Счастье рядом

Всем, кто читает эту главу: В данной главе мы встретили такую проблему, как неувязка между временем года и цветением деревьев (дебильная ошибка автора, который не сразу подумал о ней). Поскольку чуть ли не весь сюжет главы строится на этом, было бы очень прискорбно настолько менять все, и поэтому, цепляясь за соломинку жанра «AU» — альтернативная вселенная — мы допускаем, что деревья у нас цветут летом. Вечер затягивает пеленой недавно начавшегося дождя, и вскоре все улицы заливает ливень, грозящий перерасти в бурю. Ветер воет за окном, словно угрожая, и будто норовит разорвать все на своем пути. Его порывы стремительно проносятся по своим владениям — подобно тому, как нож рассекает воздух. Он встречает множество преград, но все это — лишь малая доля того, что встретится ветру, приносящему циклоны, облака и разные запахи из других стран на его долгом пути. Запахи эти — странные, они совсем по-иному воспринимаются остальными. Запах ландышей — оттуда, где многие поля устланы этим сказочным полотном, или же запах табака — оттуда, где выращивают этот дорогостоящий материал для сигарет или сигар в табакерках. Ветер — трудяга, он гоняет множество облаков, рассеивает вредные запахи, отравляющие воздух, далеко по всему миру, но многие этого не ценят — и ветру как будто становится скучно. Единственным свидетелем его стараний становится маленькая брюнетка, сердечко которой радостно бьется при любом всполохе этой как никогда свободной стихии. Она томно вздыхает, когда чувствует, как капли дождя орошают теплую молочную кожу, как контрастом ее продувает тот самый ветер, сохранивший в себе теплоту пришедшего лета. На улицу спускается полумрак от заслонившей солнце завесы ливня. В небе видна вереница темных облаков, наполненных влагой, и все понимают, что солнце не выглянет еще долго, до самого утра. Фиалковые глаза наполняются озорством, и, оглянувшись по сторонам в поисках заботливой сестры, что запретила ей выходить на улицу из-за простуды, девочка, усмехнувшись, радостно подпрыгивает и мчится во дворик, на который было пролито немало небесной стихии. Она все так же звонко и искренне смеется, подставляя лицо падающим каплям. — Алиса! — девочка резко вздрагивает, слыша пронзительный оклик своей старшей сестры. На крыльцо выглядывает высокая девушка, с укором смотрит на маленькую непослушную девицу, но потом строгая гримаса перестает в грустную улыбку. Девушка, глубоко вздохнув, спрыгивает на холодную и мокрую траву, подходит к своей маленькой проказнице. Красные глаза полны укора, за которым прячутся любовь и тепло, согревающее и под моросящий, холодный дождь. Рубашка цвета песка быстро намокает, так же, как и джинсы, становясь на тон темнее от влаги, падающей с неба, а волосы сразу липнут к одежде и лицу. Но взгляд Лейси непоколебим, а сама она подходит все ближе. Алиса, рассмеявшись, понеслась вперед, навстречу протянутым любящим рукам, и вот они, смеясь, вместе падают на мокрую траву, пронзая шум дождя радостными криками. Дождь был холодным, и девушка прижимала к груди сестру, все существо которой так и было переполнено теплыми и нежными чувствами к окружающему миру. Сердечко мирно билось в такт погоде, и Лейси прижимает сестру ближе к себе, уже переживая, как бы Алиса не разболелась с новой силой. Впрочем, они с сестрой болели редко, так как с детства были закаленными. Трава приятно щекотала оголенные ножки девчушки, фиалковые глаза наполнились озорством, а губы расплылись в теплой и душевной улыбке. Но отчего-то глаза Алисы все-таки были печальны, словно где-то в глубине души зияла дыра, которая все никак не могла затянуться. Смерть мамы, такого дорогого Алисе человека, не могла не опечалить ее, а когда ушел и Чешир, стало только хуже. Но рядом была сестра, Алиса могла вдыхать аромат ее волос, наслаждаться теплой близостью родного человека. Сестра всегда такая нежная, и Алисе с ней становится в разы веселей и уютней. И пусть даже руки холодны от капель дождя — это ничего, ведь с ней Лейси — любящая старшая сестра. Она всегда улыбается, и порой, когда Алиса все-таки замечает в этих глазах цвета вишни ложь, брюнетка лишь вздыхает и тесней прижимается к груди сестры, слушая, как бьется ее сердечко. Они так похожи — все это замечали и иногда даже говорили, что их ждет одинаковая судьба, с такой-то духовной связью. И правда, у двух сестер всегда была очень прочная эмоциональная связь — до такой степени прочная, что их эмоции порой сливались, и они могли чувствовать друг друга на расстоянии, если кому-то плохо, могли ощущать возможную угрозу, исходящую от кого-то. Они были неразлучны, и в хорошие времена, когда семья была счастлива, эти любящие сестры часто играли друг с другом. А сейчас их сердца преисполнены грустью, и обе делят переживания пополам. Но даже то, что они обе готовы пожертвовать собой ради друг друга, не значит, что это трагедия и какая-то драма. Это — лишь чистая и нежная сестринская любовь, которую они также делят пополам, воздаваемая им за их чистоту и непорочность мыслей, несмотря на то, что они каждый раз терпят жестокость и ненависть людей. Они чисты, они непорочны — может, поэтому многие их ненавидят? — Лейси, небо плачет, от этого идет дождь. Значит ли это, что оно плачет с нами? — Может быть… — перекатываясь на бок и притягивая тело младшей сестры к себе, проговорила Лейси, уткнувшись в темные волосы Алисы. — Это может плакать мама? Лейси немного оторопела от подобного вопроса, но, заставив себя успокоиться, лишь растерянно пожала плечами и улыбнулась — измученно и печально, тем самым показывая, что ей тоже грустно и она тоже скучает. — Апчхи! — Ой! Я и забыла, что мы под дождем! — Лейси резко вскакивает, хватает Алису за руку и уводит домой, в теплое помещение. Алиса немного кашляла, чихала и по дороге несколько раз чуть не споткнулась — хорошо, что Лейси сразу же догадалась взять ослабшую сестру на руки, ибо ту начинал бить озноб. Нездоровый румянец, выступивший на лице, ясно говорил о плохом самочувствии ребенка, и дома Лейси, обеспокоенная уже всерьез, спешно начала снимать мокрую и линующую к коже одежду Алисы, предварительно приготовив горячую ванну. Не хватало еще, чтобы девочка подхватила воспаление легких. Горячая вода отдавала паром, исходящим от поверхности, и Алиса, едва оказавшись в столь приятной среде, радостно нырнула, разом смачивая волосы и все тело, отогреваясь после прохлады дождя. Засиживаться долго не стоило — был риск, что температура поднимется. А пока Алиса сидела в ванне, Лейси неспешно мылила ей волосы мягким детским шампунем, от которого вскоре поднялась пена, а в воздухе начали летать маленькие пузырьки. Девочка брызгается водой, от чего Лейси тут же жмурится и ворчит, но Алиса только смеется задорней и плещется быстрее и активнее. В воздухе звучит громкий смех, прерываемый замечаниями уже мокрой сестры. — Алиса! — громкий возглас со стороны красноглазой и ответный восторженный визг. — Хватит брызгаться! Девочка внезапно утихомирилась, внимательно посмотрев на сестру и заметив, что та вся промокла. Во взгляде Лейси пробежала тень укора, на что Алиса только вся съежилась. Девочка надувает губы и отводит взгляд, вызывая у сестры легкий смешок, слетевший с губ. Глаза Алисы внезапно наполняются любопытством и дерзостью, а следующая фраза выводит Лейси из колеи, заставив рассмеяться пуще прежнего: — Все говорят, что мы похожи, но ты выше, красивей, и у тебя есть грудь, а у меня нет! — Ха-ха-ха! Вырастешь — и будет такая же! — разразилась смехом старшая сестра, в то время как Алиса была возмущена и, сжав ладошки в кулачки, будто пыталась поведать всему белому свету о своем негодовании. — С чего вдруг тебя это заботит? Маленькая еще думать о таком… — Просто любопытно стало. Да и вообще, почему у тебя она нормальная, а у меня маленькая? Указательный пальчик Лейси дотронулся до кончика носа Алисы. Смеясь на все лады, она старалась придать лицу как можно больше серьезности — не объяснять же ребенку, что в ее возрасте это слишком — думать о таких проблемах и зацикливаться на них. — Лучше подумай, что ты хочешь на день рождения… — умерив смех, проговорила Лейси, переодеваясь в сухую кофту с длинным рукавом. — Завтра у тебя юбилей! Десять лет! — Я бы очень хотела, чтобы Лео смог приехать к нам, — тихо проговорила Алиса. Сестра, занятая переодеванием, замерла и печально опустила взгляд. — Возможно… — имитируя убедительную улыбку, Лейси повернулась к малышке и смыла остатки мыла с молочной кожи. — Возможно, он сможет, но ты не расстраивайся, если все-таки не получится. — Я знаю! — Алиса светло и беззаботно улыбнулась в ответ, что заставило Лейси внутренне порадоваться такому повороту событий. — Он далеко, но работает и заботится о нас! Когда он пришлет нам ответ, я обязательно что-нибудь нарисую ему! Сколько света и радости, которая пылала, подобно яркой звезде, во взгляде этой неугомонной девчонки! Эти свет и тепло могли осветить и согреть все затхлые уголки, могли отогреть самые ледяные сердца от их одинокого плена. Алиса была источником всего самого хорошего, всего того, что, к сожалению, грозилось угаснуть и быть изуродованным жестокостью и циничностью прокаженного мира. А Лейси… Неохотно признавать, но Лейси иногда завидовала своей сестре — не имея такого чистого и искреннего сердца, ей приходилось вести себя изощренно и ограждаться от ненавистников, тем самым омрачая свое сердце скорбью и замечая, как оно все больше заполняется мраком. И очнулась она от этого мрака, только когда заслышала в операционной, куда отвезли беременную мать, заливистый и пронзительный детский плач. Лейси всегда сторонилась детей, но те любили ее, хотя поначалу Баскервиль относилась к ним сдержанно. Когда в семье появился Лео, Лейси, будучи еще маленькой, открыто ревновала, закатывала истерики и скандалы. Когда родилась Алиса, у Лейси словно появилась необъятная, зияющая дыра в сердце, которое было пропитано одиночеством. Было чувство, словно мама и папа отдаляются от нее, но… Стоило Лейси лишь взглянуть на свою новорожденную сестру, как в груди защемило от нахлынувших ощущений. Маленькая, с бледной кожей и пушком торчащих волосиков на голове — малыши всегда такие милые. Лейси отдалась вниманию этой маленькой крошки. С самого рождения той достался насыщенный фиолетовый цвет глаз. Лейси часами могла проводить время подле сестры. Но печально стало то, что она узнала о несчастье этого ребенка — ее близнец не выжил. Лейси не понимала горе матери и отца. Ей было жалко сестру, но в тот самый миг, как она увидела Алису, ей почему-то не хотелось видеть кого-то еще. Ее сердце потихоньку высвобождалось от темного тумана, что окутал ее, но когда сестренке дали имя Алиса, Лейси почувствовала мимолетное раздражение. Ей нравилось имя Алиса, так что девушка обиделась на родителей и не называла сестру по имени, что послужило поводом для укоров со стороны отца и матери. Но стоило только этому младенцу улыбнуться, как старшая сестра всецело отдавалась ее улыбке, сердце радостно и тревожно трепетало в груди от волнения. Первый смех малышки разбудил в девушке радость, и каково же было удивление остальных, когда первое, что сказала Алиса, было имя сестры, но вот только не Лейси, а «Лэся», отчего многие смеялись над тем, как забавно Алиса словно припевала имя старшей сестры. А Лейси… Лейси не отходила от Алисы ни на шаг, и неудивительно, что позже у них сложилась крепкая сестринская любовь друг к другу. Они тосковали друг по другу, и то и дело у Лейси в сердце даже рождалась смешная мысль, что Алиса ей — как родная дочь, не только сестра. Мать и отец уходили куда-то на второй план, а Лео и вовсе становился таким незаметным, когда эти двое проводили время вместе. Лейси ревновала родную сестру, когда та уходила в общество других, и радовалась, когда Алиса, такая радостная и искренняя, прибегала к ней. Лейси очень любила свою маленькую сестренку — ведь никто, кроме нее, не мог знать, что именно эта малышка избавила ее от внутренней отрешенности и одиночества. — Что ты хочешь на день рождения? — Куклу! — радостно всплеснув водой и размахивая руками, заявила Алиса. — Хочу куклу! Или воздушного змея! Или… — Тише, тише, — улыбнулась Лейси, пытаясь утихомирить разошедшуюся сестру. — Я не успею сделать куклу так быстро, ведь праздник уже завтра… Я сделаю ее чуть позже, а воздушный змей — это хорошая мысль. Что скажешь, если сначала воздушный змей, а кукла позже? — Да-да! — радостно воскликнула Алиса, кивая, расплескивая воду и смеясь, поднимая новые пенистые пузыри. — А Джек тоже придет? — Конечно, да… — Лейси улыбнулась шире, заправляя намокшую прядь волос Алисы за ухо и попутно выдергивая затычку из ванны. Пушистое полотенце прохаживалось по каждому сантиметру мокрого тела, не оставляя без внимания ни одного места, дабы Алиса побыстрей согрелась и просохла. Волосы были просушены тем же пушистым полотенцем, но стоило Лейси наклониться к лицу девчушки и завязать узелок из полотенца на голове, как она прыснула смехом, завидев скорчившуюся рожицу Алисы. — Очень красиво, — с сарказмом смеялась брюнетка, а Алиса в ответ показала язык. Внезапно вырвавшись из рук сестры, девочка бросилась бежать. Наспех схватив свой маленький халатик и надев его на ходу, она проворно успевала увернуться от ловящих ее рук. Лейси, задорно улыбнувшись, пустилась в погоню. Воздух пронзает радостный, восторженный смех. Трепет в груди обеих Баскервиль нарастает, позволяя им разойтись и начать открытые догонялки с дразнилками и всякими фразами, которые доносились в ответ на ту или иную реплику. Все попавшиеся по пути предметы превращаются в полосу препятствий, и Алиса, будучи не очень высокой, могла спрятаться то за диван, то под кровать или под стол, в то время как Лейси, везде за ней успевавшая, стремилась как можно быстрей вычислить незатейливую бегунью. Вот торчащие из-под занавески оголенные ступни быстро выдают прятавшуюся там девчонку, и Лейси, хитро улыбнувшись, резко отдергивает занавес, откуда тут же с радостным визгом выбегает фиалковоглазая брюнетка. Глаза светятся радостным и трепетным огнем, и Алиса, выкрикивая что-то про то, что она лучше сестры бегает и прячется, уносится прочь. Усталость настигла их ближе к темноте, когда обе сестры успели заняться всем, чем только можно: догонялки, прятки, вышивание, игра на пианино и многие другие игры, какие только появлялись у них в головах. Сердце мерно билось, казалось, в одном ритме с той громкой, дикой музыкой, что звучала у Лейси в комнате, где они, собственно, играли. Старые средневековые забавы, которые появились в голове у Алисы внезапной идеей, сразу же захватили их в бурю игры и шутки. Забавные движения в танце, какие-нибудь песни, переделанные на свой лад. Длинные платья, в которые наряжалась Алиса, представляя себя знатной дамой или принцессой, Лейси, которая вслух читала отрывки из сказок и заодно пыталась исполнять роль какого-нибудь рыцаря или джентльмена. То и дело слышен смех, трепет в груди приобретает какой-то свой ритм, подобно музыке, которая, казалось, захватила их. И даже несмотря на то, что Алиса болела, это не могло испортить их настроения. Завтра малышке должно исполниться десять лет. Лейси, которая пообещала самой себе, что сделает этот праздник самым запоминающимся, сама была настроена серьезно, но все-таки открытое для малышки сердце радостно приветствовало каждую ее улыбку, а ее смех ласкал слух. Радостный румянец на щеках девочки и частое дыхание от беготни и танцев не могли не отразиться на ее здоровье, поэтому к вечеру Алиса, кашляя, с температурой, все-таки слегла в кровать. Но было бы ложью сказать, что она расстроилась. День получился насыщенным, а под вечер ее ждали теплая кровать, горячий чай и любимая сестра под боком, которая прижимала маленькую девчушку к груди, положив подбородок ей на голову. Нежные и любящие руки Лейси обнимают ее со спины, и девочка, утомленная насыщенным днем, уже почти спит, но упорно продолжает бороться со сном, хотя веки ее тяжелеют. Лейси лишь гладит сестру по волосам и тихонько напевает колыбельную, иногда покачиваясь, убаюкивая. — Лейси… — доносится от уже засыпающей Алисы, и Лейси, улыбаясь, наклоняется, чтобы расслышать, что она там шепчет. — А когда ты выйдешь замуж за Джека, у вас будет трое детей? — С чего такие вопросы? — смеется Баскервиль, прикрывая рот ладонью, но Алиса лишь зевает и потирает глазки кулачками. — Если вы с Джеком поженитесь, я останусь одна? — почти утвердительно говорит Алиса, и голос ее при этом еле заметно начинает дрожать. — Алиса, если мы с Джеком поженимся, мы обязательно все вместе уедем отсюда. Я ведь никогда в жизни тебя не оставлю. — Правда? — уже утыкаясь носом в живот сестры, спрашивает Алиса, на что Лейси кивает. Часы на тумбочке показывают ровно полночь, когда Лейси, внезапно усмехнувшись, целует Алису прямо в лоб. — Вот уже и десять лет тебе! Наступило завтра! — А ведь и вправду… — улыбнулась Алиса и тут же была стиснута в руках у сестры, которая спешно стала дергать ее за уши. Спустя десять таких манипуляций Алиса с засыпающим видом уже сконфуженно лежала в кровати. — Алиса, ты помнишь, что говорила мама, когда у кого-нибудь из нас был день рождения? — У каждого в этот день происходит что-нибудь особенное. Например, твой день рождения в ноябре, и в твой праздник всегда идет первый снег! А у меня всегда расцветает вишня! Лейси не могла не улыбнуться этим чистым, не помутненным эгоизмом или злым умыслом глазам. Она улыбается, видя всю радость и трепет в глазах цвета аметиста, и глупо отмечает про себя, как ей самой хочется быть такой же, как сестра. Но единственные слова, которые донеслись от нее в ответ: — Алиса, если со мной что-нибудь случится, и я не смогу поздравить тебя с праздником, я обязательно сделаю это по-другому. Быть может, пускай снег будет моим вестником? — Не говори так! — резко насупилась Алиса и испуганно, почти порывисто прижалась к теплому телу сестры, утыкаясь носом ей в плечо. — Мы всегда будем вместе! — Да, прости. Возможно, я сказала глупость. Или, быть может… *** В тот миг твои слова, унесенные покровом стужи, Стали для меня лишь фразой незначительной. Тебя ведь давно нет с нами, но ты помнишь, Помнишь все — и даже больше, чем положено. Ты родилась в пургу и стужу. Как лед, обрамленный нежными объятьями, Ты стала для меня всем — и даже больше. Ты до сих пор помнишь то обещание, Что было словно невзначай брошено. Ты родилась, когда в сердце царили холод и зима. Моя же жизнь — это тепло и солнце. *** Глава V. Мой первый белый танец и воспоминание о прошедших днях. Твоя душа — лишь стужа и зима, а моя — тепло и лето. Чудесный хоровод цветов и снега. *** В воздухе проплывает множество цветов самых разных оттенков и ароматов. Голубое полотно, созданное по воле какого-то божественного художника — от того ли оно такое прекрасное, или же в этом виновато слишком бурное воображение людей? Я не знаю ответа, да он и не нужен, если я чувствую себя так легко и непреодолимо хорошо. Отрада, трогающая сердце, пробирается в самую глубину души, и, словно найдя покой, сердечко тихо постукивает в согласии с моими мыслями. Веки такие тяжелые, так не хочется их размыкать — хочется только нежиться на теплых лучах солнца и чувствовать, как оголенные ножки щекочет зеленая, дивно пахнущая трава. Ветер, словно нарочно, спокойный, едва ощущаемый, хотя временами порывистый. Он вселяет в душу умиротворенный трепет, не руша завесы спокойствия. Мне так хорошо, тело кажется пушинкой, укачиваемой ветром, словно в колыбели. Но вот легкое прикосновение, невесомое, сравнимое с дуновением ветерка, мягко и робко касается руки. Позже до меня доходит, что руку кто-то ласково гладит. И как только я разлепляю глаза, меня пробирает до приятной дрожи по всему телу. Он улыбается такой невесомой и мягкой улыбкой, а глаза светятся огнем нежности и любви. Но… я ведь не была тут так долго. В месте, где все мои тревоги забывались. Мой маленький уголок сознания, в котором у меня построилось все самое хорошее. Что же это значит? Какая-то игра моего воображения, или же мой сон хочет сыграть со мной злую шутку, воплотив снова того, кто приходил ко мне во снах, когда мне было грустно и плохо? Это какая-то ошибка… — Тебя не было так долго… — голос все такой же — будто шелковистый и ласкающий слух своим мягким томным тембром — так похожим на тот, что мне довелось полюбить. Но глаза, что взирали на меня, прожигали в груди боль, вызывали чувство тоски, смешанной с одиночеством, что вонзалось острыми иглами в спину, вызывая холод и стадо мурашек. Он приходил ко мне во снах, когда мне было плохо, отвлекал меня от повседневных тягот, но сейчас… — Почему же тебя не было так долго, Алиса? — мое имя все еще робко и кротко звучит из его уст, но стоит мне только взглянуть ему в глаза и присмотреться к чертам лица, как меня пробивает дрожь от мимолетного страха. — Оз? — Нет. Не Оз… — говорит он одними лишь губами и улыбается так светло и грустно, что на сердце становится, невыносимо больно. Я изумленно, с некоторым исступлением отпрянула от теплого и такого родного тела, хотя все мое существо стремилось, наоборот, прижаться к нему, уткнуться носом в его рубашку и вдыхать его запах, так схожий с запахом Оза. — Тогда кто? Стой! Ты ведь… — ярким всполохом в голове проявилась последняя встреча с этим «незнакомцем», приходившим ко мне во снах, будто призрак прошлого. — В тот день, когда я!.. Кто ты?.. Он лишь улыбается хитрой улыбкой, взгляд его наполняется уверенностью, томной и помутненной дымкой. В зеленых глазах читается какой-то трепет, и сразу же становится ясно, что передо мной не Оз. Но кто? Почему облик этого пришельца в моих снах — именно облик любимого человека? — Кто знает. Может, я призрак, а может, тот, кто предупреждает тебя об опасности… — он медленно и осторожно приближается ко мне, а я стою, не смея шелохнуться, но дискомфорта при этом не чувствую — напротив, сердце заходится в немом трепете, словно бьющаяся в тесной клетке птица. — Может, я просто плод твоего воображения… — Нет! Ты точно не был придуман мной! — яростно и уверенно восклицаю я, ибо чувствую, что это не так, и слишком больно осознавать подобное, ведь получается, что я и в тот момент пыталась уйти от реальности и забыться, подобно сумасшедшей. — Я не могла придумать тебя, ведь с самого начала ты был похож на Оза, хоть я его и не знала! — Да, возможно… — ветер относит прочь его шелковый и мягкий голос, который я могла спутать с неровным шорохом потревоженной листвы. — Но одно я знаю точно: я принимаю облик того, что тебе нужно, чего тебе хочется в самых потаенных закоулках разума… Или же я действительно прихожу, когда что-то надвигается… — Что тебе нужно? — Только одно… — он подошел ко мне вплотную, так близко, что на секунду стало даже трудно дышать, а доносящийся от него запах мускуса уже привычно кружил мне голову. Сердце нетерпеливо и трепетно забилось в разы быстрей. — Потанцуешь со мной? — Ч-что? — не успела я понять, что происходит, как была схвачена его руками и вовлечена во внезапный танец, музыка которого, казалось, только-только зазвучала в воздухе. Мой сон на мгновение стал походить на место, где сбываются мечты. Оглянувшись кругом, я увидела уже не тот пейзаж, состоящий из цветов, травы и леса возле поля. Меня и его окружали ровные колонны какого-то сказочного бального зала, а вокруг нас кольцом столпились какие-то знатные барышни и джентльмены. Мой сон так прекрасен лишь потому, что в нем я могу делать, что захочу, и тот, кто танцует сейчас со мной, видимо, понимает это не хуже, чем я. Его глаза светлы и ясны, они светятся, словно роскошная люстра с тысячей свечей, что висит на цепях высоко под потолком и является основным источником света. Одна его рука покоится на моей талии, а другая сжимает мою руку. На нем самом вместо одежды, в которой он меня встретил, красуется графский камзол белоснежного цвета с меховой накидкой и золотой каймой по всему костюму. Мельком оглядев себя, я увидела, что мой наряд походит на воздушное черное платье с голубой каймой и кружевным вырезом на груди. Медленный ритм вальса эхом отзывался в голове, звук неспешных шагов идеально подходил под музыку, игравшую в зале. Она лилась, казалось, отовсюду, превращая это место в сказку. Глаза Оза… нет. Глаза незнакомца смотрели на меня прожигающе и уверенно. Зеленые омуты манили точно так же, как меня манят и глаза Оза, но почему-то оттенок где-то на дне взгляда совершенно иной. — Алиса, ты так прекрасна сегодня! — уверенно и восхищенно произнес он, что заставило меня немного смутиться. — Ты ведь потанцуешь со мной еще? — Я… — Потанцуешь? — он приблизил ко мне лицо и, взяв за подбородок, внимательно посмотрел в глаза, в то время как мне, наоборот, хотелось убежать отсюда, спрятаться куда-нибудь, где было бы тихо и спокойно. Но ладони, державшие меня за талию, не давали мне такой возможности, отчего я почувствовала, как по мне пробежалась нервная мелкая дрожь. — Я был бы очень рад этому. Его пальцы прошлись по шее вверх и зарылись у меня в волосах, а я не знала, что делать. Не знала, что и думать. Да, я ясно осознавала, что я во сне, но было уже такое впечатление, словно я давно перешагнула грань между сном и явью — ведь все так реально, касания такие горячие и ласковые, и сердце заходится в трепете и восторге, но это — лишь обманное чувство. Ведь я знаю, что передо мной не Оз, а тот, кто утешал меня, когда мне было плохо, тот, кого я вскоре просто нарекла «незнакомцем». Он приходил, когда мне хотелось умереть, бросить все и наплевать на моральные принципы, которых как таковых у меня почти не оставалось. Но он, являясь мне во сне, разговаривал со мной о мелочах, и я, сама того не понимая, чувствовала, как становится невероятно легко от таких разговоров. Я влюбилась в его улыбку и голос, но глаза и большая часть лица оставались для меня загадкой, так как в самую первую нашу встречу я не могла разглядеть его. Но голос, улыбка, тепло его объятий и жар тела вскоре стали для меня сладчайшей пеленой, которой я поддавалась и, словно ребенок, всегда засыпала возле него. Мне было грустно, когда он изредка не снился мне, и я даже пыталась отчаянно заставить себя вновь и вновь воспроизводить этот образ в голове, но ничего не выходило. Многим показалось бы, что это абсурд — так нарочно окунать себя в сон, чтобы, наконец, встретиться со своим видением, но для меня это стало словно маленьким отблеском радости. Когда я была в плену у своих мучительных воспоминаний, прошлого и издевательств сверстников, у меня не было большей радости, чем этот сон и «незнакомец». Я банально влюбилась в него и все время ждала, когда он сможет снова мне присниться. Ха! Как я была наивна и глупа тогда. Глаза были затуманены только его образом, а когда он приходил ко мне, то для меня не было большего счастья. Его губы внезапно накрыли мои, и этот поцелуй, казалось, снес мне крышу окончательно, позволив углубиться в вихрь ощущений. Но внезапный стыд и смущение не дали мне даже прочувствовать все, и я отпрянула: — Не надо. — Понимаю… — пальцы прошлись по моей щеке, и я отвела взгляд, отчего мой собеседник рассмеялся, и смех этот был так весел и задорен, что я сама засмеялась над своей робостью и глупостью. — Но все-таки спасибо за танец. Мы еще с тобой повторим это… Его губы прошлись мимолетным касанием по моей ладони, и, словно тянущий омут, меня начала окутывать темнота, в итоге заставившая меня окончательно проснуться. Хищные зеленые глаза, смотрящие на меня взглядом голодного лиса — вот последнее, что довелось мне увидеть в захватившей меня тьме. *** Лето было в самом разгаре, повсеместная бурная жизнь, ночные крики и песни: «Лето-лето, загорелое лето!», слышные по ночам во всех парках и улицах от подростков, которые явно решили отпраздновать пришедшую радость. Уже середина, а они никак не уймутся. Солнце светит прямо в глаза, и я, вскочив, резко раздвигаю занавески, впуская свет в комнату. В мыслях кавардак после сна, который кажется мне расплывчатым. Вспомнить все в подробностях мне не удается, отчего на душе легкий осадок грусти и расстройства. Но, слыша, как в соседней комнате раздается шум, возня и грохот, я мимолетно усмехаюсь — Лео разгребает завал в своей комнате. С тех самых пор, как Лео уехал, никто не был в его комнате, и даже я не позволяла себе туда заходить без должного повода, которого так и не появилось. Его комната не такая уж и большая, но вмещает множество вещей. Почти целиком она покрыта чуть ли не сантиметровым слоем пыли, а забытые когда-то вещи умиляют мое сердце и заставляют улыбнуться — взять, к примеру, его старые нотные тетради и учебники. Единственное пустующее здесь место — то, где раньше стояло пианино. Теперь оно принадлежало мне, а Лео частенько захаживал поиграть. Я не была против, так как перетаскивать пианино с места на место — слишком мудрено и проблематично. Но в голове всплывает множество воспоминаний. Зайдя в затхлое помещение, где тут же взметнулась пыль, летающая по всей комнате, о чем свидетельствовал сочащийся из окна лучик солнца, я увидела среди всего этого бардака Лео. Поправляя очки, — он носил их втайне ото всех — он рассматривал с некой полуулыбкой старую увесистую книгу. Едва я ступила на порог, как пол под ногами протестующе заскрипел, от чего брат вздрогнул, но тут же, увидев меня, расплылся в нежной улыбке. Я немного помялась на пороге и, скрипя половицами, подошла к Лео, смотря на книгу, что он держал в руках. Взгляд Лео был каким-то скорбным и потерянным, а вот почему — я не могла понять. Возможно, оттого, что книгу, которую он держал в руках, ему давным-давно подарил отец. Я же очень смутно помню отца — ведь когда он умер, мне было всего четыре года. Но его образ накрепко засел в голове, вот только с каждым годом мне казалось, что он все расплывчатее. Отец был строг и холоден, но обладал добрым сердцем, а когда он сидел со мной один, то всегда заметно «оттаивал» — хоть мне и было тогда еще мало лет, я видела, как папа любит меня. Помню, что они с Лео всегда были вместе. Отец научил его играть так же, как научил играть Лейси, а она, в свою очередь, научила играть меня. — Алиса, ты помнишь родителей? — туманно и задумчиво задал вопрос Лео, и улыбка совсем пропала с его лица. Грустно опустив взгляд, я подошла к брату и, заглянув ему в глаза, сняла с него очки, отчего его взгляд тут же немного прояснился — в нем появилось изумление. Я улыбнулась и, проведя ладонью по его щеке, поцеловала его в лоб, как делала Лейси, успокаивая младшего братца, когда тому было грустно и плохо. — Так смутно, что в голове почти все расплывается… — прошептала я, уткнувшись ему в плечо. — Я все меньше вспоминаю отца и маму, но все-таки помню, хоть и забыла многое. — Я… — начал Лео слегка дрожащим от волнения тоном, — почти потерялся в своих чувствах. Мне все труднее вспоминать минувшие дни… — Все хорошо, Лео… — улыбнулась я, играя с его черными прядями, как сама любила делать в детстве, находясь так близко к брату. Между нами на минутку пролегла тишина, а потом я, смерив этого задумчивого брюнета задорным взглядом, внезапно схватила его за руки и закружила в некотором подобии танца, напевая знакомый веселый мотивчик. — Все тревоги забудутся, стоит только улыбнуться ~ — напевала я старую, но родную и так когда-то полюбившуюся мне песню. Лео слушал меня и чуть улыбнулся, держа меня за ладони. — Ты так угрюм и смешон, Твоя улыбка всех дороже. Моя оплошность в том, Что я посмел забыть… Не печалься, милый братец, Я верю в добрый свет И в то, что птицы выдадут Наш с тобой секрет… Эту песню всегда пела мама, а придумал ее отец, чтобы хоть как-то нас приободрить, когда нам становилось грустно. Было очень тепло и хорошо, когда вспоминались вот такие моменты. Мы с Лео неспешно двигались по комнате в подобии этого танца, пока в итоге не столкнулись с кучей пыльных стеллажей. Тут же на нас обрушилась груда пыльных вещей, заслонивших все шкафы и свободное пространство. Мы дружно смеемся и, натянуто улыбаясь, выбираемся из этой кучи мала. Теперь все руки серы от пыли, нос щекочет она же, отчего я, резко подаваясь вперед, протяжно и громко чихаю, что сразу же за мной повторяет Лео. Но, увидев, что за уборка нас ожидает, мы немного пали духом. И все-таки день определенно начинался неплохо. Вся уборка заняла у нас ни много, ни мало — около трех часов, и к концу ее мы были опустошены, но довольны. Комната приняла более-менее божеский вид, а уставшие конечности давали о себе знать ноющей болью и покалывающим дискомфортом. Голова немного побаливала от внезапно навалившейся работы, но вскоре после уборки мы с Лео принялись приводить в порядок его шкаф с книгами. Все кожаные переплеты, которые оказывались у меня в руках, вызывали все новые волны ностальгии. Хотелось не просто убирать все на место, словно бездушный робот, а сесть, спокойно пролистать некоторые страницы, вспомнить об этом прекрасном чувстве приятных воспоминаний. Перед глазами пробегает множество картинок, связанных с таким безоблачным и задорным детством. Лео тоже, казалось, не отрывал взгляда от некоторых томиков, но мне иногда приходилось стряхивать с нас это затягивающее чувство умиротворения, напоминая о том, что нужно все-таки привести комнату в порядок хотя бы частично, на что братец немного ворчал. Так или иначе, эта комната хранила много вещей, при виде которых сердце в груди билось, как сумасшедшее, перегоняя кровь по всем возможным путям. Где-то оно болезненно сжималось, где-то будто испуганно юркало в дальний угол, а где-то подскакивало к горлу. Внезапный стук в дверь прервал мои мысли, казалось, оборвав их на ровном месте. Едва услышав этот звук, Лео, всполошившись, снял очки — на что я сразу ответила ехидной усмешкой, проводив его взглядом — и спустился вниз. Судя по доносящемуся голосу, пришел Оз. Да уж… как вспомню тот случай в парке, так в дрожь бросает и удивление. Эти двое, пусть и сошлись на «передовой», все равно ведут сопернический образ жизни, иногда бросаясь колкостями в адрес друг дружки, а порой открыто обмениваясь дерзостями. Но, так или иначе, они нашли общий язык и, похоже, ведут себя по-дружески. А в том, что они уже друзья, я не сомневаюсь. Один из таких типов друзей, когда мужчины знакомятся в драке и становятся не разлей вода. А сблизила их онлайн-игра. Они могли просидеть за ней часа три и совсем не устать, безостановочно крича друг на друга: «Мой щит смерти идеален, не то, что у тебя», «Тебе необходимо повысить свой ранг, чтобы взять это задание», «Прокачай, наконец, свой меч», «Вперед, на долину созвездия, бить синих троллей», — мама родная, куда я попала?? Каково же было мое удивление, когда я увидела, как Лео, копаясь в своем ноутбуке, оказывается, просто играет в онлайн-игру. Я мельком заглянула туда, увидела ту же самую игру, в которую рубится целыми часами Оз, когда ему нечем заняться. Не помню, какой у него ник, но он какого-то очень высокого уровня, а когда Лео играл, то я увидела персонажа Оза. Какой же шок потом был у Лео! Он возмутился, что такой, как Оз — и такого высокого уровня, и начал устраивать с ним какие-то схватки и дуэли, естественно, потерпел поражение, и сияющий Оз еще долго ходил с хорошим настроением. Потом Оз начал часто захаживать к нам со своим ноутбуком и множеством всякой всячины из еды. Оказалось, что они с Лео объединились и били всех монстров направо и налево в каких-то подземельях — я не играю в эту игру, но часто их слышу, что иногда является хорошим поводом посмеяться над их фразами. Сами они как будто находятся в другой вселенной, когда погружаются в эту чертову игру, и я не раз проклинала авторов сего ужасного изобретения — они оба перестали обращать на меня внимание! Единственное, что могло их вывести из этого транса — зов природы в туалет, ну или когда у них кончались припасы и они отправлялись закупаться новыми продуктами. Иногда мне казалось, что у меня война с этой игрой, ибо она начинала меня откровенно бесить. Но я нашла иной способ их отвлекать. — Оз, пошли в кино? — делая невинное и жалобное личико, лепетала я, что заставляло этого блондина краснеть и игнорировать оклики Лео, который твердил что-то о каких-то огненных магах. Такое милое лицо с надутыми губами и невинными глазами всегда срабатывало, когда мне бывало скучно без внимания брата и, конечно, без внимания Оза, по которому я печалилась еще больше. С каждым моментом мне становилось будто все труднее с ним общаться. Он совершенно перестал со мной разговаривать, из-за чего мы даже ссорились, что и подбивало меня на некоторую скованность и раздражительность при его приходе. Бывало, мы сильно ругались и даже не разговаривали друг с другом, нас потом мирили друзья. С братом я выработала немного резкий, но порывистый стиль общения. Казалось, нам не о чем говорить — ведь после стольких лет и темы для разговора подходящей не найдешь, но иногда мы говорили без остановки. Порой он затрагивал опасные темы, как, например, однажды. Я проснулась и сразу же увидела ехидное лицо своего братца, который странно усмехался. Чуть позднее, присев ко мне на краешек кровати, он принялся буравить меня каким-то нежным и странным взглядом, а последовавшая затем фраза просто убила меня наповал: — Что же тебе там Оз такого во сне сказал? — Какого черта?? — подушка полетела ему в лицо, а после и ботинок метко устремился вдогонку, но этот очкарик успел закрыть дверь. Уже за завтраком он тоже чуть не умудрился получить от меня по своей лохматой головенке: — Алиса, тебе что, Оз нравится? — Ч-ч-что?? С чего вдруг такой вопрос?? — закричала я, чувствуя, как щеки пылают румянцем, выдавая меня с головой. Но, видимо, заметив, что я не в лучшем расположении духа, Лео лишь немного улыбнулся и, сказав: «Наверно, показалось», ушел наверх, к себе в комнату. Все бы хорошо, да только Оз в последнее время ну совершенно не обращает на меня внимания! Возможно, я и вправду ему не нравлюсь, и он теперь по-настоящему относится ко мне, как к подруге, потому что слишком занят новым знакомым — Лео? Какое-то щемящее чувство неясной тревоги и беспокойства говорило об обратном. Оз, видимо, молчит не просто так, а что-то скрывает — что было ясно по одному его взгляду, которым он порой буравил меня. Очередная встреча Оза с его ноутбуком в руках и горящими глазами — и такого же чуть ухмыляющегося Лео. Оба удаляются в комнату, и вскоре оттуда слышатся странные звуки — звяканье электронных мечей, всякие спецэффекты из игры. Мне было грустно и одиноко. Хотелось подойти к ним и выдернуть к черту шнуры, чтобы они, наконец, вернулись в реальный мир, но даже моя невинная рожица уже не могла никак на них повлиять. Чертовы ненормальные геймеры. *** С трудом продрав глаза, я понимаю, что все-таки вчера слишком долго сидел за ноутбуком с братом Алисы и что с такими посиделками пора заканчивать. Ноги шатаются и не хотят меня держать, а голова раскалывается от бессонной ночи, но все-таки я дома и проспал довольно долго. Были каникулы, и то, что завтра у Алисы день рождения, для меня как-то… У Алисы день рождения! Завтра! Господи, что я вчера пропустил?? «— Эй, Оз, скоро у сестры день рождения. Что подаришь? — Не знаю. В прошлом году она мне даже не сказала, когда ее день рождения, а потом сказала, что мы его пропустили… — Да уж… Только Лейси хорошо устраивала ей праздники. Для Алисы день рождения — очень особенный праздник… — Правда? Тогда! Я сделаю все, что угодно, но обязательно обрадую Алису и сделаю ей самый лучший день рождения! — Не зарывайся, у тебя на пути соперник — я! — Мы еще посмотрим, очкарик лохматый!» Точно… Я ведь тогда… черт, голова болит! Надо что-нибудь выпить, а потом уже думать на свежую голову. Но, собственно, думать мне так и не дали, так как слишком протяжный и громкий звонок телефона заставил меня чуть ли биться головой об стену. Но, пересилив себя, я все-таки взял трубку. — Оз? Слушай, ты знаешь, завтра у Алисы день рождения, и мы должны все подготовить. Ты придешь? В приют тетушки Фионы? — В тот самый приют? — я сразу же вспомнил, как однажды мы с Алисой там были вместе, и какие козни строили против меня эти милые на вид детишки. Неуверенно натянув фальшивую улыбку, я ответил: — К-конечно, я п-приду… Господи, не успел встать — уже навалилось. Но в душе у меня пылал какой-то неуверенный огонек, который словно говорил, что все обойдется и пройдет в лучшем виде. Сердце словно загорелось огнем, и я точно знал, что праздник должен пройти безупречно. Я сделаю все, что угодно, чтобы так оно и было! В последнее время она была расстроена и рассержена. Догадываюсь о предмете ее злости — наша с Лео одержимость онлайн-играми. Да, так уж получилось, что мы с ним полюбили до чертиков одну игру и несколько дней подряд выполняли в ней кое-какие задания и стратегии, но речь сейчас не об этом. Мы с Алисой начали потихоньку друг от друга отдаляться, что волновало меня все реже. Я общался с ней, предавая общество Лео. Этот очкарик стал мне другом — что сначала даже вызывало у меня приступ какого-то параноидного смеха, заставившего биться в истерике. Но то, что мои отношения с Лео пошли в гору и мы с ним даже более-менее теперь могли назвать себя «друзьями», уже о чем-то говорило. Вот только Алиса теперь каждый раз запиралась в комнате и не выходила оттуда, пока я не уйду. Словно показывая свою отрешенность и нервозность — это меня задевало и вызывало приступ злости. Так или иначе, я тоже был немного виноват, что оставлял ее одну. Но все-таки ничего ведь плохого не случилось, что здесь такого? Мои мысли были втянуты в этот калейдоскоп, который состоял из множества разных событий, и разум не мог ухватиться ни за одну здравую идею. Моя привязанность – или же такое смелое, взрослое и порывистое слово, как любовь — к Алисе достигла, казалось, своего апогея, но это были только цветочки. Так как во мне произошли гормональные изменения. Кхем! Короче говоря, с того момента, как она проснулась у меня на груди, одетая в мою одежду, с того момента, как взгляд мой упал на рубашку, которая была застегнута наполовину, едва прикрывая грудь, я по-настоящему познал, что это такое — хотеть девушку. Конечно, мне и раньше случалось, вот так вот, скажем, «увлечься» Алисой, но все проходило, стоило ей исчезнуть из виду, и я попросту забывал об этом. Но сейчас все было по-другому, и мое тело то и дело не слушалось меня рядом с ней, искренне и слишком страстно реагируя на нее. Это была еще одна причина, почему я иногда избегал встречи с ней. Я попросту боялся неизвестных мне реакций и, возможно, каких-то других взглядов или разговоров. Я боялся каких-либо изменений, которые могли повлечь за собой множество проблем и неприятностей. Мысли не желали идти в правильном направлении рядом с ней, я попросту сходил с ума. — Оз! Ты уже встал? — в двери появилась голова Ады, заглядывающей в комнату. — Мне только что звонила Шерон. Давай скорее, нас все ждут! Собрание втайне от Алисы! — Сейча-а-а-с… — страдая, протянул я и потянулся. — Оз, мне звонила Шерон, нам надо встретиться в доме Фионы, чтобы… — Да сейчас!! — взорвался я, послав в белобрысую башку брата подушку, от которой еле отлип. — Ты че творишь, шкет?? — ворвавшись ко мне и стискивая меня в своих братских «любящих» объятиях, прорычал Джек. — Да че ты мне сделаешь, Мадам Косичка?? — насупился я, боднув лбом его лоб. Мы принялись сверлить друг друга сердитыми и прожигающими взглядами, стремясь испепелить друг друга. — Прическу сотворишь мне, как у себя? О боже, как мне страшно! — Вы оба как дети! — я только сейчас вспомнил о присутствии Ады, и, только мельком взглянув на нее, мы с Джеком поперхнулись всем, чем возможно, и дружно притянули друг друга к себе, напевая: — Братик, ты такой хороший! — Что ты, Джек, это ты такой хороший старший брат! Ха-ха! — Ха-ха-ха! Свирепое выражение сходит с лица Ады, и она смущенно отводит взгляд, придя в себя — она стеснялась саму себя, когда злилась, потому как считала, что это плохо. Мы с Джеком проводили ее взглядом за дверь. И как только она вышла, тут же отскочили друг от друга. — Чего это на тебя нашло, а? — спросил Джек после минуты молчания, сидя по-турецки у меня на кровати, пока я, потирая глаза, пытался прийти в себя. Очнулся я после щелчка в нос. — Опять в облаках витаешь? Или же замечтался?.. — Ничего не замечтался! — сразу покраснев, выпалил я, за что получил в ответ ехидную усмешку и деспотичный взгляд, полный издевки. — Хватит так глазеть! — А что дарить-то будешь, а? Поцелуй в щечку? — вознеся глаза к потолку, засмеялся он, в ответ на что я схватил его за косичку и принялся дергать. — Эй, ну хватит! А если серьезно! — Не знаю! — я отвернулся и взглянул в окно, где блистало во всем своем очаровании лето: распустившееся цветы, вишня, которая вот-вот должна была начать расцветать. — Я не знаю, что ей подарить… — Кролика. — Чего? — Кролика, — серьезно повторил Джек, а потом, улыбнувшись, взъерошил мне волосы на макушке, как делал всегда, когда подбадривал. — Ты ведь знаешь. Алиса любит кроликов. — Она и крольчатину любит… — рассмеялся я, но принял слова брата к сведению. — Может, игрушку? — Точняк! — усмехнулся он, подняв большой палец вверх, демонстрируя жест «класс!». — Алиске понравится! Я тогда подарю ей тебя! — Чего?? — Точно! Заверну тебя в красный узелок и адресую ей! Представляешь, какой восторг у нее будет! — Да иди ты! — вновь меж нами разгорелся прежний огонь, но тут же угас, стоило моему телефону на прикроватной тумбочке снова зазвякать. И даже по самому звонку мне стало жутко и понятно, что будет худо, если мы с Джеком не поторопимся. *** Оказалось, что в приюте все уже давно знали о важном празднике, дети радостно щебетали и, бегая с восторженным румянцем на щеках, вслух выкрикивали, что они будут делать для Алисы. Помнится, эта ребятня сильно и преданно любила Алису, поэтому они все тоже присутствовали на тайном «заговоре» Шерон, которая заправляла, казалось, всеми идеями, стремясь воплотить их в жизнь. Атмосфера в маленьком, немного скромном домике имени старушки Фионы стояла праздничная. — Наша задача на сегодня — это все тщательно и как можно точнее спланировать! Дом Фионы выбран не случайно — ведь это любимое место Алисы, и многие дети тоже хотят участвовать в празднике. Кстати, отдельное спасибо дорогой тетушки Фионе ~ — Шерон обвела взглядом всех присутствующих, а нас было много! Дети приюта, тихонько притаившись, с замиранием сердца впитывают каждое ее слово, а также, конечно, сама владелица приюта, ну и все друзья. Даже больше: учитель Лиам, Зарксис, бабушка Шерон и… кхем… наш директор, присутствие которого Шерон объясняла тем, что бабушка подговорила его на небольшое обеспечение финансами, а у старого директора к ее бабушке была слабость. Ох уж эта жизнь… — Итак! Мы должны выложиться на полную катушку! Сделаем для Алисы самый настоящий бал в честь дня рождения! Я понимаю, что, возможно, я неправильно говорю, но у Алисы, наверное, давно не было настоящего праздника — и мы должны исправить это! Поэтому нынешний праздник станет платой за все те, что она пропустила! А теперь вперед, выложимся по полной! — Да!! — прокричали все в один голос, причем многие голоса принадлежали детям, и с этого момента все закипело и прибавило темп в работе, казалось, в разы! Линолеум в огромном вестибюле приюта засиял от чистоты под напором всех трудящихся, высокий потолок избавился от паутины и мрачности, под ним начистили до блеска старую люстру. Теперь она дарила помещению такой свет, что, казалось, в каждом затхлом уголке, заполненном огромными пыльными вещами, стало светлее, чем на улице днем. Окна вымыли, а также украсили роскошными театральными шторами с веревочками, чьи кончики кончались лохматыми кисточками. Дети были веселы и носились по каждой комнате туда-сюда, будто стремясь донести до остальных свою радость и восторг, но получали лишь безмолвный ответ начищенных стен, сияющей от чистоты посуды и всего остального. Что касается такого грандиозного празднества, то в целях благотворительности здесь устроили день открытых дверей — любой желающий мог зайти в качестве гостя. Да и просто всем хотелось, чтобы радость праздника разделили остальные. Мы долго спорили, конечно, насчет того, стоит ли разрешать такое, но в итоге заключили перемирие и выбрали именно такой вариант проведения. Сам праздник решили сделать в духе «Алисы в стране чудес» — только его персонажами будем мы в ролях «Безумной страны Чудес», принадлежащей к «Изгоям». Остальное заключалось в том, чтобы Алису кто-нибудь отвлекал завтра до семи часов вечера. По жребию выпал Гилберт, что немного омрачило мои чувства — ведь я так хотел провести больше времени с Алисой. Но, увы, ее праздник превыше всего. И я ведь пообещал самому себе, что обойду Лео, который то и дело пытался отличиться в сегодняшней уборке и украшении зала. Мы двое открыто друг с другом соперничали, и то и дело выкрикивали уже излюбленные фразы: — Только через мой труп ты станешь танцевать с моей сестрой! — швабра схлестнулась с моей метлой в неподдельной схватке. — Башка белобрысая! — Умолкни, очкарик тупорогий! — вся пыль и паутина от моего веника осела на волосах брюнета, в то время как его лицо побагровело, красноречиво говоря, насколько сильно я его задел. — Я тебя порву! — я быстро дал деру, пока Лео меня не достал: как ни крути, этот очкарик был сильнее меня, во второй раз мне могло и не повезти. Все закончилось мирно и без жертв, так как нас загрузили под завязку. В подвале мы нашли большие старые часы с танцующими механизмами внутри, и Джек, как мастер в подобных делах, привел их в порядок. Пусть он и провозился с ними довольно долго, его труд говорил сам за себя. Ибо при наступлении каждого часа механические фигурки внутри стеклянного шкафа оживали и начинали танцевать вместе с боем часов. Завтрашний день обещал быть очень насыщенным. Мне чудились всякие красивые танцы и моменты, которые проведем мы с Алисой. Возможно, мне удастся сказать ей о своих чувствах, и весь этот спектакль, наконец, подойдет к концу! Но кто знает, что нам приготовила судьба... *** Первое, что я почувствовала, проснувшись — мягкие, щекочущие лицо прикосновения. Разлепив глаза, я наткнулась на янтарь чьих-то глаз. Мурлыканье, последовавшее после моего пробуждения, заставило меня полностью осознать, что тот, кто меня разбудил — Георг. Этот кот приходил ко мне теперь все чаще и чаще, будто хотел составить мне кампанию. Он приходил ночью, через окно, и, молча следуя к кровати, ложился мне на ноги или возле меня, словно говоря, чтобы я его приласкала. Что я сейчас же и сделала, едва завидев его. Странно, но Георг не приходил ко мне ободранным или грязным, чаще пыльным, но не более — этот кот все больше и больше меня удивлял. Недавно я сделала для него небольшое украшение, которое он носил, казалось, сберегая, чтобы не поцарапать и не испачкать. Это был ошейник Чешира: мне показалось, что он очень подошел бы Георгу, и тот с гордостью носил подарок, что немного поднимало мне настроение. Вот и сейчас, перезванивая бубенцами, он встряхнулся и принялся лениво наблюдать за мной. В то время как на душе у меня разливалась спокойная и мирная радость от предвкушения предстоящего дня, за окном в солнечном свете переливалось множество цветов, уйма красок насыщала утро все новыми впечатлениями. Солнце только-только поднималось из-за горизонта, отчего вереница облаков, окруживших дневное светило, казалась словно теплым одеялом, из-под которого поднималось ленивое и полусонное дитя. Я потянулась, разминая спину с утра пораньше, и тут же почувствовала, как приятно захрустели некоторые позвонки. Шея тоже захрустела от неудобного положения при сне, но конечности размялись и приятно расслабились, стоило мне немного прогнуться в спине и повертеть руками из стороны в сторону. Золотые хищные глаза наблюдали за каждым моим движением, а их обладатель иногда смешно вертел головой, наблюдая за движениями моих рук и ног. Черный кот настолько увлекся, что в один момент повалился на кровать боком, словно споткнувшись, но потом, очнувшись, быстро вскочил и, перезванивая бубенцами, подбежал ко мне, потираясь о мою ногу и мурлыча. — Рыбы у меня нет… — проговорила я, помахав указательным пальцем у него перед носом, на что он лишь фыркнул и, отвернувшись, проследовал к окну, откуда, видимо, и пришел. — Ладно, можешь поесть сардин… Услышав мои слова, кот замер и, обернувшись, возмущенно воззрился на меня, что вызвало у меня негодование. Но, смерив его таким же взглядом, я схватила Георга на руки и стала спускаться вниз, где, наверное, уже Лео хлопотал над завтраком. Это, кстати, немного удивительная вещь — Лео всегда готовил завтраки с тех пор, как вернулся. Внизу я никого не застала, за исключением притаившегося в кухне Ричарда, который с немного отстраненным выражением лица рылся в холодильнике, выуживая оттуда все необходимое для яичницы с беконом. Мое настроение сразу же пошло под откос, как только я поднялась наверх, дабы разбудить, видимо, уснувшего Лео, но его в комнате и след простыл, что сразу заставило меня внутренне сжаться. Странно. Лео никогда не оставлял меня без присмотра, а если и оставлял, то обязательно писал записку. Проверив комнату на наличие той самой, как говорится, записки, я окончательно убедилась, что ее нет и Лео, видимо, ушел, даже ничего не написав — выходит, вернется скоро. Но минуты сменились часом, что только усугубляло мое настроение. Ричард покинул кухню и ушел к себе в комнату (до недавнего времени она считалась закрытой, но на самом деле этому пьянице было удобней засыпать в гостиной), закрыв за собой дверь. Георг не отходил от меня ни на шаг, будто подтрунивая над отчимом. Возможно, он чувствовал, что однажды от руки этого пропойцы погиб ему подобный. Воспоминание о погибшем питомце тут же омрачило мне завтрак, но тревоги забылись, стоило Георгу в благодарность за сардины лизнуть меня в лицо и полезть ласкаться. Время медленно шло к отметке в три часа, и я решила позвонить Лео, но тот как в лету канул. Мое волнение росло, но вся завеса беспокойства разрушилась, как только я услышала стук в дверь. Недоуменно посмотрев в глазок, я обнаружила, что моим гостем был не кто иной, как Патлатый. — Ты чего тут делаешь? — я открыла дверь, а Найтрей немного покраснел и тут же раздраженно выпалил: — Тупой Кролик! Все стальные куда-то подевались! — Хочешь сказать, что ты тоже никого не можешь найти? — я вышла на порог, но стоило мне шире открыть дверь, как Гил внезапно стал бледен, как полотно. Недоумевая, я проследила за его напуганным взглядом — и увидела возле себя Георга. — К-к… А-а-а… — Гил трясущимися руками схватился за первое, что попалось под руку, и в ужасе попятился, в то время как Георг, изумленно склонив голову набок, смотрел на Патлатого. — КОШКА!! В мгновение ока Гил оказался за машиной, припаркованной неподалеку, и с бешеными глазами и подкашивающимися ногами уставился на моего гостя, в то время как мне самой хотелось громко засмеяться, что я сразу и сделала, как только Георг пронзительно мякнул и Гил упал на землю. — Ха-ха-ха-ха-ха!! — громко вырвалось у меня, отчего Гил покрылся стыдливым румянцем. — Во-первых: Патлатый, ты идиот! Во-вторых: Георг кот, а не кошка! В-третьих: поднимайся с земли! Я подошла к этому брюнету и, протянув руку, помогла ему встать, — но только для того, чтобы спугнуть его Георгом, который пошел за мной. Так что Патлатый держался от меня на расстоянии в три метра. Но все-таки один факт меня заботил: куда вдруг подевались все? — Ты говоришь, что других нет? — Вообще никого! — отводя взгляд, ответил Гил. — Может, на реку пойдем? — Чего это ты за мной увязался? На тебя даже не похоже! — усмехнулась я, на что Гил скривил губы в тонкую полоску и раздраженно прошелся рукой по волосам. — Делать нечего, да и вообще, мы ведь с тобой друзья, как-никак! — Ну-ну… — протянула я, улыбаясь: приход Патлатого даже немного поднял мне настроение. Поразмыслив, мы решили пойти в парк и пострелять в тире. Я любила парки, а Патлатый — стрелять. Стрельба + Гил = победа! Если хорошо воспользоваться его способностями, то я могу что-нибудь выиграть с его помощью, ведь Гил — меткий стрелок! *** — Предупреждаю: убери от меня это чудовище! — зашипел весь зашуганный брюнет, находясь при этом на приличном расстоянии от меня все по той же причине: за мной увязался Георг. Он наглым образом восседал у меня на плече и изредка, цепляясь когтями за одежду, повисал у меня на спине — было немного больно, но не особо. Гилберт не подходил ко мне ни под каким предлогом, да и мне это было только на руку — поменьше контакта с этой Водорослью, хоть с ним отчасти и весело было. Георг замурлыкал под ухом, и от этого я засмеялась, поскольку было очень щекотно. Гил судорожно покосился на того, кто вызвал у меня смешок. Ох, Патлатый, как же можно так бояться кошек? Помнится, ты их с самого детства не любил, а как боялся Чешира, так вообще смех, да и только. Мои мысли прервало дуновение ветерка, который вслед за собой принес приятный аромат вишни. Розовые лепестки деревьев летали повсюду, словно исполняя чудесный танец цветов, от чего на сердце сразу заплясала радость — подобно тому, как плясали в воздухе эти самые лепестки. В голове внезапно всплыли какие-то фразы, но они потонули в чудесном аромате, доносящемся отовсюду в парке, где распускалось множество цветов. Кровь, казалось, закипела от этих кружащих голову ощущений, и впервые за все время мне стало настолько хорошо, что я даже невольно остановилась, чтобы прочувствовать весь аромат, чтобы вобрать в себя частичку этого волшебного мгновения. — Какая красивая вишня расцвела в этом году… — невольно до меня донесся восторженный шепот Гила, который тоже остановился и взирал наверх, в небо, по которому, словно мазки, довершающие картину, проплывали розовые цветы, подхваченные ветром и уносимые далеко-далеко — туда, куда вместе с ними уходила моя усталость, граничащая с некоторым беспокойством и страхом. — В городе такого не увидишь. Сабрие — столица, а этот городок, который словно примостился возле него — удивительное место. Я рад, что родился здесь и вернулся сюда снова. Я уже и забыл, как расцветает вишня… — Когда я была одна, вишня почему-то так не цвела, и всякий раз, когда цветы все-таки отцветали, они были похожи на мусор, уносимый дождем и замызганный грязью. Я только сейчас вижу истинную красоту этого явления… Внезапно в голове у меня засветились воспоминания, и я, только-только распознав проявившиеся фразы, одновременно радостно и грустно улыбнулась тому, что вспомнила: « Алиса, посмотри, как красиво расцветает вишня! — голос Лейси чист, бодр и безмерно нежен, пропитан любовью и лаской, что заставляет мое сердце исступленно поддаваться охватившему меня восторгу. — Я всегда любила вишню и ее цветы — ведь не сыщешь зрелища прекрасней! Как прелестно, что твой день рождения именно тогда, когда происходит столь прекрасное явление!» — Точно… Это действительно волшебно… Словно я оказалась на одно мгновение в прошлом… Это не передать обычными словами… *** — Ура!! — ликовала я, прижимая к груди большого плюшевого мишку, который стал призом за попадания в тире — все прошло так, как я и планировала. — Вообще старался я, а приз получила ты, как так?? — Ну, если тебе так хочется… — я пожала плечами, передавая ему мишку, на что он лишь сконфуженно отвернулся, показывая всем своим видом: мол, ладно, забирай. Я радостно прижала игрушку к себе, наслаждаясь ее мягким плюшевым телом и шерсткой, а маленькие глазки-бусинки взирали на меня, отражая свет. Георг, обнюхав новую игрушку, раздраженно отвернулся от нее, разом показывая свое отношение к новенькому, попавшему в наш коллектив. Все оставшееся время мы с Гилом шли по улице, дружно переругиваясь извечными фразами, но мне даже нравилось. На душе было спокойно, забылся весь плохо начавшийся день, словно и не было всех этих неприятностей. Но вся дружеская перепалка разрушилась от звука пищащих наручных часов Патлатого, который, видимо, куда-то опаздывал. Его брови поползли вверх, а лицо приобрело оттенок серьезности и волнения. Вытащив телефон, он быстро забегал пальцем по клавиатуре и отправил кому-то SMS. Через минуту он получил ответ, и на его лице расплылась немного коварная улыбка: — Кролик, пойдем, прогуляемся до приюта… — даже не спросив моего согласия, он схватил меня за руку и поспешил к выходу из парка, а потом дальше, в сторону приюта тетушки Фионы, так как в округе был всего один приют. Уже на половине пути мне пришлось идти за ним добровольно, так как он игнорировал любые мои гневные реплики в адрес его самого и его нрава, которые вскоре переросли в невнятные бормотания, потому как я устала и достучаться до Патлатого казалось теперь невыполнимой задачей. Я злилась на то, что он вдруг так внезапно сменил пластинку, а теперь еще и тащил меня куда-то в неизвестном направлении, ну или в известном — просто по неизвестной причине! Наконец, дошло до того, что он, притянув меня к себе, закрыл мне глаза, игнорируя новую вспышку негодования, в результате которой ему открылось, что он идиот конченый и, по-моему, извращенец, что он не только патлатый, но еще и дегенерат — и все тому подобное, помноженное на квадратный корень из моих злости и язвительности. Все заканчивается, стоит мне только почувствовать, как я куда-то захожу, а Гилберт останавливается окончательно. Позже в глаза ударяет резкий, ослепительный свет и слышится внезапный хлопок — как будто над самым ухом. Раздается множество голосов и пронзительных детских криков, гармонирующих с громким хором: — С днем рождения тебя! С днем рождения тебя! С днем рождения, Алиса! С днем рождения тебя! С минуту во мне бушевал восторженный огонь, а когда я очнулась от этого восторга, то поняла, что в приюте царил настоящий праздник — словно бал. Кругом было развешано множество украшений, все пространство просто пропитано атмосферой праздника. Прекрасное чувство, настоящая феерия всепоглощающей радости просто не давала мне сдвинуться с места. Тело покалывало от легкого, щекочущего все существо ощущения, а что касается остальных?.. — Наконец-то к нам на бал пожаловала именинница! — прозвучал звонкий и бодрый голос Шерон, которая была облачена в белый костюм с красными сердцами. Вглядевшись, я поняла, что она сейчас не кто иная, как Королева Червей. — Сегодня, в этой Стране Чудес, она будет нашей Алисой! Вмиг зал наполнился громкими аплодисментами и детскими восторженными криками. Оглянувшись вокруг, я поняла, что все присутствующие — жители Страны Чудес, моей любимой сказки. Все собравшиеся — дети из приюта, пропавшие утром друзья, включая брата, и даже некоторые учителя в придачу. Мне на глаза даже навернулись слезы радости, а по телу пробежали мурашки, вызывая во мне целый вихрь будоражащих чувств — они вспомнили про мой день рождения! Но я ведь даже им не напоминала, не говорила! Боже, мне сейчас плохо станет от переизбытка ощущений. — Алиса!! — целая толпа маленьких детей ринулась ко мне, окружила меня дружным кольцом, и только сейчас до меня дошло одно «но». — Алиса, смотри! Мы в костюмах Карт! — заголосили они в один голос, что заставило меня улыбнуться уголком губ, как когда-то раньше. — Я девятка бубен! — А я десятка треф! — Я шестерка червей! У всех детей поверх нарядной одежды была надета жилетка с мастью и номером карты, которой они являлись. У всех на лицах играли улыбки, а в глазах плясал смех, смешанный задором и счастьем. — Алиса, с днем рождения! — восклицают все, и я невольно радостно смеюсь, прижимая этих маленьких проказников к себе — смеюсь счастливо, вспоминая их маленькие шалости, проказы и то, как они позже приходили извиняться со стыдливым румянцем на щеках. — Праздник только начинается ~ — пропел голос за спиной, и, обернувшись, я оказалась стиснутой в руках Шерон и Эхо. — Пора нашу Алису нарядить на ее первый бал. — Шерон! — чувствуя, как краснею, пролепетала я, но была схвачена двумя подругами и вовлечена в целый хоровод событий и кутерьмы. Но больше всего меня поразили остальные, кто находился на этом празднике. Все были одеты, как в сказке — в прямом и переносном смысле. Эхо оказалась Белой Королевой, Винсент — мышью Соней, Зарксис — Безумным Шляпником, Лео — красным Валетом при дворе Красной Королевы Червей, Джек был Черным Валетом и служил Черной Королеве, которой являлась Ада. Все сказки смешались в один невообразимый шум и гомон. Я озиралась по сторонам, и то там, то здесь мне на глаза попадались все более праздничные маскарадные наряды, а множество поздравлений сыпалось, словно град. Но один конкретный блондин мне так сегодня пока и не показался, а именно — Оз. В душе кольнула обида, но угасла, стоило мне только снова бросить взгляд на зал, в котором кружились маленькие дети, пробуя танцевать разные танцы, что получалось у них не очень хорошо. Но все-таки восторг, который их одолевал, стоил всех этих танцев. — Скоро праздник будет официально открыт. Тогда сюда придут остальные гости… — Остальные? — Сегодня этот праздник — для всех, и все желающие смогут сюда прийти… — улыбнулась Шерон, и по ее взгляду было ясно, что она довольна работой, которую, видимо, сама и организовала. — А где Оз? — мы зашли в комнату, где хранилось множество упакованных костюмов, а посредине висело красивое черно-синее платье. По бокам черного платья были прорези, заканчивающиеся синими бутонами роз. По всему наряду расходились замысловатые узоры. — Оз встречает гостей и вскоре присоединится к торжеству… — улыбнулась Рейнсворт, снимая то самое платье, что успело завладеть моим интересом и непреодолимо приковывало к себе взгляд. — А еще скоро прибудет много взрослых, в честь дня открытых дверей они смогут кого-нибудь усыновить или удочерить, – тихий и немного робкий голос Эхо прозвучал резковато в приятной тишине, но сказанное заставило меня обрадоваться еще больше, хотя куда уж больше? Разве что во мне сидело раздражение, что Патлатый с самого начала мне ничего не сказал. Но это так, мелкие заморочки, не больше. В теле чувствовалась легкость, невесомая радость переполняла меня всю. Казалось, что я — лепесток на ветру, который гонит меня далеко, за моря, к бескрайним берегам и заграничным странам. Лицо горело радостным румянцем, и я то и дело позволяла себе восторженно выдохнуть от переизбытка ощущений. Материал платья оказался очень приятным на ощупь, а когда я его примерила, то убедилась, что оно мне несказанно идет. Настолько, что как будто на меня сшили. Было ощущение, что я нахожусь в сказке, хотя, может, так оно и было? Сердце так радо всему: улыбкам, словам, взглядам и, конечно, самому празднику и обстановке, царящей вокруг. Оно прыгает так радостно, что еще чуть-чуть — и точно не выдержит. Чувство безудержного восторга переполняет меня до краев, до такой степени, что хочется просто счастливо закричать и засмеяться — настолько, насколько позволяют голосовые связки. Последним украшением моего наряда становится своеобразная «корона», сделанная из сеточки вплетенных в нее бутонов роз. Она немного спадает мне на глаза, но в целом наряд просто невообразим и волшебен до последней детали. Даже на приличном расстоянии от праздника был слышен его размах, и, похоже, уже начинали впускать этих самых гостей, которых прибывало, видимо, все больше и больше. — Ну что ж, пора отправляться на бал, Алиса ~ — сладко пропела Шерон со счастливым девичьим румянцем на щеках. Она взяла меня и Эхо под локоть, и мы вышли из комнаты. Я чувствовала себя немного скованно. Возможно, всему виной неудобный корсет, который Шерон на меня надела? Казалось, какие корсеты в наши-то времена?? Но Шерон сказала, что это часть наряда и его ну просто необходимо надеть! Внизу уже были слышны отдельные аккорды классической музыки, которая прерывалась резкими, современными звуками, сразу слышно — Винсент опять колдует над мелодией, он любит это дело. Слышится множество голосов, которые сливаются в один восторженный гомон, от криков до перешептываний. Мимолетным взглядом я замечаю чей-то хвост и, на минутку отвлекшись, вижу, что Георга тоже нарядили. Его костюм — это черный камзол с золотыми пуговицами. Вот только, похоже, Георгу был не по духу такой маскарад, и он стремился расцарапать костюм, в ответ на что Шерон, увидевшая его за этим занятием, сразу же стремилась надеть все обратно, чтобы каждый сантиметр одежды лежал красиво и удобно для него. Уже выйдя из коридоров и комнат, ведущих в спальни детей, мы наткнулись на настоящее столпотворение: гостей оказалось очень много. Большая часть примостилась по бокам от центра зала, предназначенного непосредственно для танцев и тому подобных вещей. Но сейчас разум был заполнен вовсе не гостями и праздником, а только тем, как бы быстрее найти Оза, который таинственным образом никак не мог попасться мне на глаза. Я старалась прикинуть, в каком он мог быть костюме, но поскольку Шерон и Эхо отошли к гостям и ребятам, я не могла даже догадываться, кем он одет и где его теперь искать. Внезапно свет погас, и единственным его источником стал откуда-то взявшийся прожектор (я уже начинала примерно сокрушенно подсчитывать бюджет праздника). По залу прокатились громкие аплодисменты, и, взглянув в центр, я увидела, что там, взявшись за руки, стоят двое маленьких детей — мальчик и девочка. Оба одеты в костюмы карт со своим номером и мастью. И вот, спустя мгновение, они, взявшись за руки, начинают танцевать подобие вальса. Да уж… это действительно выглядело очень мило и красиво, и как раз под такой шумок я проникла в самую гущу толпы, уповая на удачу. Собственно, в толпе я не смогла вообще никого найти, и мне пришлось протиснуться обратно, а к этому времени танец двух сироток подошел к концу и зал взорвался оглушительными аплодисментами. От такого ора я даже не сразу поняла, где нахожусь, благо, я заприметила на горизонте знакомый… клюв? Гилберт нарядился в костюм Ворона? Что за глупость… хотя он ведь и в нашем клубе был вороном… — Патлатый! Где остальные? — Не называй меня!.. — он умолк на полуслове, только повернулся и стремительно покраснел, от чего я даже сама растерялась. Водоросль покраснел от моего вида, что ли? Ого! Видимо, я и вправду красиво выгляжу, как говорила Шерон перед тем, как мне выйти. Но ведь это же Патлатый! Сюрпризов все больше. Все-таки он тоже стоял в стороне и кого-то высматривал, поэтому я даже повторять вопроса не стала, а прошла дальше. Но стоило мне отойти на шаг, как я услышала его внезапный вскрик, и Патлатый побежал вперед, сверкая пятками. Обернувшись, чтобы увидеть то, чего он так испугался, я впала в ступор от увиденного: хвост, уши, лапы и… Оскар в костюме Чеширского кота? Шок. Ступор. Столбняк. — Алиса ~ — на лице старого блондина расцвел румянец, и он кинулся меня обнимать и стискивать, как только можно, говоря поздравления и горячие речи на все лады, отчего я почувствовала себя еще сконфуженнее. — С днем рождения! — Спасибо… — более-менее оправившись и натянуто улыбнувшись, пролепетала я. — Вы случайно не знаете, где Оз? На его лице опять расплылась улыбка, но какая-то уже романтично-мечтательная, отчего по моему телу пробежала нехорошая и неприятная дрожь. Он что-то начал напевать себе под нос и рукой (лапой) указал в сторону коридора, ведущего в комнату, где обычно проводились беседы с воспитателем по поводу усыновления. Сейчас там горел яркий свет, и виднелись всякие разные тени, напоминающие чьи-то движения в комнате. Быстро попрощавшись с Оскаром-котом, я устремилась туда, но то и дело меня заносило, потому что Шерон слишком крепко зашнуровала проклятый корсет (ну какого фига его надо было надевать??). Войдя в комнату, я увидела, что она вся загромождена мебелью, которую, видимо, сюда перетащили, дабы она не мешалась в зале. Среди этой мебели нашелся стол, полный прямоугольных коробок в цветастой упаковке и с бантиками — явно украшение подарков. Но количество не то, чтобы радовало — даже пугало. Так много! Ох, я же замучаюсь потом, слишком много всего, но… господи, я никогда не чувствовала такой восторг и чистое, невинное счастье, какое бывает только у детей в такой замечательный день-праздник, как день рождения. Глазами я искала Оза — и нашла его как раз возле этого стола с подарками. Он что-то мудрил с каким-то предметом в упаковке, видимо, тоже подарком. Одет он был в белый камзол с меховой накидкой и золотыми пуговицами. На минуту в голове у меня что-то вспыхнуло мимолетным воспоминанием — образ или же тень, но все быстро потухло в разуме, как только я заметила, в каком именно он костюме. Кролик? Шляпа, цилиндр белого цвета со свисающими ушами сразу же делали его… ТАКИМ МИЛЫМ!! КРОЛИК!! Оз — кролик… По-моему, я уже упоминала, что люблю кроликов, но, как бы сказать… Я ИХ ПРОСТО ОБОЖАЮ!! А Оз в таком образе был просто самым милым существом на свете, отчего я даже не сразу дала ему понять, что я здесь, а когда я все-таки культурно постучала по двери, он вздрогнул и резко обернулся. Заметив меня, энергично спрятал за спину то, что так упорно пытался упаковать. К тому же, увидев меня, он еще и покраснел, что меня и саму заставило смутиться — все-таки приятно, когда любимый человек так реагирует. На минуту между нами пролегла тишина, но вот прошло несколько секунд — и он, потупившись, с тем же румянцем вручил мне подарок. Бедный Оз столько мучился, заворачивая его, а я теперь тут же все «распотрошу»… Но он сам, глубоко вздохнув, содрал все покрытие, при этом сердито глядя на красную обертку, в которую был завернут драгоценный предмет. — Кролик!! — воскликнула я, вытащив со дна коробочки черного кролика с глазами-бусинками и в красном плащике. — Я знал, что ты любишь кроликов, поэтому… — он умолк, стоило мне притянуть его к себе за лацкан и поцеловать в щеку, что вызвало у него еще большее смущение, пока я была поглощена моим маленьким подарком. — С днем рождения. — Знаешь, а я назову его Озом! — я вся засветилась от счастья, радостно прижимая к груди маленького плюшевого крольчонка. — В честь того, кто его мне подарил! Спасибо! — Да ладно… — смущенно и уже более тихо буркнул он, почесывая затылок и улыбаясь во все тридцать два зуба. — Рад, что тебе нравится. — Эй, Оз… — я внезапно подмигнула ему и притянула к себе, снова вцепившись в его воротник у самого горла. — Ты ведь тоже сегодня кролик ~ Румянец на его лице усилился, а я, показав ему язык, отпустила его и ускакала прочь с кроликом в руках, пока в зале начала играть уже совсем другая музыка. *** Я битые часы выбирал этот пресловутый подарок, и единственное место, где я нашел кролика-игрушку, оказалось на окраине города. Но в итоге, приобретя этого милого дружочка, я все думал про себя, как Алиса воспримет подарок. В конце концов, опоздав на все на свете, мне пришлось быстро подстраиваться и еще каким-то боком продумывать возможный вариант проведения праздника. Все сошлись на том, что раз я провинился, опоздав, на меня повесят самую нудную работу — прием гостей. Вскоре, когда торжество началось, я даже не увидел Алису, потому как переодевался в свой костюм. Одежду всем обеспечил Джек — старший брат какое-то время подрабатывал в театре, и костюмы не были такой уж проблемой. Наряд оказался очень даже красивым, он мне понравился, тем более все распределялись по должным ролям — как в нашем сообществе «Изгои». Поскольку я являлся Мартовским Кроликом (или зайцем, я так и не понял до конца), то и костюм, соответственно, будет таким. Камзол белого цвета, накидка и шляпа — цилиндр со свисающими ушами. В некотором роде, костюм даже очень милый. Но проблема заключалась в том, что я даже не упаковал свой подарок. Поэтому, только-только проводив гостей, я сразу устремился в место, где лежали остальные вещи, предназначенные Алисе. Я, наверное, минут сорок корячился с ним, и когда в итоге у меня получилось, оказалось, что я в помещении не один. Алиса, все это время стоящая сзади, просто нагло меня подставила и тут же заставила смутиться, ибо наряд ее — просто сказка! Черное платье с синими бутонами роз по бокам и своеобразная корона на голове с такими же розами, вплетенными в сеточку. Алиса была так рада подарку, что я даже позабыл о неприятностях, что успели приключиться со мной, а когда она поцеловала меня, я и вовсе словно переместился в райский уголок. Ее глаза горели неистовым огнем праздника и детского задора, а когда она пустилась от меня наутек, я сразу же устремился за ней, но не успел сориентироваться и потерял ее среди толпы. В зале внезапно заиграла медленная музыка, и тут я мысленно ударил себя по лбу. Начинается главное — официальное открытие бала в честь праздника и дня открытых дверей. Мой взгляд блуждал по толпе в поисках Алисы, но та как в лету канула, не желая появляться в поле зрения. Все закончилось тем, что меня под локоть схватил Джек и сказал, чтобы я быстрее шевелился — бал должен был открыть мой танец с Алисой. Эти пять минут до открытия длились мучительно долго, и я просто не мог поверить, что за пять минут можно было так много сделать, но не найти то, что ищешь. Алиса куда-то спряталась, словно нарочно, и не желала появляться. Обшаривая каждый закоулок, я случайно встретился с напыщенным Валетом. — Крольчатина, ты должен открывать бал! — насупился Лео, смерив меня соперническим взглядом — этот очкарик сам хотел открыть бал с Алисой, но выпало мне, чему я был несказанно рад. — Молчать, очкарик! — язвительно ответил я, и в итоге мне пришлось провозиться еще с этим валетом в черных театральных лосинах. — Я как раз ее ищу! — Оз! — меня резко потянули за ухо (за настоящее!), и передо мной возникло гневное лицо Шерон, которая нервно сжимала в руках свое грозное оружие — харисен. — Иди немедленно в зал! Все уже собрались! Меня бесцеремонно схватили и потащили в зал, следом за мной шел Лео, который еще и гневно скрежетал зубами. Оглядев помещение, я, наконец, заметил знакомый силуэт, и только собрался было заговорить, как меня внезапно охватил панический ужас — я напрягся. А что, если откажет? Музыка все играла, по гостям уже стали прокатываться недоумевающие реплики, и я, вдохнув глубже, подошел, наконец, к ней — к той, что держала в руках, прижимая к груди, милого черного кролика — и протянул руку в белой перчатке, глядя на нее. На минуту у меня пересохло в горле, а язык онемел, отказываясь что-либо говорить. Дышать вдруг стало так тяжело, а глаза Алисы исказились изумлением и тенью смущения, щеки ее порозовели, заставляя меня самого покрыться таким же румянцем, выдающим меня с головой. Для меня вдруг не стало в мире ничего, кроме ее глаз, голоса людей померкли на ее фоне, в ушах звучала лишь музыка, которая стала с того момента любимой. — Алиса… Потанцуешь со мной? — ее глаза распахнулись в удивлении, в них словно пробежала искра, которая тут же зажгла весь взгляд, устремленный на меня. Она кивнула, улыбнулась и, взяв меня за руку, вручила кролика ближайшей сиротке — они сновали тут везде. Потом немного сконфуженно и смущенно надула губы и, опустив взгляд, устремилась вслед за мной. — Дорогие друзья! Наш бал официально открыт! — послышался звонкий голос Шерон, и зал тут же зааплодировал, завидев меня и Алису, идущих в центр. Одной рукой я взял ее за руку, другую положил ей на талию, а она свою — мне на плечо. Двинувшись ровно в такт песне, мы начали танец, который запомнился мне на всю жизнь. *** — Алиса… Потанцуешь со мной? — эти слова я уже когда-то слышала, но они казались мне чем-то далеким по сравнению с тем, что я сейчас видела и ощущала. Щеки заалели, дыхание сбилось, а глаза изумленно распахнулись. Душа просто пылала от всей теплоты и нежности его слов. Потанцевать с Озом. Что тут, казалось бы, такого? Но танцевать с любимым человеком, который смотрит на тебя с такими искренними и нежными чувствами… Я безвольно кивнула, отдала Кролика, которого доселе прижимала к груди и, словно во сне, подала ему руку, затянутую в белоснежную перчатку. Я точно нахожусь в сказке... Неожиданно для меня самой ноги начали подкашиваться от накатившего волнения, и я глупо потупила взгляд, дабы не столкнуться с этими затягивающими зелеными омутами. Мне внезапно стало так стыдно, я смущалась всего и очень сильно волновалась перед такой толпой. Ведь все взгляды устремлены на нас — только мы одни собирались танцевать. Словно в пустом пространстве, где не было никого, кроме нас. — Дорогие друзья! Наш бал официально открыт! — я окончательно растерялась, когда услышала голос Шерон, а Оз только уверенно и нежно взял меня за руку, другую положил себе на плечо, в то время как его рука теперь покоилась на моей талии. — Мне немного неловко… — тихо призналась я, полностью следуя за его движениями. — Все смотрят прямо на нас… — Представь, что здесь никого, кроме нас… — пылко прошептал он, наклонившись к моему уху и делая поворот в танце. — Здесь никого, кроме нас, видишь? Только ты и я. Он невольно заставил меня посмотреть ему в глаза, и сердце тут же отреагировало сумасшедшим темпом, взрывающим, казалось, всю мою сущность. Остальной фон потонул в красках, в моем сознании остался только Оз. Только он — и ни единой души вокруг. Зеленые глаза, казалось, тоже не хотят отводить взгляд, как будто стараясь не погибнуть в этой сумасшедшей суматохе, в апогее, что настал так внезапно. Его лицо озарила поистине влюбленная улыбка, которая заставила меня в итоге положить обе руки ему на плечи, отчего по инерции его руки легли мне на талию. В голове звучала та запредельная мелодия, которая заставила мое сердце биться еще быстрей. Все звуки прошлой кутерьмы утонули в ней и в нашем неровном дыхании, которое, казалось, стало для нас общим. Было невообразимо хорошо. Хорошо настолько, что я, совсем забывшись, прильнула к его груди, обнимая его за шею. Он в ответ лишь сильнее сжал меня и так же притянул к себе. Наши лбы соприкоснулись, и было действительно такое впечатление, что не существует никого, кроме нас. Уже потом до меня стало доходить, что теперь танцуют остальные. Шерон и учитель Зарксис невесомо и словно незаметно проплыли мимо нас в том же танце, рядом Винсент и Эхо, а потом и Гил с Адой. В тот момент я стремилась навсегда запомнить это мгновение полного счастья, которое сотрясало все сердце ровными и оточенными ударами, но этому не сравниться с дальнейшими событиями… — Снег? — изумленный голос заставил меня посмотреть наверх, где открывался вид на улицу. Все изумленно и даже ошарашенно уставились на небо, которое простиралось за одним из больших окон. Ветер, распахнувший окно, внес в зал множество хлопьев снега. Снег, чистый, словно непорочный, танцевал в воздухе миллионами, миллиардами частичек. Светлый вихрь, состоящий из множества белых хлопьев, создавал в воздухе свой аккомпанемент. Танцевал свой последний танец. — Снег? Посреди июня? — Это просто чудо! — Такого не может быть! Цветущие лепестки вишни внезапно ворвались в то же окно, и теперь, казалось, все смешалось! Я не могла передать ощущений и чувств, что фонтаном били из меня. Этот чудесный танец из лепестков и снега слился воедино. Мое сердце казалось, взорвалось, и тут же грудная клетка сотряслась резким выдохом. По лицу потекли тихие и счастливые слезы, которые обжигали, подобно тому снегу, что успел запутаться у меня в волосах. Я прижала руки к груди, надеясь хоть немного утихомирить собственный пульс. Все из-за слов, что внезапно словно вспышкой озарили мое сознание… Алиса, если со мной что-нибудь случится, и я не смогу поздравить тебя с праздником — я обязательно сделаю это по-другому. Быть может, пускай снег будет моим вестником? Лейси… Ты до сих пор помнишь то обещание, которое я уже забыла… да… ты родилась, когда на улице впервые в году пошел снег. Я же родилась, когда цвела вишня и розовые лепестки носились по ветру, как одинокие наездники. Этот чудесный танец из лепестков и снега слился воедино. Нам был дан всего лишь миг один, и мы прожили его в танце на ветру. Ветер уносил мои слова, обращенные к сестре. Лейси, ты до сих пор помнишь… Я люблю тебя, сестра… и всегда буду помнить, так же, как и ты меня… *** Наша комедия сыграна отлично — Нет ни капли драмы и трагизма. Теперь выходим мы на сцену, Чтобы залу поклониться. Наши души, прежде скованные льдом, Оттаяли с первым ранним теплом. Нам не забыть того, что было обещано, Я клянусь, я выполню то, что обещал — Ведь это мой последний проступок в жизни.