Часть 2
6 февраля 2014 г. в 19:04
Я гневно вышагивала по доку, вырисовывая круги. Пару раз натолкнувшись на невесть откуда взявшегося здесь робопса, еле удерживала себя, чтоб не пнуть его. Кортез, неслышно чертыхаясь на Вегу, чинил покореженный челнок. Джеймс, видя весь этот рассадник нервозности, непривычно тихо отсиживался в своем углу.
Нет, ну это же надо так, а! Этот лощёный пижон, важно чувствуя себя в своем высоком звании майора, едва ли не посреди поля боя принялся громко сомневаться в непричастности нас, обоих Шепардов, к «Церберу». А на робкий комментарий Джеймса о том, что все те месяцы заключения на Земле, ни я, ни Джон ни с кем не общались, он лишь нетерпеливо махнул рукой, недовольный прерыванием его высокопарного монолога. Влез в свою любимую шкуру непонятого, оскорбленного и отвергнутого агнца, ратующего за справедливость и непоколебимую верность Альянсу, указывая Джону свое негодование относительно сотрудничества с «террористами». Вспомнил Горизонт, снова театрально схватился за голову, повернулся ко мне. Срывающимся голосом он припомнил мне мое «дезертирство», когда я, узнав, что Джон жив и это действительно он, подала прошение о переводе на Нормандию, а получив категоричный отказ — плюнула на Альянс и махнула к нему. Попомнил он мне и мое рукоприкладство, когда он, «заламывая руки в благородном порыве, пытался образумить двух сошедших с истинного пути солдат», за что и получил от меня, порядком уставшей от его нытья, оплеуху. Но больше всего меня выбило из себя, что он снова, черт его дери, снова укоряет меня смертью Эшли! Как будто мне своих демонов мало...
Горестно вздохнув, я упала рядом с ближайшим ящиком. Будто я не скорблю о ее потере. Будто она не приходит ко мне по ночам…
Уткнувшись лбом в ящик и закрыв глаза, я вспоминала. Первая Нормандия. Время, когда все было по-другому. Когда все были другие.
Мне нравилась Эшли, нравилась ее смелость, граничащая с дерзостью — кто ещё мог бы сунуться туда, где ее фамилия стала символом предательства, для того, чтобы восстановить честь семьи? Нравилось упорство, с которым она уверенно шла вперед, не останавливаясь ни перед чем. Нравилась ее добрая натура, веселый нрав, забавная смущенность от робких переглядываний с Аленко — и все это находило место рядом с жесткой целенаправленностью и твердым намерением выполнить возложенное на нее задание любой ценой.
Перед глазами вновь повисли влажные туманы Вермайра. Джон отдал мне приказ порыскать в кабинете Сарена на предмет каких-нибудь данных, дабы найти хоть какую-то информацию о его планах. Пытаясь восстановить хоть кусочек удаленных данных, я слушала, как команда переговаривалась в эфире. Шум перестрелки, когда Джон зачищал намеченную для закладки бомбы территорию. Рапорт об ухудшении положения Эшли на той стороне, с остатком саларианского отряда. Как Джон приказал мне бросить эти чертовы данные и немедля отправиться на помощь ей. Упрямые возгласы Уильямс о том, что она справится, важней добыть информацию. Брат яростно принялся кричать о безосновательности ее упрямства и, вдруг осекшись, коротко бросил мне приказ поспешить к ней и отключился. Внутренне разрываясь между возможностью добыть стратегически важные данные и спасти соратника и друга, я малодушно решила сесть на два стула. Задержавшись в кабинете Сарена еще на пару минут, окончательно убедившись в том, что ничего восстановить не удастся, я рванула к отряду Уильямс. Только для того, чтобы беспомощно наблюдать ее смерть под натиском гетов. Ее предсмертный всхлип, бьющую фонтаном кровь из нескольких огнестрельных ранений, ее полный боли взгляд, обращенный прямо на меня.
Тяжелая рука вернула меня в реальность. Подняв глаза, я увидела нависающего надо мной Джеймса.
— Не самое лучшее место для сна, Шепард.
— Не сплю я, — буркнула в ответ, снова прикрыв глаза.
После Вермайра Джон, не сдерживаясь, срывающимся голосом кричал о недопустимости моего поведения, о том, что я ослушалась его приказа, о том, что никакая информация не стоит жизни соратника. Затем, взяв себя в руки, грузно опустив руку мне на плечо, тихо сказал: «Хорошо, что хоть ты жива». И, не взглянув на меня, пошел в свою каюту.
Кайден же, догнав меня у кают-компании, устроил натуральную истерику. Его била дрожь, с глаз редкими каплями срывались слезы, а он обвинял меня в бездушности, бессердечности и расчетливости. Кричал, что лучше мне было бы остаться на Вермайре вместо Эшли. Не в состоянии больше сдерживать бушующие во мне эмоции и чувства, я сорвалась и хрипло приказала ему заткнуться и прекратить нытье. Звонкая пощечина прорезала мое лицо.
Последующие дни были словно в кошмарном сне. Помимо собственного камня, висевшего на душе, на нервы действовал Кайден, глаза которого ненавидяще преследовали меня, как мне казалось, по всему кораблю. Брат не разговаривал со мной. В его глазах я видела терзающие его печаль и сомнения. Он, кажется, не понимал, как ему следует вести себя со мной. После победы над Сареном, когда союзники покинули Нормандию, я запросила перевод на другой корабль. И лишь получив подтверждение, сообщила брату об этом. Сидя в своей каюте над отчетами, он только глухо спросил: «Уверена?». Сглотнув ком, кивнула: «Да, коммандер». Он молча отвернулся к отчетам, и я покинула каюту. Это был последний раз, когда я видела брата и первую Нормандию.
Глубоко вздохнув, я открыла глаза и рывком поднялась на ноги. Хотелось бы высказать все, что я думаю, майору в лицо, да, боюсь, в ближайшее время не представится возможности. Вспомнив, в каком состоянии Вега затащил его в медблок, я слегка обеспокоилась. Надеюсь, там — в больнице Гуэрта — его приведут в порядок. Даже если последние годы мы холодно друг к другу относились, все-таки он наш товарищ и неплохой солдат, вынуждена признать. Возможно, я и переборщила, обильно поливая его грязью про себя. Аленко тоже можно понять, все-таки осторожность и предусмотрительность – ценные качества. Ведь они и позволили ему дослужиться до звания майора. Но эти вечные ужимки и бесконечные сомнения… Поморщившись, я огладила пальцем морщинки на лбу.
Невозможно сконцентрироваться на медитации, я все еще слишком взвинчена. Значит, чтобы очистить разум, нужно применить другое средство – физические упражнения.
Выйдя на середину дока, я размялась.
— Шепард? — вопросительно подал голос Вега.
Я слегка улыбнулась пришедшей в голову мысли.
— Мистер Вега, а не хотите ли… станцевать?
Джеймс удивленно поднял бровь.
Пару часов спустя я вышла из душа невероятно довольной. Завернула на кухню, сделала себе кофе. Вдохнув аромат, удовлетворенно потопала к себе, не обращая внимания на недоуменный взгляд доктора Чаквас, которая наверняка думала, какого черта меня, обернутую в одно лишь полотенце, понесло на кухню.
Я облюбовала себе местечко в грузовом трюме — то, где раньше обитал Заид Массани. Из оставшихся свободных кают только эта имела пусть и крошечное, но окно.
И теперь, сев напротив него и скрестив ноги, я погрузилась в блаженное небытие.