***
В словах Леви черпала силу, слова в ее тонких пальцах обретали плоть, становились оружием. Не слушались заклинательницу лишь имена. Одно имя, лязгающее как капкан, не слушало ни просьб, ни приказов. Имя приходило во сне, имя слышалось в толпе, оно стало тяжелой тенью Леви. Стальной тенью. И вдруг — отпустило… — Ой, Гажил!.. Как гора с плеч. Вымолвила. И не рассыпалась, и с лестницы не грохнулась. Теперь — контрольный выстрел. Конечно же, он полюбопытствует, какую книгу она с таким азартом добывала. И скажет что-нибудь такое, от чего останется лишь сквозь землю провалиться. Хотя, какое ему дело?! Ей ведь не десять лет! И даже поклонники есть. Целых два! Два сапога — валенки… Мысли скакали, словно одуревшие синицы в клетке, а он глядел хмуро и молчал. — Убьешься же… — только и сказал. И страх вперемешку со смущением лопнул, как мыльный пузырь. Можно не бояться лишних вопросов. С чего вообще она взяла, что Гажилу интересно ее чтение? Гулкие шаги всё удалялись. Она еще долго ловила их эхо, а потом прижалась щекой к прохладной коже переплета и выдохнула глухо и обреченно: — Гажил… Захлопнулось имя-капкан. Это лишь показалось, что стоит произнести его вслух, и отпустит. А на самом деле — вошло в плоть, растворилось в крови и стало жизненно необходимым. Эта странная потребность и пугала, и заставляла считаться с собою, неотвратимая, как сама жизнь. Словно маленький уютный мир Леви МакГарден оказался вдруг расколот надвое, а потом скреплен железной скобой. И только этой болезненной операции не хватало ей, чтобы до конца прочувствовать его непрочность. С появлением Гажила кончилось ее детство. И проснулась, наивно протирая глаза и потягиваясь, юная женственность.***
«На ложе моем ночью искала я того, которого любит душа моя, искала его и не нашла его. Встану же я, пойду по городу, по улицам и площадям, и буду искать того, которого любит душа моя; искала я его и не нашла его. Встретили меня стражи, обходящие город: „не видали ли вы того, которого любит душа моя?“»***
Душная летняя ночь обещала грозу, а пока лишь набросила жаркое одеяло сна на город. И во сне Леви тоже было слишком горячо. Кипящее море плескалось у ног, а волны жара окатывали чародейку, захлестывая все выше, опаляя живот, плечи, лицо. — Лед! Бесполезно… Слово испаряется в раскаленном воздухе. — Мост! Мост плавится, лишь встав над оранжевой зыбью магмы. А пламенеющий прибой, жадно облизывающий маленький островок у ног заклинательницы слов, застывает на камне серебристыми каплями. Это металл. Не лава, а расплавленное железо. И отчего-то это пугает Леви сильнее всего. Волны жуткой стихии все ближе и ближе к ногам… — Гажил!!! Её оглушает собственный крик, а на окраине памяти всплывает одно из основополагающих правил магии словесного призыва: «Имена не материализуются». И в тот же миг Леви просыпается, а на ее кровать падает из ниоткуда что-то тяжелое, лохматое и в одном сапоге. Или — кто-то? — Мелкая, ты совсем ума решилась?! — ошарашенно выдал Гажил Редфокс.***
«На ложе моем ночью искала я того, которого любит душа моя, искала его и не нашла его». ______________________________________________________________ * Здесь и далее использованы отрывки из «Песни песней царя Соломона».