Совсем другая история

Войско эльфов и людей готовилось покинуть Горгорот. Черная Твердыня рухнула - от извержения Огненной Горы и без силы Саурона Барад-Дур стал хрупким как стекло и разрушился сам по себе, а Совет принял решение сравнять с землей его фундамент. Маглор понемногу поправлялся, и старался делать вид, что ему лучше, чем на самом деле, так как видел, как брат рвется назад, домой, к своей Ингвильд. Но до возвращения в Ривенделл оставалось еще много дней - На пути лежал Гондор и Наместник желал видеть победителей у себя в чертоге. Старшему Феанорингу это не очень то и понравилось - он хотел вернуться в Ривенделл и успеть забрать в Дорвинион свою жену. - Мое дитя должно родиться в моем доме, а не в чужом, пусть это даже обитель Эллэрондо, - говорил он. Однако он и сам понимал, что это было невозможно: дорога была длинной, и срок истекал, а везти через горы Ингвильд в ее положении было опасно. - Все равно не успеешь, - отвечала ему Альдалотэ. - Так что успокойся и прими те почести, которые ты заслужил. Их встретили звуками труб и развернутыми знаменами. Девушки сыпали под ноги победителям цветы - прекрасные цветы поздней весны, того ее месяца, что и прозывается "месяц цветов". Погибло не так много воинов, как все ожидали - и за то гондорцы славили предводителей войска. Только лишь Белое Древо стояло посреди двора в новой листве, но без единого цветка. Уже давно, сто лет или больше от него не видели ни цветов, ни плодов. Аргонуи подошел к нему, прикоснулся к стволу: - Прекрасно ты, Древо, потомок Нимлот, потомка Галатилиона, что был отпрыском Телпериона, первого из Древ! Бел твой ствол, а листья - зеленее, чем самая молодая и нежная трава в первые дни весны. Но ты не цветешь... ты тоскуешь... мне жаль тебя! Но тут же их позвали к Наместнику, и молодой дунадан отошел от Древа. Лицо Белектора сияло радостью: - Простите меня, родич с Севера и вы, благородные эльдар, и ты, мудрый Митрандир, что я так долго колебался и раздумывал. Теперь я вижу, что вы благословлены самими Валар и смогли победить нашего злейшего врага, ужасного Саурона, такими малыми жертвами, что мы не могли и надеяться! - Саурон - и наш враг, и нашим долгом было с ним бороться, - ответил Маэдрос. - Но смерть моего племянника, и увечья брата, и гибель многих эльдар - жертвы не малые. - Я скорблю о них, - Белектор склонил голову. - Но все же день этот - радостный, и завтра назначаю я пир в честь победы над общим врагом. Маэдроса и Маглора, и многих их спутников разместили в самом дворце. Рохиррим, разве что кроме Фольквина и его приближенных, предпочли зеленую долину Пеленнора, и она снова покрылась шатрами - зелеными и белыми и оттуда снова доносились песни, но уже не те, что воспевают бои, а те, что восхваляют победу. Ночь прошла спокойно. Наутро Маглор изъявил желание присутствовать на пиру - правда, говорить он не все еще не мог, да и Альдалотэ не была довольна его желанием. - Тебе и вправду лучше остаться, братец, - сказал Маэдрос, когда перед тем, как отправиться к Эльронду и Галадриэль, он зашел навестить Маглора. - Я и сам там не буду долго - я хочу использовать возможность и отдохнуть перед долгой дорогой. Он улыбнулся, словно показывая, как же сильно он ждет мига, когда они тронутся в путь. Менестрелю ничего не осталось делать, как послушаться совета брата и жены, потому он вернулся в постель, а Маэдрос, уверенный, что под присмотром Альдалотэ с Маглором ничего не произойдет, отправился к кузине. Артанис была в хорошем настроении. В тот день она надела серебристое платье, вышитое едва заметными белыми цветами - искусная работа эльфийских мастериц. - Келеборн уже ушел, вместе с Эллэрондо и Олорином,- сказала на квенья кузина, беря под руку Маэдроса. - Ты слышал, Руссандол? Весь город твердит о возвращении короля. Уж не о тебе ли речь? Маэдрос только плечами пожал. - Я ничего не слышал, я был у Маглора. И не нужно шуток на эту тему, Нэрвен, - отозвался он. - Я не шучу. Тут, в башне, говорят, Древо зацвело. Эллэрондо ушел поглядеть. Пойдем и мы посмотрим, правда ли это. - Древо? Оно же было почти мертво... - Да, так, но кто знает... Аргонуи потомок королей, и он касался вчера его, когда мы въехали во двор. Они вышли во двор, и слухи оказались правдивы - Белое Древо, и правда, зацвело. Цветы были небольшими, с золотой сердцевиной. Лепестки были белыми сверху, а снизу - серебристыми. В воздухе стоял дивный аромат. Во дворе стояло много людей - приближенные Наместника, стражи, свободные от дежурства, слуги. Все они оживленно переговаривались, указывая на Древо и поминая Короля. Аргонуи тоже был во дворе, но стоял поодаль, около выхода на дорогу в город. Рядом с ним стоял Элладан, что-то горячо ему говоривший. Аргонуи повернулся к воротам, как будто собираясь уйти, но Элладан удержал его за руку. В это время из своих покоев спустился Белектор вместе с сыном. Он посмотрел на Древо и на лице его были написаны изумление и радость. Он поднял руку, и толпа умолкла. - Се! - воскликнул он, - знак, явленный нам Валар. Саурон побежден и Король вернулся! "Король!" - пронеслось по толпе и все вновь умолкли. - Аргонуи, сын Араторна, вождь дунэдайн Севера, потомок Исильдура! Подойди же сюда и получи то, что тебе причитается по праву. Элладан снова удержал молодого дунадана, готового уйти прочь и тот медленно, будто нехотя, приблизился к Наместнику и преклонили перед ним колено. - Я недостоин этого, - сказал он. - Я шел сюда не за короной. Я не совершил великих подвигов. Белектор поднял его и сказал: - Так и должен отвечать истинный король. Но Валар дали нам знак - Белое Древо вновь зацвело, когда вы прибыли с победой. А первый раз, как ты прибыл сюда, ты просил не того, что причитается тебе, а лишь помощи против Саурона. Саурон побежден - и теперь в Гондоре вновь должен воцариться Король. Аргонуи несколько мгновений стоял в молчании, затем произнес: - Что же если такова воля народа Гондора и его Наместника - я выполню ее! И пусть народы наши вновь объединятся, как было встарь! - Быть посему! - возгласил Белектор. - Через две недели, когда соберутся правители земель Гондора и его народ в Минас-Тирите, состоится коронация вернувшегося Короля. Эти слова были встречены взрывом ликования. Один только Маэдрос был мрачен, как туча, и тихо сказал стоявшей рядом Артанис: - Две недели! Я не хочу терять времени. Мне нужно в Ривенделл! Женщина окинула его слегка насмешливым взглядом: - Не говоря уже о том, что это будет оскорблением для наших союзников и друзей... впрочем, вы, сыновья Феанаро, всегда были не слишком учтивы... Макалаурэ необходимо лечиться и набираться сил. Он еще чересчур слаб для такой дальней дороги. Маэдрос недовольно поджал губы, но ничего не ответил - что ни говори, кузина была права. В следующие две недели его дурное настроение только усилилось. Лето уже вступило в свои права, становилось жарко, особенно в каменном городе. Прохладные долины и сады Ривенделла казались куда привлекательнее... а домик в Дорвинионе, увитый лозами, с цветами под окнами и вовсе был пределом мечтаний. Но приходилось сдерживать себя, отвечать на улыбки и веселые разговоры родичей и друзей, поддерживать Маглора, который хоть понемногу и обретал прежнее здоровье, тоже был невесел. Искусство Альдалотэ и Эльронда и волшебный ателас творили чудеса - но все же исцеление шло слишком медленно. Маглор потихоньку уже учился говорить - как ребенок, слоги и простые слова, но ему еще было больно, да и голос был тихим, дрожащим, совсем непохожим на прежний - сильный и чистый. Брат крепился, но Маэдрос знал, что он временами впадает в отчаяние. Наконец, день коронации настал. Маэдрос отверг предложенные ему новые праздничные одеяния, надел все ту же одежду, что была на нем в день падения Саурона - ее постирали и зашили, однако она все же выглядела потрепанной и старой. Но на котте была звезда, вышитая Ингвильд... и Маэдрос не променял бы ее даже на одеяние Короля Арды. В этот день Маэдрос так пылал нетерпением двинуться в Ривенделл, что большая часть событий прошла мимо его внимания. Он коротко отвечал на пышные речи и хвалы в свой адрес, смотрел, как Аргонуи увенчали шлемом-короной, принесенным из гробниц Королей, поднимал заздравные кубки на пиру. В конце концов, все завершилось, и Маэдрос отправился в свою комнату, отдохнуть перед дальней дорогой. "Ингвильд! Скоро мы встретимся... Дождись меня, Ингвильд!" - думал он, засыпая. На следующий день они пустились в дорогу. В Минас-Тирите они расстались и с рохиррим - большое войско двигалось бы медленно, и Маэдрос решил ехать отдельно. Фольквин зазывал его в Эдорас, соблазняя дарами в виде лучших скакунов из королевских конюшен, но сын Феанора не согласился. Это бы снова его задержало, а он не желал ждать даже лишней минуты. Хотя он все же пообещал принцу Всадников приехать позже, уже вместе с Ингвильд. Фольквину пришлось удовлетвориться этим обещанием. С Фольквином в Эдорас поехал Гэндальф – Саруман, с начала войны запершийся в Изенгарде, теперь проявлял признаки раскаяния, и Гэндальф желал поговорить с ним. Ехали так быстро, как позволяла дорога и самочувствие Маглора. Тот, правда, не жаловался, хотя и был мрачен. Но и ему хотелось оказаться в доме Эльронда. *** Весна давно миновала и наступило лето, а Маэдрос все не возвращался. Вести, приходящие из-за гор и с побережья были путаными, и хоть Эрестор и успокаивал аданэт, она все равно была беспокойной. От отчаяния, которое накатывало вечером, она каждый раз возвращалась к надежде по утрам, и так было каждый день. - Он вернется сегодня, - уверяла она себя, глядя на себя в зеркало, но день шел за днем, и ничего не менялось. Одно время она поднималась на высокую башню в Имладрисе и смотрела на дорогу, но потом ей стало тяжело преодолевать столь много ступеней и она забросила это занятие. Теперь Ингвильд в тоске бродила по тропинкам в садах, где обычно она гуляла вместе с Маэдросом, а по вечерам пораньше ложилась спать - ей казалось, что во сне время летит быстрее. Ей очень хотелось, чтобы Маэдрос поскорее вернулся, именно к тому времени, когда должен был появиться на свет ее ребенок - кроме него у нее никого не было, и ей было очень страшно оставаться в такой момент одной. Однако Маэдрос вернулся вовсе не днем, как думала Ингвильд, а глубокой ночью. Эльфы остановились на ночлег лишь в нескольких часах пути от Ривенделла, но феаноринг не стал ждать и, оставив своих спутников, помчался дальше. Путь и так утомил его тем, что на его взгляд, они двигались слишком медленно, и ждать еще, когда любимая так близко, он не собирался. Когда Маэдрос зашел в их покои, Ингвильд спала. Ему хотелось поскорее заключить ее в объятия, но будить так крепко спящую аданэт он не стал, потому он сел на пол, положив голову и руки на постель, и смотрел на нее, изредка касаясь пальцами ее золотых волос. Наутро, когда Ингвильд открыла глаза, первое, на что упал ее взгляд, так это седельная сумка у дверей, небрежно брошенный на пол плащ. Некоторое время она не шевелилась, глядя на это, но потом резко обернулась. Маэдрос так и заснул, сидя на полу, положив голову на руки. Аданэт тихо охнула, дотронулась до его волос и прошептала: - Дагред... Дагред! Маэдрос тут же проснулся и через мгновение уже сжимал ее в объятиях. Некоторое время они оба молчали, словно хотели увериться, что это не сон, а явь и теперь их расставанию пришел конец. Но потом он стал покрывать поцелуями ее лицо и шею, все еще не в силах вымолвить и слова. - Все, все, теперь все закончилось, все закончилось, - наконец сказал Маэдрос, глядя ей в глаза. - Я больше тебя не оставлю. Никогда. Ингвильд некоторое время глядела ему в глаза, словно не могла никак наглядеться. - Я так боялась, что ты не вернешься... Что ты больше никогда не вернешься... Вести приходили такие путаные... - Я же обещал, что вернусь, - улыбнулся Маэдрос. - Я знаю... Но твои враги не стали бы считаться с этим, верно? Сказав это, она взяла его руку и положила себе на живот. Маэдрос опустил голову ей на плечо. - Знаешь, Ингвильд... - проговорил он. - Я очень боялся опоздать... А время тянулось так медленно... - Но ты же успел, - улыбнулась Ингвильд. - Знаешь, это так странно и интересно... внутри меня кто-то живой, он шевелится, бьет ручками и ножками... Это твой сын, и он будет такой же сильный и смелый, как ты! - А я думаю, это будет девочка, - ответил Маэдрос, - такая же красивая, как ты! -Ты тоже красивый! - сказала Ингвильд и чмокнула мужа в щеку. *** Ингвильд немного беспокоилась - по ее расчетам уже прошло десять месяцев со времени зачатия - а ребенок и не думал рождаться. Она поделилась опасениями с Маэдросом, но тот сам слишком мало знал об этом и пребывал в таком же недоумении. Тогда она обратилась к Альдалотэ. Та немного подумала и сказала: - Ах, Ингвильд, думаю, ты будешь носить его год, как и мы. Ведь он - сын эльфа... какова бы ни была его судьба в дальнейшем. Так что - не советую беспокоиться, в твоем состоянии это вредно. Ингвильд это немного успокоило. - Если ты так считаешь...- сказала она. - Но, признаться, я уже утомилась... Еще два месяца, выходит... Может, стоит решиться и отправиться в Дорвинион? Я не хочу больше здесь оставаться. Альдалотэ покачала головой. - Не стоит, лучше дождаться здесь, - сказала она. - Но потом придется ждать еще, и еще...- аданэт не хотела сдаваться и временами была такой же упрямой, как и Маэдрос. - А я хочу уже ... домой... Да ведь и ты будешь рядом, что мне будет угрожать? Эллэт улыбнулась, но ответила не сразу. - Я еще не знаю, где я буду... И вернемся ли мы с Макалаурэ в Дорвинион. Но вот, наконец, срок все же настал. Как верно догадалась Альдалотэ, роды начались на три месяца позже, чем бывает у людей, в срок, когда рожают женщины эльфов. Ингвильд немного боялась - но она доверяла целительницам Ривенделла, те были искушены в приеме детей - хоть эльфийских, хоть человеческих. Первые схватки начались посреди ночи. Маэдрос хотел было разбудить тех женщин, что должны были принимать роды, но Ингвильд его отговорила - она знала, что момент рождения еще далеко и незачем беспокоить всех заранее. Они не могли больше уснуть и сидели на постели, молча, тесно прижавшись друг к другу. Так прошло несколько часов. Но когда схватки стали более частыми, Ингвильд сказала, что уже нужно идти. Обеспокоенный Маэдрос проводил ее до дверей Палат Исцеления, где передал на попечение целительниц. Сам же он стоял несколько минут под дверью, а потом побрел прочь. Он не знал, что ему делать - сидеть в своих покоях, где все напоминало об Ингвильд, было невыносимо, а ускакать далеко за пределы дома, чтобы в быстрой скачке немного развеять беспокойство, он не мог. Наконец, Маэдрос подошел снаружи к окнам Палат Исцеления и принялся бродить под ними, прислушиваясь. Через несколько часов он устал и сел прямо на траву. Казалось, время течет бесконечно. Невольно он вспоминал отца - а ведь сколько раз ему приходилось видеть Феанаро точно в таком же состоянии! Даже когда родились близнецы - он все равно переживал... Невольно воспоминания унесли его назад, в те далекие времена, когда он сам был ребенком. А ведь никого из братьев нет больше - никого, кроме Маглора... - Майтимо! - раздался голос Альдалотэ. Маэдрос мгновенно подскочил, увидев, что эллэт шла к нему навстречу. - Идем, Майтимо. Только не шуми, - сказала она, поманив его за собой. - Все хорошо? - тревожно спросил он, не в силах выдержать молча даже короткий путь. - Очень хорошо, - улыбнулась Альдалотэ. - Она сильная. Немного успокоенный, он последовал за своей проводницей и оказался в большой светлой комнате, где у окна стояла широкая белая кровать. Сбоку, на подставке, стояла колыбель из светлого дерева, в которой некогда качали дочь Эльронда. Но сейчас она была пуста, а ребенок, обмытый и завернутый в пеленку, лежал у груди Ингвильд, которая счастливо ему улыбалась. Она повернулась на стук двери и улыбнулась еще шире. - Майтимо! Альдалотэ тихо вышла, оставив их одних. - Любимая! - он опустился на колени у кровати, покрыл быстрыми поцелуями ее лицо. - Тебе было очень больно, бедная моя? - Я уже все забыла, - улыбнулась Ингвильд. - Посмотри же! Маэдрос посмотрел на ребенка, который таращил бессмысленные голубые глазки. Он родился с золотистыми волосами на голове, уже чистыми и просохшими. Маэдрос осторожно прикоснулся к щеке младенца. Тот никак не отреагировал. Ингвильд тихо рассмеялась: - Ты всегда умеешь настоять на своем, муж мой. Это девочка. Возьми ее, не бойся. Маэдрос осторожно поднял ребенка, придерживая головку, которая еще не держалась на слабой шее. Девочка была совсем маленькой, умещалась у него на руке от локтя до начала кисти. Сначала она была спокойна, потом, видно, испугалась отсутствия матери и тоненько заплакала. Маэдрос испуганно вернул ребенка на место. Ингвильд улыбнулась и приняла ее обратно на руки. - Ты так боишься ее держать! - сказала она. - Но с ней ничего не будет... Ты привыкнешь. Обязательно. Маэдрос немного растерянно улыбнулся ей в ответ. - Да уж, надеюсь... Хотя вот отец так никогда и не привык... - добавил он, осторожно касаясь локтя Ингвильд. *** В то время, пока Маэдрос был занят своей женой и волнительным ожиданием, Макалаурэ медленно, но верно поправлялся. Он уже окреп, и раны почти зажили, однако шрамы - белесые звезды Феанора, так и остались. Он знал, что это теперь навсегда. Чаще всех к нему приходил Глорфиндель и всегда мог поднять настроение, но едва он уходил, Маглор снова начинал грустить. Он скучал по брату, который хоть и навещал его, но надолго не оставался никогда. Хуже всего дело обстояло с голосом. Раны хроа зажили, он уже свободно говорил, но петь не мог. Стоило ему только подумать о песне - и он сразу же вспоминал жуткий голос Саурона: "Говорят, ты хороший певец?" - а потом - жар раскаленной стали. И голос ломался, увядал, как будто он вновь стал немым. От этого Менестрель мучился, чувствовал себя бесполезным калекой и не мог как следует разделить радости старшего брата. Он завидовал Маэдросу - тот смог справиться со своей бедой, научиться с ней жить и радоваться жизни, но сможет ли это сделать сам Маглор? Но однажды ему пришла в голову мысль, которая немного его приободрила: может, он не сможет полностью исцелиться в Средиземье - но сможет сделать это за Морем? Однако и эта мысль, про далекое Заморье оставляла горечь - ведь тогда он бы расстался с Маэдросом навсегда. Между ними пролегло бы больше, чем море... Маэдрос же, похоже, совсем даже не думал о том, что брат может размышлять о том, чтобы уплыть за Море. Едва все тревоги миновали, он стал втягивать Маглора в свою жизнь все больше и больше, стараясь отвлечь его от грустных мыслей. Маленькая племянница и вправду немного оживила Менестреля и он перестал быть таким мрачным. Однако он стал замечать, что к радости Маэдроса стала примешиваться и горечь - временами словно тени набегали на его лицо, особенно когда рядом была Ингвильд и его дочь. - Я не хочу думать, что все это быстротечно... Что будет, Кано?- сказал как-то раз рыжий нолдо, когда они с братом, улучшив момент, остались наедине. - Мне страшно сознавать, что если не мои дети, но Ингвильд... я знал, на что шел... Но иногда безумная надежда посещает меня... Она носила дитя год, как любая нис из нашего народа... что если она?.. Но ведь это невозможно... - Даже не знаю, Нельо. Поют, что Туору дали жизнь эльфов... в Валиноре. - Так то Туор, любимчик Валар, а то я, сын проклятого ими Феанаро, - горько усмехнулся Маэдрос.- Стали бы они допускать исключение ради женщины, которую я люблю! - Но... быть может, стоит хотя бы попытаться? Мы могли бы уплыть... - голос Маглора задрожал на этих словах - на самом деле он думал об отплытии уже очень долго. Маэдрос посмотрел на него, не зная, что сказать от удивления. - Мы? Кто мы, Кано? Я и ты? Вместе с Ингвильд и Альдалотэ? Нет, ты же знаешь, это невозможно! - он мотнул головой. - Ингвильд нельзя за море. И я не уйду. Я останусь здесь. Даже когда ее не станет. Не могу я покинуть землю, где ... Где наконец обрел то, чего так желал столько времени. Пусть и ненадолго. - Валар милостивы. Когда Эарендиль приплыл к ним посланцем... Вот оно! Посланец! - увлеченный своей мыслью Менестрель даже не подумал, что упоминание Эарендиля с не доставшимся им Сильмарилем может вызвать у брата гнев. - Что посланец? - холодно заметил Маэдрос. - Конечно, Кано, можешь поискать еще одного Эарендиля, у нас как раз еще два Сильмариля осталось! - Я ... думал о себе. Здесь у меня нет будущего, Нельо, - грустно сказал Менестрель. - Последнее испытание оказалось слишком тяжким для меня. Я хочу... вернуться домой. Маэдрос, расхаживавший по комнате, остановился как вкопанный. Он смотрел на Маглора так, словно впервые увидел его. - Что, что ты сказал, Кано? - проговорил он. - Ты... ты... бросаешь меня? Маглор отвернулся. - Здесь, - глухо сказал он, - я все равно истаю - рано или поздно. Слишком много боли... Тогда, давным-давно, в Древние Дни, мы еще были юны, и пламя Амана ярко горело в нас. Теперь оно едва теплится... Я не выдержу, Нельо. - Что за глупости! С чего ты взял, что оно едва теплится! Во мне оно все еще горит так же, как и тогда! Кано, брат... - Маэдрос подошел к нему и, положив руку ему на плечо, заглянул ему в глаза. - Кано, ты сможешь. Я же смог. И ты сможешь! - Я же говорю - тогда пламя горело ярко... поэтому ты и смог. А я знаю, что нет. Кроме того - ведь тебе нужен посланец. - Мне нужен брат, - твердо сказал Маэдрос. - Ко всему прочему, я думал, мы вместе, вчетвером, то есть впятером, вернемся домой, в Дорвинион. Макалаурэ, что за настроение? Ты же сын Феанаро. - Ты потеряешь меня и здесь. Мне лучше знать, - упрямо повторил Маглор. - Я... я твердо решил. - Ты еще передумаешь, я тебя знаю, - также упрямо ответил Маэдрос. - Ты хоть понимаешь, что это расставание будет навечно? Мы больше никогда не увидимся... - А если я уйду в Чертоги - мы увидимся? - вскинул голову Менестрель. - Для меня здесь нет места. Нет. У тебя здесь жена и дочь, будут еще дети... тебе не нужен я. - Вот дурак! - прорычал Маэдрос, порывисто заключая брата в объятия. - Ну, что за дурак! Как же ты мне можешь быть не нужен? Ну скажи? И что ты все твердишь о посланце? Зачем он? Кано! - Я хочу уплыть. Быть может, все-таки поплывем вместе? Давай, брат! Если не в Валиноре, то на Тол-Эрессеа Ингвильд сможет жить! Маэдрос отстранился от него. - Ты знаешь, что ее туда не пустят. И не в ... не в Тол-Эрессеа дело. Она не преодолеет Прямой путь без благословения Валар. А они его не дадут. Я останусь. Я не уплыву. Тут мой дом. - А я не могу остаться. Мне надо уплыть. Не спорь, - Маглор положил руку на плечо Маэдроса. - Так суждено, брат. Некоторое время они оба молчали, осознавая то, что произошло. Назад пути не было. - Хорошо, Кано, раз ты решил, да будет так. Но учти, что мы больше не увидимся никогда,- ответил Маэдрос. - Ты можешь... Забрать оба Камня, брат. Делить их бесполезно, никто из нас не может унести их по одиночке, без ларца. Да и мне они больше не нужны. Я бы отдал их за Ингвильд, если бы мог. - Да. Но мы и так бы расстались - я знаю это, Нельо. Я тоже иду на это с тяжелым сердцем, верь мне! Но так суждено, - Маглор немного помолчал. - Да, я заберу Сильмарили. За Морем они были созданы, туда и должны вернуться. Быть может, тогда Валар станут благосклоннее... Я не буду просить за себя - только за вас! - Почему ты думаешь, что мы и так бы расстались, Кано? - голос Маэдроса звучал необычно тихо и грустно. Таким Маглор не видел его давно. - Спасибо тебе за это, но Валар... Они не услышат. - Я же говорил про Чертоги... Я слишком устал здесь. А Валар - они услышат... не будь я сыном Феанаро! - в последних словах Маглора слышался вызов. Маэдрос пожал плечами. - Дело твое. Раз ты решил... Будь счастлив. *** Все решилось куда быстрее, чем можно было бы ожидать. Когда братья отправились к Эльронду, оказалось, что он только и ждет случая, чтобы сказать о своем собственном отплытии. Саурон был побежден, а в Валиноре его ждала жена Келебриан. Маэдрос уговаривал брата последний раз съездить в Дорвинион, но тот не согласился. Маглора уже влекли иные берега, и зов родной земли слышался ему все громче и явственней. Альдалотэ только приветствовала решение мужа - ей мало нравилось Эндорэ, и она ушла сюда только ради Маглора. Пожалуй, единственная, кто не особенно грустила об отплытии родичей Маэдроса, была Ингвильд, но было это не потому, что у нее было холодное сердце или она держала обиду на кого-то. Ее утомило долгое ожидание, потом - долгие проводы, ей хотелось скорее наконец уже достичь своего нового дома и зажить в тишине и покое, подальше от волнений большого мира. С Маглором она рассталась тепло, как и с Альдалотэ, а остальных сторонилась, лишь пожелав доброго пути и скорейшего возвращения домой. Маэдрос решил не сопровождать отплывающих в Серебристые Гавани - хватит уж оставлять Ингвильд одну! Поэтому все простились друг с другом в Доме Эльронда. Уходил сам Эльронд, уходил и Глорфиндель, который больше не должен был защищать правнука Тургона. Уходил и Олорин, ибо его миссия была окончена. Уходила и Артанис, которая, наконец, отомстила давнему врагу и стремилась к свету Валинора, который она покинула столь опрометчиво. Однако Келеборн остался еще на время, ибо не хотел покидать любимые леса. Ингвильд, узнав об этом, с недоумением спросила у Маэдроса: разве эльдар в браке не желают жить рядом всегда? Маэдрос ответил, что обычно это так, но, бывают случаи, когда этот обычай нарушается - ведь у мужа и жены бывают разные стремления. Ингвильд с жаром ответила, что будь она трижды эльфом - никогда бы так не сделала! Маэдрос только улыбнулся в ответ - немного печально, ибо не слишком надеялся на исполнение надежды брата. Дети Эльронда тоже остались в Эндоре, хранить Ривенделл, свою родину. Они не знали еще, какой путь избрать - путь людей или эльфов, и медлили с решением. Маэдрос и Маглор знали, что расстаются навсегда - один не желал даже думать о том, чтобы остаться, а другой - о том, чтобы покинуть Средиземье. - Я надеюсь, что ты будешь счастлив, брат, - сказал Маэдрос Маглору. - Пусть исполнятся все твои надежды, хоть там. И... - он умолк, и потом продолжил. - Я кое-что хочу дать тебе. Только не вскрывай этого, ладно? Это для... аммэ. Он протянул запечатанный восьмиконечной звездой пергамент. Маглор в удивлении посмотрел на него - Маэдрос не заговаривал о матери, и делал вид, что не помнит о ней. - Расскажи ей... Объясни, - добавил Маэдрос. - Конечно, брат. Знаешь, - тихо добавил Менестрель, - я еще надеюсь... если не отец и не средние, то может... хотя бы Амбаруссат! А вдруг? Маэдрос только печально улыбнулся. Он в это не верил - но зачем лишать брата надежды? Последней он вручил Маглору шкатулку с Сильмарилями и с улыбкой сказал: - Только уж довезите... Обидно было бы спасти их от всех опасностей Эндоре и утопить в воде! При слове "вода" Маглор вздрогнул, но ничего не сказал и взял шкатулку. Напоследок они крепко обнялись, Маглор поцеловал руку Ингвильд и лоб племяннице и они все вместе вышли из дома. Маглор подсадил в седло жену, сел на того же коня, на котором приехал из Дорвиниона и снова обернулся. Маэдрос готов был поклясться, что в его глазах блеснули слезы. Потом он натянул поводья и отправился вслед за остальными к Гаваням... Маэдрос с женой зашли обратно в дом. Ингвильд молчала, а Маэдрос слегка обнял жену и так они стояли некоторое время. - Вот и все, - сказал он. - Теперь пора и нам. Мы едем домой, любовь моя.