Бегущий в Азкабан

Мне всегда было ясно, отчего Малфои были так почитаемы и восхваляемы чистокровным сообществом даже при самых сумасшедших и слабых Главах рода. Не умерла в нас вера в королевскую, настоящую власть. Британии не повезло — все попытки пробраться в королевскую семью были заведомо обречены на провал: темное древнее проклятье убивало безжалостно каждого наследника с долей магии. Когда-то принадлежность к королевской семье возносила меня на эфемерный пьедестал. Теперь, вновь объединив наши семьи, мы должны завоевать Министерство, которое всегда принадлежало нам. Глупо на самом деле. Но у меня нет выбора. Для этого мне нужно жениться на Аурель. Никогда эта девушка не поймет меня, даже не попытается, отгородившись вежливой улыбкой и пустым взглядом. Все мы такие, закованные в латы беспристрастности, наследники чистокровных семей. И не в чем её винить, потому что я сам вряд ли попытаюсь сблизиться. Никогда не чувствовал себя таким одиноким. Я без особого восторга смотрел, как десяток магов метался по залу, что-то украшая, а рабочие эльфы вставляли в стены зеркальные стекла с витражами понизу, изображавшими цветущую клумбу с лиловыми, синими и фиолетовыми бутонами цветов. Сквозь витражи проникало полуденное солнце, раскрашивая пол разноцветными бликами, а через прозрачную часть виднелось синее небо с редкими пуховыми облаками. Завтра вечером окна отразят происходящее внутри, чем бы оно ни было: убийством министерских работников или танцами. Под потолком рабочие подвесили хрустальные шары, внутри которых горел теплый огонь, и вокруг них, следуя взмаху палочек магов, крутились тысячи белых лепестков. Красиво. В воздухе витали аромат лилий и вишни, магловского табака и запах алкоголя, сдобренный виноградной нотой. В распахнутые балконные двери врывался теплый, с пряностью леса, ветер. Пусть нет столов и стульев, да и вообще из всех вещей, которые заполнят зал на время проведения свадьбы, на стене лишь нарисованный в спешке лучшим художником Франции наш с Аурель портрет. Жирная точка, откровение, гильотина — всё на самом деле происходит. Ты женишься на нелюбимом человеке. Всю жизнь я знал, что женюсь, но никогда не думал, что будет так горько и обидно объединять жизнь с человеком, которого не знаешь, защищать не хочешь, а жить и умирать за него и подавно. Я думал, у меня будет все, как у родителей, — уважение и трепетное отношение друг к другу, как к величайшему сокровищу. У нас так не выйдет. Слишком приторный мир вокруг, слишком не по мне. И это навсегда. Жена, самый близкий человек на свете, будет мне чужой. Мы вежливо улыбались друг другу, когда я сбегал от ужасов мэнора сюда, прикрываясь заботами о свадьбе. Ложь. Всё, абсолютно всё, решили за меня, начиная цветочной композицией и заканчивая выбором невесты. Оставалось только сжимать зубы до хруста и давить в себе какое-то странное, терзавшее нутро чувство, как будто я нарушал обещание или нагло лгал. Я не мог найти причин для таких ощущений и пытался забыть о них, запрятать вглубь себя и продолжать делать вид для всех вокруг, что мир прекрасен, я — Малфой, а лучшего судьба не могла подарить. И хоть сбегай в ближайший пропитанный солнцем и ароматом лилий парк, кури сигарету, взятую у рабочих, рассматривая быстрые облака, — ничего не пройдет. Передо мной разверзлась пропасть и, кажется, сделай хоть шаг, хоть шевельнись — и безобразная, дымящаяся тьма утащит и проглотит. Я боялся, ждал и, пусть время тянулось как никогда медленно, этот день настал. Это оказалось отчего-то волнующе страшно. Особенно ранним утром, пока я принимал душ перед поездкой в Министерство. Расслабить напряженные мышцы, разжать судорожно сжатую челюсть так же сложно, как уснуть прошлой ночью. Я даже пожалел, что перед свадьбой не было рейдов — натаскавшись за день раненных на руках, я валился спать без задних ног. И теперь расчесывал волосы, позабыв о Высушивающих заклинаниях, просто проводил по ним расческой раз за разом, смотря на оставляемые ей желобки. Гордость Малфоев. Честь семьи. Мечтал просто забиться в дальний угол в надежде, что никто не придет, а потом бежать, далеко, туда, где круглый год весна, и найдутся люди, не знающие ни твоих грехов, ни твоего происхождения. Но разве кто-то способен вынести тот груз, который ко мне прилагается? Я как раз надел рубашку и пытался застегнуть пуговицы трясущимися пальцами, когда в комнату ввалились, шикая друг на друга, Тео и Луна. И лучезарно улыбнулись, заметив меня. — Идиоты, — бросил я сокрушенно и быстро подошел к ним, захлопывая тяжелую створку двери и прижимаясь к ней спиной. — Совсем с ума сошли? — Что? — в один голос. Я поморщился. — Отец сказал, что мы можем сопровождать тебя в Министерство и присутствовать на неофициальной части, — отчитался Нотт, лениво пожав плечами. Отмахиваюсь, пусть и не полностью успокоившись. Луна вновь улыбается, подходя ко мне и обнимая за шею. Сжимаю пальцами её тонкую талию, втягивая носом запах древесного дыма, ландышей и чая с бергамотом. — Глупый идиот, — слишком надрывно бурчит Полумна в плечо, невесомо поглаживая меня по голове. — И снова здравствуйте, — рассеянно бросаю я, аккуратно выпутываясь из её объятий и утверждаясь в мысли, что она расплакалась. — Глупая идиотка. — Зачем тебе это? — Так будет правильно. — Для твоего отца? — громко поинтересовался Тео, отошедший в сторону и изучающий вид из окна гостевой спальни, засунув руки в карманы классических брюк. — И для него тоже, — цежу сквозь зубы и, заметив оставленный Луной след розовой помады на рубашке, ретируюсь в гардероб, позабыв о волшебной палочке в заднем кармане брюк. — Лучше бы ты женился на мне! — почти весело донеслось из комнаты, и я усмехнулся, вспоминая старое предложение Полумны. Но реалии отрезвляют: нас бы убили. Никакой ценности наш брак бы не имел, я всё так же прислуживал бы Лорду. Только Луна бы не вынесла подобного. Слишком свободолюбивая девчонка. Я сменил рубашку, завязал галстук и накинул на плечи парадную мантию черного цвета с высокой стойкой. Когда я вышел из гардероба, время будто пустилось вскачь: едва друзья заставили меня выпить кофе, как в комнату явилась миссис Легранд, продолжая громко раздавать поручения снующим рядом с ней домовикам, и взмахом руки приказала следовать за ней. Я уговорил будущую тещу, чтобы друзья поехали в одной карете с нами. Аурель лишь слабо улыбнулась , когда мы, переговариваясь, забрались в карету. Сердце стучало как бешеное, и я, при всем желании, не смог отвернуться к окну, слушая сбивчивый рассказ Луны о том, как они сбежали прямо с поезда, потому что директор отчего-то запретил перемещаться камином. Мы добрались до Министерства Магии слишком быстро, и я, выбравшись из кареты и подав руку своей невесте, едва не скрипел судорожно сжатыми зубами, желая остаться в маленьком, затененном мире пыльной кареты. Выйдя из прострации, рассеянно поставил витиеватую подпись на одном из экземпляров документов, даже не прочитав. Никто из моей семьи не явился. Никогда бы не подумал, что моё давнишнее желание избавиться от их надоедающей опеки сбудется, и это будет столь неприятно. Теща порывисто обняла меня и, чуть не оттолкнув своим худосочным телом Луну, приказала следовать за ней. В замок Легранд мы вернулись камином, только Аурель отправилась надевать платье и к парикмахеру. Не удивляло ничего, из меня словно вынули сущность, оставив пустую оболочку. Я едва успел сменить мантию и влажную от пота рубашку, как явился домовик и отчитался, что скоро начнут прибывать гости, и миссис Легранд пожелала, чтобы я встречал каждого как хозяин вечера. Да и Мордред с этими гостями, в самом деле! Мой праздник?! Три раза «ха», черт бы их побрал! Я гребаный клоун, должный улыбаться людям, многие из которых так же верили в мою благочестивость, как и в то, что мой дед был лишь шпионом Гриндевальда. Я никуда не пошел, наорав на домовика и яростно хлопнув дверью. Вытащил сигарету из пачки, вчера выторгованной у рабочих, и вышел на балкон. Затянулся дымом, прикрывая глаза, пытаясь не думать о застывших в уголках глаз слезах. Успокойся, дракклы тебя растащи. Всё в порядке. Ты будешь свободен. Всё хорошо. Сердце пропустило удар, и я сполз по стенке, пустым взглядом смотря в небо. Я не буду свободен. Только не в чужом доме с чужим человеком. Мерлин, как же глупо. Усмехаюсь. Как будто у меня есть хоть кто-то, с кем бы я добровольно прожил жизнь, согласился делить постель и пить чай по утрам. Нет и не будет того, с кем можно трахаться всю ночь, уснуть под утро и, проснувшись, вместе принять душ, сытно позавтракать и вернуться в постель. Или с кем гулять в дождливый день, быстро целовать в губы, слизывая капли дождя, да хоть в лужу упасть, но чувствовать под пальцами горячее, сильное тело, отзывающееся каждому твоему движению и звуку голоса. Пусть кончает мне в рот, читает мои письма, ругается с моими родителями, моет мне волосы, будет моим. В груди отчего-то защемило, и я прошептал вслух, наслаждаясь и мучаясь трепетным чувством, разгоревшимся в груди от одной мысли: — Пусть моет мне волосы... — Сынок, — негромко позвали меня из комнаты. Я вскочил, быстрым движением утерев скользнувшую по щеке слезу, и, выбросив окурок, бросился в спальню и замер. — Мама... Она просто тихо прикрыла за собой дверь, неуверенным движением дрожащих пальцев поправляя уложенные в прическу волосы. — Давно ты куришь, Драко? Я проглотил горький комок, вставший в горле, и промолчал, просто смотря на неё, до ужаса желая кинуться к ней, схватить за плечи и встряхнуть. Спросить: «Какого черта? Ты же обещала, мама, говорила, что моя жизнь будет прекрасна. Что я буду самым счастливым, что вы сделаете всё для этого. Почему тогда моя жизнь — руины? Почему я стою посреди них, прижимая к груди самое ценное, и наблюдаю, как оно рассыпается на куски? И сам я — не цельный больше, а потерялся в лабиринте разрушенных домов, заплутал. Почему, мама, все мои дороги ведут в тупик?» — Я ненадолго, — сипло бросила мама, подходя к столику у бара и наполняя серебряные кубки вишневым соком из круглодонной бутылки. — Ты с отцом? — спрашиваю, смотря в пол и боясь поднять взгляд. Пусть проклятое время остановится, пожалуйста! Я не хочу, чтобы она уходила, оставляя лишь шлейф легких духов и новую ссадину в душе. — Нет, — мама повернулась ко мне, протягивая кубок. — Я уезжаю. — Куда? — В Германию. Больше не спрашивай, прошу. — Ладно. — Ладно, — вслед за мной протянула мама, внимательно вглядываясь в глаза. — Я люблю тебя, мой дорогой. Всем сердцем. Желаю твоей семье достатка и сильных наследников, — выдавила улыбку и, отсалютировав кубком, пригубила сок. Я кивнул, сделав несколько глотков, ошарашенный этим коротким и сбитым тостом, а мама уже отставила свой кубок и шагнула к двери. — Мам... — почти заныл я в спину и она, обернувшись, быстро подошла ко мне и обняла за шею. — Береги себя, сынок, — сухо бросила Нарцисса и, поправив мантию на животе, вышла за дверь. Я остался стоять, полностью сбитый с толку. * * * Сердце оборвалось, когда напольные часы в коридоре около зала пробили полдень. Кто-то нацепил на меня маховик времени, Мерлином клянусь. Я чувствовал себя актером захудалого театра с немыслимо дорогими декорациями. Я общался с гостями, не имея нужды переходить с французского на английский, получал незаслуженную похвалу. Что удивительно — меня считали мучеником британского режима. Но после быстрого и странного визита мамы я смог расслабиться и даже получать удовольствие, общаясь с новыми людьми. Когда несколько часов проводишь в толпе магов, наряженных в лучшие драгоценности, крепко надушенных людей, одетых в парадные мантии разнообразных фасонов, они сливаются в один сплошной калейдоскоп. Один пазл, правда, не подходил — Тео с Луной, распивавшие спиртное около барной стойки. Не знаю, чем они так выбивались из общей картины — ярким ли платьем Луны или их непринужденным, несветским диалогом. Чуть повторно не поздоровавшись с будущим министром Франции, мерзким, потным мужчиной лет сорока в кожаном дублете, я рванул к друзьям с одной целью: напиться к мордредовой бабушке. Один из гостей не дал перекинуться и парой слов с друзьями, подходя и представляя мне какого-то седовласого, высушенного старикашку: — Мистер Малфой, — прощебетал француз, Иглоргио, кажется, высокий юноша с рыжей копной волос, — вы знакомы с мастером Принсом? Я, собираясь пригубить вино, задохнулся воздухом и быстро отставил бокал. — Полагаю, да, — негромко бросил я и, следуя за жестом старика, направился с ним на балкон. Быстро закрыв за собой дверь и уперевшись в нее спиной, я уставился на человека передо мной, узнавая Снейпа. — Вы полагаете, директор, что никто из этих людей не знает, что ваш дед давно покоится с миром? — Я уже не директор, мистер Малфой, и, прошу вас, говорите тише, — отчеканил старик-Снейп, передернув плечом. — Не могу сказать, что сочувствую. — Мне не нужно ваше сочувствие, мистер Малфой. Вы пили то зелье? — Какое зелье? — переспросил я, внимательно заглядывая в черные глаза, почти полностью скрытые тяжелыми, морщинистыми веками. Снейп так же не отрывал от меня взгляда и лишь ухмыльнулся, пробурчав что-то похожее на «вздорный мальчишка», полез в карман широкой серой мантии. Я принял из его трясущихся, сухих рук большой флакон черного зелья и с непониманием осмотрел. — Если хотели опоить меня ядом, стоило выбрать другой метод, — протянул я лениво, поднимая взгляд и протягивая флакон Снейпу. — Например, тот, который выбрала миссис Малфой? Я недоверчиво нахмурился, но быстро понял, о чем говорил Снейп. Уж слишком хорошо я себя чувствовал все прошедшие часы. — Эйфорический эликсир. — Ты так и не научился его определять, — процедил сквозь зубы древний, как этот замок, Снейп. — А это тогда что? — быстро спросил я, гоня от себя мысль, что мог успеть выпить алкоголя и вновь провалиться в ту непроглядную тьму. Зато у меня было бы время... — Зелье содержит яд, который нейтрализует оставленные Сивым следы. Рефлекторно прижимаю руку к шее, на которую почти каждый час накладывал несколько Маскирующих. — Я не об этом, — отмахнулся Снейп и неожиданно сильными руками отодвинул меня от двери. — Будьте благоразумны, мистер Малфой. — Спасибо, профессор, — рассеяно ответил я, но за ним уже закрылась дверь. Я не спросил, зачем он отправил меня к Поттеру. Убираю флакон в карман мантии, но не успеваю сделать шаг к двери, как она распахивается. По привычке натянутая дружелюбная улыбка сползла с лица, меня словно ведром воды окатили. Гарри Поттер. Гарри чертов Поттер приперся на мою свадьбу. Мимо замершего в проходе Золотого мальчика прошла пара магов преклонного возраста, которым я послал лучезарную улыбку и вновь взглянул на Поттера, сразу позабыв о свидетелях, тихо переговаривающихся в углу лоджии. Растрепанный, как всегда, в магловских шмотках, как всегда. Только «как всегда» не вскипела во мне ненависть, лишь глухая, пустая грусть, даже ностальгия. Как всё просто было в школе, Поттер. Можно было ненавидеть тебя, издеваться, драться, выигрывать и проигрывать. А сейчас главное — не смотреть в глаза, со стыдом впитывая взглядом каждую черту: розоватые шрамы на виске и лбу, бледные, сухие губы, судорожно сжатая челюсть. Чего ты ждал, Поттер, являясь сюда после подаренного ужаса в доме Блэков? Фейерверков и фанфар? Но я почему-то скучал. Бред. Я улыбнулся гостям, делая шаг к Поттеру и протягивая руку для рукопожатия только затем, чтобы оправдать свое честное имя. Он обхватил мою руку, крепко сжав, а я подался вперед, чтобы дружески похлопать его по спине, как бы смешно это ни выглядело для него. Шепнул в ухо: — Если тебе дорога жизнь — убирайся отсюда. — Позволь мне остаться, — шепнул он в ответ, и я окаменел, чувствуя скользнувшие в рукав пальцы, ласково поглаживающие кожу на внутренней стороне запястья. Не знаю почему, но я не мог сдвинуться с места. Вырвать свою руку, избегая столь незатейливой ласки, от которой предательское сердце сорвалось, а кровь гулко застучала в ушах. Просто стоял и смотрел в глаза своего врага, силясь найти там привычную ненависть и презрение. И не находил. Что-то, давно умершее во мне, радостно встрепенулось, откликнулось теплым пальцам, с затаенным страхом замечая боль на лице Поттера. Такую сильную, что хотелось кричать, непонятно только, отчего. — Поздравляю, — довольно громко сказал кто-то сбоку, вынуждая разорвать странное рукопожатие. Я встрепенулся, протягивая руку Виктору Краму и улыбаясь растерянной улыбкой: я давно приписал Виктора к мертвым. Интересно, догадывается ли Поттер, что рядом с ним шпион Лорда? Наплевать. Улыбаюсь почти без напряженности и, слыша радостный гул во дворе внизу, оборачиваюсь, замечая подъехавшую к воротам карету с моей невестой. — Прошу простить, — и ухожу, резко задевая Поттера плечом, желая разбить его вдоволь изувеченную рожу за то, что вызывает такие противоречивые чувства. Я не могу отыскать Тео с Луной, быстро проходя по залу и улыбаясь гостям. Черт, они должны уйти. Может, уже ушли? Не попрощавшись? Или сбежали куда-то? Но зачем? Терзаясь мыслями и заглядывая в каждый угол по пути, я направляюсь к главной лестнице. Выскакиваю в распахнутую домовиком дверь, чтобы в начале вымощенной дорожки встретить Аурель, окруженную толпой журналистов. — Ты такая красивая, — говорю восторженно, хотя щелчки колдокамер почти заглушают речь. Аурель улыбается, протягивая мне руку в тонкой кружевной перчатке, и я веду её к дому, впервые не наслаждаясь восторженными отзывами и вопросами репортеров, на которые моя невеста отвечает с положенной робостью. Только перед самым домом я бросаю взгляд на тот самый балкон и судорожно сжимаю зубы, замечая Крама, что-то яростно шепчущего Поттеру в губы. Я пропускаю невесту в распахнутую домовиком дверь и направляюсь в зал, но на середине пути Аурель сжимает мой локоть, заставляя остановиться. — Давай подождем, — умоляюще заглядывая мне в глаза, просит она. — Хоть чуть-чуть, Драко. Я не могу сейчас. — Хорошо, — быстро соглашаюсь я, напуганный не меньше её. Мы входим в ближайшую столовую, вдоль внутренней стены которой расположено много каминов, а напротив высокие, до потолка окна открывают вид на фруктовый сад около дома. Аурель села в кресло, расправляя бесконечные кремовые кружева платья на коленях, пустым взглядом смотря вниз. Взмахом палочки распахиваю створку окна, впуская пропахший цветами и пылью ветер. — Ты же никому не сказал? — донеслось мне в спину, когда я подкурил сигарету, с удовольствием затянувшись терпким дымом. — Что не сказал? — спросил я у Аурель, подскочившей с кресла и принявшейся кружить вокруг него, цокая каблуками. — Ты знаешь, — прошипела она, заламывая руки и бросая быстрый взгляд на плотно закрытую дверь. Качаю головой. — Конечно, никому, — успокоил её я, отворачиваясь и сбивая пепел на пол. Я и думать забыл об инциденте, произошедшем на нашей помолвке. Конечно, сам инцидент произошел раньше. Просто мне плевать на неё, вот и всё. Пусть будет хоть трижды моей женой. В одном из каминов затрещали поленья, и я обернулся, привычным движением выкидывая окурок в окно. Из зеленого, искрящегося пламени изящно вышел отец, ленивым движением стряхивая пепел с рукава. Улыбаюсь, делая шаг вперед и поворачивая Аурель в сторону камина, шепча: — Теперь нам не удастся отсрочить неизбежное. Она как-то странно замерла в моих руках, не дыша. Сердце обрывается, когда я заглядываю ей в лицо: позеленевшее, в глазах слезы, бледные губы дрожат. — Что такое? — спрашиваю, сжимая её плечо и поворачивая к себе. — Это он. Это он, — шепчет она, оседая, но я успеваю её подхватить. — Это мой отец, — растерянно говорю я, кидая в его сторону быстрый взгляд и замечая, как он вскидывает палочку. — Это он, это был он, он, понимаешь, он, — шепчет Аурель, дрожа всем телом, и вдруг обмирает, пустыми глазами смотря мне за плечо. Секунда, и беспокойство исчезает с её лица, а я стою, продолжая сжимать её плечи и смотреть на Люциуса, применившего Обливиейт к моей невесте. Нет. Мордред мой, это бред какой-то. Отшатываюсь в сторону, с трудом удерживая маску спокойствия на лице. — Аурель, милая, может, ты сходишь, умоешься? — выдавливаю, с трудом разжимая зубы. — Что? — всё еще немного ошалело спрашивает она, но почти сразу кивает, бросая в сторону тихое «прошу простить». Я молчу, до боли сжимая кулаки. Не вынимаю палочку, боясь ненароком убить медленно подошедшего ко мне отца. — Здравствуй, сын, — протянул он, изогнув бровь и покачивая волшебной палочкой в длинных пальцах. Мотаю головой, доставая и направляя свою палочку ему в грудь. Хрена с два ты применишь ко мне Обливиейт теперь. — Какого, блядь, черта? — спрашиваю сипло. Отец, поджав губы и приподняв подбородок, опирается одной рукой на трость, с наигранным интересом осматривая убранство комнаты и намеренно не замечая мой взгляд. — Больше почтения, сын, — сухо, словно я совершил мелкий проступок. Но это он! — Как ты мог? — подхожу ближе, внезапно понимая, что мы с отцом одного роста, и заглядывая в холодные глаза. — Возвращайся к невесте, Драко. Гости ждут. — Да мне насрать! — люстра под потолком жалобно звякнула тысячью подвесок. Отец легким, почти привычным движением схватил за подбородок, стиснув до боли цепкими пальцами и нависая надо мной, наконец-то посмотрев прямо в глаза. — Это не твоё дело, — процедил Люциус. — Отправляйся к гостям. Дергаю головой в сторону, но он не отпускает, едва приподняв бровь. — Я думал, что смог донести до тебя мысль, что ты обязан доверять отцу. До зубного скрежета не хочется слышать нравоучения от человека, изнасиловавшего мою невесту. Зачем? Почему снова не бордель? Настолько тяжело переживал беременность жены? Аурель изнасиловали зимой. Мама только тогда забеременела. Мысли так быстро мечутся в голове, что даже сердце обрывается, когда я осознаю всю силу отцовского предательства. Пытаюсь найти в остром лице напротив хоть тень раскаянья. — Ты хочешь женить меня на матери моего будущего брата. Шикарно, — говорю, не в силах сделать шаг, боясь не устоять на дрожащих ногах. — Это спасет нас. — Не нас, а наследие, — говорю и спрашиваю, едва шевеля губами от острой боли в груди: — Почему ты выбрал не меня? — Мы не бессмертны, — чеканит он, передернув плечом. — А Малфои должны жить вечно, пользуясь всеми прерогативами рода. — Да? Начхать, — выплевываю ему в лицо и резко отворачиваюсь, широкими шагами направляясь к двери. Ярость пожирает изнутри, меня трясет, плечи свело от напряжения. Пошел к черту. К дьяволу, в самое пекло со своими играми! Лучше бы он сдох или гнил в Азкабане! — Извини, — негромко донеслось в спину, и я замер, сжимая дверную ручку и не веря услышанному. Только дернулся, слыша твердое «Империо». * * * Я послушно подписал брачный договор собственной кровью и поцеловал невесту. Равнодушно выслушал поздравления и наставления подходящих к нам гостей. Когда гам вокруг поутих, Аурель ушла куда-то вместе с матерью, а я остался стоять около украшенной лилиями тумбы, покачивая бокал вина в руке и рассматривая сквозь розоватые потеки магов у фуршетных столов, официантов, сноровисто левитировавших подносы с самой разнообразной снедью и выпивкой. Казалось, что я не смогу сдвинуться с места, даже если попытаюсь. Ноги подкосятся, бросая на мраморный пол, согретый проникавшим в балконные окна солнцем. Стекло бокала искривило пространство, а заклинание Подчинения, хоть и ослабевшее, не позволило закрыть уши руками. Я едва не оглох от десятка одновременных аппараций Пожирателей, которые быстро рассекали толпу, находя нужных людей и исчезая с ними с неизменным хлопком. Вокруг воцарился хаос. Кто-то закричал, кто-то попытался аппарировать, но рухнул на пол, задержанный щитом дома. Сейчас я чувствовал купол магии как никогда остро. Даже поднял взгляд, словно пытаясь рассмотреть за парящими под потолком лепестками, небо над домом и пульсирующий магией щит. Толпа метнулась в ответвлявшиеся от зала коридоры, наверное, желая воспользоваться камином, кто-то принялся атаковать Пожирателей, а я продолжал смотреть в потолок, даже когда в меня срикошетил чей-то Экспеллиармус, и волшебная палочка вылетела из кармана пиджака. Зачем она мне сейчас? Меня околдовал танец белоснежных лепестков, в их мельтешении был какой-то план. Всё распланировано кем угодно, но не мной. Глупые цветочные лепестки... Глупый я, вновь поверивший, что отцу не наплевать. И Мордред с ним, пусть хоть горит в Адском пламени, но почему молчала мама? Почему так сухо говорила со мной? Думала, что я в курсе плана отца? Нет, мама, я не в курсе никаких планов, даже если моя роль в них главенствующая. Я увядающий лепесток, кружившийся от порывов магии и сгоравший от жара огня. Пусть исчезнут эти тиски, сковавшие разум. Я не представляю, как жить дальше. Вообще не представляю. Отставляю бокал на тумбу и иду в сторону бара, не обращая внимания на людей вокруг и вспышки заклинаний. Ухожу к дальнему бару, некоторые бутылки разбились, но я нашел уцелевшую бутылку коллекционного бренди. Наполняю кубок янтарной жидкостью и выдыхаю сквозь зубы, салютируя бокалом тем, кто все еще находится в зале, кого не утащило аппарацией, лежат на полу сраженные заклятьями, остальные, по-видимому, прорвались за дверь. Да плевать, на самом деле. Черт, Тео, почему ты ушел? Я бы мог узнать, сработает ли мой план на полную мощность или я просто впаду в кому. Никогда я не смогу прикоснуться к Аурель, зная, что сотворил с ней отец. Зачем нужен я? Зачем нужна треклятая подпись на пергаменте, если наследник крови Малфоев и Легранд вот-вот появится на свет без моей помощи? Может, Эридану перейдет моя магия? Надеюсь, его жизнь сложится лучше моей. Подношу кубок к губам и вздрагиваю, когда что-то толкает меня в плечо. Оборачиваюсь, в недоумении смотря, как Поттер стягивает с себя мантию невидимку и, быстро осмотревшись, делает шаг ко мне, заглядывая в глаза. — Где Луна? — Не знаю, — говорю, едва шевеля губами. Империо ослабевает, но мешает действовать быстро. Да и зачем, на самом деле? Пусть меня убьет Поттер, а не опасная смесь Эйфорического эликсира и бренди. Поттер схватил меня за плечи, встряхивая. Бренди выплеснулся на руку, я кривлю губы, смотря в глаза напротив. — Где Луна Лавгуд, Малфой? Она не могла просто исчезнуть, — при звуках его голоса боль в груди от предательства отца отчего-то утихает. — Ты меня слышишь вообще? — Гарри! — раздался злобный рык сбоку, к нам почти подлетел Виктор, вырывая из рук Поттера мантию. — Какого Мордреда ты опять здесь? — Отстань, — он попытался оттолкнуть Виктора, который натягивает на него мантию, подталкивая к одному из балконов и кидая взгляды назад, на мелких Пожирателей, глумящихся над сраженными магами. — Уходи, мать твою. Если тебя заметят... — Драко, — я вздрогнул, лениво вскинув бровь и склонив голову набок. — Мы с тобой на брудершафт не пили, Поттер. Он отмахнулся. — Найди её, прошу. Молчу, передергивая плечом и смотря в кубок. Поттер исчезает с помощью портала, а я прикусываю губу, смотря на дно сквозь янтарную жидкость. Черт, никогда не думал, что такое произойдет, но Поттер прав. Я должен найти Луну, она не могла просто так уйти, ничего не сказав. Сердце гулко забилось в груди. Я идиот. Отставляю кубок на барную стойку и быстро направляюсь к двери, переступая через тела на полу и не оглядываясь на Пожирателей, которые, как стервятники, накинулись на фуршетный стол. Быстро прохожу по коридорам к своей спальне, забираю из комода вторую волшебную палочку и маску, швыряю в камин Летучий порох, вхожу в огонь, отчеканив: — Малфой-мэнор. Восточное крыло. От бешеной пляски каминных решеток мутит, натягиваю маску, кусая губы и боясь утвердиться в мысли, что Луна действительно там. Как я мог быть так глуп? Нужно было отправить их домой сразу же, как они переступили порог моей спальни. Я чертов трус, пожелавший, чтобы рядом был кто-то близкий. Идиот. Выхожу из камина, замечая в углу столовой Беллатрису с мужем, что-то зачитывающих с пергамента двум людям с пустыми взглядами. Передергиваю плечом, выходя за дверь и шепча Поисковое заклинание. Сердце пропускает удар, когда оно срабатывает в направлении нижних этажей. Я мчусь по коридорам и комнатам, наталкиваясь на группки людей, зачитывающих новые должностные обязанности работникам Министерства Франции. Спускаюсь по лестнице, до белых костяшек на кулаках сжимая волшебную палочку, и врываюсь в одну из комнат верхнего яруса подземелий. Картина, открывшаяся мне, заставила замереть. С трудом втягиваю носом запах пота и крови. Над Луной, распластавшейся на полу, в задранном платье, склонился человек в кожаном дублете. Я услышал его «Круцио», и перед глазами разгорелось красное марево. Забыв о волшебной палочке в руке, я метнулся вперед, хватая его за шкирку и откидывая в сторону. Он что-то проговорил, а я, усевшись на него верхом, схватил за шевелюру и принялся бить головой о бетон, сопровождая каждый удар выкриком: — Сука! Больной! Извращенец! — кровь брызнула мне на лицо, и я, сжав хрипящее горло, ударом кулака с зажатой в нем волшебной палочкой сломал нос. — Нравится, сука? Нравится, когда больно? — еще удар. — Наслаждайся, — процедил я, сжимая в руке окровавленные пряди, чтобы впечатать его череп в пол, и замер, услышав всхлип сбоку. Луна лежала на боку, медленно моргая и пытаясь поправить платье на бледных бедрах. Ярость закипела во мне, когда я увидел в углу комнаты, служившей хранилищем для ингредиентов, Нотта. Он вжался в угол, с ужасом смотря на меня. Поднимаюсь, оставляя тварь на полу хрипеть, и медленно подхожу к Тео, неверяще заглядывая в глаза. — Ты всё время был здесь, — я не спрашиваю. — Я был безоружен, я не мог... — Я тоже безоружен, — говорю, с трудом выталкивая слова из стянутой горячим обручем ярости груди. — Ты обещал защитить её. — Я не мог, — пролепетал Нотт, безоружно выставив перед собой руки. — Мразь, — выдавил я, липкой от крови рукой направляя в его сторону волшебную палочку. — Круцио. Тео рухнул на пол, извиваясь и крича, а я подошел ближе, смотря в его лицо, скованное агонией, лицо, которое я целовал, лицо, которое считал прекрасным. Кусок дерьма. Я оборвал заклинание, со всей силы пиная Нотта в живот. — Не попадайся мне на глаза. Я быстро подошел к Луне, вынуждая сесть и чиня её разорванное на плечах платье, открывшее высокую грудь с разливающимися синяками на ней. — Тише, милая. Я тебя вытащу, — зашептал я, пытаясь поднять её на ноги и увести, страшно молчаливую, с пустыми глазами. Из комнаты, в которой мы прятались от домовиков в детстве, не желая есть овсянку. Со скрипом открылась дверь и в проходе замер отец, уставившись на распластанного на полу мага, который только изредка хрипел в луже крови. — Довольны, сэр? Праздник удался? — цежу сквозь зубы, усадив Луну обратно на пол и встав перед ней. — Что ты наделал? — тихо и испуганно спросил отец. Меня парализовало от дрожи в его голосе. — Он изнасиловал Полумну. Отец с болезненной обреченностью прикрыл глаза, спиной упираясь в дверной косяк. — Ну почему ты никогда меня не слушаешь? Сердце закололо от боли в его голосе, а я уставился на умирающего человека на полу, узнавая, с трудом, того самого мага, который должен был занять пост министра Магии Франции. Того самого, подвластного Темному Лорду человека. В груди защемило. Того самого, которого отец обещал сделать министром, дав Непреложный обет.