Искажение

Three Days Grace – Animal I Have Become I can't escape this hell (Я не могу выбраться из этого ада:) So many times I've tried (Я пытался много раз,) But I'm still caged inside (Но я по-прежнему заперт внутри.) Somebody get me through this nightmare (Кто-нибудь, заберите меня из этого кошмара!) I can't control myself (Я не могу себя контролировать.) So what if you can see the darkest side of me? А что, если ты увидишь тёмную сторону моей жизни? No one would ever change this animal I have become Никто не изменит этого зверя, в которого я превратился. Help me believe it's not the real me Помоги мне поверить, что это не настоящий я. Somebody help me tame this animal Кто-нибудь, помогите мне присмирить этого зверя! Источник: http://www.amalgama-lab.com/songs/t/three_days_grace/animal_i_have_become.html#ixzz3IydfmzCW Гилберт аккуратно поправил воротник и еще раз придирчиво окинул взглядом свое отражение в большом овальном зеркале. В принципе, вроде все нормально. Даже не скажешь, что он тут буквально полчаса назад проверял на прочность казенную кровать. Только губы норовили расползтись в довольной и сытой улыбке. А вот Ваня выглядел более встрепанно. Ему, чтобы скрыть алые отметины на шее от собственника-Гилберта, пришлось застегнуть рубашку на все пуговицы. Лицо его уже не было таким раскрасневшимся, но блеск в глазах и искусанные губы выдавали с головой. А вообще, какая разница? Пусть все знают о них. Правда, такой точки зрения придерживался только альбинос, Брагинский же не любил демонстрировать отношения на публике и, кажется, сам был в шоке от своей инициативности. Он явно нервничал, думая о том, что будет, если их засекут. Гилберт решил избавить его от сомнений. Он решительно подошел к опешившему Ивану и настойчиво, но не грубо поцеловал его. Тот, в свою очередь, сжал плечи немца, как будто и сам не знал чего хочет - отстраниться или прижаться поближе. Когда им все-таки пришлось прервать объятья, Гилберт сжал ладонями лицо писателя и, глядя прямо в эти невозможные аметистовые глаза, предельно серьезно сказал: - Я надеюсь, ты не жалеешь о том, что произошло. Потому что для меня это было лучшим событием в моей жизни. Я тебя... Щелк. О, этот звук Гилберт узнал бы из тысячи. Благо работа полицейским располагает. Альбинос успокаивающе сжал руку Ивана, после чего медленно развернулся. У двери стоял бледный, как полотно, Николай, сжимающий пистолет с глушителем. В глазах - ледяная ярость. - Рад за тебя. Надеюсь, ты счастлив? Потому что это будет последней радостью в твоей жалкой жизни! - голос его, в начале такой же холодный, как и взгляд, сорвался на рычание. А вот это уже нехорошо. Байлшмидт напрягся, просчитывая варианты того, как ему лучше выбраться из этой дерьмовой ситуации. Нет, пистолет на него направляли часто. На теле даже есть парочка шрамов от пулевых ранений. Но одно дело просто бандит, а другое - психопат. Их поведение предсказать невозможно. Нужно тянуть время. Главное, не подпустить его к Ивану. - Так значит это ты, ты тот сталкер? Что, в личной жизни проблемы? - Издевательски подколол немец, хотя по спине разбегались мурашки от страха. Даже больше не за себя, за Ваню. Красивое лицо Николая исказилось гримасой ярости. Хлопок и Гилберт почувствовал ослепляющую вспышку боли. Рубашка окрасилась алым. "Вот же сукин сын! Хорошо хоть в плечо попал... " - стиснув зубы, чтобы не застонать от боли, подумал немец. Он постарался зажать рану так, чтобы хотя бы частично остановить кровотечение. - Отойди от него, - холодно бросил Арловский, показывая на Брагинского, который застыл статуей рядом с Гилбертом. И тут же добавил куда более ласково. - Подойди ко мне, Ваня. Русский медленно и осторожно, как к дикому зверю, приблизился к Николаю, тот же резко дернул его на себя. Иван почувствовал, как его холодные руки почти нежно огладили шею, а потом нажали какую-то точку и в глазах потемнело. Арловский аккуратно поддержал падающего писателя и, подхватив его на руки, отнес на кровать, кажется, напрочь забыв о Гилберте. Тот, к своему огромному сожалению, вспомнил, что оставил пистолет в пальто, которое валялось где-то в прихожей этого огромного номера-люкс. Вот же черт. По идее, их с Иваном должны хватиться рано или поздно. Вот только в случае "поздно" кто-то может умереть. И, вероятнее, это будет сам Байлшмидт. "Нужно просто тянуть время" - напомнил себе немец. Рука уже начала неприятно неметь. - Зачем ты убивал их? Арловский оглянулся и даже с каким-то удивлением посмотрел на него. Будто и правда забыл, что кроме него и Брагинского есть кто-то еще. Совсем голову от любви потерял. - Зачем? Да все очень просто. Они были недостойными. Они посмели протянуть свои грязные ручонки к Нему. Этот мерзкий очкарик, смевший писать про него разную грязь. Шлюха эта из литературной тусовки, вечно чуть ли не на колени к нему забиралась. Все они. Ах, да! Еще тот режиссеришка... До него очередь не дошла, но я все сделаю как надо. Губы Николая изогнулись в пугающей улыбке. Его начало мелко потряхивать и, в конце концов, он просто расхохотался в голос. Гилберт почти брезгливо смотрел на него. Он видел достаточно психов, но этот один из самых двинутых. - Ну ты-то должен понять меня! Он ведь прекрасен, правда? Разве он не заслуживает лучшего? Я на все ради него готов! Мне просто нужно, чтобы он понял... , - под конец фразы голос Николая снова стал тихим. Длинные светлые пряди закрывали лицо. Арловский подошел к немцу. Спокойно и не торопясь, будто прогуливался по парку. Он присел на корточки напротив Гилберта - тот давно сполз по стене на пол, голова уже кружилась - и улыбнулся почти нормально. - Спасибо, что присматривал за ним. Это единственная причина, по которой я тебя не убил до этого. Но сейчас ты мне больше не нужен. Не хочу тратить на тебя пули, наверняка за нами отправят погоню. Думаю, ты помрешь здесь от потери крови. - Рано радуешься, - процедил Гилберт, злобно оскалившись. Ну нет, он так просто не сдастся! Арловский даже как-то сочувственно на него посмотрел. Как на душевнобольного. Ублюдок. - А расскажи мне, каково это? Прикасаться к нему? Хотя нет, не говори, я сам узнаю, - Николай снова стал похож на одержимого. Прежде, чем Гилберт успел понять, что происходит, парень ударил его в солнечное сплетение. Сильно и быстро, как хороший боец. Байлшмидт безвольной куклой растянулся на полу. Лужица крови становилась все больше. Услышав шорох, Николай обернулся. Иван пришел в себя. Даже быстрее, чем думал белорус. Приятная неожиданность. *** Брагинский очнулся от ноющей боли, которая, словно змея, обвила голову. В глазах еще нет-нет да и мелькали черные точки. Секунда, и он вспомнил, что произошло. Горло сдавило от страха. Он попытался приподняться, но понял, что руки весьма искусно связаны за спиной. Да и сам по себе он чувствовал небывалую слабость. Его точно чем-то обкололи. Мелькнула тень и писатель узрел склонившегося над ним Арловского. Тот с какой-то издевательской заботой огладил руки Ивана, проверяя крепко ли они обездвижены. - Не слишком сильно давит? Голова болит? Все нормально? Да он издевается! Хотя, глядя на абсолютно серьезно лицо парня, начинаешь сомневаться в этом... - Было нормально, пока ты не пришел. Коля, ну вот скажи, зачем? На кой черт я тебе сдался?! - в голосе Брагинского кажется начали проскальзывать намеки на приближающуюся истерику. Слишком много потрясений за каких-то пару месяцев. Иван вздрогнул, почувствовав, как Коля гладит его по щеке. В тусклом электрическом свете блеснула сталь. Арловский отложил пистолет и сейчас поигрывал хирургическим скальпелем. Николай запустил пальцы в пепельные волосы Брагинского, сначала просто перебирая их, наслаждаясь мягкостью, но потом весьма ощутимо потянул, заставив открыть беззащитную шею. Он навалился на него всем телом ( Иван как-то отстранено удивился, что парень такой тяжелый при не самом внушительном телосложении), шумно, как зверь, втянул носом воздух, просто млея от запаха того, кого он так долго мечтал сделать своим. Бывает так, что адреналин заставляет нас действовать на пределе возможностей, но бывают ситуации, когда страх как яд парализует все тело. Писателю казалось, что он вообще ничего не чувствует. Будто кролик перед удавом. Арловский легко распорол рубашку скальпелем, кое-где на бледной коже выступили алые бусинки крови. Он ту же слизнул их, с восторгом чувствуя, как Иван дрожит под ним. - Не бойся меня, не надо, - нежно мурлыкал он, поглаживая русского по груди, оставляя весьма болезненные отметины на коже. Он ощутил прилив злости, когда увидел засосы, оставленные Гилбертом, но потом решил, что закроет их своими. - Мы с тобой будем счастливы вместе, понимаешь? Я знаю о тебе все... - Коля, пожалуйста, хватит... - Иван слабо дернулся, когда руки Арловского сжали его бедра. Тот, конечно, не остановился. - Мы с тобой станем едины... Посмотри, на что я готов, ради нашей любви. Ради тебя, - шептал Николай, целуя щеки Брагинского. Слизывая соленые капли с прохладной кожи. Восхитительно. Разум совсем затуманился от страсти. Он так долго к этому стремился, представлял как они будут вместе и вот сейчас... Тем сильнее было удивление Арловского, когда снова послышался хлопок от выстрела. На этот раз без глушителя. Николай удивленно и будто не веря провел рукой по белой ткани рубашки. На ней расползался алый цветок. Из горла вырвался хрип и парень почти упал на Ивана.Тот попытался приподняться и посмотреть на спасителя. В дверях стоял запыхавшийся и нервно улыбающийся Франциск. - Ну хоть раз я успел вовремя.