Счастье рядом

Воздух после недавнего дождя влажен и свеж. Ветер проносится по ровным колосьям, заставляя пшеницу прогнуться под внезапным порывом стихии, порывистый и немного пронизывающий, но от этого очень будоражащий. Его запах бодрит, хочется вдохнуть этот аромат всеми легкими, чтобы навечно сохранить его в себе. Такой свежий, словно целебный. Лучики солнца, пронизывающие пелену грозовых облаков, отсвечивают на ряби реки. Зеркальная гладь искрится, а сама вода настолько прозрачна, что сквозь нее видно и рыб, и маленьких рачков, что ползают по дну. Вода в реке холодная, но от жары, повисшей в воздухе, которая контрастирует с влажностью недавнего дождя, хочется снова окунуться в холодную пучину. Мальчик, что стоит по колено в воде, иногда покачивается от сильного течения и улыбается, видя, как под ногами проплывают рыбы, а следом за ними — мальки. В руках у золотоволосого деревянное ведерко, в котором квакают лягушки, стремящиеся выбраться поскорей из плена, на что мальчик лишь коварно хихикает. Взяв одного лягушонка в ладонь, он хочет опустить его в реку — посмотреть, как он плавает. — Оз! — прервал его женский оклик, и блондин, содрогнувшись, обернулся к стоящей на берегу матери. — Нельзя издеваться над бедными созданиями. — Почему издеваться? — подняв бровь, изумился Оз. — Лягушкам ведь нужна вода. Разве нет? Женщина на берегу реки лишь улыбнулась. Белокурые длинные волосы, совсем как у сына, встрепенулись, когда она стала подходить к берегу, а голубые глаза наполнились любопытством и легким укором в сторону непослушного мальчишки, стоящего по колено в воде. Женщина провела ладонью по округлому животу, который символизировал то, что в скором времени будет пополнение в семье, и мягко опустилась на траву возле берега, ожидая, когда подойдет сын. — Лягушки могут жить в прудах и болотах, а не в реках с быстрым течением, Оз, — мягко проведя ладонью по макушке сына и взъерошив пряди, проговорила мать, на что тот лишь надул губы, опустив ведерко на берег, из которого тут же стали выпрыгивать лягушки. — Я просто хотел посмотреть, как они плавают… — обиженно отведя взгляд, проговорил Оз. — Они могут погибнуть, если будут плавать в такой холодной и быстрой воде… — сказала мама, заключив сына в крепкие объятья, прижав к груди. — Понимаешь? Мальчик уткнулся в плечо женщине и кивнул. Мама… она была теплой и такой ласковой, что раны на сердце мальчишки заживали и оно, снова оживая, начинало быстро биться. Внезапно Оз почувствовал, как мать вздрогнула, а ее ладонь переместилась на живот. Глаза мальчика засветились счастливым огнем, и он радостно положил ладони на живот, где тут же почувствовал маленькие, но резкие удары, при которых женщина немного хмурилась, но через силу улыбалась. — Какой сильный… — проговорил Оз, улыбаясь и изредка припадая ухом к животу. — А больно, когда он бьет? Женщина только улыбнулась, легко и кротко, и ее голубые глаза полузакрылись, в то время как ладонь ерошила золотые пряди волос сына. Внезапно мальчик схватился за руку и, стиснув зубы, пытался не подать виду, что ему больно. Но мать, заметив, потянула его к себе и, задрав длинный рукав футболки, провела нежно по руке, на которой виднелся огромный алый синяк, чуть ли не на всю руку. — Ты не мазал? — Я… я… — отведя взгляд, бормотал мальчик, грозясь заплакать от того, что мама снова видит это. — Я сам все сделаю. — Оз… — проговорила Рейчел, с любовью глядя на сына. — Не нужно переживать насчет меня… — Но просто… — начинал всхлипывать мальчик, — я не смог тебя защитить! Ты могла тогда пострадать, защищая меня! Все из-за того, что я слаб! Женщина порывисто притянула к себе плачущего ребенка и стала гладить его по голове, вновь ероша золотистые пряди его волос. Сын протяжно всхлипывает, говоря что-то сквозь слезы, но слова так неразборчивы, что мать лишь прижимает Оза крепче к себе. — В тот момент ты… — фраза обрывается протяжным плачем. — Т-ш-ш-ш… — ласковая ладонь погладила сына по плечам и спине, в то время как плечо женщины было уже влажное от слез, которые ровными ручейками текли из глаз мальчишки. В воздухе слышен детский заливистый плач, рушимый лишь порывистым ветром, что дул со стороны поля, засеянного пшеницей. Белокурый мальчишка поднял свои зеленые, затуманенные пеленой слез, глаза и всхлипнул, глядя в глаза матери. Обида и грусть клокотали в его сердце, а душа была исколота ненавистью со стороны близкого когда-то человека. Рейчел знала, что скрывается на дне глаз ее сына. Знала эту иронию судьбы, что сыграла с ним злую шутку, ведь он как две капли воды похож на отца. От этого и взгляд его иногда вгонял в ужас, словно и не твой сын смотрит на тебя. Словно видишь перед собой мужа в его детские годы, — но женщина всего лишь улыбается, мягко и кротко, нежно стирая слезы с лица сына, после порывисто прижимает мальчика к себе: — Оз, ты самое дорогое, что есть в моей жизни, — Рейчел утыкается носом в плечо Оза и улыбается, видя слабый огонек в зеленых глазах, — не плачь, мой маленький защитник… — Но ведь я!.. — запоздало воскликнул блондин, перед тем как мать заключила его в чувственные объятия. Слабый румянец покрыл щеки, и мальчик, улыбнувшись, прижался к маме. Рейчел дернулась от толчка в животе и, немного отпрянув от сына, снова провела ладонью по животу, который изредка вздрагивал от ударов внутри. Видимо, малыш чересчур разгулялся. — Ох! Чувствую, родится — станет настоящим драчуном в семье… — с любовью в голосе, но немного морщась, проговорила женщина. Взгляд ее снова пал на жуткий синяк сына, покрывший всю руку. — Оз… принеси мазь. Она в доме. Мальчик опустил взгляд на свою руку и, тяжело вздохнув, последовал в дом, через минуту вернувшись с баночкой в руках. Мазь была зеленоватого цвета, с запахом мяты, контрастирующим с обычным оттенком запаха лекарств. Оз поморщился от такой смеси запахов и от того, что мазь была такой холодной, что по коже пробежали мурашки, вызвав «гусиную кожу». Но через минуту мазь дала о себе знать, и зуд с болью резко поутихли, уступая место холоду и приятной свежести на том месте, куда нанесли мазь. Ветер, пропахший озоном, словно пастух, подгонял серые тучки — с не успевшим еще пролиться дождем — и колыхал раскинувшееся в округе поле пшеницы. Близился закат, и маленькие звезды, изредка мелькавшие на небосводе, яро это подтверждали. Небо окрасилось алым, а некоторые тучки, все еще проносящиеся по небу, придавали ему удивительный оттенок, словно оно рисовало картину — и, похоже, рисунок получался очень красивый. — Мам, а можно вопрос? — осторожно спросил Оз, лежа рядом с матерью в поле, глядя на приблизившийся закат. — Конечно. О чем ты хотел спросить? — Ну… — замялся мальчик, нервно потирая ладони, — каково это? Ну… чувствовать, что внутри тебя ребенок? Мальчик внезапно покраснел, потом, глупо улыбаясь, хотел согнать румянец. Женщина удивленно распахнула глаза, но через минуту теплая рука привычно потрепала макушку сына, взъерошив ему волосы. — Ты очень любопытен… — улыбнулась Рейчел. — В этом нет ничего такого, но лучше не спрашивай подобного при остальных. Могут не так понять. А вообще чувствовать внутри себя жизнь — удивительно. Ощущение, как внутри тебя кто-то дышит, шевелится и двигается. Да уж… помнится, когда я вынашивала тебя, ты был очень буйным, а в этот раз… — Почему ты не хочешь знать, кто родится? — спросил Оз, уже лежа на коленях у матери. — Когда у меня был ты, я тоже не стала узнавать. Детей нужно любить за то, что они есть, а не за то, мальчик он или девочка. — А вдруг там близнецы? — внезапно засветился интересом Оз. — Было бы неплохо… — мягко рассмеялась женщина, сверкнув голубыми глазами. Внезапно руки женщины погладили лицо мальчугана, и тот опять припал ухом к животу мамы. Ее ладонь прошлась по волосам сына и, зарывшись там, мягко почесывала, словно убаюкивая. Мерное покачивание и мотив какой-то мелодии давали о себе знать, и Оз, блаженно улыбаясь, находился уже в полусонном состоянии. — Знаешь, Оз, запомни: все великое начинается с малого. Очень малого… — проговорил нежный и ласковый голос мамы сквозь блаженную дрему, заключившую в свои объятия Оза. — Но даже такая малость… может означать большие перемены. Мягкий поцелуй в макушку окончательно усыпил маленького мальчишку, который сквозь сон улыбался, слушая сердцебиение матери и отдельные движения своего брата или сестры. *** Холодное надгробие, стоявшее поодаль от остальных, поблескивало на солнце, а покрытые золотой росписью буквы играли солнечными зайчиками на заплаканном лице белокурого мальчишки. Ладони мальчика сжаты в кулаки, сквозь стиснутые зубы доносились всхлипы. Зеленые глаза были зажмурены, но как только они распахнулись, стали заметны необъятная тоска и боль во взгляде, пропитавшиеся ноткой скорби. — Мама… — доносится хрип от мальчугана, и тот обессилено падает на колени. — Прости… Я не смог защитить вас… — Оз… — теплая ладонь накрыла плечо мальчика, но тот ее сбросил. — Пойдем… — Нет! Не хочу! — яростно выкрикнул Оз. Глаза внезапно пропитались ненавистью и гневом, в то время как сзади стоящий лишь крепче сжал плечо блондина. Оз тяжело задышал и внезапно, подняв глаза к небу, истошно закричал, хватаясь руками за голову и одновременно стуча кулаками по земле. Из глаз лились слезы злости и безысходности. Дымка застелила разум, полностью отключив здравый смысл. Остались только пустота, гнетущая сердце, снедающая душу боль и желание мести. — Оз! — его встряхнули, схватив за плечи, но Оз даже не обратил на это внимания, продолжая отсутствующим взглядом смотреть впереди себя, не видя обеспокоенное лицо старшего двоюродного брата. Блондин опустил взгляд, и глаза совсем пропали за упавшей на лицо намокшей челкой. Разразился гром, и Оз, посмотрев в небо, подставил холодные руки под падающую воду, наблюдая за тем, как на них остаются капли дождя. — Я… — послышалось от него, смотрящего на свою руку, — я… я это сделал… Ха-ха-ха! Да! Я ведь это сделал! Я! Глаза наполнились безумием, а сам мальчик понесся вперед, порой спотыкаясь и смеясь всему, что его окружало. Истерика, смешавшаяся с внезапным сумасшествием, наполнила его разум и дух, что заставило Оза себя так вести. Стоящий поодаль от него Джек некоторое время с изумлением и ужасом наблюдал за этим, но затем, твердым шагом подойдя к нему, зарядил парню такую крепкую пощечину, что на лице блондина сразу же отпечатался алый след. Потом брат притянул его к себе, глубоко и часто дыша, в то время как Оз снова начал лить безутешные слезы. — Ты не виноват… — проговорил Джек. — Это была случайность… Зай, просто воспользовался этим, вот и все… Несколько минут проходит, прежде чем Оз окончательно приходит в себя, а потом, хватаясь за широкую ладонь старшего брата, уходит, изредка всхлипывая, в то время как солнце печально играет на надгробной надписи: «Рейчел Сесиль. 1970 — 1995 г.» *** Тебя нет, и не будет больше. Я помню все, и даже то, В чем состоит мой смертный грех. Тебя не стало так внезапно. Я скучаю и скорблю одновременно – Я не сказал в тот раз Последнее «прощай». Глава II. Общая скорбь и боль, скрипящая на сердце. Огонь, светивший в холодной ночи. Плач старой гитары под стрекот цикад. *** Вот уже и год прошел с тех пор, как мы с Алисой дружим. За это время многое поменялось. Я заметил, что Алиса стала более открытой и веселой, ну или более дерзкой в данном случае. Некоторые слова, которые она произносила, поистине ввергали в какое-то неясное состояние. Она стала чаще кричать, и я не преувеличиваю. Это поистине так. Если она говорит, то громко, с эмоциями в голосе, если ругается — то так громко, что может заложить уши. Но, честно говоря, такая Алиса мне нравится больше прежней. Нет больше той боли и печали во взгляде, что были повседневным выражением ее глаз. Сейчас я вижу в них блеск восторга и чего-то очень теплого, что так и оставалось для меня тайной. Боже, как она будоражит мои чувства! За этот год я только сильнее привязался к ней. Если раньше я говорил, что влюблен, то теперь готов с твердостью сказать, что люблю ее. Люблю! Подумать только! Она стала первой любовью в моей жизни. Хотя кое-что меня весьма радовало — я перестал, как раньше, смущаться, или же терять контроль над собой. Взял себя в руки. Я был очень счастлив, что, наконец, мог с собой совладать: исчезли сердечки в тетрадках, пропали повседневные грезы, посещавшие меня каждый раз, когда она была рядом. Я стал свободней, но в то же время остался пленником своих чувств, ведь… Алиса, как и я, за это время подросла. За год она стала все сильнее напоминать мне о том, что она — девушка. Хоть она и отличалась от остальных девочек, у нее, конечно же, были все присущие им черты. Она приятно пахла, у нее была мягкая молочная кожа, густые, длинные и шелковистые волосы, которые она каждый удобный раз расчесывала со скорбным выражением лица. Как только девчонкам не надоедает каждый день их расчесывать? У нас, парней, все проще. Прошелся — раз-два, и готово. Хотя… Джек, конечно, исключение… хи-хи-хи! Что касается Ричарда, то… здесь не то чтобы сложно, скорее — запутанно. После того, как Алиса заработала от него синяк, не прошло и недели, как у него случился сердечный приступ. Все из-за чрезмерного употребления алкоголя. После этого ему запретили приближаться к спиртному, и я помог Алисе выбросить все, что хранилось у него в запасах. Сказать, что мы делали это с удовольствием? Да как-то двузначно. Алиса говорила, что если он будет трезв, но станет по-прежнему отыгрываться на ней — станет хуже.… Когда он был пьян, то многое уходило из его поля зрения — это я уже понял. Мы не раз с Алисой сбегали из его лап. Не раз случалось нам помогать друг другу, когда он донимал нас. Но после того случая с инфарктом Ричард стал не то что злым, а скорее очень строгим и приставучим. Каждый раз за любую оплошность или не вовремя сказанное слово он наказывал Алису и сажал под домашний арест. Но нас это не останавливало, и мы всегда сбегали вместе. Ох, как это было потрясно! Каждый раз, держась за руки и дружно смеясь, мы стремглав мчались через забор к моему дому. Брали велосипед (мне купили новый, с двумя сидениями) и уезжали в сторону возвышающегося над городом моста. Там в поле мы неизменно валяли дурака — от простой ловли кузнечиков до чтения книги или комиксов. А какие мы проводили ночи! Звезды всегда создавали свою особую магию, и мы, лежа в поле, часто в молчании смотрели на небо, не вспоминая даже про телескоп, который я брал для таких случаев. Ее ладонь, порой лежащая на моей, вызывала немой трепет в моем сердце, от чего оно радостно подпрыгивало. Ее взгляд, наполненный лукавством и задором, заставлял мое тело не слушаться и терять контроль. Щеки алели от ее прикосновений, а дыхание каждый раз перехватывало, когда она произносила мое имя каким-то ласковым или нежным, просящим тоном. Я готов был петь от восторга и теплых чувств, что переполняли меня, казалось, через край. Мне был всласть такой плен. Плен ее глаз и улыбки. Все бы отдал, чтобы держать ее хрупкое тело у себя в объятиях и никогда не отпускать ее. Но, как бы я ни пытался бороться с самим собой, я не мог контролировать и одергивать себя постоянно. Я готов был свернуть горы, лишь бы сделать все это и сказать ей, что чувствую. Боже, как болезненна и как сладка любовь на самом деле! Ведь я друг! Всего лишь друг, не имеющий никаких шансов на такую подачу, как «отношения», с ее стороны. Как горько и больно осознавать подобное. Мое сердце, казалось, было все истыкано и изрезано такими иглами и кинжалами, как «равнодушие», «просто друг», «совсем как брат». Ведь девушки наверняка только так все и взвешивают. Либо друг, либо парень. Или же у них есть какой-то один вечный предмет воздыхания, от которого они визжат, как ненормальные. Хотя… Блин! О ком это я? Это ведь Алиса! Она себя так не ведет. Но ведь это не дает гарантию, что она не думает так, как я подозреваю. Все же я метался от одного к другому. Я пытался смириться с ролью друга, но эта роль не выдерживала даже пару дней, и я снова пожирал самого себя, просто наблюдая изнутри, как моя любовь была так близко, но в то же время необъятно далеко. Мало того — другие на нее начали заглядываться! Я стал просто настоящим параноиком, ибо каждый взгляд со стороны прохожего парня казался мне таким, как у дикого самца, а я, словно цепной пес, отгонял всех одним лишь взглядом. Точно! Я был знаменитой «собакой на сене»: «Сама не ам и другим не дам!» — в точности походит под мою ситуацию. Но я не мог допустить, чтобы Алиса с кем-то встречалась. Я ведь еще не сдавался! У меня был шанс! Призрачный, хрупкий, но шанс! И пока я здесь, я не дам кому-либо завладеть ей! Буду отгонять всех! Но если Алиса сама заинтересуется перспективой завести парня, я буду лишь как верный друг помогать ей в этом, в то время как внутри все будет словно переламываться от боли, гнетущей мое сердце. Все же за то время, что мы провели вместе, мы смогли стать еще ближе, чем раньше. Я многое узнал об Алисе: ее отец — Глен Баскервиль, умер от несчастного случая при загадочных обстоятельствах; мама Алисы — Алиса Льюис, умерла на больничной койке от раковой опухоли; Лейси Баскервиль — старшая сестра Алисы, умерла так же, как и мать — на больничной койке, от удара стеклянной бутылкой, который привел к необратимым последствиям. Из родных у нее остался только брат, о котором я знал, что он учится за границей в приличной школе и, как позже выяснилось, поступил там же в университет. Брат часто пересылает им довольно приличную сумму, на которую Алиса может нормально жить, но, как потом выяснилось, половину этих денег тратил Ричард на выпивку, а Алиса была не в силах что-либо сделать, ну а брат упрямо отказывался прекращать свое занятие. Алиса говорила, что он очень трудолюбивый и умный. Я видел всего один альбом с семейными фотографиями Алисы. Они были старые, половина из них даже черно-белые. Но сами люди, изображенные на фото, говорили мне, что их семья была немного мрачноватой — просто из-за того, что они были как не от мира сего. Немного не такие, как остальные, и из-за этого люди часто не хотели иметь с ними дело. Я не понимал таких людей. Как можно не общаться с человеком только из-за того, что он какой-то другой? Но дело было не в этом. На фотографиях я подметил большое сходство Алисы с матерью и отцом. Во многом она была похожа на мать. Например, волосы ее матери были такие же, как у нее, а вот у Глена — немного темней, как было видно на цветных фотографиях. Глаза Алисе достались от отца. Я заметил сильное сходство во взгляде. Такой же проницательный и местами холодный, как у Глена — только взгляд Алисы был местами схож со взглядом матери. То и дело я видел у нее в глазах отблеск радостного и безудержного света, совсем как у Алисы, пусть и на фотографиях это было слабо заметно. Но на самом деле, как бы абсурдно это ни звучало, она была больше всех похожа на Лео. Такие же глаза, как у отца, и вороного цвета волосы. Они как близняшки, только он намного старше нее и, естественно, мальчик, но такое ощущение, что если бы они родились в один и тот же день, то были бы двойняшками. Удивительно похожи. Как я видел на фотографиях, он носил очки и одевался строго — брюки, пиджаки. Алиса говорила, что он идеалист и очень расторопный. Ха! Совсем как Алиса, ей-богу! Она, конечно, не идеалистка, но очень пунктуальная и расторопная. Его прическа, конечно, не говорила о его собранности. Алиса только смеялась над этим, говоря, что он на дух не переносит расчески и никогда не стрижется. Опять же, совсем как Алиса. Она тоже не любит стричься, но, видимо, в отличие от брата, ухаживает за своими волосами. А что касается Алисы, то она такая милая! Маленькой она была совсем как куколка с запыленной полочки. Милые платьица, украшенные рюшами и бантиками, разными завитушками и лентами разнообразной длины и оттенков. Волосы перевязаны ленточкой, а на губах царит улыбка, в то время как на лице блистает радостный румянец. В руках черный кот с золотистыми глазами и белым кончиком хвоста. Сначала я даже подумал, что это Георг, но быстро опровергнул подобное. У Георга была на груди метка в виде креста, а у Чешира — нет, зато он мог похвастать ошейником с бубенчиками красного цвета. Все же за прошедший год мы множество раз попадали в передряги и чуть ли не сухими вылезали из них. Лето мы провели вместе, ни на день не расставшись. Я даже отказался от поездки за город с семьей и остался дома один на две недели, и те две недели мы с Алисой отрывались у меня, смотря кабельное на диване, заваленном тарелками с попкорном и колой. Иногда ели мороженое, когда было совсем уж жарко. Ричард гневался, когда узнавал, что Алиса ночует у меня, но она лишь отмахивалась рукой, говоря что-то вроде: «Тоже мне, какой заботливый». И вправду. Иногда я поражался этому человеку, который последние пять лет провел в перманентном состоянии опьянения, постоянно избивая Алису, а теперь вдруг наказывал ее за то, что та не слушалась его. Алиса вообще могла наплевать на все и делать, что пожелает, он не был ей указом, но она не лезла особо на рожон, объясняя это тем, что не хочет лишний раз попасться под горячую руку. Я понимал ее и только соглашался. Но все же мы изрядно повеселились за это время. Особенно летом. Мы ходили на рыбалку, и Алиса смогла поймать большого кои. К сожалению, тогда на мой крючок засел только дырявый ботинок. Джек тоже провел лето с нами на пару, и нас часто можно было увидеть втроем. Алиса всегда светилась от счастья рядом с ним, что порой заставляло меня внутренне сжаться, иногда безо всякой причины. Меня странно клинило каждый раз, когда я видел их вместе. Когда я слышал ее смех, который смешивался с его, видел улыбки, пропитанные такой нежностью и добротой как с ее, так и с его стороны — все это заставляло меня скрипеть зубами, и странная пелена захватывала разум, разогревая его, словно в порыве злости. Котлы в душе кипели, а огромная преисподняя, разгоравшаяся в сердце, не давала покоя, и все утихало, только когда я и Алиса оставались наедине. Осенью мы с ней воровали яблоки с яблони, что росла у чащобы возле железного моста, принадлежавшей одному очень ворчливому мужчине, который каждый раз прогонял нас метлами. Мы тогда очень долго смеялись. Но также потом помогали этому мужчине сажать новые саженцы, и поэтому вскоре он давал нам вкусную рябину и ранетки, до которых мы раньше добраться не могли — уж больно далеко они росли. Потом мы с ней, естественно, пошли в школу, где нас уже принимали с должным статусом «козлов отпущения», и поэтому даже на линейке мы стояли от всех поодаль. Но нам было все равно, потому что в тот момент мы с ней поняли, что кроме нас в этом мире словно и нет никого. У нас была своя собственная страна, свой маленький небольшой мир, где мы были главными героями, а все, кто нас ненавидел — лишь антигероями, которые пытались нам насолить, но мы лишь улыбались в лицо таким, как они. Всегда стояли друг за друга горой и часто ходили с синяками, полученными в той или иной драке. Мы готовы были жизнь друг за друга отдать, а я так вообще целую душу и сердце. Это же надо было — влюбиться в лучшего друга. Более злой иронии и не найдешь в жизни. Зимой мы с ней ходили на каток, и она учила меня кататься на коньках. Я был бездарным учеником, но лежать у нее на коленях, в то время как из носа течет кровь, а голову гладят ее нежные руки и прикладывают к носу вату, так здорово, что хочется еще раз удариться лицом о лед. Как в тот раз, когда я впервые встал на коньки и, едва сделав первый толчок, с размаху впечатался в холодную поверхность. Ее лицо двоилось перед глазами, а во рту болталось что-то твердое. Как оказалось позже, это был мой последний молочный зуб. Ее глаза, наполненные страхом и беспокойством, и растерянное лицо Джека рядом, который в тот раз приехал отпраздновать с нами рождество. Ее нежные прикосновения, бранные слова в мою сторону за глупость, и некоторые, наполненные укором, в свою сторону. Боже, как мило. Вечность готов головой об лед ударяться, лишь бы вот так у нее на коленях головой лежать. Рождество в ее доме было тоже довольно грустным и унылым. Как говорила Алиса, единственное, что поднимало ей настроение в тот день — это письмо от брата, покрытое множеством марок, а потом сразу же — звонок, и около половины дня они разговаривали, пока не заканчивался заряд на телефоне или деньги. Елка в их доме была небольшой и искусственной, и Алиса всегда наряжала ее одна. Ричард же обычно в Рождество, как говорила Алиса, был тих и не трогал ее. Они даже молча за одним столом что-нибудь ели и, перебрасываясь отдельными фразами, расходились под мерный бой курантов. По крайней мере, Алиса так мне все описывала. Рождество же в этом году она провела с нами. Я был очень счастлив! Хоть дядя и настаивал, чтобы мы пригласили Ричарда, как опекуна Алисы, он все равно отказался. Нам было только в радость! Алиса после боя курантов поговорила с Лео по телефону на громкой связи, и я впервые слышал человека, который значил для Алисы все — как родной человек. Голос ее брата был какой-то приглушенный, в каждом слове звучали аккуратность и немалая нежность к Алисе. Когда Алиса сказала, что празднует с друзьями, Лео ответил, что рад за нее, и сразу подловил ее на том, что телефон стоит на громкой связи. Мы все посмеялись. После этого был тост, и мы с Алисой выпили. Может, прозвучит странно или позорно, но тогда я пил в первый раз — видимо, так же, как и Алиса, которая с кислым лицом проглатывала шампанское и терла горло, говоря: «В горле жарко». По-моему, тогда мы выпили только два бокала, потому что как-то не хотелось больше. Но все веселье оказалось впереди, когда мы оказались под омелой. Мы с ней покраснели, казалось, до ушей, и Алиса, зацепив меня за воротник и притянув к себе, поцеловала в щеку. Я тогда всю ночь отойти не мог. Бесконечно подносил ладонь к тому месту и краснел, как только вспоминал ее теплые, нежные губы на моей щеке, в мимолетном прикосновении. Весна и последняя четверть просто стали праздником. Мы больше дурака валяли, чем учились. Мы с Алисой слишком не увлекались учебой, но я должен отдать ей должное — без нее я не смог бы подтянуть историю и литературу. Поэтому я успешно сделал все контрольные, которые обычно просил у нее списать или помочь. Ну не мог же я вечно наживаться на ней, тем более, что моя голова уже не выдержит столько ударов кулаком с ее стороны. Что ж, сам виноват. Но теперь я делаю все сам и редко… очень редко! Ну ладно, может, не так редко… списываю у Алисы. И вот конец учебного года! И внезапная новость, потрясшая мое воображение, казалось, с ног до головы. Старые друзья вернулись к нам из другого города! Как же судьба впервые благосклонно сложилась! И еще одна интересная новость — мои друзья оказались и друзьями Алисы. Оказывается, они дружили, когда еще жили здесь, а переехав в мой город, сдружились со мной, но я уехал сюда, и вот теперь они вернулись, и мы все сошлись, словно элементы какого-то придуманного судьбой паззла. В тот момент я не знал счастья сильнее. А когда увидел своего лучшего друга — Гила, то радости моей не было предела. Да, конечно, Алиса стала моим лучшим другом, отделенным от этих людей, но Гил был не просто другом — он ведь парень. Мне сейчас мужская поддержка была нужнее всего. Я не мог долго держать в секрете свои чувства и отлично знал, что если секретами делиться, то их легче потом сохранять. Тем более, что я достаточно хорошо знал Гила, чтобы доверять ему, но все же… Какой же этот Найтрей козел! Как он посмел даже не обмолвиться со мной словом хотя бы по телефону, который я всем оставил?? Я прибью этого чертового брюнета! Еще он так вымахал! Раньше был всего на пять сантиметров меня выше, а теперь на десять! Еще и ухо проколол себе. Тоже мне, панк фигов! А как я был счастлив все-таки встретить их! Но тут же день омрачился тем вечерним инцидентом. А после него, когда мы все собрались пообедать, Алиса сказала, что забыла сумку, и вернулась обратно на площадку. Уже тогда на сердце взъелись внезапная тревога и волнение, и я просто шестым чувством ощутил, что должен пойти за ней. Но все остальные воспротивились тому, что я хотел уйти, и вместо этого за ней пошли Эхо и Шерон, только вот уже минут десять спустя, когда мы начали беспокоиться. Не зря. Едва бросив взгляд в окно, я сразу увидел, что в углу школы опять драка с участием Алисы. Я вознамерился было побежать к ней, но меня опередил Гил — они с Винсом устремились впереди меня, в то время как я медленно бежал за ними. Когда я уже прибежал, все утихло, и я теперь сильно жалел, что не послушал самого себя. Теперь мне оставалось только прижимать Алису к себе. В тот момент я по-настоящему испугался того, что с ней могло произойти. Но то, что произошло позже, просто перевернуло меня наизнанку. *** Тело била дрожь, а по лицу скатывались холодные капли воды. Это ж надо было так придумать! И кто надоумил их сбрасывать в воду всех, кого посвящают? Но все-таки я очень даже рад. Еще и имя какое-то мудреное, в стиле сказки «Алиса в стране чудес». Хотя у них «Безумная Страна Чудес» — наверное, так и положено. Х-м-м… «Мартовский Кролик», звучит интересно. Интересно, а кто из них кто? Есть ли, например, Белый кролик? Позже спрошу, а сейчас мне надо согреться!! Внезапная щекотка в носу — и я, подавшись вперед, громко чихаю. Как бы это не закончилось для меня простудой, но все равно — это даже весело! Вода была, правда, немного холодная, но теперешняя ситуация мне нравилась. Капельки воды стекали с головы и волос прямо на пол старого домика, что находился у них на дереве. Сейчас все сидели в помещении, чем-то напоминающем гостиную, бурно обсуждали последнее событие и смеялись над тем, как Алиса столкнула меня в воду. Говорят, что зрелище было еще то. Ну, я вам еще отмщу — вот так меня сбрасывать! Я чихнул еще раз — теперь из-за пыли, которая была здесь повсюду. Хотя это даже неудивительно, ведь столько лет здесь никого не было. Меня обернули каким-то старым полотенцем, и я сидел на диване, плотно закутавшись в ткань, но это мало помогало. — Уже так поздно… — проговорила Шерон, глядя в окно, где царила тьма. — Нам пора, а то у вас с Алисой есть велосипед, а у нас нет. — Вообще-то он во дворе школы, — Алиса, стоявшая возле меня, встрепенулась, а услышав ее слова, я и сам напрягся. — Похоже, завтра мы снова поедем на автобусе… а вы уходите? — Пора уже… — махнул рукой Гил, за что я поклялся завтра его ударить. Козел! Не знаю, почему мне хочется его сильно ударить со всего маху! Ладно, завтра «поговорим», предатель. Все зевнули и, попрощавшись с нами, ушли, что сразу заставило меня немного заволноваться. Мы с ней наедине. Ну вот, опять… меня всегда преследовало странное чувство, когда мы вот так с ней одни, когда никого нет. Только я и она. Ни единой души в округе. Ситуация была столь щекотлива, что у меня теперь вместо дрожи от холода появились мурашки от приятного предвкушения. Ну вот, опять тепло в груди собирается, а щеки алеют, когда она, что-то пробормотав про завтрашний день, начинает обтирать меня полотенцем. Мои щеки покраснели, а сам я стал такой напряженный, что ноги невольно отнялись. Язык онемел, и я не мог связать и слова, а ее руки, державшие полотенце, лишь с приятной теплотой проходились по моим волосам, взъерошивая их. Мир отделился от меня, когда полотенце скользнуло по шее. Она что-то говорила, а я, словно находясь в трансе, ее даже не слушал. За что получил от нее мощный удар кулаком по голове, что сразу привело все мои мысли в порядок. На меня взирали ее глаза, прожигая недовольным, вспыльчивым взглядом, словно желая просверлить во мне дырку, что невольно заставляло меня внутренне съежиться и в то же время обомлеть. Так было всегда, когда ее глаза были полны какой-то эмоцией. Они словно начинали светиться и ярче зажигались, от чего мое сердце начинало колотиться, как сумасшедшее. — Сними рубашку, иначе совсем простудишься… — уловил я ее тихий голос и понял, что она смущена. Она выглядит такой красивой, когда стесняется чего-то. Щеки залиты румянцем, глаза наполнены чем-то таким сладким, что хочется впитать в себя этот пылкий взгляд с ноткой стыда. Блин! Пальцы не слушаются и руки дрожат. Первая пуговица, вторая… блин, все, не могу, перед глазами все плывет, когда она меня касается. Но ее движения тоже полны дрожью и какими-то боязливыми импульсами. Когда моя рубашка была снята, она покраснела еще сильнее, но, не отводя взгляда, лишь хмыкнула, сказав: «Я-то думала, что ты и вправду хиляк». Шутки шутками, но когда она прикоснулась к моей обнаженной груди, я почувствовал дрожь в коленках. Я бы, конечно, мог и сам обтереться от воды, но приятные ощущения в тот момент не давали покоя и затуманивали разум, словно дымкой. Пелена словно закрыла мне глаза, и я, просто устало облокотившись о спинку старого дивана, чувствовал ее руки, которые проводили полотенцем по груди, и потом, словно отыгрываясь, резко ерошили пряди волос. Но что-то было не так. Алиса была тиха и молчалива, что уже было странно. Собственно, вспомнив, что за день должен состояться завтра, я почувствовал, что на меня накатили печаль и грустные воспоминания. День гибели Лейси. Алиса ведь ровно год назад окончательно рассталась с теми воспоминаниями, что согревали душу и одновременно не давали двигаться дальше. Конечно. Она все еще скучала и поэтому молчала, словно говоря, что ей грустно. Проклятье! Меня все еще берет необъятная злоба на тех людей, которые так поступили с Алисой, и на саму судьбу, что ниспослала на нее столько страданий! Что она такого сделала? Чем заслужила такую жизнь? Но я также отвергал все эти мысли и проклятия — ведь если бы не они, я бы не встретился с Алисой, и она могла вообще не воссоединиться с друзьями. Судьба, ты все-таки коварная злодейка. Я внезапно покраснел до ушей, когда осознал, что Алиса, споткнувшись, упала на меня. Она зацепилась ногой о порог и прямиком упала в «объятия» ко мне. Мы оба вспыхнули, как спички, и резко отскочили друг от друга под ее ворчание и мои извинения. Я невольно забылся в такой близости к ней. Все-таки мне надо быть осторожным со своими желаниями — мало ли, что может случиться. Она меня начинала манить, как мужчин манит женщина, и это меня невольно начинало нервировать и пугать. Я ведь вообще не знаю, что делать в подобных ситуациях. Что, если сорвусь и сделаю что-нибудь, выходящее за рамки приличия. Было так страшно и дико стыдно за свои мысли, что я стал совсем пунцовый. — Чего расселся? — ее голос прервал мои раздумья, и я невольно вздрогнул, повернувшись к двери, где стояла она, поставив руки на бедра. Блин, Алиса, что же ты делаешь? Ты хоть знаешь, как ты выглядишь в таком настроении? Я точно мазохист-извращенец. — Ты собираешься здесь остаться, что ли? — Нет, — я встал и, надев рубашку, взъерошил немного влажные пряди, а затем, хлюпая мокрыми ботинками, пошел вслед за Алисой. *** С утра день обещал быть солнечным. Ни единого облачка на небе, от чего и соответствующая месяцу и положению солнца жара. Даже в тени было невыносимо душно — до такой степени, что хотелось окунуться поскорей куда-нибудь в холодную, освежающую воду и взбодриться. Да уж, вчера я так не думал, конечно. Но кто же знал, что сегодня будет так жарко? Невыносимая жара… еще и физкультура сегодня… Мне конец. Я встал с кровати и тут же хотел повалиться обратно. Ноги не слушались и словно приросли к полу. Бли-и-и-н… не хочу я сегодня идти куда-то. Но надо, иначе потом не оберусь я проблем от своей лени. Тем более, сегодня ведь… Точно. Я должен сегодня поддержать Алису и отвлечь ее от пагубных мыслей. Не хочу, чтобы она грустила. Последнее время Ричард был особо строг и окончательно запретил мне появляться в поле его зрения, но мне, как говорится, «до фонаря» — главное, что он не трогал Алису, от этого на душе было спокойней. С тех пор, как он перестал ее бить, я стал меньше переживать за нее и все чаще видел ее улыбки, но вот только в последнее время с ней что-то не так. Уж больно странно все выходило. Перепалка Алисы и той девчонки Уолкер, потом Алисина ярость каждый раз, когда мяч чуть-чуть задевал ее, и теперь драка. Интересно, и в ней участвовала Уолкер? Я не видел никого во время того инцидента, кроме Алисы. — Оз! — я услышал голос дяди снизу и все же приподнялся с кровати. — Опоздаешь, если будешь без конца валяться в кровати! Или ты предпочитаешь покупать гипс для своей головы? Ибо Алиса скоро пробьет ее насквозь. — Я иду, дядя! — я поморщился, вспоминая силу ее ударов и шишки на голове каждый раз, когда она била. Все же она хрупкая, но невероятно сильная, что было мне только в минус. Всегда попадался на ее хрупкость и на ее добренькую улыбочку. Женщины коварны как никогда. Причем без исключений, и даже Ада имеет эти женские чары, что заставляют мужчин им верить. Господи! Как долго вообще будет продолжаться подобное рабство? Наверное, долго. Ведь женщины для того и нужны, чтобы любить их… тоже мне, замечтался, блин. Собственно, мне надо было встать и идти к завтраку, иначе опоздаю, а потом жди беды. Да и сегодня такой важный день, так что все должно быть идеально. Надев на себя какую-то футболку, на которой вроде был нарисован дракон в виде граффити, и бриджи с широкими карманами, я спустился вниз, где с удивлением обнаружил Алису, сидевшую за столом. Она прожгла меня недовольным взглядом, но, только сказав язвительно: «С опозданием», продолжила есть, в то время как остальные коварно посмеялись надо мной. Сколько можно? Она всегда ловит меня с опозданиями! Но, обреченно вздохнув, я сел рядом с ней и принялся за еду. — Эй, Оз, я слышал, что Найтрей и Рейнсворт вернулись. Это правда? — Да, дядя, — кивнул я, наливая себе апельсиновый сок. — И Гил тоже? — внезапно выронила вилку Ада, что заставило меня странно покоситься на нее. Почему это такая реакция? Неужели до сих пор?.. — Да, и патлатый тоже здесь, — хмыкнула Алиса. — А еще Эхо. Я на минутку отвлекся от еды. Было не похоже, что Алиса грустит, но я, прожив с ней год, видел ее настоящее расположение духа. Она грустила. В ее глазах была печаль, во взгляде — скрытая боль, смешанная со скорбью. Ох, Алиса, я знаю тебя как облупленную, и все же не знаю совсем твои мысли и мотивы. Ты так и остаешься для меня загадкой. Словно непрочитанная книга, ты удивляешь меня на каждой странице своего содержания, есть такие повороты сюжета, которые заставляют впасть в глубокое уныние, а есть такие, где хочется плясать от восторга. Мне нравится разгадывать тебя, я так хочу знать все — и в то же время пускай некоторые секреты останутся глубоко в тебе. Книга на то и интересная, когда не знаешь, что будет дальше. Интрига должна быть и в жизни. Разве нет? Покончив с едой, мы вышли из дома и пошли намного раньше, и тут нас ждал еще один сюрприз: — Оз! Алиса! — помахала нам Шерон, которая стояла и, видимо, ждала нас. Рядом с ней стояла Эхо, как всегда, молчаливая. — Мы-то уже заждались вас! — Неужели? — засмеялась Алиса, иронично косясь на меня, и я, улыбнувшись, потер затылок. — Все из-за одного сони. — Кстати, а где Гил и Винс? И твоя сестра, Оз? — К слову о Найтреях — вон и они, — кивнула в сторону справа от нас Алиса, указывая на братьев, идущих в немного ленивой манере. — А Ада сегодня идет ко второму уроку. — Вот как… — улыбнулась Шерон. А про меня вообще, по-моему, забыли. Ну ладно, постою помолчу. — Вы только посмотрите на этих пофигистов! — Почему пофигисты? — спросил я, удивленно косясь на подошедших Гила и Винса, которые всего лишь отвели взгляд. — Да потому что по дороге сюда они грызли ногти, в страхе приговаривая: «А вдруг все будет, как раньше?», «А что, если мы опозоримся перед всей школой?», «А если с нами начнут драться?». — Ха-ха-ха! — громко рассмеялась Алиса, ткнув в бок Гила, который тут же поморщился. — Патлатый все еще такой же трусишка, как и раньше! — Да ~ — пропел я сладким голосочком над его ухом, отчего тот скорчился пуще прежнего. — Гилушка все такой же, как был раньше ~ — Оз! — обратился ко мне возмущенный брюнет, а я только шире улыбнулся. Все, Гил, теперь тебе от меня не скрыться, и я отыграюсь на тебе в полной мере за то, что ты совершенно забыл обо мне. Тебе конец, Найтрей! Как же долго я ждал этого! Теперь не будет тебе пощады! — Оз! — позвал рассерженный голос Алисы, и я, отстав от Гилберта, встал по стойке «смирно». — Из-за вас обоих мы можем опоздать. Чертов служка, тащи скорее сюда свою ленивую задницу! — Тупой Кролик! — взорвался Гил, и я с удивлением обнаружил, что он обращался к Алисе. — Не смей называть Оза своим слугой! — Что?? — возмущенно воскликнула в ответ Алиса, и в ее глазах полыхнул огонь злости. — Ты всего лишь Водорослевая Башка! И вообще! Оз — мой лучший друг! Как хочу, так его и называю! Ясно тебе? Алиса, внезапно подошедшая ко мне, резко схватила меня за руку, потянув к себе. Гил же, словно вскипев, схватил меня за другую руку, тоже потянув на себя. Вы что делаете? Растянете ведь! — Заткнись, Тупой Кролик! Оз — мой лучший друг! — А вот и нет! Ты всего лишь Ходячая Чернильница! Мой слуга! Моя собственность! Мой лучший друг, а не твой! Может, меня для начала спросите, чем тянуть в разные стороны? Хотя нет, лучше не надо. Если кого-нибудь выберу, то тот, кого я не выбрал, обидится. Бли-и-и-н! Больно же! — Нет, вы оба не правы! — воскликнул внезапно появившийся неизвестно откуда Винсент. — Оз — мой партнер по фехтованию! Винсент! Ты мой спаситель! Странноватый, но спаситель! Ты ведь прав! Я твой прошлый партнер в секции по фехтованию! — Да, он прав, — я вырвался из их общей хватки и встал рядом с Винсом. — Ребят, может, поторопимся? А то и вправду опоздаем… — Чертов слуга! — Алиса гордо вздернула нос. — Я на тебя обижена! Ну во-о-от! Похоже, я впал в уныние… Али-и-и-са… Я поджал губы и опустил голову, в то время как остальные (в том числе и Эхо) смеялись над моим положением. Из меня как будто всю жизнь высосали… блин, не могу… слабость… я сейчас упаду… А Алиса идет далеко впереди, не обращая на меня внимания. Поддержал, блин, называется! Какого черта? Я вообще хотел с ней в кино сходить и отвлечь, а теперь она отвлечена другими, а на меня обижена. Гил! Я прибью тебя, чертов предатель! Я рассчитывал на понимание с твоей стороны, а теперь! День определенно начат неважно… *** — Так вы приехали сюда на все лето? — я сел на свое место, мельком заметив, что Алиса отвернула голову от меня, пока я обращался к Шерон. — Не совсем, — подала голос Эхо, — мы сюда переехали на все… — Насовсем! — радостно улыбнулась Шерон. — Надеюсь, мы сможем заново привыкнуть к этому городу. Я улыбнулся про себя. Было бы очень здорово, если бы мы остались вместе. Шла последняя учебная неделя в году, а потом каникулы. Ох, в прошлом году мы с Алисой провели их вместе, и нам понравилось, а в этом году с нами еще и друзья. Надеюсь, мы повеселимся как следует! Внезапно мне в голову что-то прилетело. Обернувшись, я увидел, что это был скомканный листок бумаги. Задрали! Сколько можно этим маяться? Я подобрал бумажку и хотел выбросить в окно, как вдруг у меня ее выхватила рука Алисы. Она недоумевающе прочитала содержимое бумажки, а после яростно скомкала и выбросила-таки в окно. Что там такого было написано? Но вряд ли Алиса скажет мне сейчас. Лучше подожду, пока она остынет немного. И чем раньше, тем лучше. — Итак, класс ~ — пропел своим сладким голосом учитель Брейк, сверкнув алым глазом. — Сегодня у нас тест по теме: «Политика при дворе Аристократии в расцвете переломной атаки «Кровавых жнецов»». — Но у нас сейчас география! — сказал кто-то из учеников, и тут же в воздухе повисла гнетущая атмосфера. Алый глаз мгновенно устремился в безумном взгляде к тому храбрецу, что не вовремя открыл рот, и тут же на лице расплылась клоунская (права все-таки Алиса!) и сумасшедшая улыбка. По классу пронесся ужас, настала гробовая тишина, пока бедняга, нарушивший тишину, нервно икал. — Ты все равно к географии не готов! — проскрипела кукла учителя, появившись из ранца того ученика. — Эмили ~— отозвался учитель Зарксис, — нехорошо рыться в чужих портфелях. Кукла быстро оказалась схваченной и посаженной на плечо, пока хозяин неспешно раздавал листы с заданием. У меня паника! Я ничего не готовил, а тест вообще должны были отложить до следующей недели! Мне крышка. Капут. Пиши пропало. — У тебя какой вариант работы? — оторвал меня от размышлений голос Алисы, внимательно смотревшей на меня. — Эээ… — протянул я и, посмотрев на листок, обнаружил, что нам с Алисой досталось одинаковое задание. Я умоляюще сложил руки, как в молитве, и сделал щенячьи глазки. Алиса нахмурилась и, возмущенно надув губы, сверлила меня взглядом, пока я одними губами очень тихо говорил: «пожалуйста». Внезапно по ее лицу расплылась усмешка: — Вообще-то я сама не готовилась… вчерашняя прогулка помешала мне это сделать. — Ты серьезно?? — чуть ли не вскрикнул я, но вовремя сдержал себя. Алиса усмехнулась еще шире, коварно сверкнув глазами. Во взгляде появились хитрость и лукавство: — Именно поэтому прикрой меня, — скомандовала она и стала шарить по своей рубашке и карманам. Вскоре в руках у нее появилась бумажка, сложенная в гармошку. Со всякими мелкими закорючками. — Итак, вопрос №1: «Назовите годы правления Иоанны Мученицы». Ответ: 1679 г. –1686г. — Алиса закрыла первую ячейку шпаргалки и перешла на вторую. — Святой иконописец Игнат V был казнен на гильотине. Назовите причину его казни. — Я помню! Это было изуродованное лицо черного ангела на иконе короля Игоря III. — Неужели ты способен хоть что-то запоминать? — она изогнула бровь, а на душе у меня словно все расцвело от облегчения, — я скажу тебе следующий ответ, если ты скажешь Патлатому на перемене, что он Ходячая Водоросль. — Договорились! — я засмеялся и радостно принял ее руку. Ну, вот и помирились. Как хорошо сразу стало! Дверь класса внезапно распахнулась, и тут же торопливо вбежал учитель Лиам, на ходу поправляя очки. В руках у него были привычные документы и отчеты, которые чуть ли не лопались от собственного веса. Подбежав к нашему классному руководителю, он стал что-то торопливо говорить ему на ухо. Брови альбиноса поползли наверх, а глаз хитро прищурился. По лицу расплылась жуткая улыбка. — Ладно, класс! Труба зовет и просит откланяться! — всплеснув руками, засмеялся он и, сняв с плеча свою куклу, посадил ее на стол. — Эмили, ты за старшую. Все работы к концу урока сдать. Да, и кстати, заранее — подглядывая в учебники, не забудьте их потом в партах и на стульях. Аривидерчи! Дверь за ними закрылась, и тут же по классу стали разноситься вопросы и подсказки по тесту. Мы же в это время тихо болтали, ибо тест был самой занудной вещью на свете: — Может, сегодня сходим в кино? — предложил я, небрежно смотря на манипуляции Алисы. — Все вместе. — Ну какое может быть кино?? — внезапно словно взорвалась Шерон. — Ведь сегодня… Алиса, тебе, наверное, больно об этом слышать и вспоминать, но… Мы бы на самом деле хотели сходить сегодня на могилу твоей семьи. Ведь… — Все нормально, — четко и почти холодно проговорила Алиса, но я ясно видел в ее глазах тень грусти. — Вы действительно хотите этого? — Твоя сестра провела с нами все детство… — ответила Эхо, все это время смотревшая в окно. — Поэтому нам она тоже очень дорога, как и тебе. — Тем более, мы хотели все с ней проститься как следует, — с грустной полуулыбкой продолжила Шерон. — Она тоже дорога нам, Алиса. Поэтому ты позволишь в этот день навестить ее? Все взгляды устремились к Алисе, в то время как она сама смотрела в сторону окна. Лицо было словно равнодушным, но нам всем стало понятно — ей трудно решиться. Она ведь ровно год назад распрощалась с сестрой в последний раз, а теперь придет вновь. Но, видимо, перспектива навестить Лейси была очень приятна, и ей самой хотелось в этот день снова вспомнить о сестре. Минуту она нервно переминала пальцы, но потом повернула голову к нам и добро улыбнулась, что само по себе означало для нас «да». *** Всю дорогу до кладбища мы провели в небрежной болтовне. Вот что меня вконец удивило, так это то, что Шерон под фразой «мы все» имела в виду еще Патлатого и Винса. Вообще мне было тяжело что-либо ответить, когда вот так внезапно сказали про сестру. Я помнила, что сегодня за день, и мне уже было грустно, но не так, как прежде. Конечно, в этом плане я искренне благодарна Озу — ведь если бы не он, я бы, как и прежде, была замкнута в себе, а с того самого дня все мои тревоги раскололись, словно хрупкая завеса из страданий и боли. Все мои переживания и чувство одиночества превратились в пыль, и с приходом яркого лучика солнца я стала жить по-настоящему. Жить, думая не о «завтра», а о том, как я провожу свое «сегодня»! А видя, как для Шерон и Эхо важно то, что я отвечу, я согласилась. По дороге нам попадались перелески и тропы в чащах. Все из-за того, что мы шли проселочным путем, а город у нас, как известно, «зеленый», и таких мест в нем полно. Мы шли напрямик и короткой дорогой. Через чащу и перелесок, поднимаясь на холмы, сворачивая по развилкам и переходя по маленьким мостикам над рекой. Изредка мелькавшие повороты на извилистых дорогах, множество препятствий в виде кустов ежевики (которые мы успешно обдирали) и всяких поваленных стволов деревьев (поскольку рядом находилась лесопилка, ничего удивительного). Наконец, последний поворот — и мы очутились у центральных ворот. Да уж, когда мы с Озом были здесь в прошлый раз, не было так жутко. Не было этой гнетущей и страшной тишины. — Бу! — я подскочила на месте и тут же зарядила Винсу в бок. — Придурок! — ругнулась я. — Страшно ведь! — И вправду жутковато… — передернув плечами, проговорила Шерон, крепче хватая нас с Эхо за руки. — Давайте быстрей пройдем центральный вход, там дальше не так уж… «безлюдно»… Мы все прибавили ходу, а спиной нам казалось, что кто-то сверлит нас взглядом. Кладбище все-таки вещь страшная. В прошлый раз мы с Озом сразу подъехали к калитке с другой стороны, где возвышался курган с моими родственниками. Сразу другая атмосфера! Я тут же отпустила руку Шерон и подбежала к кургану, глядя на надгробия, блестящие на солнце. Вот, ровно год. Не могу, сердце ноет и стучит. Я ведь целый год не навещала их. Не вспоминала особо и даже не наводила мысли о них. Так пусто внезапно стало на душе. На глаза наворачиваются слезы. Не могу скрывать даже от самой себя, что безумно скучаю. Я так хочу снова увидеть вас, как раньше… — Прости, сестренка, меня так долго не было… — говорю я, тихо проводя ладонью по железному кресту. Горло сдавливают рыдания, но я, проглатывая вставший комок, глубоко, почти судорожно вздыхаю и пытаюсь успокоиться. Не хватало еще расплакаться на глазах у всех. Внезапно чувствую теплую ладонь на плече и, оборачиваясь, вижу добрую улыбку Шерон, в глазах которой стоят слезы. Боль и скорбь словно скрипят на сердце, а слезы подруги только больше поддают огня очагу моей «виновности». Виновности в том, что я так долго не вспоминала о Лейси. О моей дорогой сестре. Опускаю голову, и слезы сами текут из уголков глаз, каплями падая с лица. Чистые и тихие слезы горя, подобные детскому плачу. Маленькие капельки разбиваются о землю, а из горла начинают доноситься всхлипы и хрипы. Руки трясутся, но я резко обнимаю себя за плечи, опустив голову и сжав зубы в тихом скрежете. Нельзя, Алиса, сейчас плакать. Возьми себя в руки. Ты должна быть сильной хотя бы сейчас. Не ты одна хочешь с ней попрощаться. Теплые и нежные руки обвились вокруг талии, и кто-то насильно потянул меня в сторону, рукой уткнув меня в чье-то плечо. Мускус… Оз, ты всегда рядом, когда нужен и не нужен. Я глухо всхлипываю и стараюсь утихнуть, в то время как его ладони успокаивающе гладят меня по спине. Волна тепла проносится по телу и словно электрический разряд ударяет в голову. Немного отстранившись от Оза, смотрю на всех и вижу в их глазах такую же тоску. Конечно. Они ведь все знакомы с Лейси, и у каждого из них своя история на этот счет. — Я встретила Лейси, когда была совсем одна… — начала Шерон, прервав тишину и смотря с грустью на надгробие. — В тот день мы хоронили мою маму. Никто не приехал на ее похороны, и я была там совсем одна. Даже бабушка в тот день тяжело болела и не могла выйти из дома. Я была совсем одна, и кроме священника, что прочитал молитву за упокой, больше никто там не появился. Все говорили, что заняты и не могут приехать так далеко. В тот день я по-настоящему ощутила, что значит быть одинокой. Я ощутила горький вкус боли и пустоты, что внезапно словно окружила меня. Мне было как никогда страшно. Как вдруг вдали я увидела чей-то силуэт. Девушка с черными волосами и глазами цвета вина явилась в тот день с фиалками в руках. Она шла прямо ко мне, и мне казалось, что она направляется в другую сторону, но шаги отчетливо привели ее прямо к могиле моей матери. Она остановилась у надгробия и, положив букет на могилу, тихо и грустно, с понимающей улыбкой сказала: «Грустно, когда кто-то умирает». В тот момент я чувствовала, как на сердце словно, что-то расцвело. От одного взгляда ее глаз на душе становилось тепло, а сердечко стучало, словно заведенное, от радостного и восторженного чувства. В тот момент Лейси подарила мне надежду. Мы с ней простояли возле надгробия очень долго, и когда пришло время уходить, я лишь прижалась к ней, не желая отпускать ее. Она погладила меня по волосам и, сказав весело и радостно: «Еще увидимся», ушла, оставив у меня в руке одну-единственную фиалку. Я никогда в жизни не забуду этого… Никогда я не видела столько эмоций у Шерон, видимо, так же, как и остальные. Она роняла слезы, тихо продолжая говорить, а когда закончила, то просто утерла слезы ладонью и, всхлипнув, подошла ко мне и обняла. Я тут же радостно приняла объятие. Эхо же, подойдя к Шерон, только уткнулась к ней в плечо. Только потом мы узнали, что она плачет, а Шерон сказала, что ей очень тяжело вспоминать о том случае, когда ее чуть не сбила машина. Еще Шерон сказала, что Эхо шла через дорогу, когда у какого-то водителя отказали тормоза, и до того, как ее успела сбить машина, ее внезапно схватила чья-то женская рука. Как оказалось позже, это была Лейси. Найтреи же долго и грустно смотрели на надгробие моей сестры, пока Гил не подошел к кресту и, опустившись на одно колено, не провел ладонью по нему. По его лицу пробежала тень грусти и сожаления, смешанная с воспоминаниями. — Мы с братом познакомились с Лейси, когда впервые попали в школу и тут же были избиты одноклассниками. В подворотне мы прятались от забияк, которые нас сразу возненавидели. Она появилась, казалось, совсем неожиданно. Взгляд, каким она на нас смотрела, был схож со взглядом матери, которая нашла своих сыновей после того, как они сбежали. Мы ее не знали. Она была нам чужой — так же, как и мы ей, но этот взгляд я не могу забыть до сих пор. Пропитанный словно какой-то самой душевной эмоцией. Она была будто не от мира сего, возникшая перед нами. Робкая улыбка, дрожащая на губах, могла испариться, и это как раз пугало и будоражило. — А то, как она поставила нас на ноги, тоже удивительно, — улыбнулся Винсент, и я впервые видела в его иногда пугающих глазах разного цвета какой-то огонек грусти. — Она заговорила с нами о всякой чепухе, а мы, отвечая ей, думали, что она издевается над нами, а когда она заметила мой глаз, в ее взгляде словно появилось удивление. Лицо вдруг стало сосредоточенным, а последовавшая затем резкая улыбка поразила нас обоих. Мы только тогда осознали, что ее глаза были красного цвета — так же, как и у меня. Я родился с красным глазом, что словно изуродовал лицо — как метка, которая опорочила мою жизнь. Она лишь улыбнулась, тепло и ясно. «Неужели такой же несчастливчик, как я?» — спросила она и внезапно засмеялась. Но в ее смехе не было и капли иронии — лишь звонкий, словно колокольчик, голос. Она была добра, несмотря на жестокость людей, и всегда смотрела только вперед, не оборачиваясь назад. В тот день она даровала нам веру. — А я сам, пусть никогда и не знал ее, и не видел вживую, — Оз отошел от меня, подойдя к могиле, встал лицом к кресту, полностью обращая свое внимание на него, — пусть видел ее только на фотографиях и слышал ее смех только на видеопленке… Все же я хочу сказать спасибо. *** — Все же я хочу сказать спасибо… — сказал я и внезапно замер, словно вкопанный. По спине пробежал холодок, а легкие сдавило внезапным порывом холодного воздуха. Потом по телу пробежал более ощутимый холод, а я все это время стоял, как истукан, не смея шевельнуться. Ветер, внезапно подхвативший листву с деревьев, начал описывать множество пируэтов в воздухе, словно окрашивая его бесплатным представлением. И тут мне совсем неожиданно вспомнилась примета: поклонись перед умершими, прежде чем говорить с ними. Я сглотнул странный комок, подступивший к горлу, и поклонился, закрыв глаза. Внезапно появилось непонятное ощущение того, что на плечи мне кто-то положил ладони. По телу прошлась судорога, и я, подняв лицо и открыв глаза, увидел перед собой нечто, что могло испугать любого; но страх вовсе не окутывал меня при виде того, что предстало предо мной: лицо девушки, очень сильно похожее на лицо Алисы, с красными глазами, которые словно светились алым огнем. Черные волосы, спадающие каскадом по плечам, еле заметно касались моего лица, в то время как холодное дыхание девушки опаляло кожу. Стало страшно, но лишь на секунду. Сердце радостно колотилось в груди в неясном трепете. Девушка наклонилась ко мне, и ладони на моих плечах обвились вокруг шеи, образуя объятие, в то время как ее голова водрузилась на мое плечо. Сердце заколотилось быстрее, но вовсе не от страха. С уст пришедшего призрака сорвалось: «Спасибо и тебе». После груз на плечах и шее пропал, и я, отойдя от могилы, немного нервно прошелся рукой по волосам. Обернувшись, я увидел, что друзья ничего не заметили, и поэтому, вздохнув свободней, отошел от надгробия, встав обратно, рядом с Алисой. Мы положили собранные в поле цветы и, еще раз поклонившись, ушли вслед за Алисой, которая сказала, что хочет наведаться в штаб «Изгоев». Мы все радостно приняли эту новость, но когда я покидал то место, меня не оставляло чувство странной тревоги. Но нутро говорило мне: «Не оборачивайся!». Уже тогда и нужно было ломать голову над тем, что это мне привиделось, но сам факт того, что меня посетил призрак, вгонял в неподдельный ужас… или мне все-таки показалось? *** Остаток дня мы провели в нашем домике на дереве. Точнее, возле него, у озера. Развели костер, расселись возле него и начали приходить в себя после печальных воспоминаний. Огонь отогревал, но не согревал, как бы странно это ни звучало. Все были будто в своем мирке после посещения кладбища, и, дабы развеять эту атмосферу, я стала рыться в домике — и то, что я нашла, заставило меня вспомнить старые времена. Гитара. Подаренная мне Джеком. Она была пыльной и уже довольно потрепанной, но у самого инструмента была довольно интересная биография. Я отряхнула ее от пыли и, сев возле огня, начала настраивать. Все немного оживились, заметив у меня в руках инструмент, и тут же тяжелая атмосфера сошла на нет. Все просили, чтобы я поиграла. Но я… я немного отбилась от рук. В последний раз я играла на площади, и больше с того момента гитара в моих руках не звучала. — Сыграй «Мелодию дождя»… — улыбнулась Шерон, сидевшая рядом с Эхо и Озом. Я слабо улыбнулась. Помнится, это мой любимый мотив. Ну ладно… Сегодня можно и отвлечься. Сейчас. Когда стрекочут цикады, и светлячки, словно летающие огни, освещают все вокруг, можно и забыться хоть ненадолго… — Ладно, но петь будешь ты… — усмехнулась я, и Шерон радостно кивнула. Я заиграла. Дала волю пальцам, по привычке полагаясь на чутье. Кончики пальцев начали побаливать, протестуя, но я гнула свое, словно говоря: «Все равно будет по-моему». Вот и минута прошла, и я вроде вспомнила все. И звук струн, и мелодию каждой ноты, рождающейся в голове. Похоже, я действительно все помню. Все помню и ничего не забываю. Так же, как и этот вечер. Я никогда его не забуду. Мелодию дождя сыграй на саксофоне, Приятель-музыкант из юности моей. Мелодия дождя — она мне душу тронет И в осень уведет тропой опавших дней. Мелодия дождя — мелодия печали: Слезинками небес омыта гладь стекла. Ты помнишь, были мы так счастливы вначале... Мелодию любви та осень унесла. Мелодия дождя — прощание с надеждой: На столике бокал — он одинок и пуст. Теряет старый парк последние одежды, И в маленьком кафе звучит осенний блюз... Мелодию дождя — мелодию разлуки Сыграй мне, музыкант, прошу я вновь и вновь... А осень подпоет, подхватит эти звуки, И ветер унесет озябшую любовь... Ветер уносит слова и мелодию, а мое сердце наполняется теплотой, когда я слышу, как Шерон и Эхо уже поют на пару, вскоре присоединяюсь и я. Хорошо. Тепло. Невыносимо счастливо в душе. И в куртке, что я надела сегодня, валяется подобранная бумажка, что я поначалу выбросила в окно. Любовная записка от Уолкер Озу. Я бросаю ее в огонь, смотрю, как догорает последний краешек записки, и чувствую, как ладонь сидящего рядом со мной Оза ложится на мою ладонь. Я тут же ее сжимаю и с улыбкой замечаю странный огонь в его глазах. Кажется, я все меньше буду скучать по тебе, Лейси... *** Теперь мелодия костра И странный скрип постаревших струн – Это будет моя колыбельная. Я сохраню тебя навеки в сердце — Открой лишь маленькую дверцу. Я приду, доверься мне.