнату без меня? — спросил он, убедившись, что я иссушил кубок. — Да, отец, — говорю, медленно моргая. Люциус кивнул, убирая палочку в кобуру на бедре, но замер около обходительно распахнутой домовиком двери. — Что заставило тебя уйти? — спросил он с какой-то напряженностью, и я даже испугался, что в кубке был Веритасерум. — Почему ты просто не вернулся домой? Считал, что я не смогу тебя защитить? — Нет, конечно, нет, — бросил я поспешно, на миг задумываясь, и окаменел. Профессор Снейп. Он меня отправил туда! Мысли мечутся в голове, как разъяренные пчелы, пока я пытаюсь придумать ответ на отцовский вопрос. И на собственный: какого Мордреда Снейп отправил меня в логово Поттера? — Я не помню, — говорю негромко, потирая висок дрожащими пальцами в надежде, что Люциус не почует лжи в голосе, хотя и сам не понимаю, зачем соврал. — Не сомневаюсь, — двусмысленно протянул отец и, пожелав спокойной ночи, ушел. Я обессиленно повалился на кровать, с трудом стягивая испачканные в крови пижамные штаны. Ненавижу, когда он опаивает меня зельем Сна без сновидений. В детстве это случалось почти каждый день, стоило мне, по мнению отца, перенервничать. Правда, зачастую нервничали только домовики, призывая меня спуститься с верхушки дерева или прекратить летать на метле над озером в ближайшем лесу. В детстве всё было полно загадок, это пленило и поражало и, найдя один ответ на интересующий вопрос, ты тут же мчался в поиске другого, более загадочного и страшного. Во взрослой жизни страшные и загадочные вопросы находят тебя сами. *** Проснувшись, я долго рассматривал пылинки, кружащиеся в косых солнечных лучах, проходящих сквозь витражи, отсылая домовиков, которые предлагали выбрать наряд и принести завтрак. Сидя на кровати, я беспокойно оглядывался, стремясь понять, почему чувство потери неприятно щекочет нервы. Ощущение, будто пару часов назад вспомнил об интересной книге, ждущей на полке, которую намеривался прочесть и забыл. Словно вчера нашел какой-то артефакт, потемневший от времени серебряный перстень с необычными свойствами и забыл его опробовать. С трудом, но я заставил себя умыться и одеться. Полностью черный ансамбль, состоящий из рубашки, галстука и узких брюк, завершали мантия из кожи с тисненым рисунком по краю и тяжелые ботинки с металлическими мысками. Траурный наряд по утерянной памяти, ценность которой я так и не смог определить. Ощущал я себя мерзко, казалось, что кто-то прожил за меня отрезок жизни, а я лишь изредка наблюдал за происходящим со стороны. Не укладывалось в голове, что я протянул с Поттером столько времени и даже не попытался сдать Лорду. Как я умудрился выжить в доме с таким «гостеприимным» хозяином? Я провел кончиками пальцев по давно зажившим ребрам, словно это могло помочь вспомнить. Не мог же Поттер сам лечить меня? Я не видел Снейпа с того страшного вечера в Хогсмиде. Уверенность, что я не стирал себе память, крепла — не мог же, в самом деле, полагать, что так будет лучше? Разрозненные, противоречащие друг другу воспоминания только еще больше пошатнут веру Лорда моим словам. И это невыносимо пугало. Вызываю к себе домовика, приказывая принести Успокоительное из запасов. До боли в лицевых мышцах сжимаю зубы, невидяще смотря в окно, за которым раскинулся живописный парк, так ярко противоречащий моему внутреннему настрою. Зелье я выпил одним глотком и слишком много, зато пропала навязчивая мысль наведаться к отцу в кабинет, чтобы стянуть табак или приказать это сделать домовику. Я даже почти не вздрогнул, когда кто-то распахнул дверь, и едва успел повернуться к своему неожиданному гостю, когда меня запеленали Инкацеро. — Мистер Долохов, какая честь, — говорю, елейно улыбаясь и поведя плечами, чтобы ослабить стянувшие меня путы. — Эта деталь не подходит к моему наряду. — Хочешь, твоей кровью пропитаю, маленький лорд? — шипит Долохов, чье лицо так и осталось исполосовано шрамами с той странной и почти смытой из памяти битвы в Нурменгарде. — Надеюсь, это не я вас так? — спрашиваю, старательно изображая почтение и пытаясь скрыть за ним отвращение. — Нет, — бросил он, искривив рваные губы в ухмылке, — но ты научил этому Поттера. — Сомневаюсь, что это так, мистер Долохов, — говорю почтительно. — Может, снимите заклинание? Я хотел бы надеть маску. — Она тебе не понадобится, — злобно бросил он, сжав мое плечо и грубо толкнув к выходу. Я сделал несколько шагов по инерции, с трудом выравниваясь. Веревки слишком туго стянули руки и грудь. — Отец пожелал... — Мне насрать, чего пожелал твой папаша, мальчик. Я исполняю приказ Лорда, — отчеканил он, подталкивая меня в спину к лестницам. Рассеяно киваю, делая шаг вниз по ступеням и щелкая пальцами. Дряхлый Лонс с хлопком возник на лестничной площадке ниже. — Убери прислугу, парень, — рыкнул Долохов, но я уже отчеканил: — Позови отца и принеси мою маску. Домовик кивнул, и вместе с хлопком аппарации распалось заклинание веревок. Руки успели потерять чувствительность, лишая меня скорости, поэтому первое Оглушающее от Долохова сразило меня, швырнув на ступени, но я успел отразить следующее, не обращая внимания на боль в ушибленном плече. — Отвали, Долохов! — рявкаю, угрожающе направив на него палочку. — Я могу идти самостоятельно. Он буравит меня темным взглядом, вздернув уголок губ в отвращении. Ясно, как день, что он не считает меня достойным противником, но, в конце концов, в нем преобладают присвоенные отцом понятия о чести. — Дернешься — и я притащу тебя к Лорду по кускам, — рыкнул он, дернув головой. — В руках, что ли? — спрашиваю язвительно, грубо отворачиваясь, не дождавшись ответа, и послушно спускаюсь вниз по лестнице, убирая палочку в ножную кобуру. Сердце гулко ударяется о ребра, когда Долохов хватает меня за плечо, не давая свернуть влево. — В зал Битв. Киваю, пытаясь скрыть промелькнувший страх и поворачивая в малую Галерею. Мерлин, даже под Успокоительным я так безнадёжно пуглив. Перед нами возникает эльф, протягивая маску, которую я тут же подхватываю, сжимая в окаменевших пальцах. С каждым шагом, гулко отражающимся от высоких стен и потолков, сердце бьется все медленнее. Ладони холодеют, а возможность разжать зубы не представляется возможной. Десять шагов. Пять. Два. Долохов распахивает передо мной створки тяжелых дверей взмахом палочки, и я, сбившись с четкого шага, спотыкаюсь о порог. — Мой Лорд, — Антонин закрыл двери за спиной, почти дружелюбно подталкивая меня вперед, туда, где у окна замер Темный лорд. — Мой Лорд, — вторю ему, опуская голову в поклоне. — Драко, — протянул он лениво, отворачиваясь от окна и покручивая в пальцах необычную волшебную палочку. — Маленький предатель вернулся. Сердце дрогнуло и оборвалось, оставляя меня в одиночестве. Я узнал эту палочку, хоть и видел лишь однажды, в бледных пальцах профессора Снейпа, доставшего её из кармана мертвого директора. В голове промелькнуло странное и до дрожи горькое: «Ты не успел...».