Ах, Иосиф, я, кажется, залетел...

      На следующий день в Рейхстаге было тихо. Нет, не так, чтобы полная тишина, пустые коридоры и изредка перебегающие из кабинета в кабинет служащие. Просто было явное ощущение, что чего-то не хватает, точнее, кого-то — Геббельса, вечно снующего по коридорам и оглашающего их язвительными издёвками над очередным нерасторопным товарищем и заразительно громким смехом. Гесс лишь пожимал плечами на вопросы о том, куда тот подевался, и переглядывался с Герингом, который многозначительным взглядом провожал очередного интересующегося судьбой рейхсминистра. И, наливая себе в чашку ещё чая, давился смехом, едва тому стоило скрыться из поля зрения. — И как долго наш доблестный министр будет отсиживаться в своём кабинете? Вон сколько страждущих уже набралось, никак не дождутся, бедняги, когда тот появится, — притворно вздохнул Рудольф, а затем усмехнулся над своими словами, не в силах сдержаться, чем заставил Германа вновь прыснуть от смеха, брызгая чаем на бумаги и поспешно те отодвигая. — Да уж явно недельку ещё посидит — позор-то какой — фюрер так ему доверял, а он! — Герман выразительно взмахнул руками, чуть не опрокинув чашку. — Устроил пирушку прямо в кабинете, да ещё и с Генрихом! А ведь такой с виду приличный… — рейхсмаршал вздохнул, с грустью уставившись на заляпанные документы, которые явно придётся переписывать заново. — Вот тебе и министр культуры и просвещения, — подхватил Гесс, с улыбкой подписывая какой-то документ. — Теперь-то мы знаем, как он просвещается… — С пивной кружкой и рейхсфюрером, — в который уже раз расхохотался Геринг, отодвигая испорченные листы и доставая из ящика стола новые. — Кстати, последнего тоже что-то не видать, уж не вдвоём ли сидят? — положив бумагу на стол, он допил чашку и с ехидной улыбкой посмотрел на Рудольфа. Гесс без слов встал и мужчины, не сговариваясь, вышли из кабинета. — Ну что, есть что-нибудь?.. — еле слышно спросил Геринг, напряжённо вслушиваясь в тишину за закрытой дверью кабинета Геббельса. Гесс отрицательно покачал головой, проследив взглядом за прошедшим мимо Риббентропом, который кинул недоуменный взгляд на прислонившегося к двери Германа, но всё же сдержался от замечания и прошёл мимо. — Вот и я не слышу, — недовольный, Герман разогнулся, мрачно посмотрев на дверь. — Неужто совсем ушёл? Или, может, у Генриха засел? Рудольф хотел было что-то ответить, но тут позади послышались быстрые шаги и смеющийся голос произнёс: — Неужели вы так беспокоитесь о нашем дорогом рейхсминистре? — довольно улыбаясь, Гиммлер подошёл к товарищам. — Не переживайте, он выйдет, когда от страха трястись перестанет, — рассмеявшись, он не спеша пошёл дальше. Но стоило ему скрыться за углом, как рейхсфюрер тут же испуганно огляделся по сторонам — не идёт ли где фюрер — и поспешил скрыться в своём кабинете, заперев дверь на ключ, — делать вид, что произошедшее недавно тебя совершенно не касается, легко перед товарищами, но не перед самим Адольфом… Геббельс, который, конечно же, всё слышал, был просто вне себя от ярости. Проклиная всеми известными ругательствами наглого Генриха, он клял себя за малодушие, из-за которого сидел взаперти весь день, боясь высунуть нос наружу, чтобы не приведи Господь не встретиться с фюрером. В то время как этот нахал преспокойно разгуливал по коридорам, да ещё и над ним потешался! Немыслимо, просто немыслимо! Скрипнув зубами, не в силах больше выдерживать такого издевательства над своей персоной, Йозеф решительно взялся за дверную ручку, рывком распахивая дверь. Герман, не ожидавший такого, рухнул в кабинет. — Так, так, — сощурившись, поглядел на того Геббельс, остановив затем свой взор на Рудольфе. — Что тут у нас происходит? Подслушиваем? — Нет, что ты, просто мы беспокоимся, как ты тут, не выходишь совсем, не случилось ли чего, — Герман, кряхтя, поднялся с пола, отряхиваясь. — Лёжа на полу? Так в спортзал иди, у меня тут не комната спорта, — Йозеф продолжал злиться. — Обязательно, — рейхсмаршал перестал стряхивать с себя невидимые пылинки и с хитринкой посмотрел на Геббельса. Выдерживать это было выше всех сил, поэтому тот отступил на шаг назад и с грохотом закрыл дверь. Послышался звук поворачиваемого в замочной скважине ключа. — Точно в порядке, аж вне себя от спокойствия, — довольно прыснул Герман. Рудольф лишь усмехнулся и пошёл следом за радостным от того, что удалось растравить Йозефа, товарищем. Остаток дня Генрих с Йозефом так и просидели в своих кабинетах. Правда, надо сказать, что один, устав вздрагивать от каждого шороха в коридоре, прилёг на минутку рядом с документами, да так и уснул, забыв про всё; второй же, кое-как успокоившись и обругав всех «искренне переживающих за его здоровье» всеми известными словами, среди которых не было ни одного цензурного, откинулся в кресле с бокалом коньяка, устало прикрыв глаза и мечтая, чтобы этот сумасшедший день поскорее кончился. Фюрер же в это время уже как с час боролся с желанием набрать номер и был мыслями крайне далёк от произошедшего утром, напрочь забыв об устроенном Геббельсом и Гиммлером в его кабинете. Кое-как справившись с собой, рейхсканцлер перевёл взгляд на бумаги и, убедившись, что везде проставлены подписи, не торопясь поднялся из-за стола и вышел из кабинета. Проходя мимо кабинета рейхсфюрера, из которого доносился храп, и так выведенный из себя поведением генсека, не выдержав, Адольф рывком схватился за дверную ручку, но, так как дверь оказалась заперта, то его действия ни к чему не привели. Ругнувшись сквозь зубы, фюрер заколотил в створку, призывая Генриха немедленно открыть дверь. В коридоре понемногу скапливалась толпа. Проснувшийся Гиммлер, вне себя от ужаса, подскочил было к окну, но, так как высота была довольно приличной, прыгать, конечно же, не решился. Нервно прыгнул обратно к столу, надел снятую фуражку и быстрым шагом подошёл к двери, распахивая ту. Замахнувшийся для очередного удара ногой, Адольф, не сориентировавшись, по инерции выставил ногу вперёд и обрушил удар на появившегося в дверном проёме рейхсфюрера, отчего тот невольно отступил назад в кабинет. И не подумав извиниться, фюрер решительным взглядом зашёл следом за ним, с треском захлопнув дверь. Присутствующий вместе со всеми Геббельс с явным удовольствием наблюдал за открывшейся его взору картиной. Правда, подошёл он практически в самом конце, так что видел лишь, как Гитлер зашёл внутрь кабинета, но и этого было достаточно. Нехорошо ухмыльнувшись, он переглянулся с таким же довольным Борманом, стоящим тут же неподалёку, и жестом пригласил пройти следом за ним. — Ты что себе позволяешь?! — вне себя от ярости, завопил Адольф, наступая на бледного рейхсфюрера со сжатыми кулаками. — После всего, что устроил, ещё и спать на рабочем месте вздумал! Ты что думаешь, замена тебе не найдётся?! — при этих словах цвет лица Генриха сменился с бледного на зеленоватый, на лбу проступила испарина, и плотно сжатые губы заметно дрогнули. — Да я сейчас же велю Эрнсту приехать, а тебя вышвырну прочь! На последних словах фюрера Гиммлеру захотелось крикнуть, что он этого не позволит, и пусть тот только попробует сунуться, он уж с ним разберётся как надо… Но на деле он смог лишь шумно вдохнуть и постараться не упасть — пол кабинета от напряжения пошёл волнами, и Генрих почувствовал, как тот уходит из-под ног; не рухнуть на ковёр стоило огромных усилий. Рейхсканцлер продолжал что-то вопить, но рейхсфюрер его уже не слышал — всё слилось в единый шум, в котором было невозможно что-либо различить. «Вот Йозеф-то обрадуется», — смотря на подёрнутый дымкой узор на ковре, подумал Гиммлер. Неожиданно его охватила такая злость, что всё недомогание как рукой сняло, — он выпрямился и посмотрел прямо в горящие яростью голубые глаза фюрера. Тот едва не прожёг в нём дыру, но Гиммлер ответил прямым взглядом. Мысль о торжествующем Геббельсе была сильнее страха перед рейхсканцлером. Он ненавидел его всем сердцем и тот платил ему той же монетой. А тот инцидент… Да, не стоило им так расслабляться, ох, не стоило… Ну ничего, он ещё придумает, как перевести всё на этого паршивца. Рейхсфюрер подобрался и, вытянувшись, твёрдо произнёс: — Более подобного не повторится. Адольф, явно не ожидавший такого от казавшегося готовым упасть в обморок Генриха, на мгновение смешался, но тут же пришёл в себя. — Посмотрим, — сухо бросил он. — Исчезни с глаз моих, и чтобы больше ничего подобного, я наблюдаю за вами обоими. Развернувшись на пятках, Генрих быстрым шагом покинул кабинет, еле сдержавшись, чтобы не грохнуть дверью о косяк, но в последний момент аккуратно её придержал. — Кретины, — прошипел фюрер, стоило тому скрыться за дверью. — Чёртовы ублюдки, ни на минуту оставить нельзя. Ну ничего, Эрнст всегда готов занять твоё место, дорогой Генрих… Но не успел Адольф «выпустить пар», как в дверь постучали. — Войдите! — рявкнул он. А затем выпрямился в кресле рейхсфюрера, устремляя полный ненависти взгляд на дверь и готовясь испепелить стоящего за ней. Геббельс, уверенный в том, что Гиммлер уже собирает вещички в Австрию, (не просто же так пулей из собственного кабинета вылетел) лучась довольством, зашёл в кабинет. Явно не дружественный рык он списал на то, что фюрер ещё не отошёл от разговора с Генрихом и его речь произведёт должный эффект. Но, как выяснилось, он очень крупно просчитался… — А, Йозеф, — улыбнувшись улыбкой наподобие той, что могла бы изобразить кобра, звенящим от ярости голосом поприветствовал того Адольф. — Ну, проходи, вижу, тебе не терпится мне что-то сообщить, — он жестом указал на стоящий напротив стул, приглашая того сесть. Геббельс, лучась от самодовольства, полностью уверенный в безоговорочной победе, довольно улыбаясь, сел напротив и открыл было рот, чтобы выдать свою блестящую речь, которая стёрла бы и без того рухнувшую репутацию рейхсфюрера в порошок… — Неужели ты и впрямь настолько самовлюблён и наивен, что после того, что сделал, ещё смеешь, как ни в чём не бывало, являться мне на глаза?! — резко завопил, казавшийся спокойным рейхсканцлер, грохнув по столу железным пресс-папье, отчего на столешнице образовалась небольшая вмятина. — Думаешь, что на твоё место замены не найдётся?! Оглушённый, совершенно не ожидавший такого поворота событий Геббельс, застыл на месте, даже не пытаясь вставить в гневную речь хоть слово. Хотя, нужно заметить, этого бы у него не получилось при всём желании — переорать Адольфа в гневе, сколько он помнил, не удавалось никому. — Что, уже заговоры за моей спиной строишь, ждёшь не дождёшься, когда власть в твои жадные ручонки рухнет?! — на этих словах Йозеф почувствовал, как резко сжалось сердце — неужели его план, выстраиваемый с таким тщанием все эти годы, рухнет?.. Адольф же, заметивший резко проступившую бледность и капли пота на лбу рейхсминистра, понял, что попал в точку, и взбесился ещё больше. — Имей в виду, я давно всё знаю и давно подготовил тебе замену! Проваливай вон из моего кабинета, чтоб духу твоего здесь не было, сукин ты сын! Пошёл прочь! — с этими словами, встав, фюрер схватил находящегося в полной прострации Йозефа за ворот пиджака и с силой толкнул, отчего Геббельс, наткнувшись на стул, чуть было вновь на него не рухнул и, подскочив, бросился вон из кабинета. Тяжело дыша, фюрер медленно опустился обратно в кресло, взяв со стола первую подвернувшуюся папку, и обмахивая ею пылающее гневом лицо. Он давно знал, как Геббельс жаждет получить его место, но, когда проверенный источник положил перед ним неопровержимые доказательства, долго не мог поверить, что тот всё же решился на практически открытую конфронтацию. Да, самым простым решением было бы убрать его, чтобы другим неповадно было, но куда выгоднее было держать его под боком, следя за каждым шагом и используя. Что ж, видимо, придётся тому ещё задержаться на этом свете… Но вот второму и, пожалуй, даже более значимому участнику заговора, следовало перестать ходить по коридорам рейхсканцелярии и рейхстага в самое ближайшее время. Подобной наглой самоуверенности Адольф не мог простить никому. Переведя дыхание, он отложил папку и взялся за телефон.

***

Мартин совершенно не ожидал появления на пороге его кабинета двух эссесовцев, и чуть не подавился чаем от неожиданности. — Что такое? — спросил он, вставая из-за стола. Эсесовцы молча бросили на стол какую-то бумагу с печатью и, подхватив того под руки, вывели из кабинета. Все, кто был в коридоре, тут же расступались, старательно избегая смотреть в глаза Борману и делая вид, что страшно заняты или же попросту не замечают того. И Мартин понял, что это конец. Всё кончено. План, который он так долго разрабатывал и который находился уже практически на завершающем этапе, провалился. В конце коридора их ждал фюрер. Кивнув эссесовцам, он непроницаемым взглядом посмотрел на Мартина, не проронив ни слова. Молча проводив троицу взглядом, он вернулся к себе в кабинет и стал ждать. Спустя полчаса в дверь постучали, и в кабинет заглянул Кальтенбруннер. — Разрешите, мой фюрер? — осведомился он. — Конечно, Эрнст, проходи, — кивнул Адольф. — Присаживайся, пока Генрих не подошёл. Эрнст послушно расположился в кресле, стоявшем неподалёку от стола фюрера. Гиммлер не заставил себя ждать. Буквально через пять минут он появился на пороге кабинета и рейхсканцлер так же предложил ему сесть во второе кресло, стоящее неподалёку от его стола. — Итак, вы, наверное, удивлены тем, что я собрал вас здесь. Хотя, кто-то, возможно, догадывается, зачем я это всё затеял, — взгляд голубых глаз остановился на рейхсфюрере. Тот заметно напрягся. — В связи с последними событиями, я решил, что вам двоим будет неплохо сменить обстановку — с сегодняшнего дня Эрнст будет исполнять твои обязанности, — Адольф вновь посмотрел на Гиммлера, наслаждаясь паникой в его взоре. – А ты, — он перевёл свой взгляд на Кальтенбруннера, внимательно слушавшего каждое его слово, — переводишься сюда, вместо Генриха. Я ясно выразился? — Так точно, мой фюрер, — Эрнст встал со своего места, вытянувшись. Генрих, медленно поднявшись, последовал его примеру. Судя по нервно дёргающейся щеке, рейхсфюрер был здорово напуган таким поворотом и никак не ожидал, что сказанные некоторое время назад слова про его перевод могут быть правдивыми. — Вот и замечательно. Можете быть свободны. Генрих, машина уже ждёт у входа, не задерживайся, — как бы между прочим проронил Адольф вслед подходящему к дверям кабинета рейхсфюреру. Гиммлер скрипнув зубами, молча вышел из кабинета, аккуратно прикрыв за собой дверь. Потребовались поистине дьявольские усилия, чтобы удержаться от того, чтобы не хлопнуть той со всей силы — до крошащейся на пол штукатурки. Кажется, на этот раз конец был как никогда близок.